Ожидай странника в день бури

22
18
20
22
24
26
28
30

Сиур мысленно находился еще в злополучном подвале.

– Не представляю себе, где там можно спрятать хоть что-нибудь! Вообще непонятно, что за помещение, для чего оно предназначено?

– Вот бы поговорить с кем-нибудь из Протасовых! Семейные предания раньше передавались из уст в уста. – Людмилочка была полна энтузиазма. – Если они жили в Москве, сведения есть обязательно. Личные архивы, дневники чувствительных барышень, переписка, исторические справки, – всего полно, только время нужно...

Тина слушала, собираясь с мыслями. Они все оказались актерами поневоле. Кто-то втянул их в драму, которая разворачивается независимо от их согласия. Занавес открылся! Пьеса пошла... Свершился некий факт, который произвел вслед за собою то, что они наблюдают и в чем участвуют. Хотят они этого или нет, им придется выйти на сцену и сыграть свою роль до конца. Каким будет финал?..

Все предыдущие годы они были пленниками скучного и бесцельного существования. Настал час, и глубоко внутри них проснулся тот, кто знает, что они не просто смертные физические тела, у которых впереди разложение и тлен, полный и неотвратимый конец. В каждом из них зрела потрясающая способность к самому магическому из актов сотворения – своему собственному преображению.

– Знаете, у меня такое чувство, что мы снова собираемся в одну команду! – воскликнул Влад. – Вчера в монастырской трапезной я такое почувствовал... Вы не смейтесь!

– И не думаем...

– Так вот, сижу я, пью вино, – свечи потрескивают, воском пахнет, женщины прекрасные рядом, музыка... Не знаю, что на меня нашло, а только вижу я вдруг себя на набережной: вода плещется о замшелые камни, у причала – корабль с высокой кормой и флаг андреевский чуть колышется. Сам я в синем камзоле стою, вдыхаю пьянящий соленый ветерок. И так это все ясно, осязаемо, – ветерок на щеке, набережная, дома в золотом сумраке и каминные трубы на крышах... А дома ждет меня красавица в кружевной шали и глядит, глядит укоризненно... Аж мурашки по коже пошли! Я голову поднял – на меня Людмила смотрит, сочувственно так, ласково. Мне казалось, женщины давно так смотреть разучились... Что это было по-вашему?

Сиур догадывался что. Но промолчал. Он смотрел в окно на покрытую сиреневой дымкой Москву и задавал себе очередной вопрос: почему они здесь?

Россия, необъятная, раскинувшая свои просторы между лесами, горами и реками, изнемогающая в ленивой истоме сумеречная колдовская порфира[21], в которой зародилась необыкновенная жизнь: скифская дикая степь, дремучие бояре и нежные боярышни в теремах, сиятельные вельможи, блестящие военные, дуэли, собольи шубы, истовая вера и сладкий сумасшедший грех, гусары, юнкера, шампанское со льдом, севрюга к блинам на масленую, синий снег, пьяные ямщики... дурманная любовь, смятые постели, желтые свечи, медные паникадила, запах ладана и французских духов, сизые ели, низкое небо...

– Колдовская страна...

Сиур не стал ничего более объяснять. Он обернулся – в комнате под низким абажуром две женщины пили чай. Ветерок шевелил длинные шторы, на небе появились первые звезды...

– Очень давно, в Англии, я слышал одну песенку, – сказал он и произнес нараспев:

Любовь пуглива и прихотлива,Она игрива, и непроста,В ней ужас пытки и боль в избытке,Но вечно манит ее игра!

– Ты что, был в Англии? – удивился Влад.

– Конечно!

Сиур счастливо засмеялся. Он чувствовал себя необыкновенно счастливым и свободным.

– В качестве кого, туриста или спортсмена?

– В качестве англичанина, дуралей!

Влад не обиделся. Слова песенки воодушевили его.

– Ты что, собирал там пунцовые цветы под луной?