«Может быть, он в забытьи говорил на своем языке?»
То, что так тщательно скрывал он от женщины, теперь могло вопреки его воле вскрыться. Чуждое ей наречие могло не только привести Гонду в недоумение, но и заронить недоверие.
Ученый попытался встать на ноги. Он чувствовал себя так, будто кто-то его оглушил сильным ударом. В глазах потемнело, он потерял сознание. Сколько времени длилось обморочное состояние, трудно было определить.
Звездное небо смотрелось в пещеру. Кругом разливалась тьма, светильник погас. Стояла глубокая ночь. Тишину нарушали лишь редкие вскрики ночных птиц да едва доносящиеся всплески моря.
«Что со мною? Симптомы. Чего?..»
Лихорадочное состояние продолжалось, вероятно, несколько суток, так как в памяти сохранилась туманная четверть луны, теперь исчезнувшей с горизонта. В последний его бодрый вечер она открывала четвертую фазу.
«Следовательно, я был болен минимум пять-шесть дней», — подсчитал он в уме.
Ибрагимов невольно задумался над ожидавшей обоих участью. Его затрепала тропическая лихорадка. Возбудители малярии одолели его истощенный организм. Не выработавшая противоядия кровь нуждалась в таких веществах, химический состав которых способствовал бы выделению противодействующих телец.
На другой день Ибрагимов решил спуститься в долину, где можно было рассчитывать на необходимую помощь.
То, что он увидел, когда вернулся, привело его в ужас.
Гонда лежала как мертвая.
Приоткрытые затуманившиеся глаза ее застыли, устремленные в одну точку. Руки безжизненно разметались вдоль тела, правая кисть повисла над краем постели. Посиневшее лицо исказилось в беспомощной улыбке.
— Гонда! — вскричал Ибрагимов. — Гонда!
Ответа не было. Ни одного, хотя бы самого легкого движения бровью. В строгой неподвижности замерло изваяние.
Забыв о собственной болезни, ученый бросился к женщине. Холодная кисть руки стукнулась с силой о камень.
«Что делать?»
Ибрагимов в волнении оглянулся по сторонам.
Солнечный луч пробивался неровным квадратом, скользя по известковым плитам пола, зайчиками от колышущейся в сосуде воды играл на сталактитах.
Дикое урчание огласило внезапно пещеру.
Молодой акклиматизированный шимпанзе, притаившись в углу, злобно ощерил зубы. Словно не желая выпускать Ибрагимова из его обиталища, человекообразная обезьяна раскинула руки, упираясь в массивы узкого выхода. Шимпанзе алчно рассматривал людей, не выражая ни малейшего смирения перед мыслящим родичем.
ebooksa