Россомахов умышленно перешел на «ты», отвечал старшему следователю в его же манере разговора и даже тон повысил, как тот. На слове «тебе» он умышленно сделал ударение.
– В какое время группа вышла на операцию?
– В двадцать два сорок пять. Я даже на часы посмотрел. Мы четко придерживались графика, пока не нарвались на минное поле.
– А в какое время вы отнесли в разведотдел дивизии мешок с телефонами и документами? – Старший следователь снова перешел на «вы», но говорил по-прежнему, с обвиняющим напором.
Этот напор весьма не нравился Россомахову. Подполковнику хотелось держаться точно так же.
– Точно сказать не могу. Примерно за полчаса до выхода. Плюс-минус десять-пятнадцать минут.
– Звонок с вашей трубки господину Лопесу был совершен в двадцать два шестнадцать. По времени вы успевали…
– Вы хотите сказать, что за то время, пока мы проходили через нейтралку, бандиты успели и подкрепление подбросить, и даже подступы к своему лагерю заминировать? – Подполковник тоже снова перешел на «вы», но ударением это обращение уже не выделял.
– Я не знаю, с какого телефона вы звонили раньше. Может быть, с аппарата какого-то бойца диверсионной группы, которого подставили или сами же застрелили, чтобы не было свидетеля. Может быть, еще с чьего-то. Те мобильники, которые находились в пресловутом мешке, мы, естественно, проверим. Но чтобы нам не выполнять лишнюю работу, я все же советую вам признаться сразу и не загружать занятых людей. У нас и без вас хватает забот. Ну так что, признаешься? – уже откровенно грубо спросил полковник, снова уперся локтями в столешницу, вытянул шею, приблизил голову к Россомахову, пытаясь насквозь пронзить его холодным змеиным взглядом.
Подполковник слегка рассеянно и расслабленно посмотрел на окно, потом точно так же на полковника, внезапно резко ударил того предплечьем в вытянутую шею и попал, куда и хотел, точно в сонную артерию. Голова Савелкина как была наклонена вперед, так и упала. Его нос воткнулся в настольное оргстекло, из него побежала струйка крови.
Хорошо было бы ударом по затылку это пятно по столу размазать и разбрызгать. Но, во-первых, Виктору Васильевичу не хотелось самому руки марать и в дополнение к этому еще и чужой кровью обрызгаться. Во-вторых, Россомахов много раз слышал, что повторный удар делает перенос болевого шока на новый участок, и оттого человек быстрее приходит в себя. А скорое возвращение Савелкина в сознание было подполковнику не выгодно. Поэтому он удержался.
– Извини, полковник, но ты меня сильно утомил, – сказал Виктор Васильевич, наклонившись к диктофону. – Нельзя быть таким упертым и непроходимо глупым.
Он схватил со стола свои документы и телефон, пошарил на поясе и под мышкой у полковника, отыскивая пистолет, но нашел его только в кармане гражданского пиджака. В другом кармане обнаружился бумажник, битком набитый долларами.
Россомахов сунул все это в свой карман, легко запрыгнул на подоконник и сразу посмотрел вниз. Асфальт на тротуаре был неровный, местами выломан, побит то ли пулями, то ли осколками, но в целом оказался вполне пригоден для удачного приземления.
Глава 4
На улице были люди. Но едва ли кто-то из них, даже военных, решился бы задержать человека, выпрыгнувшего из окна штаба, со второго этажа. Тем более иностранца. Никто не сможет сразу понять, что на втором этаже произошло. Вдруг там просто пожар, и люди спасаются? По крайней мере один человек рискнул так поступить.
К русским советникам и специалистам в Сирии относились хорошо. А других европейцев здесь по сути дела и не было. Во всяком случае по эту, правительственную сторону фронта. Все, кто увидит прыжок, определят в этом человеке русского.
Виктор Васильевич еще раз глянул вниз. Конечно, высоковато, больше четырех метров будет. Может быть, даже пять, учитывая, что прыгать предстоит с подоконника, а не с уровня пола.
Однако он спрыгнул легко и приземлился удачно. Виктор Васильевич не стал дожидаться окриков или выстрелов из окна, быстрым шагом двинулся к повороту улицы и сразу увидел подполковника Личуткина, стоявшего на небольшом штабном крыльце. Похоже было на то, словно бы тот именно его дожидался.
Россомахов знал и даже сам не раз видел, что офицеры штаба выходят курить в другую дверь, находящуюся в том же холле, что и главная, только выводящую во двор. Там, на широком бетонном крыльце, стояло и специальное ведро для окурков с какой-то надписью сбоку. Она была сделана по-арабски, справа налево и окольцовывала все ведро наподобие рисунка.
ebooksa