Город гибели

На следующий день после приезда Андерсон атаковал виборгский архив. Он был, как и следовало ожидать в Дании, радушно принят, и ему был предоставлен самый свободный доступ ко всему, что он хотел видеть. Документы, разложенные перед ним, были гораздо более многочисленными и интересными, чем он ожидал. Кроме официальных бумаг здесь была большая папка с письмами, имевшими отношение к Юргену Фриису, последнему католику, занимавшему епископский престол, и в них неожиданно обнаружилось множество забавных и, как говорится, «интимных» подробностей частной жизни и черт характера. Много говорилось о принадлежавшем епископу доме в городе, где он сам не жил. Жилец же, занимавший дом, был скандальной личностью и камнем преткновения для реформаторского движения. Он был, как гласили письма, позором города, занимался колдовством и черной магией и продал душу дьяволу. Архиепископ смело встречал эти обвинения, демонстрируя свое отвращение к черной магии, и требовал, чтобы его противники изложили свои обвинения перед компетентным судом (церковным, разумеется), дабы разобраться в этом деле до конца. Никто не мог более, чем он, быть готовым и желать осудить магистра Николаса Франкена, если тот действительно окажется виновным в любом из тех преступлений, в каких его обвиняли неофициально.

У Андерсона хватило времени лишь на то, чтобы мельком пробежать следующее письмо протестантского лидера Расмуса Нильсена перед закрытием архива, но он уловил его общий смысл, заключающийся в том, что христиане больше не считали себя связанными решениями римских пастырей и что епископский суд не был и не мог быть компетентным в рассмотрении столь серьезного дела.

Когда мистер Андерсон ушел из архива, его попутчиком оказался старый джентльмен, заведовавший этим учреждением, и, пока они шли, разговор перекинулся на бумаги, о которых я только что говорил.

Герр Скавениус, архивариус Виборга, хоть и был прекрасно осведомлен об общей направленности документов, находившихся в его ведении, не был специалистом по периоду Реформации. Он сильно заинтересовался тем, что рассказал Андерсон. Он сказал, что с большим удовольствием будет ждать выхода в свет публикации, в которой мистер Андерсон обнародует их содержание.

— Ох уж этот дом епископа Фрииса, — добавил он, — величайшая загадка дня состоит в том, где он находится. Я тщательно изучил топографию старого Виборга, но вот невезение: в старой поземельной книге владений епископа, составленной в 1560 г., большая часть которой хранится в нашем архиве, отсутствует как раз тот кусок, где содержится перечень недвижимости в городе. Ну да ладно. Может быть, когда-нибудь я найду его.

После небольшой прогулки — я забыл, по каким местам, — Андерсон вернулся к «Золотому льву», ужину и постели. По пути к своей комнате он вспомнил, что так и не поговорил с хозяином об отсутствии в отеле номера 13, а также о том, что так и не удостоверился в том, существует ли на самом деле номер 13, прежде чем заводить разговор о нем.

Решение напрашивалось само собой. Была дверь с ясно различимым номером, и за ней шла какая-то деятельность, так как когда он приближался к двери, то слышал внутри комнаты шаги и голоса (или голос). В течение нескольких секунд, на которые он задержался, чтобы удостовериться в наличии такого номера, звук шагов прекратился (по всей видимости, перед самой дверью), и он с легким испугом услышал быстрое свистящее дыхание человека, находящегося в сильном возбуждении. Он прошел дальше в свою комнату и вновь с удивлением обнаружил, насколько меньше она казалась теперь, чем тогда, когда он выбирал ее. Это было легким разочарованием, но не более. Если он сочтет ее недостаточно большой, то без труда сможет переселиться в другую. Между тем он захотел что-то достать (насколько я помню, носовой платок) из чемодана, который носильщик поставил на весьма хилый табурет у стены в дальнем от кровати углу комнаты. Чудные дела — чемодана не было видно. Его переставили не в меру ретивые слуги; несомненно, содержимое поместили в гардероб. Но нет, там не было никаких вещей из чемодана. Это было досадно. Мысль о краже он отверг сразу же. Подобное редко случается в Дании, но определенная глупость, что отнюдь не такая редкость, явно была совершена, и с горничной следовало бы строго поговорить. Однако что бы ему ни требовалось, это не было настолько необходимым для его комфорта, чтобы нельзя было подождать до утра, поэтому он решил не звонить в колокольчик и не тревожить прислугу. Он подошел к окну, открывавшемуся направо, и выглянул на тихую улицу.

Напротив стояло высокое здание с большими плоскостями глухой стены; прохожих не было; ночь была темной, и мало что вообще было видно.

Свет падал ему в спину, и он видел свою четкую тень на противоположной стене. Также тень бородатого мужчины из номера 11 слева, который сначала дважды прошел туда и обратно в рубашке, потом причесывался, потом переоделся в ночную сорочку. Также тень постояльца из номера 13 справа. Это было более интересно. Номер 13, как и он сам, стоял у окна, опершись локтями на подоконник, и смотрел на улицу. Похоже, это был высокий худой мужчина, а может быть, женщина? По крайней мере, он (или она) прикрывал свою голову чем-то вроде драпировки, перед тем как лечь спать. Андерсон вспомнил, что на лампе был красный абажур, а сама лампа сильно мигала. Тусклый красноватый отблеск на противоположной стене явно то усиливался, то угасал. Он немного высунулся из окна, чтобы получше рассмотреть фигуру соседа, но за складкой какой-то светлой, возможно, белой материи на подоконнике он не мог различить ничего.

Тут с улицы послышались отдаленные шаги, и их приближение, похоже, вернуло 13-й номер к сознанию того, что его могут увидеть, поскольку тот внезапно и резко отошел от окна и красная лампа погасла. Андерсон, куривший сигарету, положил окурок на подоконник и отправился спать.

На следующее утро он был разбужен горничной, принесшей горячую воду. Он привстал на постели и, подобрав правильные датские выражения, произнес как можно отчетливее:

— Зачем вы двигаете мой чемодан? Где он?

Как нередко бывает, горничная рассмеялась и ушла, не ответив ничего определенного.

Андерсон, весьма раздраженный, сел на кровати, намереваясь вернуть ее обратно, но не двинулся с места, глядя не отрываясь перед собой. Его чемодан стоял на табурете — там, куда его поставил носильщик, когда Андерсон въехал в этот номер. Это был глубокий шок для человека, гордившегося своей наблюдательностью.

Как это могло ускользнуть от него прошлым вечером, он не мог понять. Так или иначе, чемодан стоял на своем месте.

Дневной свет выявил нечто более, чем чемодан, — истинные пропорции комнаты с тремя окнами, и успокоил ее жильца в том, что его выбор был неплохим. Когда он почти оделся, то подошел к среднему из трех окон взглянуть, какая на улице погода. Его ожидал еще один шок. Вчерашним вечером он был страшно ненаблюдательным. Он готов был десять раз поклясться в том, что курил у окна справа, перед тем как лечь спать, а окурок лежал на среднем окне.

Он начал спускаться вниз к завтраку. Он запаздывал, но 13-й номер был еще более медлительным — около двери все еще стояли ботинки — мужские ботинки. Значит, в 13-м номере жил мужчина, а не женщина. Только теперь он увидел номер на двери: 12. Он подумал, что, наверное, прошел мимо 13-го номера, не заметив его.

Три глупых ошибки за двенадцать часов — это было слишком много для методичного, аккуратного человека, потому он вернулся, чтобы удостовериться. Следующим номером после 14-го был 12-й, его собственный. 13-го номера не было вообще.

После нескольких минут, посвященных тщательному продумыванию того, что он ел и пил за истекшие 24 часа, Андерсон решил отказаться от этой затеи. Если его зрение или мозг подводят его, у него будет еще уйма возможностей, чтобы убедиться в этом; если нет, тогда он столкнулся с весьма интересным явлением. В любом случае за дальнейшим развитием событий стоит последить, решил он.

Днем он продолжил изучение епископской переписки, которую я уже подытожил. К его разочарованию, она была неполной. Было только одно письмо, относящееся к делам магистра Николаса Франкена. Оно было от епископа Юргена Фрииса к Расмусу Нильсену.