Ханбей присмотрелся: вещица выглядела колдовской и дорогой. «Арестант» напряжённо наблюдал за ним, словно чего-то ждал; потом с едва слышным вздохом спрятал камень обратно в тайник.
— Решай живее, стражник: я хочу поскорее убраться отсюда, так или иначе. Лучше ты меня сейчас убьёшь, чем нас догонят, пока я не могу защищаться. У наместника на службе есть и кое-кто похуже этих двоих.
— Похуже?..
— Никогда не слышал, что наместник — чернокнижник? — спросил «арестант». — Двадцать лет назад его уже судили за обращение к запретным силам. Король Рошбан спеиальным указом тогда оправдал его — и напрасно: у Шоума контрактов с демонами больше, чем я в жизни девок трахнул.
Единственное, в чём Ханбей был уверен — что стоящий перед ним выбор самый сложный и самый скверный за все двадцать два года его жизни. И, возможно, самый важный.
Нужно было выбирать.
Он ещё раз посмотрел — заставил себя посмотреть — на мёртвую девушку, на такие знакомые зелёные мундиры убийц — и решился.
— Я согласен, — сказал он и опустил оружие.
«Арестант» представился Солком Вархеном; впрочем, Ханбей очень сомневался, что это настоящее имя. Вархен выбрал для себя коня одного из преследователей, и, пока Ханбей седлал своего Недотёпу, с невероятной сноровкой и хладнокровием отловил и прикончил остальных лошадей, чтобы те, бродя в поле, раньше времени не привлекли к поляне у ручья внимания. Почему-то эта безжалостная расправа задела Ханбея едва ли не больше, чем смертоубийство, которому ему пришлось стать свидетелем; глядя, как подыхает каурая кобыла лейтенанта, он почти пожалел о принятом решении. Но менять что-то было поздно.
Пока Ханбей замывал с одежды кровь, Вархен собрал припасы и оружие, затем, с трудом забравшись в седло, раскрошил в пальцах несколько травяных шариков и рассыпал полукругом перед поляной.
— До завтра не найдут. Будет дня полтора форы.
— Ты колдун? — спросил Ханбей.
— Типун тебе на язык, нет! — Вархен осенил себя защитным знаком. — Но знаю некоторые полезные фокусы: в нашем воровском ремесле, — он ухмыльнулся, — без хитрости никуда.
Ханбей сплюнул, не скрывая отвращения.
«Я разберусь, что тут происходит, и поквитаюсь за вас, всеми богами клянусь». — Последний раз он отдал лейтенанту Боулу воинский салют и поехал прочь.
Несколько вёрст они с Вархеном проехали вниз по ручью, затем свернули на просёлочную дорогу, идущую в обход Шевлуга к Сосновке и другим сёлам, отстоящим от главного тракта.
Ехали небыстро: летящие галопом всадники непременно привлекли бы лишнее внимание. Поначалу Вархен много болтал, очевидно, пытаясь снискать расположение; затем, наконец, заткнулся, и только изредка открывал рот, чтобы осыпать бранью жару или ямы на дороге. Ещё через десяток вёрст ему стало совсем не до разговоров: он с трудом удерживался в седле, навалившись коню на шею, и несколько раз чудом не очутился под копытами.
Остановиться на ночлег пришлось в первом подходящем перелеске, ещё задолго до заката.
Есть Вархен не стал — его по-прежнему сильно мутило из-за разбитой головы; он кое-как расседлал коня, улёгся на землю и, укрывшись попоной, уснул, как убитый. Ханбей даже позавидовал ему. Сам он, напоив и стреножив лошадей, долго сидел без сна и смотрел через ряды чахлых молодых ёлок на заходящее солнце.
Он родился в бедняцком квартале Шевлуга, в домишке с серыми стенами и соломенной крышей, в котором ютилось шесть больших семей. В доме постоянно кто-нибудь рождался и кто-нибудь умирал; отец и мать любили Ханбея и всех своих отпрысков, но половина его братьев и сестёр не дожила до того возраста, в каком покидают колыбель. Другие умерли позже. Старшего брата, так же, как потом — отца, зарезали на улице за горсть медяков и старые сапоги. Сестёр-двойняшек забрала оспа, опустошившая пол города. Когда Ханбей с матерью остались вдвоём, она отдала ему двенадцать золотых крон — все деньги, накопленные за годы тяжёлой работы — и сказала: «Не унывай, Хан. Мы что-нибудь придумаем».
ebooksa