— Я надеюсь на что-то более воодушевляющее, чем простой поход по бабам, но, честно говоря, я с радостью приму всё, что мне предложат.
— Я готов к некоторым исследованиям, — говорю я, улыбаясь и качая головой.
— Остальные из нас вполне довольны одной женщиной, но, конечно, Хью хочет двух. Дай угадаю: Ребекка и Роуз? — спрашивает Джек, и мы все смеёмся.
— Я не знал, что Роуз — это имя твоей матери, — вставляет с усмешкой Рэй.
За столом воцаряется тишина. Джек поднимается на ноги. Я тоже. У него есть только один триггер, который гарантированно выводит его из себя, и это любое упоминание о семье. В отличие от некоторых из нас, они были ему дороги, и ему трудно быть вдали от них.
— Эй, приятель, — говорит он, обращаясь к Рэю. — Ты никогда не думаешь, прежде чем сказать. Ты сожалеешь, что сказал это, верно, Рэй?
— Конечно, — отвечает тот.
Этого недостаточно. Грудь Джека раздувается, кулаки сжимаются по бокам. Я кладу руку ему на плечо.
— Мы через слишком многое прошли вместе, и нам есть что отпраздновать. Давай, Рэй, сегодня нам не нужно драться.
Рэй встает и протягивает Джеку руку.
— Прости, Джек. Я ничего такого не имел в виду.
Джек заметно расслабляется и пожимает руку Рэю, прежде чем мы все возвращаемся на свои места.
Решив напомнить всем о причинах, по которым мы зашли так далеко, я говорю:
— Если это конец, я буду скучать по взрывам.
Сидящий на несколько мест дальше Эдвард поддакивает.
— Ты можешь так говорить, несмотря на то, что тебя чуть не убила мина?
Моя спина автоматически сгибается при воспоминании о горячей шрапнели, пронзившей мышцы. Боли или остаточного напряжения нет, хотя первоначальные повреждения были обширными. Всё, что осталось, — это слабый белый шрам, очень похожий на тот, что у меня на пальце.
— Первая мина1 всегда комом, — шучу я.
Джек вздыхает и улыбается.
— Моя первая женщина была потрясающей. На двадцать лет старше и разведена. Чему научила меня эта женщина…