— Да отдай ты наконец ружье и сдохни!
Неизвестно, сколь долго продолжалась бы эта возня, однако по прошествии минуты в разборку мужчин вмешался дитилин. Мощный мышечный релаксант перед тем, как полностью усыпить человека или животное, действовал по следующей схеме — сначала отключал веки, затем жевательные мышцы и, спускаясь по телу все ниже и ниже, один за другим отрубал всю мускулатуру организма.
Впрочем, ни Давыдов, ни Синявкин этого не знали, и для них стало некоторым сюрпризом, когда их веки вдруг взяли и закрылись.
Лишившись зрения, катаясь по земле, они продолжили осыпать друг друга оскорблениями и матюками, однако спустя несколько секунд их челюсти отвалились, и крепкие словечки превратились в нечленораздельное мычание, похожее на лепет двух повздоривших алкашей, вылакавших по паре литров водки.
Поняв, что дело плохо и онемение продолжает спускаться вниз по телу, Синявкин схватился за затвор дробовика и, передергивая его, принялся выщелкивать патроны.
Семь щелчков затвора — и он полностью разрядил ружье и позволил Давыдову выхватить его из своих рук, ставших крайне непослушными и слабыми.
Давыдов же, получивший инъекцию в неподходящее для этого место, чувствовал себя немного лучше. Собрав только-только начавшими неметь пальцами патроны, он поднялся на непослушные ноги и, зажав ружье под мышкой, принялся отступать от Синявкина. Патроны выпадали из его рук, однако ему кое-как удалось запихнуть один из них в патронник.
Тяжеленными руками, почти ничего не видя, он поднял ружье, отыскал сквозь прицел смутный силуэт банкира, зачем-то наполовину заползшего в салон «девятки» — и в тот же миг вылетевший из тьмы шприц воткнулся Давыдову в шею. Ружье дернулось, и заряд картечи угодил Синявкину в задницу.
Будь банкир способен шевелить языком, он бы заверещал от боли, как истеричная пятиклассница, однако все, что ему удалось, натужно замычать. Выбравшись из «девятки» с тэтэтшником и гранатой, Синявкин вскинул пистолет и нажал на курок. Но рамка затвора встала в крайнем заднем положении — пистолет был разряжен. Отбросив бесполезный пистолет, Аркадий вырвал из гранаты чеку, стукнул ее о дверь машины, сняв с предохранителя и, собрав остатки сил, швырнул ее в своего напарника, сумевшего поднять и заряжающего в ружье еще один патрон. Бросок получился не ахти какой, и граната упала в десятке метров от Давыдова. И вопреки обещанию Вертолета, просохший тротил сдетонировал.
От мощного взрыва треснули стекла Ленд Ровера, подскочив, машина сдвинулась с места. Взрывная волна швырнула Давыдова назад, и он, пролетев по воздуху десяток метров, вместе с ружьем упал в вырытую им могилу, где и отключился.
Все еще висящие вверх тормашками Глебов с Шутовым одновременно открыли глаза. Парни пока еще слабо осознавали свое положения и искренне думали, что только-только прибыли на стрелку.
— Начинаем по счету три! — тут же велел Глебов. — Раз, два, три! Погнали!
Он дернул ручку двери, отстегнул ремень и только приложившись в падении о крышу машины наконец сообразил, что что-то в его плане пошло не так.
— Где пистолет? — принялся шарить вокруг себя руками Шутов. — Где пистолет?.. Серега, ты что делаешь на крыше? И почему все вверх ногами? Что вообще случилось? Мы ехали-ехали и… приехали?
Выбравшись из машины, друзья наконец поняли, что случилось, едва заметив валяющегося без сознания банкира.
— Что, все уже закончилось? — тряся головой, разочарованно протянул Шутов.
— По-ходу, да, — кивнул Глебов.
Шутов потыкал ногой в Синявкина.
— В отключке. Приколись, Серега, у него пол жопы отстрелено.
— Антоша, помолчи, пожалуйста.