Сестра Моника

Теперь, однако, ни у кого больше не было сил, и никто не знал, что же он наделал. Все мы стояли друг подле друга с благопристойно опущенными платьями. Клодина любезно привела в порядок и мою мать; мать же, взяв меня за руку, подвела к мадам Шоделюзе и представила ей и всему обществу.

Меня спросили, что я знаю; я рассказала все, что помнила, всем это понравилось, и в знак признания любви и дружбы я получила по поцелую от каждой из воспитанниц. Особенно страстным был поцелуй Фредегунды; мне, конечно, не нужно вам говорить о том, что меня целовал юноша. Я покраснела до ушей, но никто, казалось, не хотел этого замечать; мадам Шоделюзе сказала Пьяно по-голландски: Kinderen die minnen hebben geen zinnen[94], а затем обратилась к единственной ученице, не участвовавшей ни в одной из немедленно всеми забытых сцен:

— Евлалия, отведите Амалию в свою комнату, она будет спать вместе с вами; до этого вы жили одна, но отныне этому пришел конец; люди созданы для общения, даже если круг общения ограничен... идите, а потом покажите Амалии наш сад, да не забудьте поговорить с Георгом и исправить то, что вчера по своей бездумной непредусмотрительности вы натворили.

Евлалия поцеловала мадам Шоделюзе руку, я сделала то же самое, с поцелуями и слезами попрощалась я с матерью и теткой и пошла вслед за Евлалией.

Окна нашей комнаты выходили в сад, Евлалия их распахнула, была середина июля; заметив садовника, она окликнула его и сказала мне следовать за ней.

— Георг! — начала она, когда мы к нему приблизились, — вчера я разбила тот красивый фарфоровый горшок, я сожалею; я бы возместила его стоимость, но ты ведь знаешь, мадам Шоделюзе этого не позволит, она хочет, чтобы я была наказана за свою непредусмотрительность.

Георг усмехнулся и сказал, что если мадам так хочет и коли фройляйн того желает, но он и так доволен, и поглядите-ка, вон там идут мадам и вся компания.

— Что это у тебя в руках? — спросила Евлалия.

— Ах, это брусок садовой лестницы, она сломалась у меня под ногами, когда я почти забрался наверх, и я сильно ударился лицом.

— Вот чем он меня накажет. Георг, поторопись! — Евлалия быстро оголила свой зад и улеглась на пьедестал, на котором, до того, как его сбросили, стоял Юпитер[95].

— Нет, милостивая фройляйн! Этого я не могу сделать, мне жалко вашей прекрасной кожи; может, вы прикроетесь хотя бы нижней рубашкой, тогда я соглашусь отсчитать вам дюжину ударов.

— Мальхен! — крикнула Евлалия. — Прикрой меня, как того хочет Георг, да натяни мое исподнее покрепче, чтоб ни один из ударов не был потерян[96].

Я так и сделала, Георг бил Евлалию настолько сильно, что ее нежные ягодицы звенели, а сама она громко кричала.

В это время мимо нас, даже и не догадываясь о том, что происходило у них под носами, прошла, скрывшись из виду, едва отзвучало громкое эхо последнего удара, Шоделюзе и вся ее компания.

Потом я взяла Евлалию под руку, и мы побрели дальше...