Мои невидящие глаза сосредоточились на горящих конюшнях. К ним направились двое мужчин. Мужчины Ивового леса, одетые в наши зеленые и желтые цвета, в своих лучших одеждах. Для кануна Зимнего праздника, ставшего зимней бойней. Я узнала одного: это был Лин, наш пастух. Они что-то несли. Что-то, провисающее между ними. Тело. Снег вокруг горящих конюшен растаял до лужиц. Они тащились к нему, не останавливаясь. Неужели они пойдут прямо в огонь? Но, подойдя еще ближе, они остановились.
— Раз, два, три! — надломленным голосом считал Лин, раскачивая тело. На счете «три» они его отпустили. Тело исчезло в красном зеве горящего пламени. Они отвернулись, как куклы, волочащиеся по сцене, и отошли от пламени.
Не для того ли подожгли конюшни? Чтобы избавиться от тел? Хорошо горящий костер — отличный способ избавиться от тела. Я узнала это от отца.
— Папа? — прошептала я.
Где же он? Придет ли он, чтобы спасти меня? Сможет ли он помочь всем нашим людям? Нет. Он бросил меня и ушел в замок Баккип, чтобы спасти слепого старого нищего. Он не собирался спасать меня и этих людей. Никто не собирался.
— Это меня не сломает, — прошептала я, даже не зная, что собираюсь произнести это. Казалось, какая-то часть меня стремилась разбудить тупое, вялое существо, которым я стала. Я со страхом огляделась, чтобы проверить, не слышал ли кто-нибудь моих слов. Они не должны услышать меня. Потому что… если они услышат… если услышат, то узнают… Узнают что?
— Что больше не управляют мной.
В этот раз мой шепот прозвучал мягче. Части меня соединялись в единое целое. Собираясь с силами и мыслями, я неподвижно сидела в своем теплом гнезде. Я не должна выдавать себя, пока не смогу сделать хоть что-нибудь. Сани были завалены мехами и шерстяными одеялами из поместья. Меня закрутили в тяжелый, толстый и мягкий халат из белой шерсти, слишком большой для меня. Такого у нас не было. Я никогда не видела этого меха и не чувствовала такого запаха. На моей голове была шапка из такого же меха. Я подвигала руками в рукавицах, освобождая их от тяжести одеял. Меня закинули сюда, как украденное сокровище. Я была тем, кого они увезут с собой. Меня и немного вещей. Если они пришли грабить, рассуждала я, упряжки и повозки Ивового леса должны стоять рядом, полные добра и сокровищ из моего дома. Но я не увидела ничего подобного, не было даже стреноженных лошадей, которых можно было бы угнать. Они заберут только меня. Они убили Рэвела ради того, чтобы украсть меня.
А что же случится с остальными?
Я подняла глаза. Люди Ивового леса столпились у небольшого костра. Они были похожи на стадо животных посреди снежных заносов. Некоторые из них держались за товарищей. По их перекошенным от боли и ужаса лицам я даже не решалась определить, кто есть кто. Костры, устроенные из прекрасной мебели Ивового леса, зажгли не для того, чтобы согреть их, но для того, чтобы осветить ночь и не позволить пленникам ускользнуть от похитителей, большинство из которых были верхом на лошадях. Чужие лошади, чужие седла. Я никогда не видела подобных седел, с высокими спинками. Мой окоченевший разум пересчитал всадников. Не много, их не больше десяти. Но это были люди железа и крови. Большинство из них были красивы, светловолосы, с сединой в бороде. Они были высокими и крепкими, некоторые держали в руках клинки. Убийцы, солдаты, которые выполняют задание. Я видела человека, который преследовал меня, того, кто, чуть не задушив, тащил меня обратно к дому. Он стоял лицом к лицу с кричавшей что-то женщиной, той самой пухлой женщиной, которая тогда заставила его отпустить меня. А рядом с ними, там, куда я могла дотянуться взглядом, да, там. Стоял он. Человек-в-тумане.
Я уже не впервые видела его.
Он был в Приречных дубах, на рынке. Он был там, закрывал туманом целый город. Никто, проходя мимо, не повернулся в его сторону. Он был в переулке, там, куда никто не осмелился завернуть. А кто стоял за его спиной? Захватчики? Мягкая, добрая женщина с голосом и словами, которые заставили меня полюбить ее, как только она заговорила? Я не знала. Я не видела сквозь его туман, лишь с трудом различала его самого. Я и сейчас едва могла его разглядеть. Он стоял рядом с женщиной и что-то делал. Что-то трудное… Такое трудное, что ему пришлось развеять туман, захвативший меня. Мой разум стал освобождаться. С каждой минутой мои мысли становились все легче. Я снова овладела своим телом и тут же ощутила ноющие синяки и головную боль. Я провела языком по щекам и нащупала место, где укусила себя. Я постучала языком по этому месту, почуяла вкус крови и проснувшуюся боль, и внезапно мои мысли стали моими и только моими.
Они были беспомощны, я чувствовала, их разум был затуманен, как недавно и мой. Возможно, я смогла найти себя только потому, что много лет выдерживала давление разума своего отца. Несчастные, мои люди стояли, нерешительные и беспомощные, как овцы в пургу. Они понимали: что-то неправильно, но все-таки просто стояли, стонали, мычали, как животные, ожидающие убоя. Кроме Лина и его товарища. Они снова пришли из темноты с телом, болтающимся между ними. Они брели с деревянными лицами — мужчины, выполняющие порученную работу. Кто-то вовсе запретил им думать.
Я посмотрела на человека-в-тумане. Скорее, это мальчик-в-тумане, решила я. Его круглое лицо было незавершенным, подбородок придавал ему мальчишечий вид. Его тело выглядело мягким, не тренированным. В отличие от его разума, подумалось мне. Он сосредоточенно морщил лоб. Солдаты, внезапно поняла я. Он не обращал внимания на людей поместья, полагая, что туман, окутывавший их сознание, останется надолго. Он контролировал солдат, следя, чтобы они доверяли каждому слову женщины. Его туман опутал старика, сидящего на черном коне.
Старик держал в руке меч, с острия которого на землю капало что-то черное. Туман был похож на дымку, сквозь которую я могла видеть. Не сразу я поняла, что вижу сквозь нее не глазами. Красным светом костра светился сам старик. У него было страшное, старое и обвислое, будто подтаявшее лицо. Тело его выглядело жестким, а глаза — очень бледными. Он излучал горечь и ненависть ко всем, кто не был таким же несчастным, как он сам. Я пошарила в своем разуме и сделала небольшую дырочку в ограждающей его стене, чтобы ощутить, что же человек-в-тумане сказал старому солдату. Человек-в-тумане обвил его чувством победы и успеха, скормил ему удовлетворение и пресыщение. Задача выполнена. Его хорошо вознаградят, гораздо лучше, чем он ожидает. Люди узнают о его деянии. Они услышат и вспомнят, кем он был. Они пожалеют, что так относились к нему. Они станут пресмыкаться перед ним и вымаливать его милость. Но сейчас? Сейчас пора отвернуться от грабежа и насилия, и пора ему и его людям забрать то, за чем они пришли, и начать путешествие домой. Если они задержатся здесь, это только приведет к осложнениям. Станет больше ссор, больше убийств… нет. Внезапно туман исчез. Только не это. Вместо тумана появился холод и темнота его усталости. Меч в руке потяжелел, доспехи оттягивали плечи. Они нашли то, за чем пришли. Скоро они снова повернут в Чалсед, скоро он снова окажется в теплых краях, с заслуженной наградой. Скоро он будет смотреть сверху вниз на людей, сожалеющих, что презирали его.
— Мы должны все здесь сжечь. Убить всех и сжечь все вокруг, — предложил один из мужчин.
Он сидел на бурой лошади и улыбался, показывая хорошие зубы. Две длинные косы спускались по обеим сторонам его лица. У него был квадратный лоб и твердый подбородок. Просто красавчик. Он поскакал в самую гущу людей, и они разошлись перед ним, как масло перед раскаленной ложкой. Остановившись посреди толпы, он повернул лошадь и посмотрел на своего командира.
— Командир Эллик! С чего это мы должны оставлять эти колоды торчать здесь?
Полная женщина четко проговорила в ночь:
ebooksa