Я, наконец, очнулся, огляделся по сторонам и спросил:
– Товарищ капитан, а вы всё время здесь в рубке кораблём управляете?
– Обычно здесь дежурю или я, или наш космонавигатор. По очереди вахту несём, просто наблюдаем за приборами, чтобы всё шло как положено. Когда корабль по орбите летит, ему особо помогать не надо, главное не мешать… Ну а если нужна корректировка орбиты, тогда, само собой, сажусь за управление. И на стыковке с орбитальной станцией тоже.
– Как же так получается? – Сенька спрашивает. – Я думал, космическим кораблём всё время управлять надо, и рулить, и чтобы двигатели. Ну, как в видеоиграх…
– В ваших видеоиграх, – командир отвечает, – двигатели работают постоянно. Только вот нашей «Медведице» так ну совсем нельзя – это какой же запас горючего нужен, чтобы двигатели все 100 миллионов километров работали? Корабль летит по особой траектории – гомановской орбите – с неработающими двигателями, свободно, как брошенный камень. Отсюда и невесомость!
– То есть прямо так, с неработающими двигателями, все пять месяцев полёта? – говорю.
– Не совсем. Точно рассчитать орбиту с Венеры на Землю не получится даже у самого мощного в мире суперкомпьютера. Поэтому время от времени мы включаем двигатели и как бы поправляем орбиту, корректируем её, понимаете, ребята? В это время невесомость у нас прекращается, и могут даже сильные перегрузки быть, ну, почти как на старте. Так что имейте в виду: если я по громкой связи объявляю, что скоро корректировка орбиты, надо немедленно бросать все дела, отправляться в свою каюту, залезать в койки и пристёгиваться как можно крепче, ясно вам?
– Ясно! – дружно отвечаем мы с Сенькой.
Обсерватория на корабле – совсем маленькое помещение, тёмное и пустое – только кресло с пристяжными липучками и небольшой телескоп. И стеклянный купол, а за ним – тысячи звёзд. Как в рубке управления, только, наверное, ещё красивее. Мы с Сенькой часто сюда поднимаемся, просто садимся в кресло друг с другом рядом, пристёгиваемся и смотрим. А ещё я иногда сюда один прихожу, особенно если мне вдруг грустно и по маме с папой скучаю, по ребятам из группы, и хочется одному побыть и поплакать так, чтобы никто не видел. А ещё в обсерваторию частенько наведывается Андрей Львович, космонавигатор, он мне показывает, где какие звёзды и как называются, и какие созвездия, а ещё туманности и планеты в телескоп. И Землю тоже! Без телескопа она видна, как яркая-преяркая голубая звезда, самая яркая в небе, я рядом с ней совсем – жёлтая звездочка. Это Луна, оказывается. А в телескоп видно, что Земля – как пухленький такой шарик, а Луна – жёлтенький, поменьше. Андрей Львович так сказал:
– С каждым днём, ребята, Земля будет к нам всё ближе и ближе, а через пять месяцев станет такая огромная, что будет занимать полнеба! Очень это красивое зрелище.
А я подумал, что пять месяцев – это ужасно долго. Один месяц – это целые четыре недели, а пять месяцев это вообще в голове даже не помещается…
В медицинский отсек мы когда заглянули, то удивились очень. Потому что я думал, что в медицинском отсеке койки, ну как у нас на станции в госпитальном, где мама работает. А там никаких коек нет, зато разные приборы и тренажёры стоят прикреплённые – и на полу, и на потолке, и по стенам. И бегать, и прыгать, и педали крутить, и всё такое. Сенькин отец сказал:
– Мы с капитаном составим график, и вы у меня каждый день будете по часу здесь на тренажёрах заниматься, понятно, ребята? И я с вами тоже за компанию.
Я ничего против не имею, даже прикольно. Это же как на уроках физкультуры в школьном центре. А физкультура мне нравится. А Сенька спросил:
– Пап, а это прямо обязательно каждый день? А вдруг я не хочу, а лучше почитаю что-нибудь?
Анатолий Сергеевич объясняет:
– В невесомости, малыш, нашим мышцам очень легко. Силы тяжести нет, никакой нагрузки нет, хорошо, правда? Только вот это «хорошо» для организма совсем не хорошо – без нагрузок мышцы слабеют, причём очень быстро, а когда на Землю прилетим, ты настолько ослабнешь, что даже на ноги встать не сможешь, не то что ходить или бегать. Поэтому физкультура у нас будет каждый день обязательно, поняли?
Камбуз на корабле – это вроде бы кухня и столовая, но такие странные и ни на что не похожие, что я сперва даже засмеялся. Столов нет, стульев нет, ни одной чашки, ни одной кружки, ни ложек, ни вилок, ни тарелок. Когда мы первый раз на обед пришли (точнее, приплыли), Сенькин отец в стене открывает по очереди два небольших ящичка, и говорит:
– Это вот будет твоё обеденное место, Арсений, а это, Роман, твоё.
И протягивает нам каждому сразу по нескольку тонких шлангов.
ebooksa