…И он привез белую сирахаги, странный кустик, который расцвел потом в квартире Званцева белыми цветами, похожими на гвоздику. Синдо сдержал свое слово. Это был кусочек страны, где щедро светило солнце и тряслась земля, свирепствовали тайфуны и женщины рожали слепых от атомной радиации детей… Гвоздики цвели долго, но перед их появлением была тревожная неделя, и, поливая куст сирахаги, Званцев каждый раз вспоминал ту встречу с Синдо — встречу, которая оказалась последней…
В августе пограничный катер задержал в наших водах три японские шхуны. Факт браконьерства был налицо — японцы не успели освободиться от пойманного лосося. Пока катер вел нарушителей в базу, стемнело, и тогда радиометрист засек еще одну шхуну. Катер повернул, чтобы отрезать ей выход в открытое море, но, к удивлению пограничников, шхуна вильнула к берегу. Очевидно, расчет у японцев был простой: пользуясь мелкой осадкой, спрятаться в прибрежных скалах, уйти, когда их прекратят искать.
— Рискуют, — усмехнулся командир катера и приказал: — Дайте шифровку в дивизион. Ну, и мы рискнем…
Но рисковать не пришлось. Шхуна сама выскочила из-за островка прямехонько на катер, так что к тем трем, которые уже болтались за кормой, вскоре прибавилась и эта четвертая — «Коцу-мару»… Командир снова приказал передать в дивизион, что ведет четыре «мару» сразу.
В бухту вошли уже на рассвете. Усталые моряки сдали задержанных. Японцы начали выгружать из трюмов рыбу. На всякий случай из баков «мару» было выкачано все топливо; теперь рыбаки не смогли бы выкинуть какой-нибудь номер, даже если бы захотели.
Все судовые документы были переданы в штаб дивизиона, и оперативный дежурный, перелистывая их, мучительно морщился, как от зубной боли: черт разберет эти иероглифы! И вообще надоело возиться с рыбаками: ты их выставляешь в дверь, а они лезут в окно… Знают, хитрецы, когда идет лосось у наших берегов.
Пока в штабе допрашивали капитанов, к Званцеву на «большой охотник» (теперь Званцев был уже замполитом на новом корабле) поднялся матрос и сказал, что капитан-лейтенанта хочет видеть какой-то японец из задержанных.
— Хромой? — спросил Званцев.
— Да, — удивился матрос. — Знакомый ваш будет, товарищ капитан-лейтенант?
— Знакомый.
Синдо ждал его на пирсе. Взглянув на него, Званцев понял, что Синдо чем-то взволнован. Он не кланялся, не улыбался. Он сказал сразу:
— Американ здесь. «Коцу-мару» здесь американ.
Званцев не понял: какой американец? Все задержанные были ^псинами. Но Синдо твердил свое, пугливо оглядываясь на шхуны. Нет, их никто не видел, рыбаки спали в своих кубриках… А Синдо твердил: американ…
Переводчик и офицер из отряда смогли прилететь только на четвертый день. Три дня Званцев сам следил за рыбаком, на которого ему показал Синдо. Сухой, маленький японец ничем не отличался от остальных. Он ел, спал, кидал камни в чаек, пел вместе со всеми или просил у проходящих матросов: «Плиз, сигаретт…» Званцев нервничал: Синдо мог чего-нибудь напутать. Но когда Синдо встретился с переводчиком, Званцев вздохнул облегченно…
…Этого человека звали Нисикава. Он появился на «Коцу-мару» за день до выхода в море. Капитан коротко бросил рыбакам: если попадемся, скажете, что работаем вместе уже год. Это раз. И второе: один из рыбаков, оказывается, видел Нисикаву в Токио, в Асакуса, где находятся всякие увеселительные заведения. Да, этот рыбак ездил туда к своим родственникам и видел Нисикаву с американцами. Сам Нисикава был в хорошем костюме, а не в такой грязной и вонючей робе, разумеется. И еще Нисикава пил и говорил с американцем по-английски, а потом пошел спать с сестрой этого рыбака: дело-то происходило в Асакуса, как-никак… И главное, на нем был хороший костюм. Понимаете, очень хороший дорогой костюм!
Переводчик вызвал Нисикаву не сразу. Сначала проходили другие рыбаки, с других шхун. Офицер из отряда и переводчик долго беседовали о чем-то с Синдо и, когда тот ушел, переглянулись. Наконец очередь дошла до капитана «Коцу-мару».
— Почему уходили к советскому берегу?
— Боялись встретиться с пограничниками. Штраф. А мы — люди бедные.
— Назовите по именам членов команды.
Капитан назвал всех семерых. Нисикаву назвал третьим.