Буйный улыбается шире, качает головой. Я же как ни в чём не бывало взбиваю свою подушку, примеряю, куда бы её кинуть. Кровать огромная. Моя подушечка выглядит на её фоне вообще малышкой.
— Действительно, как я сам не догадался, а ты у меня заботливая, выходит?
Он останавливается рядом со мной, нависает, но я не отступаю. Его глаза блестят от скрытого наслаждения этой игрой.
— Я всегда заботливой была, — ресницами хлопаю, — а раз ты не выделил для меня отдельную комнату, то придётся как-то выходить из положения.
— Кукла, ты серьёзно?
Ой, до кого-то доходить начало, что я не шучу.
— Конечно, серьёзно, Эмир. Стоит Миру или Катюше увидеть нас в одной кровати, знаешь, сколько будет вопросов?
Буйный тут же бровь приподнимает, и я в его взгляде читаю, что не вижу проблему в том, чтобы всем всё объявить.
— Я не готова к таким разговорам! — Тут же выпаливаю, чтобы он даже не озвучивал.
Эмир поднимает обе брови. Его глаза весело поблёскивать начинают, как будто я что-то очень забавное сказала.
— А что тут такого? — Он даже не скрывает того, что издевается. — Будет повод поговорить начистоту.
Я резко разворачиваюсь к нему, уставившись прямо в глаза. Моё негодование можно прочувствовать. И пар из ушей очень хорошо намекает, что это всё серьёзно. Это не игрушки.
— Начистоту? Ты серьёзно, Эмир? — Из горла истерический смешок вылетает. — Уверен, что готов к допросу с пристрастием от Катюши и Мирюши? Особенно Катюша тебе голову оторвёт.
— Пусть пробует, — лениво в ответ бросает, даже не моргнув. — У меня крепкая шея.
— Хорошо, — я закусываю губу, стараясь подавить улыбку. — Но это не значит, что я собираюсь объяснять детям, что ты просто наглый. А Мир, он вообще с подозрением на тебя смотрит. Ты сначала наладь отношения с детьми. А после уже разговоры со мной веди. Я, между прочим, ещё ничего не решила!
Эмир прищуривается, его улыбка становится шире.
— Значит, ты считаешь меня наглым? — Он делает шаг ближе, будто специально проверяет мои нервы на прочность. Его пальцы на моей талии сжимаются. Горячее дыхание обжигает кожу.
— Наглым и самоуверенным, — уверенно отвечаю, не отступая ни на шаг.
— Кукла, ты меня лучше всех знаешь. Только не говори, что тебе это не нравится, — его голос становится тише, почти шёпот, отчего внутри всё в тугой узел стягивается.
— Но это не значит, что я буду терпеть твои выходки, когда в любой момент сюда могут влететь дети.