– Пожалуй, – пробурчал Профессор себе под нос и поднял иглу.
Музыка прекратилось, и тишину нарушало только шуршание бумажной обложки, из которой Профессор доставал другую пластинку. Умелым движением он убрал старую и на ее место поставил новую, а затем установил тонкую иглу на отведенное ей место. Пауза продлилась недолго. Звук пианино разрезал тишину, не позволив комнате снова начать мерцать.
– Это Маттео Манфреди «Готов к бою». Хорошая композиция, и одна из твоих любимых, – обращаясь к Дэвиду, сказал Профессор.
– Я ее не помню, – признался мистер Розен, все так же стоя потупив взгляд в пол.
– Пооооомнишь, – протяжно ответил Профессор. – Я знаю, что освежит твою память. Закрой глаза, я хочу тебе кое-что показать. Давай же. Не бойся.
Хоть сомнения и были, но Дэвид сделал то, о чем просил старик. Закрыв глаза, он ожидал оказаться в темноте, но вместо этого почему-то обнаружил себя перед огромным панорамным стеклом. Еще больше его поразило то, что было с той стороны стекла. Там вдалеке на черном полотне, усыпанном мириадами крошечных звезд, плыла огромная планета, покрытая вихрями бежевого и коричневого цвета.
– Это место тебе ничего не напоминает? – голос Профессора звучал издалека, но казалось, что он находится совсем рядом.
– Нет, но… – Дэвид задумался. – Юпитер?
– Похож, – его слабый смех прокатился легкой волной по всему телу, – но нет. И я говорил не про планету. А про то, где ты оказался.
Дэвид не хотел смотреть по сторонам, ведь слова Профессора могли оказаться правдой и тогда эта правда загонит его в еще больший тупик, нежели тот, в котором он находился сейчас. Да, им овладел страх.
– Дэвид, переступи через себя. Первый шаг всегда самый сложный, но ты должен. Слышишь меня? Ты должен, – голос едва знакомого старика становился все тише и тише, оставляя вместо себя музыку Манфреди.
Пока человек упорно отрицает какой-либо факт, будь он очевидным или нет, у него всегда есть возможность сбежать, не оглядываясь по сторонам. Ведь так поступить гораздо проще.
– Нет! Это галлюцинация, – твердо сказал Дэвид.
Стоило голосу мистера Розена грозно прозвучать, как шаткий мир вокруг него разрушился и осколками размером с кулак осыпался вниз, оставив его стоять в темноте. Он не мог разглядеть даже своих рук, словно они вовсе исчезли. Непросто темнота окутала Дэвида, а абсолютная пустота, лишенная единого лучика света и даже атома материи. Но в столь странном состоянии были и свои плюсы – Дэвид ощутил ни с чем не сравнимый покой, который никогда не наведывался к нему в гости. «А что если я еще раз закрою глаза? – подумал он. – Тогда я растворюсь и стану неотделимой частью вечной тьмы».
Мистер Розен почувствовал, как тяжелеют его веки. Уставшее ноющее тело одолевал желанный сон. Еще чуть-чуть и он провалился бы в него, но неожиданная пощечина заставил его резко открыть глаза. Крепко сжимая плечо Дэвида, перед ним стоял Профессор, готовый снова нанести удар.
– Даже не думай! – пригрозив указательным пальцем, сказал Профессор. – Попробуешь еще раз выкинуть нечто подобное, и я так отхлещу тебе по лицу, что из-за боли ты будешь бояться к нему притронуться.
– Что… Что это было? На несколько мгновений я почувствовал… Не знаю, как описать словами.
– Знаешь. Давай же, назови смелее.
– Забвение? – с сомнением спросил Дэвид.
– Да, верно. Это оно и было. И если в нем раствориться, то обратного пути не будет, ведь возвращаться будет некому.