Если ты простишь

22
18
20
22
24
26
28
30

И тут меня по-настоящему осенило — как будто молотком по голове ударило.

Я даже села на табуретку, хотя собиралась идти к холодильнику, и уставилась в стену над Аришкиной головой пустым взглядом.

— Мам, ты чего? — забеспокоилась дочь и заёрзала на своей табуретке. — Ты так из-за этой женщины расстроилась?

— Нет, — я покачала головой и, вздохнув, улыбнулась.

Чертовски безумная идея. Но… почему бы и не попробовать? Вадима это, конечно, не вернёт. Но зато он будет по-настоящему счастлив, уверена.

— Ариш… мне нужна твоя помощь…

95

Лида

Я, к сожалению, не знала, что такое «дом моего детства», но могла понять чувства мужа, когда он рассказывал о доме, в котором вырос и который пришлось продать, чтобы достать деньги на лечение. Мне казалось, что в глубине души Вадим даже испытывает чувство вины за свою болезнь перед мамой и бабушкой из-за того, что им пришлось пережить.

Они любили свой дом — его собственными руками построил дед Вадима, когда ещё был молод и только женился. Деревянный, двухэтажный, поначалу это был всего лишь летний домик, но в дальнейшем дед мужа провёл туда электричество и воду и сделал дом пригодным для жизни круглый год. Потом ещё кое-что достроил, чтобы у жены, а после и дочери, была художественная мастерская — мама и бабушка Вадима были художницами. Только бабушка писала маслом, а мама — акварелью, акрилом, пастелью или рисовала карандашами. Вадим говорил, что в их доме было не только множество картин, но и разные антикварные вещи — вроде той шкатулки. Я помню, муж рассказывал ещё про старинные деревянные часы с кукушкой, мутное зеркало в тяжёлой кованой раме и большой сундук с замком — Вадим в детстве считал, что он пиратский.

От дома его детства остались одни фотографии, хотя сам дом существовал и даже не перестраивался. Вадим поехал туда, как только у него появились деньги, пытался выкупить у нынешнего хозяина, но тот решительно отказался.

Когда муж рассказывал мне об этом, я спросила, почему он сдался. По какой причине больше не ездил туда, не пытался сбить цену?

— Просто я там был, — ответил Вадим, грустно усмехнувшись. — Кроме стен, от дома моего детства ничего не осталось. Мама и бабушка всё продали, я же говорил. А платить такие деньги ради того, чтобы любоваться на брёвна, я не стану. Мне есть куда потратиться и без лишней сентиментальности.

Вадим решил отказаться от этой мечты — я понимала почему. У него студия, я и Аришка — за нас всех он в ответе. И он не мог позволить себе швыряться деньгами в никуда. Покупка дома не давала ему ничего, кроме морального удовлетворения, да и то неполного — в доме же главное не стены, а обстановка.

Но обстановку можно и воссоздать. Наверное. По крайней мере, этот вопрос следовало хорошенько изучить. И да, я попросила Аришку по-тихому, когда папа не будет видеть, сфотографировать мне старые снимки из нашего семейного альбома, на которых был запечатлён дом детства Вадима. Фотографий там было много, я точно помнила.

Аришка справилась с заданием на ура, и уже на следующий день я получила от неё ворох фотографий в мессенджер. И стала их изучать.

С каждой минутой меня всё сильнее охватывали два противоречивых чувства. Первым была паника, потому что масштаб работ мне, если я решусь, предстоял колоссальный. А вторым — воодушевление.

Потому что если у меня получится…

Если у меня получится, это будет грандиозно. Да, именно так — не больше, не меньше. И даже если Вадим меня никогда не простит, я хотя бы смогу поблагодарить его за всё, что он сделал.

В первую очередь — за Аришку, которая появилась на свет благодаря ему.