И этот факт сказал мне о многом. Не знаю, специально Вадим это сделал или нет, но я поняла, что противна ему. Настолько, что он не желает даже сидеть рядом со мной…
3
— Ты есть хочешь? — поинтересовался вдруг муж, и от неожиданности я вздрогнула. Сердце зашлось в лихорадочном стуке, не зная, как реагировать на этот вопрос. Он был таким… обычным… и словно из прошлой жизни, где я никогда не делала ничего плохого, а Вадим всегда заботился обо мне.
— Я… не… не знаю… — пробормотала я, пытаясь проанализировать собственное состояние. Я ведь даже не помнила, когда ела в последний раз. Вчера? Да, наверное. Ещё до поезда. А поезд ехал почти сутки. И потом я не сразу отправилась домой, ещё сидела на вокзале, собирая волю в кулак. И в такси тоже провела два часа, не в силах выйти… И возле входной двери стояла…
Да что там — ела. Когда я последний раз пила?..
— Ты выглядишь измождённой, Лида, — продолжал Вадим. Он говорил спокойно, но не так ласково и доброжелательно, как обычно. Скорее, с холодком. — У нас с Аришкой остались картошка и котлеты. Ты будешь, если я разогрею их и сделаю чай?
Картошка. Котлеты. Чай.
Желудок радостно заурчал, и я кивнула.
Вадим вновь встал из-за стола и направился к холодильнику, и тут я опомнилась.
— Стой! — вскочила и дёрнулась, потянувшись к мужу. — Я сама…
Я почти дотронулась до его плеча, когда Вадим увернулся от моего прикосновения и ещё более холодно сказал:
— Не прикасайся ко мне. — Я замерла, чувствуя себя так, словно муж дал мне пощёчину. — И сядь, а то ещё в обморок упадёшь.
Я послушалась и медленно опустилась обратно на диван. Зажмурилась на мгновение, сдерживая горькие слёзы…
С одной стороны, Вадим по-прежнему заботился обо мне, но, с другой — совсем не так, как раньше. Причём раньше я никогда об этом не задумывалась, не замечала ничего, не ценила его отношение. Сейчас же… Да я бы согласилась отрезать себе руку, лишь бы вернуть прежнюю теплоту в глазах и голосе мужа.
Пока Вадим разогревал еду и делал чай, я молча сидела за столом и смотрела на него. За прошедшие две недели муж почти не изменился — та же худощавая, жилистая фигура — ни жиринки лишней в теле, — те же короткие волосы, наполовину седые, а наполовину тёмные, лёгкая небритость на щеках, светло-голубые глаза, очки в чёрной оправе, три горизонтальные морщинки на лбу, точёный греческий нос, тонкие губы… И я вдруг поймала себя на мысли, что безумно соскучилась по мужу. Никогда не скучала, за одиннадцать лет семейной жизни ни разу, а тут вдруг…
Мне страшно захотелось встать, подойти к Вадиму и обнять его. Но я понимала, какую реакцию это вызовет, — его фраза «не прикасайся ко мне» была на редкость красноречивой — и поэтому сдержала свой порыв.
— Ешь, — сказал Вадим через несколько минут, поставив передо мной чашку с чаем и тарелку с картошкой и двумя котлетами. — А потом поговорим.
Муж произнёс это «а потом поговорим» совершенно спокойно, но я тем не менее вздрогнула и сглотнула, чувствуя, как страх разгорается с новой силой. И аппетит сразу пропал. Но я, не желая обижать Вадима — хотя это было глупо, сильнее, чем я его уже обидела, обидеть невозможно, — съела всё до последней крошки и выпила чай до капельки, не ощущая толком ни вкуса, ни запаха.
И как только чашка и тарелка опустели, Вадим сразу вновь заговорил, даже не дав мне собраться с мыслями: