Наследник Буйного

— Он больше не придёт?

— Нет. Уверена, Лёша нас не побеспокоит больше никогда. Он будет где-то далеко жить. — На последнем слове я делаю ударение, к Эмиру оборачиваюсь. Намекаю, что это для меня важно. Лёша — ублюдком оказался. Но смерти он не заслужил. Главное, что всё закончилось хорошо. А с остальным мы постепенно разберёмся.

Чтобы отвлечь детей и поднять настроение, я планирую вылазку в их любимое кафе. Собираю Мира, пока Катюша метеором летает по квартире.

— Ты мне всё равно не очень нравишься, — доносится её шёпот. — Но спасибо, что приехал быстро.

— Конечно. Ты можешь звонить мне в любой момент, я всегда примчу. Чтобы тебе не понадобилось.

— Да-а-а? — Заискивающе уточняет Катюша. Я её мысли прочитать могу, настолько хорошо её знаю.

— Зря ты, — я выхожу к Эмиру. — Она же теперь назло будет звонить. Захочет проверить твои слова.

— Пусть звонит, — мужчина изгибает уголок губ. — Если это поможет ей простить, то я только "за". Не хочу, чтобы она со мной воевала. Лучше, как раньше.

— Ей больше не семь, чтобы радоваться мелочам.

— Ты права. Но она всё ещё может быть моим союзником. — Эмир подмигивает, а я вспыхиваю. Конечно, раньше Катюша была его фанаткой. Всячески способствовала нашим отношениям.

— Вот ещё, — фыркаю. — Сам справляйся.

— Я вроде уже. — Плоховастенько.

— Вава! — Мир указывает на осколки вазы, которую я разбила о голову Лёши. Они собраны в совок, но выбросить я забыла.

Я отвлекаю сына, чтобы лишних вопросов не задавал. Расспрашиваю его, какие вафли он хочет.

— Воколад. Нет. Ваниль. Клубнивка! — Сын никак не может определиться. Едва не мчит, перебирая все варианты, которые приходят в голову.

Катюша идёт молча. Но я считываю её настроение, убеждаюсь, что произошедшее не сильно на её повлияло.

— Пошли, — сестра дёргает Мира за руку. — Надо руки мыть.

— Ну вот… — Он горестно вздыхает, но послушно плетётся следом.

Мы с Эмиром остаёмся вдвоём. Его взгляд становится серьёзным, предупреждающим. Я сглатываю, чувствуя, что сейчас он скажет что-то нехорошее.

— Сегодняшняя хрень не должна повториться, — цедит, сжимая пальцы в кулак.