— В конце войны она перешла на сторону короля — поэтому ей позволено жить здесь, — мрачно объяснил Вархен. — Были и другие, но давно перемёрли от старости… Ложма — сильная чародейка. Так что ещё скрипит. По правде, я ей давно уж обязан… Но всё как-то не было случая отблагодарить: обстоятельства, вроде как, не складывались… Что смешного?!
— Ничего, ровным счётом. — Ханбей поспешно стёр с лица ухмылку.
Насколько бы ему ни было плохо, невозможно было не заметить — «обстоятельства» таковы, что Вархен старой ведьмы просто-напросто боится. Настолько, что даже приближаться к её жилищу ближе, чем на два шага, не хочет, и, того гляди, начнёт осенять себя защитными знаками и раскланиваться на все стороны света.
— Ложма та ещё сварливая карга, — пробормотал Вархен. — А ученица хороша… Хотя наверняка из того же теста штучка. Как будто я её уже где-то встречал… Но где?
Ханбей хотел сказать, что у него возникло то же чувство, но не успел — ученица Ложмы крикнула, что та велит ему зайти.
Он никогда не доверял колдовству, а старуха всем своим видом напоминала о сказках про о лесных ведьм, пожиравших заблудившихся детей; но терять ему было нечего, так что он без страха вошёл внутрь. В лачуге было настолько темно, что почти ничего не видно; пахло гнилью и старостью. Колдунья дала ему выпить маленькую чашку какой-то солоноватой и горькой, чуть тёплой воды и велела лечь на лавку; затем сунула ему под нос остро пахнущую травами тряпицу, отчего он сразу провалился в глубокий сон.
Проснулся он, чувствуя себя намного лучше, чем накануне: лихорадка прошла, туго забинтованное плечо почти не болело.
В лачуге стояла всё такая же темнота и затхлый запах, никого из людей не было, так что он встал и вышел вон.
Оказавшись снаружи, Ханбей понял, что проспал, по меньшей мере, больше половины суток. Ярко светило полуденное солнце. Вархен, раздетый по пояс, копал под сосной яму, неумело орудуя окованной железом деревянной лопатой. Старуха, устроившись на пне, наблюдала за ним. Ученица стояла рядом.
Ханбей почувствовал себя совершенно здоровым, когда она улыбнулась ему.
— Как вы себя чувствуете?
— Лучше. Спасибо, — после неловкой паузы добавил он, неуверенный, к кому обращается — к старухе, к девушке или к Вархену, который разглядывал его с явным подозрением: не иначе как выискивал следы старухиных зубов.
— Это хорошо, господин Шимек. — Девушка кивнула, будто и не ожидала другого ответа. — Идёмте: я отведу вас к ручью.
Он послушно пошёл за ней.
— Кого-то вы мне напоминаете… У вас в Шевлуге, случаем, нет сестры? — неуверенно спросил он.
— У меня нет единокровных сестёр: только брат, — ответила она с улыбкой. — А у вас, господина Шимек?
— Были, но умерли. Как и братья, — со вздохом сказал Ханбей: ему пришло в голову, что она могла быть похожа на одну из его сестрёнок, если б те выросли — за годы, прошедшие с их смерти, он почти забыл, как они выглядели и какими были.
У ручья он умылся и с удовольствием напился прохладной чистой воды, там же и перекусил куском сухой лепёшки, которая нашлась у девушки. Не без удивления он понял, что «лес мертвецов» больше не кажется ему жутким: лес как лес.
Когда они вернулись к лачуге, Вархен уже вылезал из ямы:
— Собирайся и уходим. Надо спешить.