Если ты простишь

— А зачем ты вообще обратилась к психологу? — во взгляде мужа мелькнуло беспокойство. — У тебя депрессия?

— Сейчас нет. Но тот мой «английский сплин» два раза в год помнишь? Это была депрессия, да. А сейчас я просто хотела разобраться в себе. Понять, почему поступила так с тобой и Аришкой.

Вадим помолчал, неосознанно касаясь пальцами ручки кофейной чашки. Кофе он давно допил, а сейчас просто трогал чашку, опустив взгляд и будто бы рассматривая разводы на её поверхности.

— И почему? — спросил он наконец с каким-то обречённым вздохом. — Расскажешь? Мне кажется, что я и сам не до конца понимаю. Точнее, раньше я думал, что понимаю. А теперь не уверен. Возможно, я в чём-то ошибаюсь.

— Ты думал, что я просто вас не люблю, — ответила я негромко, стараясь не опускать виновато голову. Хотя свою вину я чувствовала, как и раньше. Но сейчас мне казалось, что опускать голову — значит, сдаваться. А сдаваться я не хотела. Я хотела смотреть на Вадима, который тоже вновь вопросительно взглянул на меня, и в его глазах я видела какую-то жадность — словно он очень сильно желал получить ответ на этот вопрос. И понять, что на самом деле ошибался. — И я тоже какое-то время назад так думала. Эта мысль раскалывала меня пополам, Вадим… Потому и раскалывала, что была неправильной.

— Тогда… как?

Мне хотелось уточнить — тебе правда интересно? На самом деле? Какая разница, ведь мы уже развелись…

Но я боялась спугнуть Вадима. Мне хотелось поделиться, а если я сейчас уточню, правда ли он желает всё это слушать, он может передумать.

— Всё очень просто. Так просто, что даже странно, почему я не понимала этого раньше, до того, как пошла к психологу. Помнишь, что я рассказывала о своём детстве? Я тоже росла с мамой и бабушкой, но они, в отличие от твоих, меня не любили. Я была нежеланным ребёнком, бабушка хотела, чтобы мама сделала аборт. А мама не сделала его не потому что желала меня, а потому что ей надоело слушаться. Взбунтовалась. И я росла… с полным ощущением того, что всем было бы гораздо лучше, если бы я просто не рождалась. — Лицо Вадима как-то странно исказилось, словно от боли, и я добавила с нервным смешком: — Да… звучит ужасно, знаю. Психолог вытащила это из меня, поинтересовавшись, почему я не сделала аборт, когда забеременела Ариной, ведь она тоже была нежеланным ребёнком. И я ответила: «Нет, моя дочка — очень желанный ребёнок, она совсем не как я. Если бы меня не было, моим родным было бы только лучше».

— Если бы тебя не было, то не было бы и Арины, — возразил Вадим с неожиданной жёсткостью и яростным блеском глаз. — И вообще нельзя так рассуждать, Лида. Человеческая жизнь бесценна, и раз ты родилась…

— Я знаю, — перебила я его. — Точнее — теперь знаю. Раньше я не осознавала, что живу с этим ощущением внутри себя. Знаешь, как это сформулировала психолог… «Вы вынесли себе приговор, и то, что вы постоянно совершаете с собой, — это приведение его в исполнение». К сожалению, не только с собой, Вадим… Мой приговор коснулся и вас с Аришкой.

Вадим не стал уточнять, что всё это значит. Он несколько минут молчал, по-видимому обдумывая сказанное, а потом, будто осознав, что не вывозит, поменял тему, заговорив о самом нейтральном — про мою работу в «Интродизайне».

Аришка лазила на скалодроме ещё целый час, и до конца этого времени мы с Вадимом больше не задевали тему моего предательства. А после попрощались друг с другом и разъехались по домам.

Точнее, дочка и муж поехали домой, а я — в своё временное пристанище.

Учитывая, что дом — это не стены, а люди, которых ты любишь, вряд ли я теперь когда-нибудь им обзаведусь…