Ожидай странника в день бури

22
18
20
22
24
26
28
30

Она закинула руки за голову и загадочно улыбнулась.

Сиур нажал на пульт. Въезжая в темноту гаража, он чувствовал себя... Черт, никогда еще он так хорошо себя не чувствовал!..

* * *

Тина задремала в кресле у камина. Сиур варил кофе и обдумывал, куда спрятать статуэтку Будды. Глубокая ночь опустилась на землю...

Он добавил в горячий напиток пряности, разлил в маленькие чашечки и принес в комнату. Тина спала. Черты ее лица разгладились, на нее падал розовый отсвет огня, длинные ресницы отбрасывали тени на щеки, волосы беспорядочно рассыпались. Она положила тонкую руку под голову, как ребенок, вздыхая во сне.

В углу, где были сложены дрова, пахло березовой корой. Сиур примостился у ее ног, пил кофе и смотрел на огонь. Круг снова замкнулся. Они опять оказались вместе, значит, что-то предстояло исполнить. Знать бы что?!

Мысли его разлетелись, как степные птицы в высоком небе, веки сомкнулись...

* * *

Звонок будильника поднял Влада, когда утро едва забрезжило. Сонный, он прошлепал в ванную и встал под ледяной душ. Побриться и причесаться было для него минутным делом – короткий мокрый ежик волос послушно лег, как ему было положено. Лосьон после бритья охладил раздраженную кожу.

Влад торопился, – он не стал пить чай, решив перекусить где-нибудь в городе. Вчерашний внедорожник не выходил у него из головы. Сбегая по лестнице, он вспомнил о Жорике.

Толстый Жора был заведующим магазином модной одежды на Кузнецком Мосту, где покупала себе наряды Верка, пассия шефа. Они не раз оказывали услуги толстяку, чей преуспевающий магазин в центре города частенько пытались прибрать к рукам конкуренты. Кроме магазина, Жора занимался еще всякими разными сомнительными делами, так что не раз приходилось улаживать его отношения с партнерами по нелегальному бизнесу.

Платил толстяк щедро, потому что страшно любил поесть, выпить, девочек, сауну и, главное, себя, бесценного, в составе ста двадцати килограммов жира и мяса. Трясся за свою сладкую жизнь неимоверно и временами маниакально. Жорик был добродушным и нахальным, но уж никак не жадным. Тем более, что мысль сэкономить на безопасности своей драгоценной персоны не могла прийти ему в голову даже в моменты самого жестокого похмелья.

Влад собрался поговорить с Жорой о том, в какой одежде не стыдно показаться женщине под тридцать вечером в хорошем ресторане. Пусть поручит своим продавщицам подобрать все необходимое, – платье, туфельки, сумочку. Нужно будет подвезти к магазину Людмилу, и пусть женщина получит, наконец, удовольствие от жизни...

Влад презирал мужиков типа Костика, которые прикрывали свою несостоятельность тем, что вечно распускали сопли, обвиняли всех и вся, а главное, женились на хороших женщинах и ехали на их шее, да еще и погоняли. Они бравировали своей работой, требовали горячих обедов и чистых рубашек, уюта в квартире, ухоженных детей, внимания, – а сами не могли купить жене приличное пальто или выходное платье.

У Влада всегда чесались руки, когда он видел таких, как Костик. Он вспоминал свою тонкую интеллигентную маму, талантливую художницу, – вечно замотанную, с неподъемными сумками, – то на кухне, то с утюгом, то с тряпкой. Ей даже некогда было постоять за мольбертом.

Жизнь в далеком гарнизоне, где воду надо было таскать ведрами из колодца, а белье стирать вручную, бесконечно стряпать, штопать, мыть, выжала из нее все соки. Талант ее, очень самобытный, угас, как постепенно угасли все мечты. Отец, вечно грубый и недовольный, ни разу тарелки за собой не убрал. Деньги он, конечно, отдавал, но что это были за деньги? Их едва хватало на еду и самое необходимое, да еще мама всегда откладывала, чтобы съездить летом в отпуск к своим родителям в Подмосковье. Потом отец, у которого и без того был тяжелый характер, начал попивать.

Влад поступил в десантное училище, чтобы реализовать свое неосознанное стремление вырваться из семейного болота. Служба ему понравилась. Все навыки он схватывал на лету, все у него получалось как бы само собой и намного лучше, чем у других. Физические резервы его сильного организма невозможно было исчерпать, никакие нагрузки не были ему слишком тяжелы.

Когда по окончании учебы ему предложили подготовку, а затем и службу в спецподразделении, он поехал повидаться с мамой. Она была его самым любимым и близким другом. Подростком он воображал, как станет офицером, заработает много денег, и они с мамой поедут на море, будут купаться, бездельничать и есть виноград. Почему виноград? Влад, который не имел в детстве ничего, кроме самого необходимого, представлял себе роскошь почему-то в виде винограда. Может быть, потому, что ел его всего несколько раз.

Мама умерла за день до его приезда. И неожиданно вместо праздника получились похороны. Отец плакал, наверное, впервые в жизни, а потом напился и захрапел. Возвратившись с кладбища, Влад собрал вещи и, не попрощавшись, отбыл к новому месту службы. Пройдя подготовку, он попал в особый отряд спецназа. Там он познакомился с Сиуром и другими ребятами, многие оказались его земляками. Служба отнимала все силы. Некогда было проливать слезы.

Получив первую зарплату, он впервые подумал об отце без ненависти, с горьким сожалением. Разве это деньги? Гроши – иначе не скажешь, учитывая нагрузки и постоянный риск. Но самое страшное все-таки было не это. Страшнее смерти оказалась перспектива остаться никому не нужным инвалидом, без жилья, без родных, с жалкой пенсией, больше похожей на подачку. Свидетельством тому была судьба его товарищей.

В одночасье незыблемый, казалось, ход вещей круто изменился. Отряд расформировали. Все разъехались кто куда. Мамины родители отписали Владу домик под Москвой, в него он и приехал. Сиур нашел его, когда кончались последние деньги, предложил работу. Влад не раздумывал. Со временем снял квартиру в Москве, чтобы не ездить туда-сюда, начал чувствовать себя уверенно в новой жизни. То, что ему приходилось делать, он умел делать в совершенстве. Легко и непринужденно.

Влад нашел еще нескольких сослуживцев, надежных и хороших ребят, которым можно было доверять. Часть денег они пересылали пострадавшим товарищам, некоторых устраивали на лечение в московские клиники. Хоть и говорят, что у каждого своя судьба, но вышедшие живыми из смертельного боя чувствовали суеверный долг перед теми, кому не повезло. «Может быть, моя пуля досталась другому? И если бы не он...»