Чпок!
Немец выгнулся дугой.
Доски в сторону!
Я вскочила на ноги.
Рука пулеметчика потянулась к оружию.
Так ты живой еще?
Чпок!
И от его головы полетели брызги…
Прыжок к окну, взгляд вниз.
У стены сарая, окруженный полукольцом немецких солдат, стоял тот самый дядька с пулеметом, которого я видела на острове…
На секунду я замерла. Что-то подкатило мне к горлу. Он стоял, слегка расставив ноги и чуть наклонившись вперед. Руки были пусты, его оружие — пулемет и СВТ с оптическим прицелом — лежало на земле. СВТ? Такая же была у наших ребят… Значит, они виделись? Где же они?
Сверху я видела расстегнутые кобуры двух (двух!) пистолетов у него на поясе. Было ли оружие там, я не могла отсюда рассмотреть. Но на земле пистолетов не было, а немцы стояли не ближе трех-четырех метров от него. Значит, взять их фрицы еще не могли. Стало быть, оружие у Леонова есть. Надо дать ему возможность воспользоваться им. Отсюда я не видела всех немцев. Кто-то из них вполне мог стоять и под стеной. А следовательно, для меня он недосягаем. Но вполне досягаем для Леонова!
Выдернув чеку, я бросила гранату прямо между ним и немцами. Предупредить его? Но гауптман знает русский язык! Прямо этого сказать я не могу. Но что же делать?
«— …И вот тогда я сказал Ильясу: „Держи соску!“ Понимаешь? — дядя Саша поворошил в костре палкой.
— Если честно — то нет. Почему соску?
— Я намедни его мальчишке пустышку давал. Ильяс и сказал — мол, соска. А я и говорю ему, что соска — это когда в ней молоко. А когда нет ничего — это пустышка.
— Все равно непонятно…
— Не мог же я при этом злодее ему прямо сказать, мол, пустышку тебе даю, не рванут эти гранаты. Он бы все враз и просек! Я и подумал, что Ильяс парень неглупый, вспомнит наш разговор. И поймет, почему я гранату так называю.
— И как он? Понял?
— Своими руками шею этой скотине свернул! Уж сколько я жмуров повидал, а с удивленной гримасой на лице не видел! Чеку-то он выдернуть успел! И небось удивился напоследок — отчего граната не взрывается?..»