Если ты простишь

Вот в последнем я уверена: воспитание Аришки — почти целиком заслуга Вадима. Она действительно больше его, а не моя дочь — и правильно, что Арина выбрала не меня. Я её не заслуживаю. Как и его.

В воскресенье, после того как Вадим и Аришка ушли, я обнаружила в стиральной машине вещи, которые постирала ещё в пятницу. Я умудрилась совсем забыть про них, и за это время платья, брюки, кофты и бельё так и высохли — в едином комке. Я даже не стала это всё перебирать — просто выбросила.

Надо было сделать так сразу. Ничего не стирать, а просто выкинуть. Вместе с воспоминаниями о том, что я творила, надевая эти вещи. Точнее, снимая их.

Единственным плюсом всего случившегося было то, что я совсем излечилась от своих глупых чувств к Ромке. Мне даже вдруг захотелось называть его полным именем — как чужого человека. И никогда-никогда ничего о нём не слышать.

Да, это был несомненный плюс. Но помочь он мне всё равно не мог.

.

Одиннадцать лет назад Вадим отстоял квартиру, доставшуюся мне от бабушки, в суде, но с тех пор я там практически не бывала. Муж сделал в ней хороший ремонт, потом нашёл квартирантов. Я к этому не имела никакого отношения — ну, если не считать того, что сама разрабатывала проект ремонта своей квартиры, да и деньги, которые мы получали за съём, Вадим откладывал на мой счёт. Он ими не пользовался. Я брала оттуда порой небольшие суммы — на подарки для него или Аришки, на какие-то непредвиденные собственные расходы. Этими же деньгами я пользовалась, пока «путешествовала» с Романом.

Цифра на счёте была приличная, но сидеть на попе и тратить эти деньги, ничего не делая, я не собиралась. Изначально я считала, что коплю Аришке на будущее — на учёбу в институте, например. Или на свадьбу. Или на загородный дом. Потому проедать эти деньги не хотелось.

Несколько месяцев назад очередные квартиранты съехали, и Вадим обещал найти новых, но не успел. Теперь это оказалось кстати — иначе пришлось бы их срочно выселять, выглядело бы не очень. Вадим подобные вещи не любил — договорённость есть договорённость, и если ты не умер — изволь исполнять. Думаю, что он даже вряд ли стал бы выселять людей, скорее, предложил бы мне временно снять для себя другую квартиру.

Теперь же я ходила по бабушкиной «двушке», любовалась на простой, но добротный ремонт и понимала — да, мне есть где жить. Это большое благо. Но…

Несмотря на то, что обстановка в квартире ничем не напоминала ту, что была здесь в моём детстве, вид из окон был прежним. И подъезд. И частично соседи. Да и в целом район…

Я, к сожалению, не относилась к людям, у которых было счастливое детство. Даже Вадим относился — несмотря на лейкемию. Я же — нет.

В моих воспоминаниях не было тепла. Абсолютно. Только холод, какая-то брезгливость, равнодушие и безденежье. Поэтому оставаться здесь совершенно не хотелось. Я была уверена, что не смогу стать здесь счастливой. Впрочем, а где я смогу стать счастливой — без Вадима?

Он думал, что я сдалась. Я видела это ясно. Думал, что раз я согласилась на развод — значит, махнула рукой на попытки вернуть мужа. На самом деле ничего подобного. Я просто поняла, что сейчас, на данном этапе, всё бесполезно.

Но, возможно, в будущем, когда мы оба переживём случившееся, остынем и сможем обо всём поговорить… и я по-настоящему повзрослею… Тогда, возможно, Вадим простит меня.

И сейчас это стало моей целью. Не добиться прощения мужа, нет.

Всего лишь повзрослеть и научиться жить без него.