Алеф

— Да, конечно, сэр, я жду вас. Пожалуйста, садитесь.

Мистер Доминик берёт стул и опускается на него, нетерпеливо теребя полу пиджака узловатыми пальцами, словно составленными из крохотных эрегированных членов.

— Мне сказали…сообщили, что у вас есть редкий экземпляр, — он с трудом подбирает слова, эта акула финансового мира.

— О да, сэр! Это я попросил вас известить, зная ваши вкусы. Но должен предупредить, что сказал вам не всё: кроме того, что этот младенец — замечательно крупный восьмимесячный циклоп, он ещё и наделён хвостом!

Пот проступает на лысом черепе старика. Я жалею, что он не носит очков — было бы забавно увидеть, как они запотеют.

— Покажите! — говорит он, плотоядно сглотнув.

Мне кажется, я слышу, как бьётся его сердце. Надеюсь, он не скапутится до того, как выпишет чек — с таких старых пердунов станется, от них можно ожидать всего. Но я стараюсь не думать об этом и начинаю разбазаривать свой светозарный гений на это чучело.

— Вот, — пятилитровый контейнер опускается перед мистером Домиником, — обратите внимание, как хорошо развит плод, можно разглядеть даже зачатки ушей.

Старик минут пять крутит и поворачивает ёмкость, сосредоточенно вглядываясь в труп, потом говорит:

— Сколько?

Я проделываю ту же операцию с каталогом, что и меньше получаса назад. Мне доставляет удовольствие листать этот фолиант в толстом чёрном переплёте — я словно причащаюсь таинству жизни и смерти, прошедшему сквозь тысячелетия для того, чтобы оказаться на моём рабочем столе. Да и где ещё могла оказаться книга мёртвых, как не в Новом Вавилоне — небоскрёбе, возвышающемся в центре города.

— Пятьдесят тысяч, сэр, — говорю я с вежливой улыбкой.

— Пришлите мне его завтра утром вместе со счётом.

Мистер Доминик — единственный клиент, никогда не забирающий покупки с собой. Он поступает так потому, что боится разбить по дороге контейнер и испортить образец, а наша фирма не предоставляет гарантию на такого рода «поломки». Впрочем, мистер Доминик беспокоится напрасно: ёмкости отлиты из прозрачного полимера, которому не страшны даже весьма сильные удары.

— Хорошо, сэр, — отвечаю я, поднимаясь, чтобы проводить его до двери. — Как обычно к десяти?

— Да, — старик суёт мне на прощанье сухую ладонь и выходит.

— Мила, кто следующий? — осведомляюсь я у интеркома.

— Мсье Фернен, из Парижа. У нас впервые.

— Он говорит по-английски?

— Конечно. Кстати, в анкете мсье Фернен указал, что его коллекция огромна, и заинтересовать его может только что-нибудь действительно выдающееся.