Безымянные слуги

AnnotationМы — ааори, «нерождённые». Так нас называют местные жители. Наши души были пойманы мудрецами и заключены в тела людей. Нам дали знание языка, но запретили помнить. Нас призвали защищать мир от изменённых тварей, но наша жизнь ничего не стоит. Мы будем служить, пока не умрём в этом мире или не заслужим искупление грехов. Но что это за грехи, и были ли они? Как долго придётся ждать искупления? И кем был каждый из нас до того, как попал в этот мир?* * *Безымянные слугиПрологЧасть 1.Глава 1Глава 2Глава 3Глава 4Глава 5Глава 6Глава 7Глава 8Глава 9Глава 10Глава 11Глава 12Глава 13Глава 14Глава 15Глава 16Часть 2.Глава 17Глава 18Глава 19Глава 20Глава 21Глава 22Глава 23Глава 24Глава 25Глава 26Глава 27Глава 28Глава 29Глава 30Глава 31Глава 32Глава 33ЭпилогСноски и примечания* * *Безымянные слугиПрологКак меня зовут, и что такое имя? Я не помню… Ничего не помню. Но умею говорить. Или только думаю, что умею? Передо мной стоит человек в длинном балахоне и с интересом разглядывает мое лицо. Я знаю, что на нём именно балахон. И знаю, что это именно человек. Я даже понимаю, что у него волосы седые и бородка есть. А там, на полу, лежит красивая девушка. Я понимаю, что это девушка и что она красивая… На вид — совсем ещё девочка. А ещё она лысая — абсолютно лысая. И голая… И мертвая… Потому что лежит на спине, раскинув руки. Глаза широко открыты, и в груди — рана, из которой натекло много крови.— Как тебя зовут? — спрашивает седой человек.Я честно пытаюсь вспомнить, но не могу. А ещё постоянно кошусь на мертвую девушку.— Я не знаю…— Это правильный ответ, — мужчина перехватывает мой взгляд. — А вот она назвала имя. Но вы — безымянные и нерожденные. Вам имя не положено. Кто ты?— Человек, наверно, — с сомнением отвечаю я, снова покосившись на девушку. Жаль, что она мёртвая, потому что красивая. Не знаю, почему я считаю, что красивые девушки не должны быть мёртвыми.— Не косись, — мужчина цепко ухватил меня за подбородок и заставил повернуться к нему. — Жить или умереть тебе, решалось на первом вопросе. Так ты — человек?— Человек… — должно быть что-то, что помогло бы увидеть мое отражение. Что такое отражение? Это мое изображение на какой-то гладкой поверхности. Это воспоминание даже мелькает где-то глубоко в сознании, но я почему-то уверен — вспоминать нельзя. Скашиваю глаза на девушку, чтобы блик воспоминания не промелькнул в них. Я почти уверен, что в глазах это отражается. Но, поразившись своей смелости, немедленно возвращаю взгляд.— Хорошо, а сколько тебе лет? — седой смотрит внимательно. Не могу понять, раскусил он меня или нет.— Я не знаю, — честно отвечаю я.— Хорошо, — кивает седой. — И последний вопрос: где ты?— Я не знаю… — совсем тихо говорю я.Он смотрит так, будто собирается взглядом меня проткнуть. Впрочем, я и ожидаю, что сейчас мне проткнут грудь, как той девушке.— Отлично, — седой кивает куда-то в сторону. — Тащите его в тельную.Меня подхватывают под руки и тащат. Мне кажется, что я должен помочь, шевелить ногами, но ноги — не шевелятся. Или я пытаюсь шевелить не ногами. Зрение мутное настолько, что всё как в тумане. Те, кто тащит меня, выпали из фокуса… Наверно, фокуса… Ведь так называется пятачок, где я хоть что-то вижу? Но я, наверно, не скажу этого. И что вспомнил про зеркало — не скажу. Девушка на полу всё ещё стоит перед глазами. Как её звали?Меня бросают, и я падаю на холодную поверхность. С двух сторон что-то мягкое и теплое. Я пытаюсь оглядеться и понимаю, что лежу тут не один. Тут множество молоденьких девушек и парней. Тела лишены волос и блестят от какой-то влаги. С усилием я поднимаю руку и провожу по себе. Я тоже лысый и весь в такой же слизи. Сил больше ни на что не остается, и я закрываю глаза. Я хочу спать.Часть 1.Глава 1Безымянные — это мы: я, Подруга, Приятель и Дружище. И все остальные, с кем я не знаком. Я — Друг. Но это не имя, а обозначение для своих. Таких друзей тут много. И подруг много, и приятелей, и дружищ, и слабаков, и засранцев. Все получили прозвища во время учебы. Сложно совсем без имен. Но мы недостойны даже номера. Мы — нерожденные и безымянные. И для всего мира мы ещё не родились. Имя нам — «Эй ты!» и никак иначе. Слышишь, что кого-то зовут — оборачиваешься на голос. Если зовут тебя — идёшь узнавать, что понадобилось.Мы живем в сумрачной пещере, где только мы и наши учителя. Нас кормят впроголодь, нам дают спать совсем немного, нас каждый день погружают с головой в «жгучую слизь», после которой кожа чешется и болит. От слизи у нас не растут волосы. Никакие не растут. Я знаю, потому что одежду нам выдали совсем недавно. А раньше не выдавали вообще — мы же ещё не родились. Мы — нерождённые. Нам так часто повторяют это, что никем другим мы себя и не считаем. Но я видел, как люди старались прикрыть срам. И знаю, что все они помнят, что у человека должна быть одежда. Ну или почти все…Всё оставшееся после сна и еды время нас заставляют заниматься. У учителей есть имена. Мастер Эовар — седобородый старик, вечно недовольный. За каждую провинность наказывает. Мастер Нарани — высокий и поджарый, с колючими глазами и жесткими руками. Многие уже испытали на себе их жесткость. А ещё есть мастер Плок, он — добрый. Он не наказывает. Но говорит, что нерадивых накажет Порка.Мастер Эовар заставляет нас зубрить устав ааори. Ааори — это те, кем мы станем после Порки. Порка — это наше рождение. Порка — это билет во взрослую жизнь. Но во время Порки многие погибнут. Во всяком случае, так говорит мастер Эовар. Все безымянные ненавидят его всей душой, а душа у нас есть. Потому что есть бездушные, которых мудрецы зовут — не-мёртвые. Но нам про них только упомянули. Мастер Эовар сказал, что про них рассказывают ааори. А нам рассказывали про не-живых. Потому что во время Порки мы встретимся с ними.Но вообще-то в словах мастера Эовара много интересного. Он рассказывает иногда про небо, про солнце, про город на границе мира людей. Здесь, в пещере, легко забыть о том, что где-то есть небо и солнце. Но там, в глубине памяти, скрываясь и таясь, живут воспоминания о них. А ещё мастер рассказывает про ааори и про то, как они могут стать нори. Но больше про ааори. Про то, как надо обращаться к аори, рожденным, как вести себя с мастерами, как относиться к ааори, получившим номер — номерным. Как выказывать уважение или неуважение. Это всё безумно интересно… и неправильно. Мне так кажется. Я не знаю, почему.Мастер Нарани учит нас обращаться с колом. Длинная деревяшка с заострённым концом — вот и всё наше оружие. С ним мы начинаем свою жизнь.— Вы пыль, — мастер Нарани не смотрит на нас. Он смотрит в стену напротив, обращаясь к пустоте, которой нас и считает. — Пыли недоступны подлые луки и дротики, пыли недоступны благородные мечи и топоры сильных, пыли не положено даже копьё. Но если кто-то из вас дойдёт до Порки — он получит своё первое копьё. Но пока у вас есть кол, и этим колом вы должны превратить свои чурбаны в решето!Мастер Нарани считает, что учить нас изощрённым приемам боя не нужно. Он заставляет нас колоть чурбаны. У каждого безымянного свой чурбан. Путать — нельзя. Как бы ни пытался мастер Нарани изображать презрение и отводить глаза, но он лучше каждого из нас помнит, кому какой чурбан принадлежит. С первого урока, с первого удара он запомнил каждого из нас. Это заставляет нас восхищаться этим человеком. Но он суров, и это узнали на себе те, кто посмел перепутать чурбан на второй день. Одни перепутали по глупости, другие — из врожденной хитрости, но все они после занятия еле передвигали ногами. Мастер лично вызвал каждого в круг, посыпанный песком — каждый получил тупой шест, и каждый не смог продержаться в круге на ногах больше трёх ударов сердца. За это время мастер Нарани успевал сделать два выпада и один размашистый удар уже по лежачему.— Каждый из вас думает, что хитёр, быстр и силён, — сказал Нарани, собрав нас после этого показательного избиения. — Каждый из вас считает себя кем-то… Но вы — пыль! И если кому-то из вас суждено заслужить имя, то произойдет это ещё нескоро. Вы будете помнить всё, что необходимо для того, чтобы стать ааори. А кто не запомнит — не доживёт и до Порки.Мастер Нарани часто говорит через губу, будто бы сплёвывая каждую букву. Его все боятся до дрожи в коленках, но ни разу он не опустился до чрезмерных наказаний, а мы — до чрезмерных проступков. Даже когда двое безымянных — парень и девушка — попытались уединиться ночью в темном коридоре и были пойманы, он был единственным, кто выступал против казни. Двое других мастеров решили иначе. Тогда к нам в пещеры спустились два воина и забили парочку до смерти перед строем.Есть ещё мастер Плок. Все его считают добрым, но я отлично помню, что он первым потребовал казни той самой парочки. А добрым его считают потому, что на трёх уроках в день у мастера Плока нам надо просто сидеть с закрытыми глазами. Вообще-то нам положено пытаться почувствовать себя, окружающий мир и разлитую в нём мудрость. Но я уже давно выяснил, что почти никто этого не делает. Все просто сидят и расслабляются на его уроках. А ведь мастер Плок сказал ещё на первом уроке, что не будет наказывать никого только потому, что нерадивых накажет Порка. Но кто бы тогда запомнил его слова.Здесь в пещерах нет времени. Только мрак, разгоняемый светом факелов. Я помню, что где-то день сменяется ночью. Иногда в моей голове, когда я пытаюсь уснуть, проносятся воспоминания о голубом небе, пушистых облаках, зеленых травах, сумрачных лесах. Но я прячу эти воспоминания. Мы безымянные — нам запрещено помнить. И следит за этим именно мастер Плок. Он из мудрецов — как тот, первый, с кем я общался в этой своей жизни. В этой жизни, потому что я уверен: у меня была другая жизнь.Я худой, тощий, уже не подросток — молодой человек. Совершенно лысый, так что даже не знаю, какого цвета у меня волосы. У меня карие глаза, прячущиеся в глубине глазниц. По местным меркам, как нам объяснил мастер Эовар, мы выглядим на 15 сезонов. Но я помню, что это возраст семнадцати-восемнадцати лет. Мои года — они другие. А ещё я помню отражение в зеркале — там я выглядел значительно старше.Я не знаю, помнит ли кто-нибудь ещё хоть что-то из прошлых жизней. Мы безымянные, и мы должны сами поддерживать порядок. Делиться воспоминаниями здесь не станет никто. Если другой безымянный услышит, что я что-то помню — то донесёт на меня немедленно. Он получит дополнительную пайку и право получить пузырек целебной мази для Порки. За каждый проступок другого нерожденного можно получить один пузырёк. То же и для тех, кто донесет на безымянных, собравшихся уединиться. То же и для тех, кто расскажет о неуважительном отношении к мастерам. Один парень хвастался, что уже обнаружил с десяток нарушителей правил. Их, этих правил, может, и немного, но нарушать их строжайше запрещено. Нарушил — отправляешься в круг песка против мастера Нарани. Но я помню, что доносить — не очень-то хорошо. Я почему-то уверен, что всё, чему нас учат мастера, отвратительно. Но как же сложно держать это всё в себе и ни с кем не делиться своими мыслями.Время сна — это такое время, когда мысли мучают тебя сильнее всего, если не удалось сразу уснуть. Мы — безымянные, и мы никогда не высыпаемся. Нам дают спать слишком мало. А напряжение после занятий столь велико, что невозможно сразу расслабиться. А ещё мысли и воспоминания, которые, стоит закрыть глаза, заполняют сознание. Многие безымянные вертятся после того, как ударит гонг, и не могут уснуть. Но постепенно в темноте люди вокруг начинают дышать спокойнее и размереннее. И только я продолжаю пытаться уснуть. Думаю, я всегда засыпаю последним. И короткого периода сна — просто не хватает. Когда звучит утренний гонг, мне кажется, что я только успел сомкнуть глаза. И каждый раз я боюсь уснуть на занятиях мастера Плока…Гонг.Встать с утра — тяжелое дело. Особенно, если спал всего несколько часов. Дням уже давно потерян счет, и я готов сорваться и не встать — лишь бы поспать ещё час. Были среди нас и такие, кто не вставал. Чаще срывались мальчики — просто оставались спать после гонга. Когда мы возвращались — их уже не было на своих кроватях, и мы их больше не видели. И почему-то я уверен, что они уже давно мертвы. А я хочу жить. Здесь все хотят жить. Поэтому я заставляю себя открыть глаза и встать, как бы ни хотелось вздремнуть ещё немного.Я в одной из десяти комнат, где живут нерожденные. В каждой сорок пять трехъярусных кроватей. Пятнадцать кроватей в ряд, три ряда в длинном зале с темными стенами. После каждой побудки я открываю глаза и вижу одну и ту же картину: дежурный поджигает светильники на стенах, обходя комнату. Иногда я сам становлюсь таким дежурным, и тогда с утра я бегу, дрожа от холода, в коридор, чтобы схватить факел у двери. А вечером — тушу факелы при звуке гонга. Забавно, но каждый вечер факела в коридоре нет, а каждое утро — есть. А ещё мои дежурства — это единственный счет дням, который у меня есть. Я дежурил уже шесть раз. И третий круг дежурств уже заканчивается. Значит, я провел в этом месте уже больше 900 дней. Хотя я про себя называю всё днями, но понимаю, что распорядок может значительно отличаться, и день — не всегда день.Спрыгнув со второго яруса и привычно увидев красивые ноги Подруги, спавшей прямо надо мной, я иду к умывальникам. Они в комнате напротив: просто несколько труб в стене чуть выше головы, из которых бьёт струя воды. Ледяной воды. От нее сводит руки и перехватывает дыхание. Но где-то в глубине души, на задворках памяти, я откопал правило: умываться нужно каждый день. Вот и умываюсь. Зачерпываю небольшой комок мыльного раствора, тру им лицо, смываю, фыркая от холода и разбрызгивая воду по всему телу. Холодно. Но после такой процедуры холод в коридорах уже не замечаешь. Перетерпеть первые мгновения — и станет тепло.Рядом появилась подруга. Приветливо мне улыбнулась. Она тоже приходит умываться каждое утро. Дружище и Приятель — не ходят, смеются над нами и обзывают чистюлями. А мы — умываемся. Это кажется каким-то якорем, который приковывает меня к званию человека, рожденного и настоящего. Почему умывается Подруга — я не знаю. Как не знаю, почему умывается плотный паренек с бледно-серыми глазами. Вот и он. Я ему кивнул, подмечая, что Подруга тоже приветливо ему кивнула. Почти 900 дней мы все трое приходим сюда каждое утро.От умывальников я вышел первым и увидел Дружище и Приятеля. Они стояли в коридоре и ждали. Хмурые, невыспавшиеся, ёжащиеся от сквозняка.— Идите на завтрак сами. Я догоню, — Подруга выглянула из умывальной и махнула нам.Она так часто делает в последнее время. Но почему и зачем — мы не спрашиваем. Не принято у нерожденных вопросы задавать. И мы пошли по коридору, куда выливается масса таких же, как мы. Все молодые люди в серых шортах до колен. Девушки — в серых юбках и тонких рубахах. Все тощие, костлявые, лысые. Бррр! Раньше, когда без одежды ходили, ещё хуже было.Столовая. Длинное помещение. В самом начале в стенах есть окна. Подходишь к такому окну, опускаешь жетон в прорезь — и получаешь миску с похлебкой. Всего жетонов три: можно опустить хоть все сразу, но тогда весь день есть будет нечего. Новые жетоны получаешь вечером. Я, Дружище и Приятель идём вместе. Подмечаю взгляд двоих парней, стоящих у стены. Они все из компании того, с бледными серыми глазами. Всегда стоят и поджидают одиночек — тех, кто себе не подобрал компанию. Отнимают жетоны и получают дополнительную похлебку. Но на двоих-троих уже боятся лезть. И Подругу не трогают — знают, что мы вступимся.За 900 дней мы все остались друг другу чужими. Мы не можем познакомиться, потому что нам нечего про себя рассказывать. Мы не можем чувствовать себя раскованно, потому что все нерожденные должны друг на друга доносить. Только союзы, что сложились с самого начала, держатся в таких условиях, а ещё появляются новые союзы, но уже ради какой-то цели. Похлебку у одиночек отжимать, например.Кстати о похлебке — это та ещё бурда. Отдает опилками, затхлая и совершенно безвкусная. Попробовав её впервые, я ясно вспомнил, что в «нормальной жизни» к ней даже не притронулся бы. Я не знаю, что такое «нормальная жизнь», но если она есть, то моя нынешняя жизнь — ненормальная точно. И память даже услужливо подсказывает, что я сейчас использовал какую-то «логику». Но именно сейчас я радостно ем свою похлебку, радуясь твердым комочкам — чем их больше, тем сытнее похлебка и тем быстрее перестанет урчать живот.На еду времени мало. Деревянной ложкой я закидываю в себя похлебку, краем глаза наблюдая, как друзья сероглазого поймали одиночку и оставили без завтрака. А вот и сам сероглазый. Умылся и спешит позавтракать. Почти сразу за ним прибежала Подруга, получила свою порцию и присоединилась к нам. Подмигивает мне и начинает быстро и аккуратно есть. Вот умеют же девушки. Под конец я уже без стеснения отскребаю похлебку со стенок миски. Мне кажется, после меня даже миску мыть не надо — она совсем чистая.Снова коридор. И снова зал с деревянными чурбанами и заострёнными палками. Посреди зала на возвышении дорожка с высокими корзинами, где набиты колья — старые, новые. Они ломаются, и их меняют. Мастер Нарани всегда восседает на другом конце дорожки — за столом. А по бокам, немного ниже дорожки, земля усыпана толстым слоем песка, в который врыты деревянные чурбаны. Чурбанов 1350 штук. Именно столько нас было в начале обучения. Большинство уже похожи на обгрызенные поленья. Но есть и те, которые сохраняют почти первоначальный вид. Напоминание о тех, кто не осилил учёбу и пропал.— Живее, нерожденные, шевелите своими конечностями! — покрикивал на нас Нарани. — Взяли колья и бьём чурбаны. И чтобы сегодня от ваших тренажеров только щепки остались.Я к этому близок. Я колол и колол свой чурбан, от которого остался жалкий огрызок, по которому уже сложно попадать. Но я не останавливался. Как бы я ни сосредотачивался на этом деле, но в голове проскользнула мысль, что сегодня и мастер какой-то слишком добрый, и пожелание странное. Подозрения укрепились в тот момент, когда два оставшихся мастера вошли в зал и о чем-то начали переговариваться рядом со столом Нарани. Подруга тренируется почти рядом со столом. Вот бы у нее расспросить. Но она не скажет.В тот день мы кололи чурбаны очень долго. Прошел час, два, три. Удивительно, но нас не понукали, не гнали к мастерам Плоку и Эовару. Мы просто продолжали колоть. Как заведенные. Треск… Какой-то парень хмуро посмотрел на остатки своего чурбана, переломившегося в середине, и растерянно обвел зал взглядом. Нарани подозвал его к себе и указал на стену за своим столом. Снова треск — и новый ученик пошел к стене. Мой чурбан так и не сдался. Он уже превратился в тонкую палку, по которой удавалось попасть один раз из трех — но стойко держался. Как бы ни было обидно, но сломать я его уже не смог. Когда по залу разнесся протяжный удар гонга, у стены стояло около ста человек, а все остальные неудачники оставались на площадке.— Достаточно! — Нарани остановил тренировку.Я стоял и смахивал со лба пот. У меня не получилось разбить проклятый чурбан — и это вызывало досаду. Ведь это явно было очень нужно. Вон, даже сероглазый сумел уйти к стене. Я перехватил разочарованный взгляд Подруги — но что случилось, спросить не мог.— Достаточно, криворукие уроды! — теперь уже мастер Плок. — Время вышло! Те, кто сумел сломать чурбан, завтра поведут вас на Порку. Вы, остальные, отправитесь туда с ними во главе. Идите за нами. Вам выдадут вашу экипировку.И мы пошли за мастерами. Толпа нерожденных влилась в проход за столом мастера Нарани, в который раньше не входил ни один из нас. Мы шли по длинным коридорам при свете факелов, уже ничего не соображая от усталости. В зале, куда мы попали, стражники раздали всем новую одежду, какие-то мешки, копья с тяжелыми железными наконечникам и маленькие щиты. Каждый ученик получил большую миску с похлебкой. Впервые за последние дни я досыта наелся. Рядом появились Дружище, Приятель и Подруга. Все в одинаковых штанах и рубахах. В голове мелькнуло «из грубой ткани», но я промолчал. Мы не обменивались взглядами и не говорили. Просто ждали.Всё закончилось быстро и как-то буднично. Нас заставили достать из мешков одеяла — и приказали спать. Я закутался в одеяло и лёг прямо на пол, пытаясь согреться об тела окружающих. И в первый раз за всё время я провалился в сон, только успев закрыть глаза.Глава 2Понятия не имею, сколько мы спали, но проснулся я свежим и бодрым. Замёрз, конечно, но несильно. Зал, где мы находились, уже осветили факелами. Умыться было негде, и пришлось пропустить традицию. Жаль, конечно, но делать нечего. Гонг прозвучал, и нерожденные вокруг поднимались. Мастеров нигде видно не было. В зале оставались только стражники, общение с которыми до этого сводилось только к обмену жестами.— Старшие десятков, подошли ко мне! — прорычал один из стражников.К нему потянулись те, кто вчера сумел разбить чурбан. Остальные стражники двинулись к нам и стали распределять между старшими. Я с Приятелем оказался в одном десятке, а Дружище и Подруга оказались в десятке сероглазого. Неприятный всё-таки тип. Десятки получились большие. В нашем — шестнадцать человек. Странно, зачем тогда называют десятком? Хотя мастера в школе говорили, что такое, кажется, может быть у ааори.У меня старшим оказался парень с гордым горбатым носом и каким-то затравленным взглядом. Я помнил его — не раз и не два оставляли его без завтрака. Один из стражников жестом позвал его за собой.— Пошли, — зло процедил носатый уже нам и направился за стражником, а мы уныло потянулись следом.В дальнем конце зала, где мы провели ночь, был ещё один проход. Через сотню шагов он разветвлялся, потом снова разветвлялся и снова. Стражник вёл нас по какому-то одному ему известному пути. Редкие факелы не давали запомнить подробности. Но продолжалось всё недолго. Вскоре стражник остановился и кивнул нам вперёд, в темноту:— Идите. Ваша задача — пройти долину, найти вход в шахты и пройти их насквозь, — проговорил стражник. — Да не пересечёт ваш путь трещина.Он развернулся и отправился назад, а мы остались стоять в каменном проходе. Наш старший качнул головой и снова зло, как выплюнул, приказал:— Пошли.— Сам и иди, — бросил ему один из бойцов, усмехнувшись. Рядом с ним плечом к плечу встали ещё два парня и две девушки.— Я — старший, — процедил носатый, зло сощурив глаза. — Вы обязаны мне подчиняться!— Мы обязаны дойти, — задорно ответила ему одна из восставших девушек. — С тобой или без тебя, никого не волнует.Какая-то безвыходная ситуация. Старший и ещё пара парней стоят напротив пятерых восставших. А я, Приятель и ещё шестеро бойцов застыли между ними.— Друг, — Приятель положил мне руку на плечо, — а не пойти ли нам к выходу? Пускай старшие сами между собой разбираются.Я усмехнулся. Мы вместе двинулись дальше, и за нами потянулись оставшиеся «нейтральные» бойцы.— Стоять! — заорал наш старший. — Помогите мне!— Если они не хотят идти с тобой, — проговорила девушка, уходящая с нами, — то просто отпусти их.— Для нас ты всё ещё старший, — поддержал её Приятель, — но своё старшинство у несогласных ты уж как-нибудь сам утверди.— Мы вас подождём через сотню шагов, — хмуро бросил я, оглядывая остающихся.Мы прошли обещанные сто шагов и остановились. Я уселся прямо на землю — некоторые последовали моему примеру, а девушки достали одеяла. Из восьмерых бойцов, сохранивших нейтралитет, девушек было две. Мы сидели и ждали, прислушиваясь к крикам в той стороне, откуда пришли. Я нащупал рукой камень, поднял его и некоторое время пытался понять, зачем он мне нужен. А потом, догадавшись, взял копьё и осмотрел его — заточено копьё было плохо. Я провел камнем вдоль лезвия, стараясь придать ему остроту. «Заточка» — память подсказала, как называется то, что я делал. Остальные остались безучастны к моим стараниям, хотя я надеялся, что моему примеру последует хотя бы Приятель. Но тот глянул презрительно. Откуда это выражение у него в глазах? Что произошло? Я хотел было уточнить у него, но передумал. Похожие взгляды на меня кидали Дружище и Подруга до того, как нас распределили в десятки.Через некоторое время крики и шум стихли. Мимо с гордым видом прошел повстанец и две девушки — все в крови, с наспех забинтованными ранами. Кажется, на перевязку они пустили одеяла, распоров их на широкие ленты. В руках все восставшие тащили по одной дополнительной сумке. Никто из тех, кто сохранил нейтралитет, за ними не пошел, а они — не звали. Я проводил их взглядом и поднялся на ноги.— Ты куда? — буркнул один из оставшихся с нами бойцов.— Пойду проверю, остался у нас старший или нет, — пожал плечами я.Со мной никто не пошёл. Ну и ладно. На том месте, где разделился отряд, осталось пять трупов и две сумки. В одной, в самом деле, не хватало одеяла. Запасные копья и щиты бунтари брать не стали, а вот я — взял. Впрочем, сначала меня скрутило у стены. Стоило только посмотреть на трупы внимательно, как в голове зашумело, к горлу подступил ком — и пришлось отойти и опорожнить желудок. Стало немного легче. Судя по следам рвоты, восставшие бойцы тоже не удержали содержимое желудков.Я дотащил всё оставшееся снаряжение до места, где сидели остатки отряда.— Одну сумку понесу я, как и запасное копьё с запасным щитом, — сбрасывая добычу, пояснил я. — Всё остальное надо распределить между собой.— У меня всё есть, — хмыкнула девушка, которая ответила главному, когда мы уходили.Вторая молча кивнула. Первую я про себя обозвал длинной, а вторую — глазастой. Всё равно как-то различать их было нужно.— С чего нам всё это тащить? — спросил Приятель, ухмыляясь.Я пожал плечами, не видя смысла спорить:— Как хотите. Можете оставить здесь. Но тем, что я тащу — ни с кем делиться не буду.Сумки я связал, сделав из ремней лямки, и примерил на спину — удобно. Нам их только выдали, а память уже ворчала, что надо делать рюкзак. Вот я его и сделал, как память подсказывала. К сумкам приторочил дополнительный щит и копье — лямки стали резать плечи. Пришлось отпороть от одного одеяла лоскуты наконечником копья — и обмотать лямки. Теперь можно было не переживать за натёртые плечи. Камень, которым было удобно затачивать копьё, взял с собой. Да, он был тяжеловат, но полезен.Помимо одеял, в сумках обнаружились фляги с водой, мешки с сухарями и огниво. Я видел, как мастера таким высекали искры на факелы, и те загорались. Факела не было, но имелось несколько тряпиц и маленькая деревянная бутылочка. Открыв крышку и понюхав, я догадался, что это масло. Всё, больше в сумках ничего не было. Но даже то, что нам выдали — было нужным. Для босых и тощих молодых людей, одетых в рубахи и штаны из грубой ткани — и огниво было бесценным приобретением.Я поднялся и закинул на спину поклажу. Перехватил поудобнее копьё с щитом и двинулся к выходу.— Так и пойдешь? — удивился Приятель.— Так и пойду, — ответил я. — Чего тут сидеть?— Нужен новый главный! — удивился массивный парень. И как только вес на похлебке набрал!— Ну раз нужен, то выбирайте, — ответил я.Стало смешно и грустно. Что произошло, что Приятель теперь смотрит на меня как на врага? Зачем им главный, если никто не взял ни дополнительную сумку, ни копий, ни щитов? Конечно, мне было бы легче встречать опасность в строю. Нам не говорили, что конкретно ждет нас впереди, но мастер Эовар часто поминал «неживых» — и что во время Порки будут именно они.Настроение испортилось. Если бы лучше понимал, с чем придется столкнуться — сейчас было бы гораздо проще. Но нашим мастерам было важнее, чтобы по брошам на одежде я мог отличить аори-ремесленника от аори-крестьянина. Первому надо сказать: «Пусть труд твой будет оценен, аори», а второму — «Пусть земля твоя плодоносит, аори». Важно было, чтобы я различал торговцев и священников, мудрецов и воинов. А вот как выглядит неживой, я не знаю до сих пор.Тёмный коридор изгибался как змея. Факелы кончились, и я просто вытащил из крепления последний — с ним и пошёл. Судя по пустым креплениям, ушедшие раньше парень и две девушки сделали то же самое. Впрочем, уже скоро пещера закончилась, и я оказался в той самой долине, о которой говорил стражник.На улице была ночь. Первое, что я увидел, был огромный и невыносимо далекий небосвод с мерцающими звездами. Мне показалось, что на небе чего-то не хватает. Но вот чего — было неясно. Прямо от выхода из пещеры тянулся поросший жесткой травой склон, справа и слева вздымались горные кручи, а впереди лежала узкая долина, поросшая густым лесом. Холодный ветер проскользнул под одежду, но я всего этого не чувствовал — у меня просто перехватило дух, и я сел на землю там, где и стоял. Сделать последний шаг и покинуть пещеру оказалось необычайно тяжело. Возможно, я так и сидел бы здесь, на пороге, но внизу из леса раздался полный боли крик, оборвавшийся практически сразу.Пришлось подниматься и начинать спуск. Сразу вспомнился мастер Эовар и его слова: «Неживые свет не любят. Они слабеют, становятся на свету вялыми. И потому ищут место потемнее, чтобы переждать день». Ну да, ночью они все повылезали в лес, а вот под вечер точно вернутся в пещеры. И не понятно, где лучше с ними встретиться — в лесу долины или в пещерах. Впереди ведь ещё какие-то шахты, через которые нужно пройти. Значит, за ночь надо пересечь долину и углубиться в пещеры достаточно глубоко, чтобы успеть до прихода неживых.Ходить босыми ногами по острым камням и жесткой траве — то ещё удовольствие, но я терпел. Остатки моего отряда все-таки меня догнали перед самой кромкой леса. Приятель ещё на подходе принялся меня окликать. Пришлось остановиться. Кто бы ни водился в лесу, меньше всего хотелось, чтобы он пришел посмотреть, кто тут орет. А первой ко мне успела спуститься глазастая. Я с удовлетворением заметил, что к её сумке был приторочен щит.— Мы так и не выбрали главного, — известила она меня, — но решили, что держаться лучше вместе. Ты не против?Я пожал плечами. Приятель тащил две сумки, остальные бойцы несли запасные копья и щиты.— Друг, ты чего так спешишь? — спросил Приятель.— Хочу уйти подальше пока ночь, — ответил я.— От кого и зачем? — не понял Приятель.— От неживых, — я пояснил.— Да их же тут нет, — со слегка презрительной улыбкой сказал он.— Может, и нет, — не стал спорить я и повернулся к темной стене леса.И в этот момент я увидел его. Неживого. Переваливаясь, он вышел из-за стволов и неспешно направился к нам. Налетевший порыв ветра принес запах земли и гнили. Когда-то неживой был человеком, но это было очень давно. Плоть его жила своей жизнью, а точнее — нежизнью¸ потому что была мертва. По венам неживого струилась не кровь, а что-то темное, глаза были блеклые и напоминали глаза насекомых. От зрачка не осталось и следа. Кожа имела гнилостный цвет, определить который было невозможно. Тугие узлы мышц перекатывались под её тонким слоем при каждом шаге. Вот только неуклюжим неживой не был. В его движениях чувствовалась какая-то жуткая грация.Мы застыли. Мы просто не были готовы встретить это, ведь никто нам ничего не объяснял. А неживой приблизился к нам и стремительным прыжком подмял одного из парней-бойцов. Тот даже не закричал — заверещал как-то обреченно, а тварь махнула рукой с когтями и вбила её в живот парню. Зубами потянулась к горлу — хлынула кровь. Крик бойца прервался, сменившись бульканьем. И оцепенение спало. Во всяком случае, с меня.Перехватив копьё, я шагнул к твари. Та оторвала голову от горла убитого и повернула её в мою сторону, распахнув усеянную мелкими острыми зубами пасть. А я — ударил со всей скоростью и силой, на которую был способен. Неживой был быстрее. Он смахнул копьё лапой, прямо когтями по наконечнику, а я, повинуясь какому-то внутреннему порыву, перенаправил удар лезвия вбок, срезав заточенной кромкой и когти, и пальцы, и половину кисти. Тварь зашипела, отпрянула, но новый удар копья в морду предотвратить уже не смогла.«Нежизнь — она в голове!» — убеждал нас мастер Эовар и был, видимо, абсолютно прав. Стоило наконечнику пробить кость черепа, как тварь забилась, сорваласьс копьяи упала на землю. Ещё несколько конвульсивных движений, и она застыла куском вонючей плоти на земле.Звук рвоты за спиной заставил обернуться и посмотреть, как семеро моих спутников, кто как стоял, так и опорожняют желудки. Я бы к ним присоединился, но нечем было — всё оставил в пещере.— А может, и есть, — ответил я Приятелю, вспомнив, на чём мы закончили разговор.Приятель промолчал, что само по себе было удивительно, потому что обычно он всегда находился с ответом. «За словом в карман не лез», — напомнила память. Карманы — это ведь удобная штука, да?— Нам нужно за ночь пройти всю долину и спрятаться в шахтах, — сказал я. — Неживые там, в лесу, охотятся на живых. Но ночью — побегут в пещеры.— А если мы не успеем? — слабым голосом спросила длинная.— Лично я пережду день в лесу, — ответил ей я, — а когда твари вылезут в лес — пойду в шахты. Но лучше успеть дойти за ночь. И углубиться в шахты как можно дальше.Продолжить движение мы смогли через несколько минут, когда спутники поднялись на ноги. Я решил, что шагом не пойду, и побежал. На удивление, остальные последовали моему примеру.Лес состоял из высоких деревьев с прямыми гладкими стволами, между которыми почти не росли кусты — только мох. Бежать приходилось осторожно, вглядываясь в темноту и стараясь не подвернуть ногу в какой-нибудь яме. Но продвигался отряд быстрее, чем просто шагом. Иногда в лесу раздавались крики, но все это происходило в стороне. Я вел отряд по самому краю леса. Путь получался длиннее, но так было надежнее. Когда чувствовал, что сил на бег не остается, я переходил на шаг, и весь отряд следовал моему примеру.Следующий неживой вышел на нас ближе к середине пути. Эта тварь была явно крупнее, сильнее и опытнее. Заметил я её в последний момент, когда она уже прыгала из кустов. Я успел предупредительно выкрикнуть и выставил копье, кидаясь под прыгающего противника. Неживой такого не ожидал, напоролся на моё копье и рванул в сторону. Копье так и осталось торчать в нем, но я уже вытащил запасное и снова навел наконечник на тварь. Жалел я только о том, что не успел запасное копьё заточить. Следующую атаку твари встретили наконечники всего отряда. От половины копий неживой отмахнулся, два вошли в тело, одно сломалось, попав в лоб, а я прицельно ударил в глазницу — повреждая то, что у твари в голове.— Хорошо, что ты запасные копья принес, — сказал Приятель, когда мы уселись после боя на землю.Он как-то странно на меня посмотрел. Словно хотел что-то сказать, но передумал. А я опять не стал настаивать.— Подъём, — проговорил я. — Неживой воняет, а нам вроде говорили, что у этих тварей нюх хороший. Лично мне хочется убраться как можно дальше отсюда.И весь отряд безропотно подчинился. Удивительно! Мы побежали снова — и скоро снова напоролись на неживого. В этот раз победа далась ещё легче. Чье-то копье перерубило ему шею ещё в прыжке. Останавливаться не стали, и я только заставил всех протереть оружие пучками мха. Бегом-шагом, бегом-шагом. Земля ложилась нам под ноги, крики и звуки боя оставались позади. Нам везло — неживые не обращали на нас особого внимания. О том, сколько из нас доберется до цели, не хотелось даже думать.Вход в шахту нашелся легко — в противоположном конце долины. Он больше всего напоминал ещё одну пещеру. Если бы не несколько укрепляющих балок — догадаться, что это творение рук человеческих, я бы не смог. Факел у нас был только один, а тратить время на заготовку было слишком опасно. Небо за горными вершинами начинало светлеть. А это значит, что скоро твари побегут в шахту прятаться от солнца. Насколько глубоко они зайдут, не хотелось даже думать.Отряд снова побежал по коридору — в пятне единственного факела. Периодически по бокам мелькали боковые ответвления, но заглядывать в них я запретил. Сразу была видна разница между тем проходом, по которому мы шли, и боковыми. Наш был укреплен старыми деревянными балками, а боковые никаких укреплений не имели. Несло оттуда гнилью и разложением, и мне даже подумалось, что там гнёзда неживых, где они пережидают день. Отряд продолжал бежать, а когда сзади раздалось шарканье и топот — побежали быстрее. Твари возвращались на день домой.Впереди показались отсветы факелов, и мой отряд выскочил к круглой шахте, по стене которой вился деревянный пандус. Вниз спускался ещё один отряд, а из темноты позади нас доносился топот неживых, почуявших добычу. Мы кинулись по пандусу вниз, догоняя бежавших нерожденных. А те явно выбивались из сил. Девушка из отряда впереди обернулась, и я с радостью узнал Подругу. И даже начал поднимать руку — для приветствия. Подруга остановилась, крикнула что-то главному отряда. Тот тоже обернулся, подскочил к ней — я узнал сероглазого. До них оставалось ещё два витка. А потом я увидел, как сероглазый и Дружище вместе схватились за секцию пандуса и скинули её вниз.— Гады! — вскрикнул Приятель у меня за спиной. — Гады!— Прости, Приятель. Надо было, как Дружище, лезть к нам, — Подруга засмеялась, а сероглазый хмыкнул и приобнял её за талию. — Я ведь предупреждала тебя! Надо быть с главным.Они развернулись и неспеша побежали дальше. А я застыл, начиная понимать и взгляды Приятеля, и Подруги, и Дружища. Наверно, они просто ожидали, что я буду главным. И когда я не сломал свой чурбан…До следующего витка было шагов десять-пятнадцать — при неверном свете факела определить было сложно. И правда, гады: выбрали одну из самых длинных секций на всем витке. Если и можно было найти доску такой длины — то выше, а там уже лился поток неживых.— Как будто я мог выбирать… — проговорил Приятель, опускаясь на деревянный настил рядом с провалом, глянул на меня и зло произнес: — Всё ты!— Не я выбирал тебе отряд, — ответил я.Выше на пару витков громыхнули ноги тварей. Я скинул сумку и вытащил одеяла. Длинные… Под такими можно с головой укрыться. Первое я привязал к опорному столбу, а второе — к первому узлом. Откуда только знал, как вяжется узел?— Кто может вязать узлы?— Мы умеем, — ответила мне глазастая, кивнув на другую девушку.— Тогда все быстро скидываем одеяла им, — приказал я. — Мы встаём и прикрываем проход.Меня поняли. Я, здоровяк, Приятель и ещё один парень из отряда встали поперек пандуса, перекрывая проход к девушкам, которые лихорадочно связывали веревку из тонких покрывал. Твари рвались к нам, периодически сталкивая вниз более слабых собратьев, и первый неживой уже был в нескольких шагах, когда мы дружно подняли копья. Прыжок — и тварь насаживается на острия, цепляется когтями за дерево пандуса и отпрыгивает прямо под ноги набегающей товарке. Та оставшийся путь катится кувырком, а здоровяк пинком отправляет её вниз. Одновременно я бью первого неживого в глаз, а Приятель и четвертый парень встречают копьями нового нападающего.— Спускаемся! — кричит длинная, первой соскальзывая по импровизированному канату на следующий виток пандуса.А я добиваю ещё одну тварь ударом в глаз. Приятель и здоровяк обрывают полет следующей, а четвертый боец бьёт в горло мелкой неживой, попытавшейся проскользнуть между двумя крупными сородичами. Мы отступаем к провалу, а по пандусу к нам под ноги стекает кровь убитых неживых. Ноги скользят, но твари тоже валятся на подходе, спотыкаются, вскакивают, поскальзываются — благодаря чему через образовавшуюся кучу малу прорываются единицы.— Я пошла, — сообщает глазастая.— Приятель, ты, и потом ты — здоровяк, — определяю очередность я.Со здоровяком встречаем копьями ещё одного неживого, с шипением прыгнувшего на нас. Приятель сползает по канату вниз, а вот четвертый слишком поспешно отворачивается, и у него на спине оказывается здоровенный неживой. Здоровяк пытается скинуть его с товарища, но тот уже впился бедолаге в шею. Мой окрик заставляет здоровяка оставить неудачливого бойца и прыгнуть к канату — не до помощи сейчас, да и не поможешь уже.На меня прыгают сразу двое неживых. Понимая, что просто не успею отбиться, я отшатываюсь к стене, а твари приземляются на то место, где я только что стоял. Одна успевает полоснуть зубами по плечу, вторая когтями по спине. Я отвожу копье, чтобы ударить ближайшую тварь, но той неожиданно прилетает от её товарки. Обе неживых начинают драку. Не веря своему счастью, я успеваю проскочить по спине неживой, пожирающей так и оставшегося безымянным парня из моего отряда — и прыгаю вниз, уже в полете хватаясь за канат. Через меня перепрыгивает мелкий неживой, лишь слегка царапнув по щеке, и с воем улетает вниз. Ужас в том, что после удара о настил уровнем ниже — он продолжает шевелиться, но, к счастью, встать уже не может.Последние два одеяла я просто срезаю и падаю вместе с ними. Настил больно бьет по ногам, я перекатываюсь и кидаюсь за своим отрядом и единственным факелом, света которого уже не хватает, чтобы понять, что происходит наверху. На бегу я понимаю, что кровь пропитывает рубашку и льется из щеки. Бег заканчивается только на дне шахты. Длинная, Глазастая, Здоровяк и Приятель стоят, сбившись кучкой, и смотрят на меня. А рядом лежит тварь, которую Здоровяк спихнул вниз, и Дружище. Хотя какой из него «дружище»? Когда я подхожу, то понимаю, что он ещё жив, но ноги вывернуты слишком странно. Сломаны.— Друг, Приятель, вытащите… Чуть-чуть осталось, — хрипит он. В глазах страх.Мой отряд смотрит на меня. Смотрят молча и ждут решения. А у меня в душе — пустота от предательства. И злости-то не осталось совсем. Дружище все понимает, умоляюще смотрит на меня, а я качаю головой — не хочу.— Есть желающие тащить его на себе? — спрашиваю у бойцов, но те молчат. — Прости, Дружище. Надо было, как Приятель, идти к нам. Тогда бы вытащили.Дружище рычит, пытается поднять копье, валяющееся рядом, но мы уже бежим дальше по проходу. А сзади медленно догоняет шипение и топот — как-то неживые продолжили все-таки спуск. Мы успеваем пробежать триста шагов, когда сзади раздается отчаянный крик, но я только на миг прикрываю глаза. «Совесть… Совесть это называется», — подсказывает память. Вот только почему ты, совесть, терзаешь меня, а не Дружище, Подругу или сероглазого?Еще одна шахта — всего четыре витка наверх. Мы преодолеваем их меньше чем за минуту, выбегаем из шахты и видим деревянный частокол.— Ещё группа! Пятеро! Веревки!С частокола падают веревки, за одну из которых я хватаюсь. Меня тянут вверх.— Быстрее! Быстрее! Неживые идут!Из темноты несется шипение, но мы уже наверху. Наверху, за частоколом. Вокруг ноги в плотных кожаных сапогах и штанах.— Ааори! Первый и второй десятки — к парапету, третий, четвертый и пятый — к воротам. Шестой и седьмой — на стену. Восьмой, девятый и десятый — резерв. Сегодня некоторые заслужат себе имя! В бой! Пятнадцатый — на вас новенькие, зовите шестнадцатый и семнадцатый!Меня хватают и тащат. Я даже пытаюсь шевелить ногами, но сил не осталось совсем.— Прикрой глаза! Ослепнешь! — предупреждает девушка, поддерживающая меня слева.Ее длинные каштановые волосы постоянно попадают мне на лицо, но я не обращаю внимания. Сияние впереди слепит, и я закрываю глаза. Последнее что я помню — как меня усаживают в какую-то телегу и как скрипят колеса, когда мы трогаемся. Глаза невозможно открыть — слишком ярко вокруг, и я проваливаюсь в какой-то сон-беспамятство, где снова убегаю от неживых.Глава 3— Новенький, подъём! — я открыл глаза и увидел всё те же длинные каштановые волосы. Правда, ещё были смеющиеся карие глаза, острый нос и упрямые складочки рядом с губами. — Хорош спать!— Я… это… — я начал подниматься, собираясь вылезти из телеги, но никакой телеги не обнаружил. Я лежал на кушетке (на ней был даже матрас), под одеялом и совершенно голый. На ранах, полученных во время Порки — повязки. Кушетка вместе со мной находилась в маленькой комнатушке, отгороженной какой-то плетеной дверью.— Ты… это, — баском передразнила девушка, — сутки уже спишь. Имя не ждёт! Вставай, ааори!— Мне бы одеться, — смущенно ответил я.Девушка фыркнула, указала на стул рядом с кушеткой, где сложена одежда, и вышла из комнаты. Через плетень двери я с трудом расслышал бормотание: «Какие мы стеснительные». Я быстро оделся: кожаные штаны, простая рубаха из плотной ткани — но лучше той, в которой я отправился на Порку. Через несколько мгновений, уже одетый, я вышел из комнаты. Девушка, наклонив голову, рассмотрела меня и снова фыркнула.— Что не так? — не понял я.— Сапоги у изножья кровати, пояс на спинке стула, — пояснила она.Я почувствовал, как кровь приливает к щекам, но нашел в себе силы пожать плечами, улыбнуться и юркнуть назад. В этот раз девушка зашла следом и помогла одеться. Рубаху под пояс, а штаны через прорези в рубахе цепляются к поясу.— Так, новенький, — она критически оглядела меня. — Я — Пятнадцатая, десятник.Я вспомнил, чему нас учили, и отвесил ей полупоклон, кляня себя за невнимательность. Брошь с номером у нее на вороте отлично видна, как и кинжал на поясе — такие только десятникам полагаются.— Оставь эту гадость с поклонами и прочим, — Пятнадцатая поморщилась. — Слушай сюда. Всякие поклоны и приседания ты выполняешь только тогда, когда требуют. В остальное время — ты солдат! Я не знаю, кто придумал все эти обращения и расшаркивания, но чтобы больше — никогда. Понял?Я кивнул.— Неверно! Если всё понял — бьёшь себя кулаком по левой сиське и орешь: «Да, мать твою!».Я в точности выполнил инструкции, и Пятнадцатая начала совершенно бессовестно хохотать. Из соседней комнаты выглянул паренек постарше.— Пятнадцатая, ты чего тут?— Сгинь отседова, — ответила девушка, погрозив парню кулаком, но смеяться прекратила. Тот с ухмылкой исчез. — Так, а теперь серьезно. Никаких «матерей», да и прочего не нужно. Приложил кулак к левой стороне груди — показал, что всё понял.— Ну вот и зачем ты? — не выдержал я.— Да ты бы видел свою рожу, когда орал, — Пятнадцатая снова рассмеялась, но быстро успокоилась. — Ладно, новенький, пошли. Как тебя в школе нерожденных звали?— Друг, — ответил я, вызвав очередной приступ смеха.Ее привычка хохотать надо мной вызывает жгучую обиду. Но меня сейчас расстраивает всё — особенно когда я вспомнил про «друзей» и «подруг». От этих гадких мыслей стало ещё хуже.— Друг, упасть не встать! — Пятнадцатая взяла себя в руки и покачала головой. — Сколько фантазии-то. Просто великолепно!— Что смешного? Там таких друзей хоть попой жуй, — мне и смешно, и обидно. Веселье Пятнадцатой настолько заразительно, насколько же и вызывает досаду на собственное незнание. А девушка снова начала смеяться. Да что с ней не так? Разве можно столько смеяться?— Как ты сказал? Хоть «попой жуй»? Восторг! — Пятнадцатая успокоилась и, будто почувствовав моё состояние, положила руку на плечо. — Отличная фраза, новенький! Не тушуйся. Я смеюсь, потому что оригинальностью имена не блещут. Нам тут тоже не очень удобно. В мой десяток только с вашего выпуска два друга прилетело, один приятель и одна подруга. И это всё твой отряд. Только мелкая девочка с нормальным прозвищем.— И как её зовут? — поинтересовался я. — А высокая — это подруга?— Теперь высокая — Лись, — наставительно сказала Пятнадцатая. — Есть тут рыбёха длинная и тощая такая. А мелкая как была Зенкой, так мы её и оставили. С такими-то лупёшками. Приятеля назвали Мысем — у него морда узкая, подойдёт. Друга — Пузом, где только отъел?Мы доходим до конца коридора и ныряем в проём, за которым начинается винтовая лестница.— Самому интересно было, — кивнул я. — А меня как назвали?— Никак пока не назвали. Эти красавчики сразу очнулись, а тебя лекарь на ноги ставил. Где тебя так покусать успели?— Да был бой. Я отходил последним, прикрывал. Вот и цапнули, — пояснил я, вспомнив оборону пандуса.— Понятно, — Пятнадцатая посмотрела на меня, ткнула неожиданно меня в левую щеку пальцем, и её прикосновение отдало болью. — Всё равно ты будешь Шрамом!Я провел рукой по щеке — и обнаружил засохшую корку крови и какие-то нити.— Да не трогай ты! — одернула меня Пятнадцатая. — Там тебе щеку глубоко порвало, а лекарь зашил. Будет шрам длинный. Обычно шрамы у нас не появляются: целебная мазь хорошо заживляет, да и лицо мы стараемся беречь. А вот тебе сразу во время Порки поставили. Была бы мазь — всё бы затянулось без следов за день. А так — через пару дней корка слезет, и останется шрам.— Какая мазь? Которую в школе давали? — спросил я, но Пятнадцатая махнула рукой.— Закрываем тему. Я голодная, ты — вообще на грани истощения. Сначала еда, потом объяснения.— А кто будет объяснять? — поинтересовался я.— Я буду объяснять. Закончили вопросы!Я благоразумно, надеюсь, заткнулся. Мы шли по коридору, где постоянно ходили другие ааори и промелькнул даже один мудрец. В конце коридора было ответвление и большая зала. Столы и скамьи в центре — по краям две стойки с едой. Все вновь пришедшие шли вдоль стойки, где последовательно получали блюда на свой поднос. В конце стойки сидели работники столовой и чем-то обменивались с ааори. Наверно, деньги брали?Пятнадцатая потащила меня к одной из стоек и заняла очередь.— Так… Всем говоришь, что тебе базовый набор! — сказала она мне. — Если что-то захочешь отдельно, я возьму.Я кивнул. Очередь сдвинулась, и я не удержался от вопроса.— А если не базовый брать, надо там что-то отдать? — я указал в самое начало очереди.— Надо — деньги! Но у тебя денег нет, — ответила Пятнадцатая, удивленно на меня взглянув, — а жалование будет только через пять дней. И ты свое всё равно потратишь на снаряжение. Ещё и занимать будешь.Я как благоразумный молодой человек последовательно на каждый вопрос работников столовой отвечал «базовый». И, надо сказать, остался доволен и базовым. После похлебки в школе нерожденных овощное рагу, кусок мяса, жидкий бульон и водянистый компот были верхом кулинарии. Ели молча. Глядя на меня, Пятнадцатая не удержалась и всучила одну из двух купленных булочек.— Уже полтора года задаюсь вопросом, почему нас в школе не кормят, — вздохнула она. — Ешь-ешь.Как это всё необычно звучало — «задаюсь вопросом», «жалованье». Слова были и знакомыми, и незнакомыми в то же самое время. Смысл я улавливал, но с огромным трудом. А тут ещё и сытый желудок затребовал прекратить размышления — и я вообще перестал соображать. Оценив мое состояние, Пятнадцатая потащила меня на свежий воздух.Казармы ааори, как она объяснила мне по пути, состояли из основного корпуса, откуда мы вышли, трех складских корпусов и здания администрации. Посреди всего этого великолепия лежала спортивная площадка и плац одновременно. Хотя внутри основного корпуса были тренировочные залы — и тренировались бойцы чаще там, чем на плацу. Но тренировки были делом почти добровольным. А вот назначенные работы для всего десятка (подмести участок, порубить дрова, потаскать тяжести) — обязательными.Покинув основной корпус, мы вышли прямо к углу строения. Налево уходили приземистые трёхэтажные бараки складских помещений. Напротив, за плацем, высилась громада административного здания с высокой остроконечной башней посередине.Пятнадцатая потащила меня направо, где виднелись высаженные между казармой и плацем невысокие деревца, покрытые молодой листвой. Ветер трепал одежду, а мой взгляд постоянно возвращался к яркому голубому небу, по которому неторопливо плыли пушистые облака. Пятнадцатая даже вошла в моё положение и не стала сильно торопить. Вдоль всей стены под деревьями стояли скамейки. Сев на одну из них, уже нельзя было расслышать, о чём говорят на соседней. Выбрав свободную, Пятнадцатая заняла её и рукой показала мне садиться рядом. Я сел и замолчал.— И чего ты молчишь? — поинтересовалась Пятнадцатая. — До еды же не затыкался.Я пожал плечами. Вопросов и в самом деле было очень много, но вычленить в ворохе самое главное не получалось.— Ладно. Давай ты просто начнешь с чего-нибудь. Что тебя вот прямо сейчас волнует? — предложила Пятнадцатая.— Здесь всегда так холодно? — спросил я.— Нет, — Пятнадцатая засмеялась. — Умора какая! Шрам, ты достал уже шутить.— Я серьёзно, — возразил я, но тоже улыбнулся. Зараза всё-таки эта Пятнадцатая.— Ладно, сейчас зима, — ответила девушка. — Потом будет весна, станет тепло-тепло! А потом настанет лето — и станет очень-очень жарко. А осенью снова станет прохладнее, и пойдут дожди. Может быть, к середине зимы выпадет снег. Но потом снова полезет зелень. Здесь тепло. Знакомые говорили, что на севере, за горами, снег лежит по полгода.— А на юге?— А на юге — Дикие Земли, — посерьезнела Пятнадцатая. — Когда станем нори, сможем туда отправиться. Там люди не живут, а погода чудит. Обычно там совсем жарко, но бывает, и снег неожиданно пойдет, и ливень обрушится. Те, кто проходил Дикие Земли насквозь, говорили, что потом снова станет как здесь, а потом — холодно. Но это легенды. Никто не ходит так далеко уже много веков.— А что там вообще делать?— Как что? Выполнять нашу цель — сдерживать тварей темных и зимних. Воевать с ними, добывать ценные ингредиенты. Ради этого нас приводят в этот мир, Шрам.— То есть, мы как… как невольники? Кто мы вообще?— Знаешь, вот мой первый совет, — Пятнадцатая заговорила тише. — Ты сейчас в голове вырвал понимание: так, как здесь, быть не должно. Так?— Так, — согласился я.— Так вот, забудь, — Пятнадцатая ответила жестко. — По-другому никак нет, ясно? А за особо активные доказательства обратного живо окажешься у мудрецов карающих.— А кто это?— Это особые мудрецы, которые следят за такими, как мы, — Пятнадцатая поморщилась. — Они нормальные, но их задача искать среди нас тех, кто помнит.— А помнить — нельзя, — утвердительно сказал я. — И если мне что-то кажется, то это и означает помнить, да?— Да, поэтому не стоит распространяться о таких вещах, — Пятнадцатая кивнула. — Ты умный, понимаешь.— Почему ты так думаешь? — удивился я.— Ты сегодня не признался, что знаешь про деньги, — Пятнадцатая усмехнулась. — Не было ещё ни одного ааори, который бы не знал про деньги. Знаешь, почему? Потому что это знания, которые закладывается в нас ещё нерожденных. В самом начале… Ну ты же знаешь язык, узнаёшь слова и смысл этих слов…— Как мы вообще появились? — спросил я волнующий вопрос.— Ну… тонкостей процесса я не знаю, но наши души подселяют в тела, как-то так, — ответила Пятнадцатая. — Души наши прокляты и отправлялись в Землю Боли, а мудрецы их перехватили и дали нам второй шанс. Но только тем, чьи души уже не помнят старую жизнь. Если помнят, то отправляются дальше.Я вспомнил мертвую девушку из своего первого дня. Видимо, что-то промелькнуло на лице. Пятнадцатая посмотрела с подозрением, и я поспешил пояснить.— Видел я, как они это делают.— Ну да, многие видели, — кивнула Пятнадцатая. — Слушай, вся наша жизнь — это преодоление. Знаешь, сколько вас было в школе?— Нас было 1350, — ответил я.— Нет, в школе постоянно учится около 13500 нерожденных, — возразила Пятнадцатая и, увидев мое удивление, улыбнулась. — Местные делят весь год на 9 месяцев и один, ну… Можно сказать — тоже месяц. Итого десять. На каждый месяц готовится выпуск. Через пятьдесят дней новый выпуск выйдет из школы и отправится на Порку. И каждый месяц мы получаем пополнение в 100–150 ааори.В месяце 50 дней? Я вот думал, что тридцать или сорок, но никак не больше. Удивление мне удалось скрыть — и этот факт меня очень порадовал. Мои эмоции Пятнадцатая считывала с лица легко. И только потом до меня дошёл весь смысл сказанного.— Постой… Порку проходит только один из десяти нерожденных?— Ага, — Пятнадцатая кивнула, — но для тебя и для меня есть только 100–150 ааори. А всё, что до — это ещё до рождения, понимаешь?— Но мы вышли всемером, а добралось пятеро! — возразил я.— А то я не в курсе, — Пятнадцатая хмыкнула. — Вообще-то вас было шестнадцать. Потом был бунт — часть погибла, часть ушла. Из восьмерых, Шрам, дошло только пятеро. Я всех новичков очень хорошо опросила по поводу Порки. Поэтому у тебя ничего и не спрашиваю. Я знаю и про тех, кто не признал вашего старшего, и про вашего старшего кое-что узнала. Я даже успела проверить — выжили ли те, кто его убил.— И как?— Не выжили, — ответила Пятнадцатая. — Я знаю, как ты всех повел за собой. Я знаю даже всю историю с твоими приятелями из школы.— Её даже я не знаю, — невесело усмехнулся я.— А я тебе расскажу! — пообещала Пятнадцатая.— Не стоит. Не хочу знать.— Не хочешь, а надо. Это полезная и поучительная история, которая неоднократно поможет тебе в будущем, — девушка вдруг стала очень жесткой и очень серьезной. — Все видели, что тебе твоя подруга нравилась. А она просто тобой пользовалась. Она точно поняла, что с тобой безопаснее, она получала от тебя помощь. Помнишь, как ты её подкармливал, когда она простудилась?— Да лучше бы не помнил, — я покачал головой.Подруга заболела где-то в середине учебы. Кашель, озноб, слабость. Многие болели, но она — заболела очень сильно. После такого не все выживали. Но на занятия надо ходить. Чтобы хоть как-то поддержать её, пришлось отдавать часть еды. В итоге она поправилась, а я ослаб и заболел. Мне никто не помог.— Хорошо, что ты понимаешь, как с тобой поступили, но помнить это — очень важно! — кивнула Пятнадцатая. — Все твои приятели тобой просто пользовались. Даже этот Мысь. Как только ты не стал одним из главных — он тебя начал просто презирать. И до сих пор презирает. Та ещё падла.— Зачем им это всё было нужно? Неужели только потому, что я мог быть старшим на Порке? — я искренне не понимал причину.— Поэтому тоже, — Пятнадцатая кивнула. — Но больше потому, что, если в школе станешь старшим, сможешь и тут до номерного дорасти, став ааори. Вот как я. Они видели, что ты особо не общаешься ни с кем, и тебе ничего не рассказывали. Номерными могут стать все старшие, которые вели отряд в Порку. Остальные — только нори. Во всяком случае, они так думали. На самом деле, всё не совсем так… Но да, старшему легче стать номерным. Вообще-то Мысь рассказал, что твой Дружище с Подругой уже вовсю рассчитывали тебя убить во время Порки.— Что? — не поверил я. — Ещё там, в школе?— Там-там, — ответила Пятнадцатая и усмехнулась. — Ты был совсем необщительным… Твоя подругахотела сама стать старшей и даже не скрывала своего желания. При поддержке твоих же приятелей — она бы тебя убила с милой улыбкой. Но был и запасной вариант. Знаешь, когда появился?— Нет, — я покачал головой и скрипнул зубами, — но догадываюсь. Сероглазый и был запасным вариантом. Значит, дней за 50 до Порки. Но откуда они знали?— Молодец, — похвалила Пятнадцатая. — Наблюдательный — это хорошо. А знали они, потому что твоя подружка подслушивала разговоры мастеров. Её место тренировки было рядом со столом учителя по бою. И она всё рассказывала другим. Но не тебе.— Мне не рассказывала, я спрашивал, — невесело подтвердил я.— А Бледному — рассказывала, — ответила девушка. — Теперь этого сероглазого так называют. И твоим приятелям всё рассказывала, и другим ааори — рассказывала. Ты один был такой простак, который ничего не знал. А подруга твоя уже нашла нового покровителя. Твоя Злата уже давно перекинулась к Четырнадцатому в подружки. В первый же день.— Подружки? — не понял я.— Трахается она с ним, — жестко пояснила Пятнадцатая. — Они уединяются ночью… Ну… он её жарит… Понял?Я только плечами передернул от такой прямоты.— Шрам, вижу, что противно, но хочу закончить, — продолжила Пятнадцатая. — Злата — дура. У Четырнадцатого уже было пять девушек. Он уже шесть лет ходит получать имя и возвращается с добычей и парой ближайших помощников. Впрочем, она та ещё тварь — может, и сама его шлепнет. Не суть, просто пойми: люди бывают разные. Но, фактически, мы с тобой ещё не полноправные люди. Люди — это нори. А мы так — плесень. У нас прав, как у местных детей.— Не густо, — хмыкнул я. — И всё равно, спасибо, что рассказала. Хоть и неприятно.— Не за что, — Пятнадцатая засмеялась. — Таких, как твои друзья и этот Бледный, тут много. Не верь никому. Мысю тоже не верь. Мысь у нас долго не задержится. Мой десяток держится на взаимовыручке. Всех, кого это не устраивало — я перевела. И ты можешь стать новым Пятнадцатым, если я получу имя.— Но я не был старшим, — возразил я.— Был. Ты привёл свой десяток, — возразила Пятнадцатая. — Поэтому тебя учу я, а не кто-то из других бойцов. Я могла свалить всё на зама — Хохо. Это я не к тому, чтобы ты гордился. Гордиться тебе нечем. Это я к тому, чтобы ты понимал, какие люди могут оказаться рядом. И не верил никому.— А тебе?— И мне не верь! Никому не верь. Потому что из ааори в нори тоже переходит только четверть. А все хотят стать нори — и ради этого идут по головам. Понял?Я кивнул и приложил кулак к груди. Что тут можно было сказать? Ничего. Было больно и обидно. Пятнадцатая права — гордиться мне нечем. Но есть о чём подумать.— Ладно, не будь таким хмурым. Тебе не идёт, — девушка засмеялась. — Не заморачивайся. Хорошие люди часто в таких ситуациях оказываются. А ты хороший парень. Пойдём. Покажу тебе, что тут и как у нас устроено. А завтра расскажу что-нибудь ещё интересное.Глава 4Мне дали пять дней. Целых пять днейна отдых и обучение, которое и проводила Пятнадцатая. Как объяснила мне девушка, все мы уже были на службе, но новенькие получали те самые пять дней отдыха. Каждый новичок получал учителя из ветеранов десятка — и должен был обжиться на новом месте. Таких учителей тоже освобождали от работы и давали заняться новобранцами.Из-за пятерых новеньких весь десяток получил выходной. Многие воспользовались этими пятью днями, чтобы просто отдохнуть. Но Пятнадцатая имела своё мнение на этот счет. Хохо, её заместитель, шепнул мне по секрету на второй день, что раньше прозвище у нашего десятника было — Карга, но она быстро заставила всех о нём забыть. После того как стала десятником.Пятнадцатая считала, что за пять дней нас надо подготовить к службе. А служба ааори — это подай-принеси, но с риском для здоровья. Нас ставили в помощь страже города, нас отправляли патрулировать трущобы нелюдей, нас отправляли на зачистку кладбища и шахт, на добычу полезных ингредиентов в лес. Но если нори за добытые ингредиенты княжество платило деньгами, то ааори могли выбрать: либо баллами на полную стоимость, либо деньгами на треть цены. Баллы давали право на имя. Только скопить этих баллов надо было полторы тысячи.Еще баллы можно было купить. С учетом того, что за месяц нам платили 15 ули, а один балл стоил — 3 ули, то можно представить, сколько пришлось бы в деньгах копить на имя. Ули — местная валюта, сплав золота и серебра. Были монеты и поменьше — серебряные сперы и медные к-ки [1 — в разделе "Сноски и примечания"]. Простое копьё обошлось бы мне в 5 ули, за свой обед в столовой Пятнадцатая отдавала от 10 до 40 к-ки. Самое неприятное получалось при продаже трофеев. За один хороший ингредиент Пятнадцатая могла получить либо 10 ули, либо тридцать баллов. Но если ингредиент уже продан за 10 ули, то на эти деньги купить удалось бы только три балла. Из всей этой информации я сделал вывод, что местные на нас наживаются, но озвучивать его не стал.У Пятнадцатой был план. Как я потом узнал, у неё было много планов, но этот мне понравился. Согласно её задумке, нам предстояло всем очень неплохо заработать, если по весне будет большая зачистка. Но для этого десяток надо было натренировать и экипировать. Экипировку можно было купить в городе, куда мы раз в месяц могли выйти в сопровождении Пятнадцатой. Многие десятники так своих подчиненных не баловали — сами ходили, а бойцы пользовались тем, что предоставлял интендант на складе. Но были и те, кто понимал, как важно иметь за спиной верных бойцов.Мыся Пятнадцатая и в самом деле на третий день обменяла на своего сослуживца, которого знала ещё в бытность простым бойцом. «Не хочу учить это существо», — призналась она мне. Надо сказать, я был с ней полностью согласен. Возможно, это было слишком эгоистично, но я не хотел иметь в десятке лишнее напоминание о своем прошлом в школе. Предательство приятелей давило и лишало покоя, но я терпел. Само то, что я стал ааори, помогало двигаться вперед и учиться. А учиться — пришлось. Пятнадцатая обещала каждый день рассказывать про то, чем нам предстоит заниматься, и слово своё сдержала. Первый свой рассказ она начала уже вечером первого дня, используя в качестве класса — свою комнату десятника (там была хорошая дверь и толстые стены).Я сидел на удобном стуле, а Пятнадцатая уселась на свою кровать.— Слушай сюда. Те, кто встретился вам во время Порки — это низшие неживые, — пояснила она. — Они появляются из трупов, зараженных нежизнью. Мы их по-простому зовем всех нежитью. Это мелкая нежить.— Мелкая? — переспросил я. — Если это — мелкая, то какая тогда большая?— По размерам бывает и меньше, — Пятнадцатая усмехнулась, — но, поверь, лучше некоторых и не встречать. Мелкая нежить — простая и понятная. Встал труп, наращивает мышцу, учиться быть быстрее и сильнее. Растет. Жрёт. Больше сожрал — больше вырос. В какой-то момент жрут своих же — и тогда начинается их преображение.— Это как? — заметив, что Пятнадцатая задумалась, я напомнил о себе. — Они изменяются?— Ага, — девушка вернулась к объяснению. — Самый распространенный вид — тупень. Это здоровая тварь, ростом выше людей раза в полтора. Очень сильные, но глупые. Глупее низшей формы. Одна мысль в башке — пожрать. Но есть вариант, если тварь была сильно ловкой и питалась зверьем — может стать трупным хищником или трупнем. Подожди, Шрам…Пятнадцатая наклонилась к тумбочке и выудила оттуда стопку листов. Покопавшись, извлекла три рисунка.— Вот, — она указала на изображение уже знакомых мне тварей. — Этих ты видел — низшие. А вот это — тупень.Выглядел тупень жутковато. У того, кто изображал тварей, талант к рисованию явно был. Было прорисовано всё, включая мышцы и жилы. Тварь была немаленького роста, с длинными передними конечностями, заканчивавшимися острыми когтями. Ноги напоминали столбы. Все тело покрывали костяные вставки. Трупень же, на другой картинке, напоминал какого-то хищного зверя с вытянутой мордой, огромными клыками и узкими прорезями глаз. Череп, казалось, потерял кожу, а голова была бронирована костяными пластинами. Хвост заканчивался костяным шипом.— Есть ещё одна форма. Редкая, но очень ценная и опасная — мурло, — Пятнадцатая вытащила ещё один лист. — Мурло уже чувствует мудрость. Может воем вогнать в ступор, может по воздуху волну пустить и с ног сбить. Очень опасный для нас.Мурло было уменьшенной копией тупня, но при этом обладал внушительной пастью, наполненной серповидными клыками.— А теперь — запоминай, — продолжила Пятнадцатая. — В тупне важны глаза, язык и жилы. Пластинки костные у него — мягкие — и никому не нужны. Жилы крепкие — пойдут на луки. Язык и глаза берут мудрецы и лекари. В трупне всегда бери язык и печень, выдирай клыки. Если удается отодрать костяную броню с головы — не брезгуй. Она крепкая, и её в доспехах используют. Язык нужен мудрецам. А вот лекари печень с руками отрывают. В ней какая-то жидкость есть, которая улучшает выведение всяких ядов. Беда в том, что тупня легко можно убить в голову или в сердце. А вот трупня нужно бить именно в район печени и почек. Если повредишь — всё, считай пропало.— А мурло? — уточнил я.— А мурло лучше не встречать ни мне, ни тебе, — серьёзно ответила Пятнадцатая. — Эта гадость мудростью тебе подняться не даст. Но если встретил и победил, то в первую очередь лезь в голову. Там, в голове, есть шарик — сосуд мудрости. Чем сильнее мурло, тем больше в шарике мудрости.— И что с ним делать? — спросил я.— Можно продать, — девушка усмехнулась. — За шарик размером с ноготь мизинца получишь 500–600 ули или 1500 баллов. Но лучше — проглотить.— Что? — я даже хрюкнул, а потом подозрительно посмотрел на Пятнадцатую. — Это была шутка?— Неа, — девушка покачала головой. — Несколько таких шариков, и ты без всяких медитаций увидишь стрелы мудрости. А тогда — ты уже мудрец. Только никто точно не знает, сколько этих шариков надо сожрать. Может быть, быстрее можно почувствовать мудрость, как учили в школе. Не знаю. В любом случае, если бы мурло было так просто убить — поверь, все бы мы уже были нори. А так — ещё можно взять крови как можно больше, зубы…— На что, кстати, идут зубы?— Зубы всегда на стрелы и болты пускают, — пояснила Пятнадцатая и зевнула. — Ладно, проваливай к себе. Спать хочу. Завтра спрошу про всех троих — и чтобы ответил.— Откуда картинки-то, Пятнадцатая? — не удержался я.— Уперла в библиотеке, в администрации. Из справочника, — ответила девушка, зевая и прикрывая рот ладонью. — Спать иди. Завтра продолжим.За следующие дни я узнал, что тупень может вырасти в трупного великана (или велика), а трупень преображается сначала в обжору, а потом — в таран. Мурло просто растёт, пока не станет мудорью, тварью разумной и способной поднимать простейшую нежить — костяки. Бывает, появляются ещё призраки и привидения. Призраки перемещаются и высасывают душу, а привидения привязаны к месту смерти и треплют нервы. Пятнадцатая считала опасными только привидений — душа восстановится со временем, а нервы — нет. Обе призрачных сущности убивались солью. Проблема была не в том, чтобы убить, а в том, чтобы увидеть.А ведь была ещё и высшая нежить… Правда, дорастала до такой только мудорь. Их высшая форма называлась карателями — воинами-мудрецами, и в этой форме они могли подчинять и преображать великов и таранов. Получается, что мудори были кем-то вроде вождей нежити. А кем станут велики и тараны после преображения — тут уж как фантазия у мудори сработает: делали и пауков, и гончих, и воинов, и ящеров. К счастью, всех запоминать Пятнадцатая меня не заставила. Просто убедила, что нужно всегда в библиотеке со справочником сверяться.К слову, читать я не умел — этого знания в нерожденных никто не закладывал. Пришлось учиться. К счастью, в голове было достаточно пусто, чтобы за несколько занятий запомнить основные принципы слогового письма, хотя память буквально выла о непривычности системы. Сложнее было с пятидесятиричной системой счета, где каждой цифре от одного до пятидесяти соответствовала своя закорючка.Но самый страшный удар ждал меня на второй день, когда Пятнадцатая решила проверить мое владение копьём. После десятого поражения меньше чем за двадцать ударов сердца мне стало понятно, что я — дно. Странно, но Пятнадцатая осталась довольна. Даже похвалила. На тот день позор с копьем перекрыл даже стыд от предательства приятелей. А Пятнадцатая радостно подцепила словечко про дно и назначила следующую тренировку.На тренировку я шел с тяжелым сердцем и ужасом в глазах.— Да прекрати ты уже, — не выдержав моего пораженческого настроя, Пятнадцатая в сердцах стукнула копьем по площадке.— Дно, — хмуро буркнул я.— Слушай, всё у тебя нормально. Удар сильный, поставлен хорошо. Довольно быстрый. Не хватает умения и сноровки.— Дно…— Ты, вон, даже догадался, что таким копьем рубить можно!— Дно…— Вот я тебе сейчас учебным копьём в дно и дам… Раз двадцать! — пригрозила Пятнадцатая, примериваясь к моей филейной части.— Ладно-ладно, — быстро пошел на попятную я. — Не самое дно… Совсем не дно!Девушка не выдержала и засмеялась.— Шрам, послушай… Когда я стала ааори, я и половины из того, что можешь ты, не умела.— Не обманывай. Ты бы тогда старшей в десятке не стала, — не поверил я.Пятнадцатая уселась на бортик площадки и похлопала ладошкой рядом. Пришлось тащиться и присаживаться, вот только в таком положении воспринимать то, что мне говорит девушка, было сложно. Может, Пятнадцатая и не была красавицей, но она была симпатичной, молодой, разгоряченной тренировкой, и сидела рядом… После выпуска из школы гормоны накрывали волной просто при приближении девушек. А когда так… когда рядом, бедром касается, и капельки пота по коже…Взгляд пришлось уткнуть в песок площадки. А ведь подобное зацикливание началось именно на второй день. Мне даже тогда показалось это странным.— Почему ты не стал старшим? — спросила Пятнадцатая.— Не смог докрошить тонкую перемычку — с древко шириной, — признался я.— Это потому, Шрам, что в твоем чурбане была жесткая сердцевина, — объяснила девушка. — А мой, наоборот, оказался трухлявым. И я могла его разбить в труху ещё за сто дней до Порки. Пришлось оббивать сверху и снизу. Деревянный чурбан — это не самый надежный показатель твоих умений.— Получается, мне просто не повезло? — стало как-то гадко и горько на душе.— Наоборот, повезло, — ответила Пятнадцатая и засмеялась. — Избавился от лишнего багажа в виде школьных приятелей. Но вообще я знаю человека, которому удалось сломать свой чурбан в такой ситуации, как у тебя — он сейчас нори уже. Он просто в последнее занятие перевернул копье и бил тупым концом, а под конец — боковыми ударами.Мне хотелось сказать, что я всё-таки дно, раз не додумался. Но мысль о том, что нытикам с девушками не светит, надёжно заставила меня молчать.— Я много занималась и тренировалась сама, — продолжала Пятнадцатая. — И, поверь, я одна из лучших сейчас среди ааори. Но тебе понадобится месяц-два, чтобы вполне достойно выглядеть в бою со мной. Ты просто действуешь прямолинейно, понимаешь? Начинаешь удар, а я уже знаю, где он закончится. А я начинаю удар, когда ты не ожидаешь — и изменяю траекторию, чтобы он был непредсказуем. Это достигается только навыком. А всё остальное — само подтянется. К тому же, настоящее мастерство достигается всеми этими познаниями мудрости.Пятнадцатая вздохнула и грустно улыбнулась…. И дружелюбно на меня навалилась.Вот оно, женское дружелюбие — плечом толкнуть или бедром. А молодому человеку в самом расцвете сил — и явно в каком-то ненормальном расцвете — тяжело. Как-то отстраненно я подумал, что надо спасать положение, иначе просто на нее наброшусь. Несколько дней назад я бы и не обратил внимания на такие действия девушки. Надеюсь, что через некоторое время снова не буду обращать. Но вот именно в тот день меня всего затрясло.— Получается, мы столько дней бьем чурбан, — сказал я, вставая и перебираясь подальше, в самый центр площадки, — а толку от этого почти никакого? И любой местный, почувствовавший себя и мудрость, и всё остальное — нас победит?— Нет, — девушка горько усмехнулась. — Большинство местных никакой мудрости не почувствовали… и даже себя — не смогли. Люди как люди. Могут в воины пойти, могут в мудрецы, а могут — всю жизнь выращивать фрукты в саду. Поэтому им и нужны мы.— Не понимаю, — я отбил удар девушки и сделал шаг назад. — Я что-то опять не понимаю, да?— Да, — Пятнадцатая с каким-то остервенением начала наносить серию колющих ударов. — Не понимаешь, я объясню… потом…. Тут всё сложнее… И проще… Одновременно!На последнем слове я получил свою плюху учебным копьём. Но жалостливо бормотать «дно» — нельзя. Опять начнёт уговаривать, и тогда я не выдержу, пристану… И она меня взаправду прибьёт! Вот! Поэтому сжать зубы — и в стойку.— Ладно, слушай, — Пятнадцатая начала внезапно, только устроившись на лавке, сразу после тренировки на улице. — Что ты помнишь про трещины мира?— Ну… Мир треснул, всё живое разделилось на сумеречных, летних, зимних и тёмных. Появились нерождённые, — ответил я.— Умничка, возьми с полки пирожок, — благосклонно ответила Пятнадцатая. — А теперь слушай: когда мир треснул, земли принадлежали людям. Понимаешь? Было пять крупных империй, которые соперничали друг с другом. Империя Бэринг, Империя Сангар, Империя Мора, Империя Ску, Империя Хенгэ.— Это ты мне сейчас местные расы называешь, да? — уточнил я.— Оттуда и пошли расы, — пояснила Пятнадцатая. — Империи были весьма закрытыми сообществами, поэтому внутри и люди стали похожи друг на друга. Но в каждой империи были расовые… кварталы, наверно, в городах. Поэтому больше всего осталось берингтонгов, чья империя располагалась к северу отсюда. А местная земля принадлежала второй по численности расе — хенгонам. С ними все просто: если видишь темноволосых, смуглокожих, бородатых — это хенгоны. А рыжие, каштановые и, главное, светлокожие, с козлиными бородками — это берингтоны.На козлиных бородках я улыбнулся. Если тут и были козлы, то я про них не слышал. Зато память нарисовала в голове картинку того самого козла. Получается, мы с Пятнадцатой земляки?— Сангари — желтокожие, темноволосые, невысокие, с глазами навыкате и широкими носами. Ску — темнокожие, узкоглазые, светловолосые, а Сангари — темнокожие, темноволосые и узкоглазые. Двое последних встречаются редко: они жили далеко на востоке за морем. Что там сейчас — никто не знает. Немёртвые захватили океаны, и плавать можно только вдоль берега. А вот сангари почти не осталось, потому что жили они с той стороны Диких Земель, а там — все людские государства пали.— Ага, — я начинал терять нить разговора. Оставалось только слушать и запоминать.— Были расы нелюдей — Бо-Ака, Воонго и Сари. У них тоже были свои империи. Нынешние союзные расы не имели империй и жили в довольно замкнутых анклавах на севере. А был ещё народ горных гигантов и пещерные царства. А потом мир треснул. Причины неизвестны, но известны последствия. Из сердца нынешних диких земель хлынули немертвые. Неживые поднимались на кладбищах и в усыпальницах. Они собирались в армии и двигались в стороны. Началась война всех против всех. Люди, подвергшиеся влиянию зимы — стали серыми людьми. Те, кто обратился во тьму — покинули города и стали кочевниками. Горные гиганты разделились на гигантов и великанов….— Что-то я про нынешних гигантов не слышал.— И не услышишь, — ответила Пятнадцатая. — Пала их горная империя. А в руинах живут теперь только великаны. Подгорные царства тоже распались. Два царства на севере смогли сохранить свою культуру и стали северными карликами, а остальные — подгорными племенами. Одно из свойств раскола — всё, что оказывается по ту сторону, начинает приходить в упадок. Теряются науки, теряется культура, теряется мораль.«Как много неизвестных слов!» — восхитился я. Пятнадцатая вошла в раж и рассказывала с полной самоотдачей.— Разрушение и упадок, Шрам, вот что произошло. Но была империя, которая очень долго сопротивлялась — это Сангар. У них оказалось самое тяжелое положение, но у них же хватило возможностей и сил, чтобы понять новое устройство мира. Они почувствовали себя, мир вокруг и мудрость.— Стой, — я постоянно отвлекался на девушку и не мог сосредоточиться на том, что она рассказывала. — До этого никакой мудрости не было?— Вот, ты — умный. Сразу понял, — Пятнадцатая усмехнулась. — Не было мудрости. И себя никто не ощущал так, как о том речь идёт у мастеров. Всё это связано с треснувшим миром, понимаешь?— И местные знают об этом не больше нас?— Именно так, — кивнула Пятнадцатая. — Более того, они сложнее это ощущают. Мы — легче. Мы появились благодаря мудрости, мы — её часть. Когда Сангар пал, остатки сангаров смогли добраться сюда, в княжество Мобан, последний осколок Хенгонов. Они поделились знаниями о мудрости, о полезных свойствах некоторых частей тела неживых и немертвых. И именно тут они провели первый призыв ааори, когда армия серых начала наступление на селения на южных рубежах. Те, первые ааори, были брошены в бой без навыков и умений. Их считали грешниками, которым надо было искупить свои грехи. С копьем и щитом. Их тогда призвали несколько десятков тысяч. А назад вернулось несколько сотен. Но именно с них и началась вся школа ааори. Потому что, согласно всё тому же учению — они свой грех искупили и стали людьми, просто нерожденными.— Хорошо, получается, все ааори (нерожденные) отличаются от аори (рожденных) только тем, что нас призвали ради одной цели — сражаться?— Нет, — возразила Пятнадцатая. — Нас призвали искупать свой грех, и в этом и кроется неудобство для местных. Став вэри, ты как бы искупаешь свой грех, понимаешь? И с этого момента можешь заниматься чем душа желает. И многие так и делают — занимаются ремеслами, выращивают еду. Их называют бывшими вэри. И бесплатный совет: хочешь адекватные цены, иди к бывшим вэри в лавку.— Почему?— Потому для местных — ты грешник, искупающий свой грех. И они всеми силами должны тебе в этом помочь… Создавая максимум препятствий. В этом двойственность твоего положения в обществе. Станешь нори — хотя бы будешь считаться взрослым человеком… Но обязанным воевать и выполнять приказы. Да и мудрецы карающие тебя смогут поймать, и аори тобой помыкать ещё могут. С вэри — такое уже не пройдёт. Они приравнены к аори указом самого Императора.Странное состояние перевозбуждения отпустило на третий день. Тренировки с Пятнадцатой стали проходить легче. Кроме того, я постепенно запомнил всех неживых и начал изучать немертвых. Пять дней и чистая память — это очень много. И всё-таки тех же пяти дней мало, чтобы заново научиться жить. Хотя Пятнадцатая старалась. На пятый день она быстро свернула лекцию про местный бестиарий и отправила меня спать.— Завтра служба, но она не отменяет тренировок и лекций, Шрам, — девушка выглядела немного грустной. — Вообще-то мы часто целыми днями сидим в казарме. А ещё будет один выходной на двадцать восемь дней. Но вот так пять дней подряд — уже не получится, наверно. Завтра познакомлю весь новый десяток, будем работать.— Загрустила? — не удержался я от вопроса.— Ага, немного, — кивнула Пятнадцатая. — Ладно, хорош жалеть меня. Хочу отдохнуть, а ааори не отдыхают. Сначала школа нерожденных, теперь ааори — сил уже никаких нет. Вали отсюда. Спокойной ночи.— Спокойной ночи.Выходя, я подумал о том, что надо бы побыстрее стать нори. Потому что ещё год службы — и я просто свалюсь без сил.Глава 5Утром следующего дня моя память порадовала меня афоризмом «Утро добрым не бывает». Оказывается, чтобы отоспаться за 900 дней недосыпа, пяти дней не хватает. А служба отличается от пяти дней отдыха тем, что утреннее построение отменяется только для тех, у кого ночью было дежурство. К счастью, будили утром в казарме ааори так же, как и в школе — гонгом. Но если в предыдущие дни я, подорвавшись на звук, ложился досыпать, то в этот раз всё-таки встал. Инструкции были получены заранее, и даже отрепетирован выход. Умыться, одеться, схватить своё копьё — и бегом.Плац был разбит на восемь линий, каждая из которых вмещала по десять десятков, но сейчас были заполнены только три линии — и даже это считалось большим количеством. Ааори никогда не набирали больше четырёх сотен — не было смысла. Чтобы быть стражей, ааори имели слишком мало уважения у местных, а использовать их «на подхвате» было слишком затратным. А для чего-то более серьёзного они не годились. За месяц в нори переходил десяток-два ааори, остальные продолжали тянуть лямку. Регулярные массовые чистки уменьшали количество учеников, а прошедшие Порку — пополняли личный состав.В последние месяцы, как я понял, серьезных мероприятий не было. Планировалась крупная зачистка в середине весны — именно на нее нацелилась Пятнадцатая, решив разом вывести в нори максимальное количество бойцов. «Со своими дальше спокойнее», — пояснила она. Мне оставалось только жалеть, что мне с ними в нори перейти не светит.На построении присутствовало три нори, выполнявшие роль сотников и командиров. Они раздали десятникам задачи на ближайшие сутки и всех отпустили.После построения весь десяток собрался в здании администрации, где накануне Пятнадцатая застолбила за нами один из учебных классов. Она рассадила всех по стульям вдоль стены, а сама встала напротив.— Меня вы все знаете. Я — Пятнадцатая и командую нашим десятком. Всё, чего я прошу от своих бойцов — это верности товарищам и рвения в учебе. Дружный и спаянный десяток имеет больше шансов отбиться от любого нападения. Умелые бойцы имеют больше шансов выжить. Взамен я готова помочь вам с экипировкой и обучением. Мой зам — Хохо! Хохо, на выход и представляемся.Со своего места поднялся долговязый молодой человек с длинными черными волосами, стянутыми в хвост. Он обвел всех взглядом и улыбнулся.— Для новеньких объясняю сразу. Я — пример того, как одно неосторожное слово становится прозвищем на три года. Когда-то я имел неосторожность прилюдно высказать свое восхищение одной очень симпатичной нори, которая в те времена была сотником в казарме. Когда она вошла в столовую, я восхищенно сказал: «Хо-хо!». Я много ещё чего хотел сказать о том, какие бывают красивые девушки, и как я рад её встретить, но меня уже несли к лекарю. А на первом построении наш сотник спросила, а не выздоровел ли её «Хохо». И с тех пор я такой. И нет — от сотника мне так и не перепало ничего.— Хохо! — возмутилась Пятнадцатая. Лицо у нее было серьезное, но глаза смеялись.— Ладно, всё. Заканчиваю! — Хохо снова разулыбался. — Я заместитель нашего десятника. Могу решить многие вопросы. Но особенно настаиваю обращаться ко мне, если Пятнадцатая начинает прищуривать глазки, вытягивать губы в полоску и двигать носом!— Я не двигаю носом! Пшёл отсюда на место! — Пятнадцатая попыталась от души пнуть зама, но тот от удара ушел и, уже усаживаясь, громко на весь класс прошептал:— Вот именно так она выглядит, когда вы должны обращаться ко мне!— Всё! — Пятнадцатая не удержалась и засмеялась. — Ладно, закончили веселиться. Хитрый, давай — твоя очередь.Со своего места поднялся светлый парень, не сильно старше меня и других новичков. Волосы у него уже росли, но были совсем короткими.— Всем привет, я Хитрый, — представился он. — Но я совсем не хитрый. Наоборот, я врать нормально не умею. А был бы я хитрым, наверно, никто бы и не назвал меня хитрым…— Хитрый хорош с копьём, — пришла ему на помощь Пятнадцатая и глянула на меня. — Хоть и пришел к нам в десяток недавно, но успел себя неплохо показать. Нож! На выход.На этот раз со своего места поднялся неприметный шатен и вышел к Пятнадцатой.— Меня зовут Нож, — сообщил он. Говорил Нож тихо, но расслышали все. — Вот.— Это всё, что ты можешь сказать, да? — Пятнадцатая выгнула бровь и внимательно посмотрела на ветерана отряда.— Всё, — так же тихо ответил он.Пятнадцатая раздражённо посопела, но гнать на место бойца не стала.— Нож у нас единственный, кто умеет не только копьём, но и ножами, кинжалами и короткими мечами. Хотя нам и не положено. Откуда умеет — он не знает и сам. Если кто-то хочет поучиться — подходите к нему. Садись, Нож, не сдал ты зачёт.— Ага, — Нож расщедрился на целый звук.— Так, теперь — Ладна, давай на выход, — Пятнадцатая махнула стройной девушке с тёмно-русыми волосами. Я помнил, что это именно темно-русый цвет, и у местных он встречался очень редко, что меня сильно удивило.— Всем привет, меня зовут Ладной, — сказала девушка. — Я в ааори уже третий год. Очень рассчитываю, что последний. Как и все, умею обращаться с копьём, а ещё хорошо умею шить и штопать, так что за небольшой презент могу помочь в починке одежды.Я вспомнил, что Пятнадцатая рассказывала: получить новый комплект одежды можно только раз в месяц. А три комплекта, которые были выданы после Порки, рано или поздно начнут приходить в негодность. Я шить не умел, даже представление об этом имел весьма посредственное — поэтому, похоже, стану презентовать Ладну, когда понадобится заделать прорехи.— Небольшой презент — это 10 к-ки за час работы, — сообщила Пятнадцатая. — Ладна, спасибо, садись. Кривой, твоя очередь.Кривой, как оказалось, сидел прямо рядом со мной. Единственное, чем он выделялся — глаза были на разном уровне, из-за чего постоянно казалось, что у него перекошено лицо.— Здрасьте, меня Кривым кличут. Я тут уже второй год. Какое-то время служил с Пятнадцатой. Здесь я в десятке — тоже новенький. Махаю копьем, часто использую топор. Но с топором я просто головы рублю — учить не возьмусь. Могу сам топор одолжить на время.— Негусто, — Пятнадцатая отправила Кривого на место и грозно посмотрела на ветеранов. — Вот просила же всех придумать какое-нибудь описание самих себя — и вижу, вы очень «ответственно» подошли к этому поручению. Хохо, Нож и Ладна, надеюсь, что к обучению новичков вы подошли с большей ответственностью. Новички, давайте все сюда. Я вас сама представлю.Когда я, Пузо, Зенка и Лись вышли, Пятнадцатая представила нас своим бойцам и коротко рассказала про каждого. Ничего нового я из этих описаний не узнал — они касались нашего прохождения Порки и умений. Как и из последующей зажигательной речи, в которой Пятнадцатая рисовала перспективы десятка.— Так, а теперь по текущим делам, — Пятнадцатая снова всех посадила на стулья, а сама встала напротив. — На нас сегодня: рубка дров, посыпка плаца песком. На этом — всё. Тогда во второй половине дня новички на плац — ближе к складам. Хохо, ты расскажешь им про обитателей леса, который нам, возможно, предстоит чистить. Все остальные — со мной на тренировку. Хохо, как закончишь — веди на тренировку и новичков. После ужина отрабатываем совместный бой в группе. Одна пятерка — против второй.— Чур, я в пятерке с Пятнадцатой, — сразу застолбила Ладна.— Не важно, в какой ты будешь пятерке, — Пятнадцатая нахмурилась. — Группа должна работать, а не отдельные бойцы.— Ты это где-то вычитала? — Хохо засмеялся.— Я хотя бы читала! — парировала Пятнадцатая. — А вот вы, если время позволяет, только отдыхаете.Кажется, дрова я рубил в первый раз в своей жизни. Хотя более правильным было бы слово не «рубить», а «раскалывать» и «распиливать». Дрова хранились в поленницах вдоль стен складов. Между складами и было место для рубки. Привозились дрова в виде необработанных бревен и складывались в высокие штабеля, силами ааори превращались в поленья и укладывались в поленницы. В настоящее время поленницы были почти пусты: за зиму топливо ушло на обогрев администрации и — немного — казармы. Если в школе нерожденных никто помещения не отапливал, то для ааори делалось послабление. Или нас просто берегли от простуд, чтобы не тратить на недостойных время лекарей. В любом случае, как объяснили мне ветераны, даже в самые холодные дни зимой в казарме было терпимо. Всегда можно было закутаться в одеяло и согреться в комнате.Распиливались брёвна на чурбаки при помощи длинного приспособления, которое вызывало в моей памяти слово «лобзик». Местные просто называли это «распилом». Устройство представляло собой длинную прямоугольную раму — высотой в пять ладоней и длиной в три шага[2 — в разделе "Сноски и примечания"]. Одна из длинных рам была уже остальных частей конструкции, а в нее частым гребнем были вкручены мелкие зубчики, направленные чуть в стороны — чтобы выступать за края рамы. Зубчики заменялись по мере того, как ломались или тупились. Пара бойцов бралась за короткие части «распила», приставляла к бревну и по очереди тянули распил на себя. Сначала тяжело — потом, когда приноравливались, дело шло быстрее. Если бревно оказывалось слишком толстым — его переворачивали.Раскалывались чурбаки при помощи молотов и клиньев. Сначала клином продалбливается канавка, по которой будет идти раскол, глубиной в палец, затем клин вставляется в канавку в середине раскола, и забивается молотом до упора. Чурбан раскалывается на две равные половинки. Каждая половинка чурбана раскалывается до четвертушки, а потом — до осьмушки. В результате получается толстенькое поленце. Иногда клин застревал, и тогда использовался дополнительный клин, который вбивался рядом. Процесс был небыстрым и трудоемким, но, как заметил Хохо, новичкам плац песком посыпать — жирно будет.Так и пришлось мне колоть и пилить до самого обеда. Ну и, само собой, никто не собирался оставлять без контроля нашу работу. Почему-то я был уверен, что именно так и нужно, но источник этого понимания оставался для меня загадкой. И для контроля работы у нас была норма на каждого человека по распиленным чурбанам и по колотым дровам. Видимо, за века существования ааори давно уже было выведено среднее количество поколотых дров и распиленных бревен. Кто справлялся — тот молодец, кто не справлялся — тот после ужина шёл колоть снова, пока не выполнит норму. Я хотел всё сделать вовремя, но не удалось. В тот момент, когда я раскалывал последний десяток чурбаков, на плацу появилась компания других ааори. К сожалению, некоторых из них я знал.«Мимо! Пройдите мимо и не смотрите сюда!» — молил я молча, стараясь в их сторону не смотреть. Но Злата моим мольбам не вняла: не только посмотрела, но и узнала меня. Она задержалась на мгновение, за которое её спутники успели скрыться за складом, а потом кинулась их догонять. Но я почувствовал, что этим всё не закончится, и оказался прав. Через минуту они вернулись. Злата, Бледный и ещё трое парней — один из которых номерной, глава десятка. Почему мою бывшую подругу прозвали Златой, я понял сразу — у неё быстро росли волосы. В отличие от большинства новичков, Злата могла похвастаться золотистым пушком на голове.— А кто это у нас тут? Пятнадцатый десяток? — ухмыльнулся Четырнадцатый. Злата прижалась к нему с какой-то гаденькой улыбочкой, которой я за ней раньше не замечал. Бледный просто злорадно усмехнулся.Мельком я глянул на Хохо, но тот продолжал работать, не обращая внимания на Четырнадцатого, поэтому и я решил последовать его примеру.— Мне кажется, в вас не хватает рвения, — продолжал Четырнадцатый, подойдя к Хохо вплотную. — Я — номерной, боец, и требую уважения.Хохо отложил инструмент в сторону, выполнил положенный полупоклон и вернулся к работе. Все это он проделал без единого звука, и мне только осталось подивиться его выдержке. Четырнадцатый ухмыльнулся, покачал головой и кивнул Злате на Хохо. Та засмеялась, потом глянула на меня и зашептала на ухо своему десятнику. Четырнадцатый выслушал и посмотрел на меня.— Эй ты, уважение номерному, — крикнул он.Я отложил инструмент и постарался так же, как и Хохо, выполнить безукоризненный полупоклон.Мне казалось — у меня получилось. Четырнадцатый был иного мнения на этот счет:— Отвратительно, боец. Ещё раз!Я снова согнулся в полупоклоне, сжав зубы и стараясь не показывать эмоции.— Боец, ты слишком ленив — ещё раз! — Четырнадцатый подошел ближе. Я снова поклонился. Но не удержался от раздражённого взгляда, в чем немедленно был уличен.— Тебе что-то не нравится, боец? — с иронией в голосе осведомился десятник. — Хочешь мне что-то сказать?— Нет, десятник, — ответил я, приложил кулак к груди и снова поклонился.— А мне кажется, что ты что-то хотел сказать, — протянул Четырнадцатый, глядя мне в глаза. В этот раз мне удалось остаться безучастным.— Ему, кажется, не нравится кланяться, — промурлыкала Злата.— Это плохо, — Четырнадцатый покачал головой. — Плохо, боец. Придётся тебе отвлечься на тренировки. Уважение!Я поклонился.— Ещё раз! — рявкнул Четырнадцатый.Я снова поклонился. А потом поклонился снова и снова. Мне хотелось кинуться на него, ударить Злату, подраться с Бледным, который стоял и презрительно улыбался. Мне много чего хотелось, и самым сложным было скрывать эти желания. Но я провел в школе нерожденных много дней и умел, когда это надо, спрятать свои мысли. Пусть, став ааори, мне этого делать уже не приходилось, но это было одно из первых умений, которое я приобрел в новой жизни. Четырнадцатый внимательно следил за каждым моим поклоном, но к чему придраться — не находил.А мне было уже некомфортно. Устать я успел за то время, пока возился с дровами, а бесконечные поклоны вызывали боль в пояснице. Но мне оставалось только терпеть и не показывать свою боль. Это стало бы отличным поводом продолжать издевательства и дальше. Ещё по школе нерожденных я понял, что слабость в таких ситуациях показывать нельзя. Если кто-то решил унизить тебя и отобрать пайку, то вариантов было только два: либо до конца бейся за еду, даже оказавшись в меньшинстве — либо подчинись. Но при любом раскладе — не показывай своей боли и эмоций. И тогда от тебя отстанут.В этот раз меня спас гонг, возвестивший о начале обеда. Четырнадцатый раздражённо потер щёку, тоскливо посмотрел в сторону плаца и потребовал очередного поклона.— Слишком мало рвения. Мы ещё продолжим, боец, — процедил он, а потом без замаха нанес мне удар в лицо.Не ожидав этого, я не успел ни прикрыться, ни сгруппироваться — что, наверно, в данной ситуации было и неплохо. Сделав шаг назад, я запнулся о собственные инструменты и упал на пятую точку. Боль была такая, что чуть слезы из глаз не брызнули. «Встать! Срочно встать!» — мелькнуло в голове, и, пересиливая себя, я поднялся. Четырнадцатый и его бойцы весело смеялись, глядя на меня.— До встречи, боец! — Четырнадцатый усмехнулся и направился прочь. За ним потянулись остальные бойцы.— Урод, — прокомментировал Хохо, сходив к плацу и убедившись, что Четырнадцатый ушел. — Ты как, Шрам?— Всё болит, — пожаловался я, сидя на чурбаке, который так и не успел расколоть. — И доделывать придется вечером.— Чего он так на тебя взъелся? — поинтересовался Пузо хмуро.— Там его подружка из школы, — объяснил Хохо. — Светленькая, которая на Четырнадцатом висела.— Пузо, ты что, эту суку не узнал? — хмыкнула Зенка удивленно.— А почему я её узнать должен? — не понял здоровяк.— Это она тогда нас в шахтах увидела, — зло буркнула Лись. — А бледный парень, который рядом был — тот самый, который лично доски пролета скидывал вниз.— А! Так надо было им врезать! — расстроился Пузо и получил от Хохо подзатыльник.— Я те врежу, Пузо, — буркнул заместитель Пятнадцатой. — Совсем дурак, что ли? При десятнике драку устраивать? При Четырнадцатом? Да он только этого и ждет. Сразу свою ковырялку на поясе вытащит и прирежет.Пузо хмуро вздохнул.— Шрам, ты молодец, — Хохо хлопнул меня по плечу. — Вечером с тобой схожу сюда. Ножа возьмём. Ты быстро с дровами закончишь, а мы посмотрим, чтобы этот гад не появился.О том, что мне придется отрабатывать вечером, и в этот момент Четырнадцатый может снова прийти — я как-то не подумал. Осталось только благодарно кивнуть. За невыполнение дневной нормы можно было попасть на штрафы. А те ааори, которые не справлялись с нормой регулярно — «списывались», как это называли тут.Меня уже не в первый раз удивляла такая замена слов и смыслов. Когда Пятнадцатая объясняла, что будет за невыполнение нормы — ей пришлось объяснять, и чем всё закончится, потому что слово «списать» мне ни о чём не сказало. А вот слово «казнь» очень даже было понятно, и даже слово «повешение» вызвало перед глазами картинку того самого повешения.На обед я пошел позднее всего десятка. Пришлось дождаться, когда отобедает Четырнадцатый. Кстати, Пятнадцатая, когда узнала, что я не выполнил норму, отнеслась к этому не слишком хорошо. Спрашивать причину она не стала, да никто и не рвался рассказывать. Разговаривала она очень холодно и немного отстранённо. Видимо, мой провал в работе воспринимала как личное оскорбление — в конце концов, она сама являлась моим «наставником» среди ааори.На тренировках я чувствовал себя как на иголках, а вместо ужина кинулся рубить дрова. Эта идея пришла мне в голову под конец занятий. Поесть я могу быстро, а вот закончить работу после ужина — мне будет сложнее. Тем более придется привлекать Хохо и Ножа. Если же перед ужином сразу пойти на доработку, а потом быстро — на ужин, я смогу избежать и появления Четырнадцатого, который ужин не пропускает, и не буду отвлекать ребят из своего десятка. Как бы я ни волновался, но план этот сработал — за полтора часа мне удалось закончить свою работу. А когда я окольными путями, за складами, пробирался к казарме, то даже видел Четырнадцатого со Златой, которые шли в сторону площадки с дровами.Пятнадцатая сидела за столом, когда я вбежал в столовую, и явно не торопилась уходить. Мрачно проследив, как я набрал себе еды, она махнула рукой, подзывая. Понимая, что избежать разговора не удастся, пришлось идти за её столик. Сесть напротив она не дала, похлопала ладошкой рядом с собой. При этом продолжала мрачно молчать и после того, как я принялся за еду. И только когда я залпом осушил кружку с каким-то напитком и отставил поднос с едой чуть в сторону, соизволила заговорить.— Шрам, мне почему-то кажется, что ты должен мне что-то рассказать, — при этом смотрела десятник в стену, а не на меня. А я, совершенно честно, не знал, что ей рассказывать. Не найдя ничего лучше — начал оправдываться.— Прости, я тебя подвел с работой сегодня…— Ну-ну…— Я не хотел, правда. Это больше не повторится.— Да?..— Да, — неуверенно ответил я. — Надеюсь, что не повторится.— Работу ты не выполнил, потому что тебе, видимо, поленом в лицо прилетело, — хмыкнула Пятнадцатая.— Не поленом, рукой, — честно признался я, не понимая, к чему она клонит.— А чьей рукой тебе прилетело? — поинтересовалась девушка и впервые, наверно, за весь день, прошедший после истории с Четырнадцатым, посмотрела мне в глаза.— Десятника, — ответил я, радуясь, что она, наконец, оттаивает. — Ты не подумай, я не нарушал правил.— А то я не знаю! — девушка вспылила. — Шрам, проклятье, ты почему мне сразу не рассказал?— Я… — начал было снова оправдываться я и замолчал.Пятнадцатая буравила меня взглядом где-то с минуту, а потом засмеялась.— Шрам, я даже злиться уже не могу. На тебя наехал десятник другого десятка. Не дал тебе нормально работать. Ты понимаешь, что этот придурок прицепился к тебе по просьбе Златы, для которой ты как бельмо на глазу?— Что на глазу? — не понял я. Память мне ничего не подсказывала. Видимо, видеть таинственное бельмо мне в жизни не приходилось.— Болячка на глазе, — пояснила Пятнадцатая. — Не суть. Она тебя ненавидит и подзуживает своего десятника тебе делать пакости. Ты молча разбираешься с вопросом и обещаешь… Нет… Ты! Обещаешь! Мне! Что этого! Больше! НЕ ПОВТОРИТСЯ?!Я промолчал, понимая, что тут уже можно не оправдываться.— Хорошо хоть потом, дурень, про «надеюсь» договорил, — Пятнадцатая фыркнула. — Хохо тоже хорош, рассказал мне только за ужином. Мне вот интересно, а как ты хотел…— Эй, вы двое! Мы закрываемся!Я и Пятнадцатая синхронно обернулись и посмотрели на работницу столовой, которая вышла из-за стойки с едой. Не сговариваясь, я и Пятнадцатая одновременно встали, выполнили положенный поклон и схватили грязную посуду. Точнее, схватил я, закинув кружку Пятнадцатой себе на поднос.— Мы уже уходим, уважаемая! — как можно ровнее ответила Пятнадцатая.Когда мы вышли из столовой, Пятнадцатая схватила меня под локоть и потащила на улицу. До отбоя оставалась ещё пара часов, но на улице никого уже не было. Когда солнце зашло, сразу стало холоднее, но меня это даже радовало. Усадив меня на ближайшую лавочку, Пятнадцатая уселась рядом.— Так вот… Я не понимаю, как ты хотел решать этот вопрос? — продолжила девушка, внимательно глядя на меня.— Я пока не придумал, — ответил я, но потом предположил. — Можно работать быстрее…— Можно, ага, — согласилась Пятнадцатая. — Пока не свалишься от усталости — можно работать. Шрам, ты правда дурак? Вроде же умнее был ещё вчера.— Так я завтра поумнею, — пообещал я неуверенно. — Если мне снова по физиономии не прилетит.Пятнадцатая улыбнулась, но разговор заканчивать не собиралась.— Ладно, спишем всё сегодня на удар по твоей черепушке. Только, знаешь, Шрам, ты никак не сможешь решить эту проблему.— Почему?— Потому что номерной всегда, — девушка ткнула в меня пальцем, — всегда будет на шаг впереди! Мы можем не работать со всеми, мы можем наказывать любого бойца, понимаешь? Знаешь, почему не бывает десятка без номерного?— Почему?— Потому что тогда его бойцы оказываются без защиты своего десятника, — не обращая внимания на мои вставки, продолжила Пятнадцатая. — Потому что тогда я могу подойти к бойцу этого десятка и приказать ему работать, например, за тебя. А тебе подарить выходной. В каждом десятке есть десятник и его заместитель, который выполняет обязанности десятника, если того рядом нет. Мои приказы, мои распоряжения — они выше приказов любого другого десятника! Отменить мой приказ может только Первый! Он старший десятник.— И что мне было делать? — огрызнулся я (обидно всё-таки!). — Упереться и дать ему возможность прирезать меня?— Нет, ты должен был сразу после этого пойти ко мне, — спокойно ответила Пятнадцатая. — А ты собрался всё решать сам.Мы замолчали. Пятнадцатая, видимо, сказала всё, что хотела. А мне пришлось обдумывать её слова. Мог ли я догадаться, что надо поступить именно так? Вообще-то мог. Более того, нам что-то такое даже в школе нерождённых рассказывали. Да и это было… логично. Так, наверно? Получается, я сглупил. И пора было в этом признаться.— Пятнадцатая, прости, — сказал я. — Ты права, я поступил глупо.— Глупо — согласилась она. — И что, этого больше не повторится?— Сомневаюсь, — ответил я. — Глупить я ещё, наверно, не раз буду.— Будешь, — Пятнадцатая усмехнулась, — но что бы ни произошло, где бы ты ни сглупил — чтоб сразу шел ко мне.— Хорошо.— Ну вот и отлично, а теперь вали спать.Глава 6На следующий день обучение и тренировки выпали на утро. Если вчера Хохо ограничился короткой вводной лекцией про лес и его обитателей, то сегодня разошёлся не на шутку. Возможно, причиной такой словоохотливости были личные воспоминания, с которых он и начал сегодня рассказ — а может, сказался вчерашний нагоняй Пятнадцатой. На настроении Хохо это не могло не сказаться, в принципе. Он сам ещё перед завтраком подошёл ко мне и признался, что ему досталось — одновременно извинился и уточнил, не расстраиваюсь ли я. При этом постоянно посмеивался над собственной глупостью и моей.Из лекции я вынес, что лес — или Большая Пуща, как её называли местные жители, или просто Пуща — это немаленькое пространство на востоке княжества, где северные деревья смешиваются с южными джунглями, образуя непроходимую преграду на пути к Диким Землям. Перед Пущей стоит торговый город Линг, славящийся своими алхимическими зельями. Нежить, идущая с востока и с юга, часто попадает в Пущу и не может выбраться. А два раза в год ааори отправляют вычищать Пущу от скопившихся пришельцев. Ааори сдают всё добытое в Линге, что способствует алхимическому ремеслу местных.Очищают лес не только безымянные, но и нори, и вэри из Форта Ааори, и даже войска местных — это вроде как настоящая военная кампания, принять участие в которой стремится каждый ааори. Именно в Пуще можно не только заработать на имя, но и неплохо запастись деньгами на целый год. Вот только возвращается из леса чуть меньше четверти ааори — среди них смертность очень высока. Но слаженный десяток вполне может и заработать, и вернуться. Из-за возможности остаться в лесу мне не нравилось предстоящее мероприятие. Можно сказать, только жить начал, но шансов отвертеться практически не было. Больше всего радовало то, что я не в четырнадцатом десятке, где шансы вернуться были, судя по рассказам, только у десятника.Воспоминания о Четырнадцатом заставляли меня ёжиться, но сейчас поделать я ничего не мог. Оставалось надеяться, что во второй половине дня, когда придется выметать дорожки на территории казармы — меня просто не найдут. После лекции весь десяток отправился на тренировку на плац, где нас встретила довольная Пятнадцатая. Она заставила Пузо и Ножа изображать нежить, а нас — отбиваться. Представление имело успех, собрав толпу других ааори, смело подсказывавших нам, что и как делать. О том, как мы успешно развлекли товарищей, я совершенно серьезно думал до самого обеда.А в обед состоялось настоящее представление, равного которому, забегая вперед, мне увидеть не удалось за всё время в ааори. И представление это лучше всего показало, с чего это Пятнадцатая была такой довольной на тренировке. На обед мы отправились все вместе сразу после тренировки. В очереди в столовую были одними из первых — и первыми же взяли еды. Возглавляла этот коллективный прием пищи наш десятник. Она как раз успела поставить поднос на выбранный стол, когда в столовую буквально влетел Четырнадцатый, таща за воротник двух бойцов — Злату и Бледного.Вид у обоих вызывал только сочувствие. Мало того, что одежда была порвана и заляпана грязью, так ещё и на месте всех разрывов отчетливо были видны синяки и ссадины. Бледного перекосило — пол-лица у него представляло собой один сплошной кровоподтёк. Злата лишилась части волос, нос был сломан, вокруг губ и на подбородке запеклась кровь, один глаз заплыл.— Пятнадцатая, ты совсем тронулась?! — с порога заорал Четырнадцатый, протаскивая бойцов к столу, где наша десятник расставила еду. — Кто тебе позволил бить моих людей, сука?— Ой, смотри, уважаемый десятник припёрся, — промурлыкала Пятнадцатая на всю столовую. — Разве вчерашние почести, которые тебе оказывал мой боец почти два часа, недостаточная плата за этот маленький урок для твоих людей?Из очереди вышли ещё двое десятников. Одного я помнил — это Первый. Первый десятник был заместителем сотника и единственным, кто мог командовать остальными десятниками. Второго я раньше не видел, но знал, что он управляет шестым десятком.— Я тебя урою, Карга! Я весь твой десяток сгною, — зарычал Четырнадцатый, отпустив Злату и хватая Пятнадцатую за ворот рубахи.В ответ наш десятник только ещё шире улыбнулась и обняла Четырнадцатого за шею.Злата осталась стоять, а вот Бледный медленно осел на пол — находиться в вертикальном положении он, видимо, без посторонней помощи не мог.— Осторожнее, Пушок, — довольно проговорила девушка. — Зачем ты меня схватил? Рвёшься на тренировку в круге?Четырнадцатый подержал воротник ещё секунду и отпустил.— Видишь, Пушок, — не унималась девушка. Она-то и не подумала отпускать его шею, хотя для этого ей пришлось подняться на цыпочки, наоборот — прижалась всей грудью, обняв десятника двумя руками. — Ты умничка, трусливый, но — умничка, знаешь, когда надо язычок между булочками спрятать.— Сука драная, — прорычал Четырнадцатый. — Я весь твой десяток…— Я же сказала, осторожнее, — перебила его Пятнадцатая таким тоном, что Четырнадцатый прервал свою гневную отповедь. Подошедшие Первый и Шестой остановились, наблюдая, как дальше будут развиваться события.Пятнадцатая улыбнулась и провела пальцем по груди Четырнадцатого, закинула одну ногу ему за спину и посмотрела на Злату. Та разве что зубами не скрипела, а во взгляде у нее горела такая ненависть, какой я от своей бывшей подруги опятьне ожидал увидеть.— Пушок, в эти угрозы мы можем поиграть вдвоём… А, может, ещё кто-нибудь присоединится, — промурлыкала Пятнадцатая снова на всю столовую. — Но первый ход был за тобой. Это твоими стараниями мой боец вместо ужина рубил дрова, да? Ведь это ты заставил его проявлять уважение к себе, по настоянию вот этой красавицы и её ручной рыбки? Ты или нет?— Я всего лишь потребовал уважения, — процедил Четырнадцатый, не имея возможности даже отстраниться.— И я потребовала уважения, — ответила Пятнадцатая, проводя пальцем по груди вниз, к животу. — Вот только мои бойцы кланялись, а придраться тебе было не к чему. А твои бойцы меня… Как думаешь, что они мне сказали?Четырнадцатый промолчал, а вместо него спросил Первый:— И что же они тебе сказали?— О, Первый, они сказали! — проговорила Пятнадцатая. — Вот эта одноглазая просто не стала кланяться, а вот этот бледный червяк… Послал меня, представляешь?Шестой, до этого просто молча наблюдавший за происходящим, повернулся к Бледному и тихо, но хрипло — так, что опять слышала вся столовая — произнёс:— Уважение, боец!Бледный, к чести его, попытался. Он рывком вскочил, делая полупоклон, но тот перерос в неконтролируемое падение, которое и завершилось на конце сапога Шестого. Первый положил Шестому руку на плечо и что-то сказал. Тот кивнул и сделал шаг назад, оставив Бледного пускать кровавую слюну на пол.— Но ведь это не все. Да, Четырнадцатый? — промурлыкала Пятнадцатая. — Они же рассказали тебе, что случилось дальше, ммм…?Палец девушки дополз до пояса десятника, и тот злобно зарычал.— Они решили, что им надо вступиться за твоих любимчиков, — Пятнадцатая опустила палец ещё ниже. — И получили все… Первый?— Да, Пятнадцатая? — оживился тот.— Отчёт о происшествии я тебе занесу, — Пятнадцатая дождалась от него кивка и повернулась к Четырнадцатому. — Тебе надо лучше учить свой десяток, иначе в лес ты пойдёшь одинокий и гордый. Кого тогда ты скормишь нежити?— Шлюха, — выдохнул Четырнадцатый, играя желваками.— О, нет, — ответила Пятнадцатая, ткнув пальцем в штаны. — Не шлюха. Я не возбуждаюсь на тех, кто меня размазывает в грязи, Пушок. А вот ты…Девушка неожиданно отступила на шаг, но не успел Четырнадцатый порадоваться обретённой свободе, как нога Пятнадцатой с размаху ударила его в промежность. Казалось, вся мужская часть столовой негромко взвыла, буквально ощущая боль несчастного.— Ну фу! — промычал стоявший рядом Хохо.Поморщился даже Первый, хотя и успел схватить нашего десятника за плечи и удержать от второго удара.— А если ты ещё раз попробуешь ко мне прикоснуться без разрешения, урод, — Пятнадцатая уже не сдерживалась, — то я позволю себе отрезать тебе то, что пожалела в прошлый раз!Ни ногой, ни рукой Пятнадцатая достать противника не могла — Первый и Шестой вцепились в нее мёртвой хваткой. Она просто плюнула ему в лицо.— Всё, сейчас она стенку проломит, — тихо выдохнул Хохо. — Хватайте её!— Вали отсюда и не попадайся мне на глаза. Понял меня, урод? Понял?!Хохо, я и Пузо, успев набрать еды, рванули к столу. Может, кому-то со стороны и могло показаться, что на защиту нашего десятника — но, на самом деле, на помощь Первому и Шестому. Пятнадцатая умела себя держать в руках, но Хохо был прав. У неё, похоже, все стены рухнули сами, и девушка рвалась в бой. Первый и Шестой старались её просто удержать, но ещё немного, и силы бы у них закончились. Наша помощь пришла как раз вовремя. Я и Хохо вцепились Пятнадцатой в руки, а Пузо, горестно вздохнув, встал перед ней — за что немедленно получил по коленке.— Пустите, дайте я ему… — выдавила из себя девушка.— Пятнадцатая, хорош! — простонал Хохо, чуть не получивший в нос, но продолжавший держать руку десятника.Мне повезло меньше. Прилетело в глаз, но я проявил стойкость и выдержку — и руку Пятнадцатой не отпустил.— Успокойся, пусть уползает! — не отставал Первый.Но спас всех Кривой, который подошел, поставил на стол поднос, а потом просто обнял девушку. Не обращая внимания на прилетающие удары, он гладил её по голове и что-то шептал.Виновник веселья ретировался, успев утащить за собой Злату. Единственным напоминанием был Бледный, который упорно полз к выходу. По пути он получил ещё пару пинков из очереди — видимо, от ребят из моего выпуска, но на это никто внимания уже не обратил. Пятнадцатая всё ещё стояла красная и злая, а мы удерживали её. Первый и Шестой незаметно отступили и беззвучно хохотали, предусмотрительно встав у девушки за спиной.— Предатели, — буркнула десятник и почему-то облокотилась на меня, высвобождая руки. Хотя почему «почему-то»? Следующие слова, обращенные ко мне, объясняли многое. — Я ведь для вас старалась!И ведь столько укора было в её взгляде, что я даже поверил на секунду в то, что именно мы, неблагодарные, помешали ей восстановить справедливость. И только продолжавшие смеяться Первый и Шестой за её спиной помогли не начать каяться сразу.— Мы ценим! — согласился я, вспоминая, что за убийство в пределах города другого ааори полагается «отсев». Если убийство не было совершено при самозащите, и это подтвердят мудрецы карающие. И если не было совершено в круге — площадке для поединков за плацем. — Но сама-то зачем подставляешься?— Да не стала бы я его убивать, — фыркнула Пятнадцатая, возвращая своё обычное настроение. Она слегка оттолкнулась от меня и обняла Кривого и Хохо за шею. — Но вы всё равно мои самые лучшие.Следующей жертвой стал Пузо, которого она за это самое пузо и обняла. Потом пришла очередь десятников.— Первый, Шестой, спасибо…— Обращайся, — прохрипел Шестой за себя и Первого, и они оба отправились назад в очередь.— Давайте уже есть, — сказала Пятнадцатая. — Пузо, как нога?— Как моя нога, ты не переживай, — успокоил её Пузо.— Шрам, у тебя опять шов расходится на щеке, — указала мне Пятнадцатая.— Бывает, — согласился я, решив не заострять внимание на том, что случилось это после её удара в глаз. — Если будет беспокоить, дойду до лекаря.К этому времени за стол подтянулся весь десяток, и Пятнадцатая махнула на меня рукой.— Так, слушайте, у меня новость, — сказала она. — Нас завтра освобождают от работы.— С чего такая честь? — спросил Хохо. — Патруль?— Патруль, — подтвердила десятник. — Новенькие, вы в патруле ещё не были, поэтому завтра утром после построения — скажу, в какой класс подойти. Проведу инструктаж.— Опять она ругается, — неодобрительно покачал головой Нож. — Что это за существо?— Это собрание, на котором я объясню, как проходят патрули, как мы себя в них ведем, и где мы будем патрулировать, — напутственно ответила Пятнадцатая.— Книги, — благоговейно прошептал Хохо и уже громче добавил: — И где он будет? Патруль, а не этот твой…— На кладбище! — гордо заявила Пятнадцатая, вызвав стон у всех ветеранов. — Да ла-а-адно вам! Всё лучше, чем тут плесенью покрываться!Пятнадцатая рассказывала всё-таки очень хорошо. Я не уставал поражаться этой девушке. Возможно, она просто компенсировала своими знаниями отсутствие неземной красоты. Хотя она была достаточно симпатичной, чтобы не стесняться. Но Пятнадцатая умела получать новые знания, использовать их и доносить окружающим. Вот и на следующее утро её объяснения были более информативными, чем у Хохо.Всё оказалось очень просто — когда мир треснул, все расы перестали хоронить своих покойников. Только очень состоятельные граждане могли позволить себе быть захороненными в какой-нибудь усыпальнице или стандартной могиле в земле. Нежизнь всегда дотягивалась до мертвецов и поднимала их. Поэтому похороны всегда совершались в самые ранние сроки после кончины. И все расы покойников провожали на кострах. И только воонго, большая диаспора которых проживала за стенами Мобана, не смогла отказаться от своих верований. Отказ от упокоения умерших в земле для них был равносилен отказу от самих себя — вся жизнь воонго строилась в пути от рождения из земли к упокоению в ней.Внешне воонго напоминали людей, за что их и прозвали «земляными людьми». Но сходство было больше внешнее. Кожа у них была более нежная, гладкая и светлая. При необходимости все тело воонго могло покрываться слизью, которая помогала им в закапывании в землю. И хотя воонго давно ушли от жизни в земле, строили себя дома, передвигались на двух ногах, но способность к покрытию слизью у них никуда не пропала — хоть и требовалась только один раз, когда они покидали уютный родильный кокон, созданный матерью. У воонго всегда рождался один ребенок за раз. Физически дитя развивалось в коконе, вырастая почти до взрослых размеров. Вот только в плане ума это всё ещё был младенец, которого родители выхаживали и учили следующие десять лет. При этом все силы приходилось отдавать ему.При среднем сроке жизни в 50 лет воонго редко выращивали более четырех детей. Но воонго старались ещё и ещё. Нередко последний ребенок пары оставался без родителей в раннем возрасте, и тогда он умирал. Никто из воонго не брался воспитывать чужих детей в ущерб своим собственным. В Мобане же, как и во многих других местах, если ребенок воонго оставался без родителей, его передавали в специальный приют — где из него воспитывали отличного солдата-разведчика. При этом сами воонго отказывали ему в родстве, называя «арониво» (с их языка слово переводилось как «потеряшка»). По их мнению, воонго не мог быть самим собой, если не впитал в раннем возрасте с «родительской слюной» (первый год своих детей они кормили разжёванной пищей) культуру земли.Поэтому у воонго было кладбище, занимавшее территорию больше, чем вся казарма ааори. Посреди кладбища стоял форт, где всегда дежурила стража, но стражники редко выходили за пределы форта ночью. Ночное патрулирование ложилось на плечи ааори. Эта часть службы воспринималась двояко: с одной стороны, постоянная опасность со стороны мертвецов ааори не нравилась, с другой — патруль был неплохим способом заработка. Нежить перенимала черты родительской расы и до поры до времени скрывалась в коконах под землей. Вылезали на поверхность сформировавшиеся трупни и тупни. А бывало, что и обжоры с великами на поверхность выбирались. Что они жрали под землей — неизвестно.Сразу после инструктажа весь десяток отправился в один из тренажерных залов казарм и ещё три часа отрабатывал работу в группе. Новички нашего десятка, и я в том числе, были слабым звеном, постоянно путавшимся в сторонах, направлениях, скорости и командах. Ветераны десятка над нами посмеивались. Пятнадцатая ругалась, но на второй день общих тренировок сделать из десятка слаженную команду у нее всё ещё не получалось. Память подсказывала мне, что такое вообще невозможно. Даже Кривой — нет-нет, да и допускал ошибки, хотя и был опытным ааори. Закончилось всё тем, что Пятнадцатая загнала новичков внутрь построения, а ветеранов распределила по краям — потребовав, чтобы по кладбищу мы так и передвигались.— И если хоть кто-нибудь из вас надумает сдохнуть, — предупредила она, — то скажите заранее. Я и сама смогу вас прирезать. Всё на сегодня.Пятнадцатая уселась на бордюр и достала десять стеклянных пузырьков.— Так, подходим и разбираем пузырьки. После обеда каждый выпивает жидкость из пузырька и через часик ложится спать до самого ужина. Я всех разбужу. Потом ужинаем — и за снаряжением на склад.Меня будить не пришлось — я проснулся сам. Солнце уже почти закатилось, и в окно лился багровый свет заката. Решив, что досыпать бесполезно, я отправился на улицу. Даже в первые пять дней времени просто погулять у меня не было. Пятнадцатая относилась к своим обязанностям серьёзно, никогда не давая мне лишнего отдыха. Так что глупо было бы не воспользоваться представившейся возможностью. За последние дни в голове накопилось такое количество мыслей, что в них требовалось разобраться. Память, избавившись от ограничений школы нерождённых, буквально взорвалась воспоминаниями. Они появлялись сами собой в голове — неясные образы прошлой жизни, которые мне почему-то были очень важны.Заняв одну из самых дальних от входа лавочек, я лёг на спину, свесил ноги и уставился на небо, по которому неспешно плыли серые тучи. Будет дождь. Я не был воином в прошлой жизни — слишком мало отклика во мне вызывали занятия с копьём и тренировки всего отряда. И я точно не работал с деревом, потому что с трудом укладывался в норматив, опережая только девушек-новичков. Тот же Пузо легко разбирался с расколкой чурбанов на поленья. Я не знал, кем я был, но был уверен, что мой мир был совсем иным — и одновременно очень похожим на этот. Ведь, глядя на тучи, я точно знал: будет дождь. А значит, эти тучи ничем не отличались от туч из прошлой жизни.Был ли я грешником в прошлой жизни? Не знаю, возможно. Но я не был грешником этого мира. Я легко освоил местное письмо, с трудом — цифры, и как нечто совершенно новое воспринимал местную историю, названия и культуру… «Культура» — да, это слово я знал в самых разных значениях. Услышав его от Пятнадцатой на одном из её уроков, я раскрутил проблеск в памяти до целого воспоминания — воспоминания о длинном красивом здании, украшенном какими-то колоннами, лепниной и статуями. Картинка мелькнула буквально на мгновение перед глазами, но я уже точно знал, что ничего подобного не видел в этом мире. И, наверно, не увижу. Наша казарма была просто жалким приземистым подобием того, что всплыло из глубин моей памяти.— Шрам, ты совершенно непредсказуемое и погруженное в себя существо, — голос Пятнадцатой прервал поток мыслей. Девушка в очередной раз доказала, что побыть одному она мне долго не даст. — И чем ты тут занимаешься?— Смотрю на тучи, — соврал я. — Дождь будет.— Плохо, — Пятнадцатая бесцеремонно скинула мои ноги с лавочки и уселась на освободившееся место. Мне пришлось принять сидячее положение. — Выспался?— Выспался, — согласился я. — Даже слишком. Слабость по всему телу.— Пока будем топать пешком до кладбища — взбодришься, — успокоила десятник.В памяти зашевелилось воспоминание. Странное, относящееся не к миру и не к словам. Оно относилось к людям. К их поведению. Очень странное воспоминание, из-за которого я мог поссориться с Пятнадцатой прямо сейчас. Но вопрос уже сам сорвался с языка.— Пятнадцатая, а что у тебя было в прошлый раз с Четырнадцатым?Девушка как-то странно то ли всхлипнула, то ли хрюкнула — и ошарашенно уставилась на меня.— Ничего не было, — хмуро бросила она, уставившись в сторону. — Отходила копьём на площадке так, что стоять не мог.— Я ведь не про это спрашивал, — тихо проговорил я.— Не про это, — Пятнадцатая кивнула и замолчала.«Не поссорились — уже хорошо», — подумал я.— Спасибо, что помогла, — сказал я вместо очередного вопроса.— Это не… — Пятнадцатая замялась. — Хватит меня смущать, Шрам! Так было надо. Вот ты!..Пятнадцатая встала и возмущённо посмотрела на меня.— Думала: посидим, поговорим… Пошли наших будить!— Ну ты чего?! Нормально же общались, — вырвалось у меня. Но вышло не обиженно, не возмущенно, как и предполагалось вначале… Вышло лениво и неспешно. И смешно, видимо.Во всяком случае, Пятнадцатая хохотала до слёз, а я дал себе обещание запомнить фразу и иногда использовать. Хотя слова и интонация явно были подарком моей памяти, а не удачным стечением обстоятельств.Глава 7Отряд вступил в город в сопровождении недовольного стражника. Хотя, может быть, его недовольство мне почудилось. Все стражники при виде ааори начинали вести себя так, будто бы съели что-то очень горькое.С презрительной миной на лице стражник выдал нам копья (ветераны взяли собственное оружие), кожаные нагрудники и шапочки. Только сегодня я думал, что не был военным в прошлой жизни, но память услужливо подсказала, что худшего доспеха я и за две свои жизни не видел. Кажется, что-то я всё-таки понимал в военном деле. Маленькие круглые щиты, обшитые кожей, неуловимо напоминали деревянные поделки, выданные на Порку. Нож прихватил дополнительно короткий меч, а Кривой — взял топор.Город уже утонул в темноте ночи, а тучи скрыли звёздное небо. Темнота была бы непроницаемой, если бы в окнах домов не горел свет. Большинство жителей города ещё только готовились ко сну. Узкие улочки почти не петляли, поэтому пропустить нужный поворот нам не грозило. Стражник запалил факел, ткнул в Лись и Ладну, приказывая им сделать то же самое, и не глядя — был ли выполнен его приказ — быстрым шагом отправился вдоль стен казармы. Стены эти были тонкие, сложенные из желтого кирпича, и всё, от чего они могли защитить нас — так это от любопытных взглядов.Пятнадцатая, единственная во всем отряде, щеголяла в нагруднике с металлическими вставками и в железном шлеме. Она внимательно осматривалась по сторонам, будто ожидая какой-то пакости уже в городе, но неприятности где-то явно задерживались. Через некоторое время мы вышли на площадь.— Рыбный пятачок, — прокомментировал Хохо, указывая на деревянные грубо сколоченные столы, установленные на площади. — Тут рыбаки торгуют. Пятнадцатая, нас будут спускать со стены.— Да, — подтвердила девушка, — слишком поздно вышли. До ворот делать чересчур большой крюк.— Разговорчики! — гаркнул спереди стражник.Шум я услышал, когда площадь и ещё один квартал остались позади. Шум доносился справа. Даже не шум — отдалённый грохот. Грохот звучал несколько ударов сердца, а потом сходил на нет — и снова пробуждался в тишине.— Что это? — прошептала Зенка.— Море. Прибой, — коротко ответил Нож.— Море, — повторила девушка, пробуя слово на вкус.А у меня перед глазами ревели огромные валы, разбиваясь о песчаный берег неведомых земель. Грозные и высокие, они вставали стеной и обрушивались в клочьях белоснежной пены, поднимая в воде песочную взвесь. Я с усилием отогнал воспоминание — как невовремя! А ведь какое хорошее воспоминание.Впереди проступила каменная кладка, и я не сразу понял, что это не дом и не ограда — это была крепостная стена города. Стена уходила в темноту и справа, и слева, и даже сверху — так что невозможно было понять, какой она высоты. Перед нами выступала башня, попасть внутрь которой можно было через маленькую дверцу. Стражник свернул налево и двинулся вдоль стены. Мы миновали две башни и две улицы, уводившие вглубь города, а к третьей башне стражник свернул сам, постучав в очередную маленькую дверцу.Открыли ему такие же стражники. Тихо о чём-то переговорили, после чего наш провожатый махнул нам рукой, приказывая следовать за ним. Мы поднимались по узкой винтовой лестнице вверх, пригибаясь и часто вдыхая спёртый воздух. Дважды встречались двери во внутренние помещения, но мы проходили мимо. А потом сверху потянуло свежим ветерком, и стражник вывел нас на стену. Небольшой пятачок рядом с башней освещался прикрепленным к стене факелом, зубцы терялись в темноте, но вдалеке были видны ещё один факел и кусок соседней башни.Здесь нас уже ждали двое стражников, прикреплявшие к зубцам веревку, завязанную узлами через равные промежутки.Первым стражник отправил вниз Пузо. Тот, пыхтя, перевалился через зубцы и начал медленно опускаться вниз. И пыхтение, и неповоротливость бойца вызвали на лице провожатого ещё большую брезгливость. «Видели бы вы, как этот здоровяк умеет спускаться, когда нежить собирается его слопать», — подумал я. Дальше со стены опускались те, на кого указывал стражник. Впереди он отправил самых тяжелых, следом — парней полегче. Я спускался аккуратно, рассудив, что лихость и ловкость буду проявлять там, где нет шансов свернуть себе шею. Получилось всё равно лучше, чем у Пуза. Внизу меня принял Хохо, свистнув наверх. Сверху немедленно прилетел факел, а через пару секунд второй и третий.Последними спустились девушки и наш провожатый. Убедившись, что все мы на месте, стражник подергал свисающую веревку, и та уползла наверх, в темноту. Пока я стоял внизу — успел рассмотреть, что нас окружало. Если честно — это было похоже на продолжение города, только значительно более ветхое и неаккуратное. Улицы тут были совсем узкие, а всё пространство было застроено маленькими домиками. Строили их из того, что под руку попадется, а свет по ночам никто не жёг. Каждый отдельный домик напоминал башенку, но редко где было два этажа.— Трущобы сари, — проследив за моим взглядом, объяснил Кривой. — Единственное нормальное здание — башня в центре трущоб. В ней живут их вожди. В каждом таком домике может обитать по пять-шесть особей сари.Я кивнул.— Там, слева, начинается кладбище воонго, — кивнул Нож. — С этой стороны забор шагов восемь в высоту, а внутри — шагов шестнадцать. Туда дальше будет форт. Нам к нему — там можно на кладбище зайти.— Дерьмовое место, — честно предупредил Хитрый.— Ага, — согласился Нож.— Как так получилось, что высота у стен разная? Кладбище, получается, выкопано? — спросил я.— Так и есть, — ответил Нож, всем видом показывая, что если я сам догадался, можно было и не спрашивать.После того как все спустились со стены, проводник повел нас вдоль ограды кладбища. И вскоре мы оказались у форта с высокими стенами, сложенными из обработанного камня. Внутри форт представлял собой прямоугольник с тремя воротами. Двое ворот вели в город, а одни — на кладбище. Опознать ворота не составляло труда. Те, что вели на кладбище, были массивными, тяжёлыми — и неоднократно кем-то битыми. Мне очень хотелось узнать, как часто бывают нападения с кладбища, но спрашивать я не стал. Бойцы десятка могли и не знать, а стражники бы просто не ответили.Нас пропустили через двор от одних ворот к другим, открыли калитку в массивных воротах, вручили факелы и дали напутствие вернуться после восхода, постучав три раза быстро и три раза медленно. Вот и всё, если не считать потоков презрения.— Не люди, а твари просто, — буркнул Хохо, когда мы удалились от стен.— Хохо! — одёрнула его Пятнадцатая, опасаясь, что стражники услышат.— Что? — огрызнулся заместитель. — Не услышат они мой шёпот. Глухие, как земляные червяки.— Хохо! — Пятнадцатая даже задохнулась от возмущения.— Ну что? Мы тут всю ночь будем ходить и за них работу выполнять, — снова огрызнулся тот и добавил, успокаиваясь. — Им-то жалование платят полное, а мы так… мясо.— Не хочешь быть мясом — становись нори и вэри, — ухмыльнулся Кривой.— Заткнулись оба! — рявкнула Пятнадцатая и, встав к своему десятку лицом, медленно проговорила. — Это. Наша. Работа. Всё! Если недовольны — идите и убейтесь сами. Нас создали для этого. А теперь идём тихо и внимательно смотрим по сторонам. Не хватало ещё кому-нибудь помереть от мелкой нежити.Отповедь сработала, и мы молча двинулись вперед. В свете поднятых над головой факелов видны были только крайние ряды могил. Впрочем, моя память мне подкидывала воспоминание про холмики земли и надгробные плиты с указанием имён. Тут не было ничего подобного. Просто холмики, причём довольно компактные. Я не стал сразу уточнять, почему такие странные могилы — чтобы не нарушать тишину. Да и придуманное объяснение, что воонго хоронят не в лежачем положении — казалось правдоподобным. Мы шли и шли по тёмной дороге, пропуская ответвления от неё. Вскоре справа показалась небольшая — по колено — каменная оградка, отделявшая одну часть кладбища от другой.Потом впереди показалась внешняя стена кладбища. Действительно, шагов 16–17 в высоту. Низшая нежить такой барьер взять не может. А вот твари посильнее, наверно, могли бы и забраться. Теперь была понятна причина нашего патруля: привлечь на себя тех противников, кто уже достаточно силен, чтобы выбраться на поверхность, но слишком слаб, чтобы выбраться с кладбища. У стены мы повернули налево и двинулись по параллельной дороге назад. Ветераны шли по краям группы, новички — внутри, с факелами над головой. Пузо тащил факел на длинной жерди, которым он тыкал в стороны, увеличивая круг света.Пошёл дождь. Холодный, мелкий, противный, какой бывает в конце зимы. Надо же, я помнил об этом. А вот весной… весной бывают грозы, подсказывала память. Но что они из себя представляют — я не знал. Радовался я тому, что последние дни были сухими, и земля размокать будет долго. Недалеко от форта наш отряд снова переместился — на этот раз вправо, пройдя ту дорогу, которую мы осмотрели, и свернув на следующую. В этот раз разворачиваться пришлось у оградки. А потом снова сместились. И снова. И так до тех пор, пока не дошли до стены кладбища, примыкавшей к форту. Ещё пара проходов, и мы снова оказались у низкой оградки, где обнаружился проход дальше.И снова движение по дорожкам между могил. Туда-сюда, туда-сюда. Противный дождь промочил одежду насквозь, и зубы уже начинали выбивать мелкую дробь, когда на нас соблазнился тупень. Он вынырнул из темноты и с каким-то противным шелестом, вместо рыка, атаковал. Тварь была меньше тех, кого мне описывала Пятнадцатая, но ненамного. Кожа её была покрыта слизью и землёй.— Право — берегись! — успела предупредить Пятнадцатая, а потом по щитам Хохо и Ножа ударили когти твари.— Хех! — выдал Нож, приседая, но не пытаясь увернуться. А из-за спины ударили уже копья — моё, Пуза и Лиси. Зенка просто не успела подойти. Я бил в глаз и даже попал — но до мозга твари не дотянулся. Лись сумела пробить грудь между пластинами, но ей тоже не хватило силы. Копьё Пуза беспомощно скользнуло по костяному щитку. А вот стремительный удар Пятнадцатой по шее снес голову начисто. Тупень молча завалился на дорогу.— Собирай, — приказала Пятнадцатая, и мы кинулись снимать трофеи под руководством Хохо. Ветераны остались стоять вокруг, контролируя пространство. И не зря. Не успели мы закончить отдирать костяные пластины, как на запах смерти вышло ещё два трупня.Хотя, нет… не вышло. Выскочило. Они вылетели прямо из темноты. Один целился в Пятнадцатую, второй — в Кривого. Второму трупню не повезло больше — его одновременно ударил меч Ножа и топор Кривого, успевшего слегка отступить. Оба удачно, и оба в шею. Пятнадцатая приняла своего на копьё, но неудачно, и если бы не страховка Ладны и Хохо, отвлекшегося на бой — то тварь до нашего десятника могла бы и дотянуться.— Собирай, — повторила Пятнадцатая, снова восстанавливая деловую атмосферу. На сбор трофеев ушел час. Погрузили мы их в мешки и контейнеры, которые Пятнадцатая прихватила с собой. Все трофеи распределились по бойцам десятка, сразу снизив своим весом скорость перемещения.Дождь всё так же моросил, заливая за шиворот, но тело успело согреться за время боя и разделки. Идти стало гораздо веселее, но только первое время. Холодная вода и промокшая насквозь одежда делали свое дело. Снова стало холодно. Тучи на востоке начинали очень медленно светлеть, и Пятнадцатая повела отряд назад. Атаковали нас как раз в проходе в ту часть кладбища, которая примыкала к форту. Впрочем, что это атака, я понял не сразу.Сначала в лицо бросило дождевую взвесь, которая неожиданно ускорилась. Ветер налился силой — и я полетел на землю, сбитый воздушным ударом. Рядом упала Ладна, ударившись головой об ограду. Я ошалело крутил головой, пытаясь понять, что произошло, но почти все факелы погасли — и лишь длинная палка Пуза слабо мерцала на земле. На четвереньках я дополз до Ладны и проверил дыхание — девушка была жива, но без сознания. Рядом слышалась ругань. Кажется, Хохо.— Берегись! — крик Пятнадцатой предупредил об опасности, но никак не подсказал, откуда она придет. Я просто встал на одно колено, крепко сжав копьё. Света была так мало, что я почти не видел острия.— Ааааа! — чей-то крик в темноте. — Тварь! На! На!Скулёж и новая воздушная волна — гораздо слабее предыдущей. Я даже не пошатнулся.— Где он? — в голосе Пятнадцатой появилось беспокойство и, кажется, даже страх. Я мог её понять. Судя по воздушным волнам — это было мурло. И с учетом того, из кого это мурло сформировалось — пряталось оно под землей. Эта мысль заставила меня похолодеть, потому что я, совершенно не думая, старался контролировать направление, откуда пришла вторая волна. Но там, за спиной, лежала Ладна.Резко обернувшись, я увидел и её, и мурло. Девушка успела прийти в себя, но это не помогло. Тварь оглушила её. Ладна смогла подняться на локте, потянуться к копью, но на этом вся активность и закончилась. В неверном свете факела я увидел, как покрытое слизью мурло, высунувшись из земли, вбило когти Ладне в бедро и подтягивает к себе. Девушка при этом просто водила глазами из стороны в сторону, но не могла раскрыть рот и крикнуть. Ноги её почти уже скрылись в земле, а рукой со щитом она слабо пыталась оттолкнуться. Ужас от того, что я увидел и что будет через несколько ударов сердца, накрыл меня, заставив замереть. Вот девушка втянулась в землю по пояс, и в этот момент я увидел её глаза.Если до этого я думал, что мне страшно, то, поймав её взгляд, понял: страшно — ей. Густой ужас плескался во взгляде. Пересиливая себя, Ладна сумела повернуться чуть боком и попыталась вцепиться пальцами в мокрую землю, но руки скользили, не давая остановиться. Изо рта у нее вырвался вздох, когда грудь погрузилась в землю, но моё оцепенение спало, и я прыгнул, издав какой-то нечеловеческий рык. Копьё я вбивал в землю, слегка под углом, рассчитывая, что если и попаду по девушке, то ниже пояса, не затронув жизненно важных органов. После выныривания мурла земля была рыхлая, и копье вошло в нее почти без сопротивления, а потом — земля взорвалась, выпуская тварь наружу.Я — попал. Попал не в голову, не в тело — попал в ту самую лапу, которой мурло тащило Ладну, и практически её перерубил. Ответная атака твари была страшна. её злобный рёв практически впечатал меня в мокрую землю. Ладну изломанной куклой бросило рядом. Краем глаза я успел увидеть отлетающие в сторону фигурки Пятнадцатой и Хохо, спешивших ко мне. Факел погас окончательно, скрывая темнотой окружающее пространство, а я — оцепенел. Не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Стало трудно дышать — воздуха не хватало ни на крик, ни на вдох и выдох. Только глазами вращать ещё было можно. Силы испарялись вместе с остатками воздуха в легких, а рядом уже слышалось тихое воркование мурла, подобравшегося к Ладне. Сквозь заложенные уши я услышал слабый, полный боли вздох, почувствовал пробежавший по коже мороз и всё-таки сумел втянуть в легкие воздух.В голове если и прояснилось, то ненамного. Снова пробежавший по коже мороз, и крики с той стороны, где были бойцы десятка. Видимо, тварь ударила новой воздушной волной. А рядом что-то стукнуло по земле. Сил не было ни пошевелиться, ни подняться. Но я не мог сдаться просто так. Челюсть у меня двигалась, и я до боли закусил губу. Ещё больнее, ещё. Боль смыла оцепенение — откуда я знал, что это поможет? — и заставила снова вздохнуть. Удалось двинуть рукой, на которой висел щит, и я нащупал ладонь Ладны. Та сжимала и разжимала пальцы — снова была под оглушением. А рука опять куда-то скользила. И я просто вцепился в нее и начал подтягиваться. Перевернулся на живот, помогая себе рукой с копьём.Промелькнуло бледное лицо с полными страха глазами, плечи, грудь. Я просто полз по девушке, стараясь обогнать мурло, а правой рукой готовился ударить. И как только я добрался до живота — ткнул копьём в темноту, параллельно телу девушки. Ответный рёв был уже не злой — он был удивлённый, расстроенный. Воздушная волна прилетела в ответ через мгновение, но была уже слабее, и меня это только подстегнуло. Я изменил слегка направление удара — и снова ткнул. Ответ мурла показал, что эта попытка оказалась удачнее. Да и рёв, сопровождавший атаку твари, был злее. Я снова почувствовал, как силы оставляют меня. Но уже был готов к этому и снова прикусил губу, а как только вернулись силы — снова ударил копьём.Мурло не выдержало таких издевательств и вылезло из земли, не переставая реветь. Из темноты вынырнуло копьё, ткнув его в спину, но почти сразу тварь ударила назад воздушной волной и перевела свой взгляд на меня. Взгляд обещал мне всё: страдание, боль, ужас, но главное — он обещал, что кушать тварь собирается не Ладну, а меня. Лапа с острыми когтями ударила в щит, которым я успел прикрыться в последний момент, а потом мурло притянуло меня, вместе со щитом, прямо по Ладне. Пасть, полная великолепных острых зубов раскрылась — и я с мрачным удовлетворением вбил в нее своё копьё, всё ещё удерживаемое в руке.Нежить так и не смогла смириться с тем, что её оглушение не прошло — рассчитывая встретить противника, который просто барахтается в удушье и не помышляет о сопротивлении. Мурло было небыстрым и недостаточно сильным. Пока тварь тянула меня к себе, я готовился к рывку. Пусть оглушение не отпускало до конца, но сил на один удар у меня хватало. Копьё вошло в пасть, прямо в нёбо — и почти без препятствий достигло мозга. Не было больше ни рёва, ни сопротивления, ни когтей — мурло упало на землю без звука. Только челюсти со стуком сомкнулись, перекусывая деревянное древко.Темнота рассеивалась медленно, отгоняемая светящимся шариком, который прилетел со стороны форта — вот и вся помощь от гарнизона. Но и эта помощь в мрачный предрассветный час была ценней, чем десяток солдат. Я сидел без сил перед убитой тварью. Холодные струи дождя стекали за шиворот, тёплая кровь текла по подбородку, по всё ещё не зажившей щеке, в ушах — шум, а шея отказывалась вертеться под весом головы. С трудом удалось взглянуть на Ладну, но понять, насколько всё плохо — я не мог. Ноги девушки были в крови, от штанов на бедрах почти ничего не осталось, на животе — кровь, глаза закрыты.— Хохо, мазь! Кривой — бинты! Остальные — следим! — голос Пятнадцатой пробился сквозь пробку в ушах, и я снова пересилил себя и повернул голову. Десятник подбежала ко мне, быстро ощупала лицо и грудь. Сил хватило улыбнуться и еле махнуть остатками копейного древка на Ладну, но Пятнадцатая всё поняла и оставила меня в покое.Вокруг суетились Хохо и Кривой, доставая из-под доспехов бинты и склянки с мазью. Нож, Хитрый и Пузо пытались стоять спиной, следя за темнотой — не появится ли новый противник. Зенка и Лись не могли отвернуться, глядя то на меня, то на Ладну.«Так нельзя! — промелькнуло у меня в голове. — Надо им сказать!».И я начал медленно вставать на ноги. Вид, наверно, был ещё тот — в левой щит с воткнутыми когтями, в правой — обрубок копья. Кровь на подбородке, шее и груди. Но главное — вместе со мной зашевелился и поверженный противник (лапа-то с когтями в щите). Сдвоенный визг оглушил не хуже мудрости мурла — вернув меня на пятую точку и привлекая внимание Пятнадцатой.— ТИХО! — голос десятника звенел от гнева. — Вы, обе две, а ну-ка повернулись лицом к проклятому кладбищу! Шрам, сиди! Попробуешь встать — ноги оторву!И я сидел. Сидеть стало скучно. Я подтянул к себе мурло и остатками копья приоткрыл твари пасть. Вытащить наконечник удалось — хоть и с большим трудом. Рядом упал пустой пузырёк, отброшенный Пятнадцатой. Пузырёк из-под мази. Я вытащил тряпицу и тщательно вычистил внутреннюю часть склянки от остатков содержимого, прополоскал дождевой водой и сунул пузырек мурлу в пасть. Несколько движений, и черная тягучая кровь заполнила его. Пробки Пятнадцатая сплевывала, доставая зубами, и не в мою сторону. Но у меня были и свои пузырьки с мазью, поэтому я просто перекусил одну из пробок — получив две коротких. Рядом брякнулся ещё один пустой пузырёк, и он тоже наполнился кровью. Пять пузырьков аккуратно устроились в сумке, одну склянку с мазью я использовал на себя. Итого шесть пузырьков с кровью. Седьмой пришлось затыкать куском тряпицы и щепками. Но в голове билась только одна мысль: «Пузырёк с кровью мурла — стоимость 30 ули». Только вот кровь уже начинала густеть и сворачиваться.«Ну ничего — на восьмой хватит» — решил я, подбирая очередной использованный. Пятнадцатая тратила их гораздо быстрее, чем я наполнял. Заткнул я пузырек больше для собственного успокоения, разместив на поясе. Зубы!Зубы было выдирать нечем, и я стал шатать их пальцами. Но к моменту, когда Пятнадцатая закончила перевязывать Ладну, удалось достать только два зуба.— Шрам, ноги пожалел, а руками решил рискнуть? — пригрозила Пятнадцатая, но я угрозы не понял. Голова кружилась, в ушах всё ещё стоял шум. — Неважно. Так, у тебя что?В ответ я изобразил разведение рук, но мешались два огрызка от копья и щит.— Оглушен, — изрёк Хохо. — Нам его нечем лечить. Само пройдёт. Проверь по ранам.Пятнадцатая тщательно ощупала меня, проверила обмазанные толстым слоем мази губу и шрам. Сморщилась, но высказывать не стала.— Зенка, Лись, тащите сюда свои копья! — Пятнадцатая начала раздавать приказы. — Нож, Кривой — в охрану. Пузо, Хохо — на разделку. Живей!— Кровь упустили, — вздохнул Хохо. — Дерём зубы, когти — а потом в мозг залезем.— Горох — Шраму, — бросила Пятнадцатая через плечо, переходя в охрану. — Его трофей.— Я его даже сам заставлю съесть, если это поможет вылечить его от глупой улыбки, — подтвердил Хохо.«Улыбка у меня глупая, видите ли! — подумал я. — Зато ещё шесть пузырьков с кровью. А если повезет — то и все восемь не прольются».Горох помог. Хохо, как и обещал, заставил меня проглотить маленькую красную горошинку. Ясность мысли начала возвращаться. Оглядевшись, я обнаружил, что из копьев девушек организовали носилки для Ладны. Копьё Ладны передали Лиси. Зенка получила мой обрубок. Пузо и Кривой взялись за носилки, а Хохо помог мне подняться. Пятнадцатая сумела каким-то чудом запалить факел — и мы всем отрядом заковыляли в форт. Небо на востоке приобрело уже серый цвет, и патруль можно было считать законченным.Глава 8Ладна пришла в себя на третий день. Лекарь в казарме сделал свою работу, срастил все раны, убрал воспаление, вывел яды. Помогла и вовремя нанесенная мазь, и мудрец из форта на кладбище. Девушка уверенно пошла на поправку. Мои раны — все, кроме шрама — затянулись за сутки. Но эти два дня были сложными, потому что тренировки отменились. Пятнадцатая продолжала оставаться хмурой, неразговорчивой и сторонилась общения. Весь десяток ходил пришибленный и хмурый. Один Хохо за всех старался, но получалось из рук вон плохо.На очередном подметании дорожек я не выдержал и решил расспросить Кривого про странное поведение Пятнадцатой. Благо нам выпало работать в паре. Решив зайти издалека, начал разговор на отвлеченную тему. Ну… как умел:— Кривой…— Шрам? — не остался тот в долгу.— Что с Пятнадцатой происходит?— У неё и спроси, — парень пожал плечами.— Спрошу. И даже запомню ответ, если останусь жив, — согласился я, — но ты с ней уже давно знаком.— Ну я только знаком, — Кривой помотал головой. — Душу она мне не раскрывает.— Ладно.Быстрый и полезный диалог. Похожие диалоги состоялись у меня с Ножом и Хохо. Конечно же, Нож раскрыл мне больше всех — красноречиво махнул рукой и поморщился. К очнувшейся Ладне сходили все вместе. Ветераны отряда ещё забегали к ней каждый по отдельности, но я не слишком хорошо её знал, чтобы себе такое позволить. Да и совесть не позволяла расспрашивать раненую девушку. Оставалось только попробовать поговорить с Пятнадцатой, но её попробуй поймай. А нужно ещё самому быть в настроении — и чтобы рядом никого не было. Ещё три дня прошли во взаимном отчуждении. А вечером пятого дня ко мне пришла Ладна.— Привет, — сказала она, когда я открыл на стук в дверь.— Тебе точно уже можно ходить? — уточнил я, посторонившись и скинув со стула стопку одежды. Ладна скептически посмотрела на стул и уселась на мою кровать. — Как ты себя чувствуешь?— Лучше, — девушка улыбнулась. — Я хотела сказать спасибо.— Ага, — я кивнул, смутившись. — Ну… я же не один был…Ладна засмеялась, но быстро прекратила, поморщившись.— А Пятнадцатая права — ты смешной, — сказала она. — Если честно, пока ты там дрался, я больше никого и не видела.— Ну та же Пятнадцатая пыталась прорваться. Кто-то копье кинул. Каждый раз мурло отвлекали, — поспешил оправдать ребят я.— Скромняга ты, Шрам, — девушка погрозила мне пальцем, — а вот и зря. Ты правда меня спас. Заметил, когда эта тварь меня в первый раз потащила… не дал ей сделать это снова. Да и вообще… ты смог её убить!— Это не я — это моё копьё! — возмутился я, и Ладна не удержалась от смешка.— Ты так и будешь юлить?— Ага!— Хорошо.Девушка поднялась с кровати, сделала шаг к двери и внезапно оказалась прямо напротив меня, обхватив шею руками. От короткого поцелуя я сомлел. Тело хотело продолжения. Но вообще я был занят тем, чтобы не выдать этих своих желаний, поэтому даже и не помышлял вырваться.— Всё равно спасибо. И ещё… Шрам, поговори с Пятнадцатой?— Э…— С ней уже все говорили, но никто её не смог убедить. Она винит во всем себя.— Ладна, подожди, — я решительно снял руки девушки с шеи, но отпускать ладони не стал. — А почему она так думает?— Ну, ей не очень везет в последнее время, — сказала Ладна. — Нет… Ей ужасающе не везет!— И? — подумал я о самом неприятном, учитывая моих «друзей» в школе.— Попадает в неприятные ситуации, втягивает в них своих соратников по десятку. Она и про прошлый десяток считает, что сработало её невезение, а весь десяток попал под раздачу.«Слава богам! Не та причина!» — промелькнула мысль в голове.— Поговоришь? — не отставала Ладна.— Второй день пытаюсь, — честно признался я. — Бегает она от нас.— Знаю, — девушка кивнула и снова меня обняла. И только в этот момент я понял, что руками держу пустоту.«Да как она это делает, а?».— Шрам, она очень хорошо к тебе относится, — сказала Ладна. — Поговори, пожалуйста.Девушка отстранилась и направилась к двери.— Мне свои драные шмотки весь отряд уже притащил, — сказала она на пороге. — Так что и ты не стесняйся. Тебе — ремонт бесплатный, пока я тебе жизнь не спасу.Я вышел следом спустя минуту[3 в разделе " Сноски и примечания"] и отправился на улицу. Настроение испортилось окончательно, а идей о том, как поговорить с Пятнадцатой, не было. Чувствовал я себя самым последним дураком.Но дуракам везёт. Мне повезло на следующий день. После ужина я столкнулся с Пятнадцатой на лестнице. На хорошей лестнице. На винтовой лестнице. На узкой лестнице. Наши пути по внутреннему кругу пересеклись. Я спускался, Пятнадцатая поднималась — и заметили мы друг друга в последний момент. Пятнадцатая отступила к стене, желая меня пропустить, но наши желания совпали. Они ещё дважды совпали, прежде чем до меня дошло, что ситуацию нужно использовать. Жаль только наши желания не всегда совпадают с возможностями. Я вот собирался прямо её спросить — что это с ней такое происходит, но получилось совсем другое.— Привет.— Привет, Шрам, — Пятнадцатая слабо улыбнулась и начала меня обходить. Всё — провал.В голове замелькали возможные фразы для продолжения разговора. Все они были подвергнуты моей суровой критике, а потом в голове образовалась полная и непроницаемая пустота. А Пятнадцатая уже начала подъём дальше.— Да пошло оно всё, — в сердцах высказал я. — Как можно поговорить с человеком, если «привет» — вершина моих мыслей?— Попробуй больше думать, — язвительно прокомментировала Пятнадцатая через плечо.— Помнишь, с чего я начал? — бросил я вслед.— С «привет»! — ответила Пятнадцатая, скрываясь за витком лестницы.— Ну вот… тогда я думал, — сказал я пустой лестнице уже тише, — а вот когда не думал, ты хотя бы слушала…По пути на улицу я думал только об одном: я — дно. Дно со всех сторон. Полное и непробиваемое дно. Меня не радовало яркое весеннее солнце, не утешало глубокое голубое небо. Не бодрила ненависть в глазах Четырнадцатого. Не радовала самая удаленная от входа лавочка, на которой можно бессовестно полежать и попытаться почувствовать себя и мудрость вокруг. Полежать, правда, как оказалось — нельзя. Мои ноги бесцеремонно спихнула Пятнадцатая.— Ну давай, говори, — сказала она, садясь рядом.— Не буду, — ответил я.— Как так? — насмешливо уточнила десятник, — На лестнице хотел поговорить, а теперь передумал?— Да, — согласился я.— Это неправильно, Шрам, — Пятнадцатая поджала губы. — Я ради этого через всю казарму за тобой шла.— Правильно, — не согласился я, пытаясь поймать ускользающую мысль… Нет! Не мысль — аналогию!— Кто тебе такое сказал? — Пятнадцатая даже бровь изогнула.— Никто не говорил.— Тогда с чего ты это решил?— А мне моя наставница показала, что так можно, — аналогию я поймал и мысль тоже. — Пятнадцатой зовут. Планы строила, обещала… А потом — взяла и передумала!Пятнадцатая молча поднялась и пошла в казарму.— И знаешь, — не унимался я. — Мне нравится. Так — проще. Пошло оно всё!Девушка резко обернулась и двинула мне ногой в грудь. А когда я вылез из-за лавочки, она всё ещё стояла и злобно смотрела на меня: губы сжаты в тонкую линию, крылья носа раздулись. Я, потирая место удара, решил идти до конца:— Пошли бы все эти тренировки!..Как оказалось, удар руками у Пятнадцатой поставлен был не хуже, чем ногами. Теперь у меня болела скула и кровоточил шрам.— Пошли бы эти планы на Пу…!Я согнулся от удара в живот и только потом смог продолжить.— …Щу!— Шрам, не зли меня! — процедила десятник.— Пошло бы это единство в десятке! — зло процедил я, ловя ладонями сначала один кулак Пятнадцатой, потом второй. Теперь у меня болели ещё и ладони, но запястья десятника были надежно схвачены, а использовать ноги против меня ей мешала лавочка. Девушка попыталась вырвать руки, но я не отпускал. Наоборот, притянул ещё ближе. — Потому что без десятника нет у нас никакого единства. И не будет!Кулаки её я отпустил и, ожидая очередной оплеухи, опустил глаза вниз. А когда понял, что бить меня не станут, и поднял взгляд — Пятнадцатая уже была далеко.— И ты тоже пошла бы, куда подальше, — сказал я тихо, стирая кровь рукавом. Да заживёт этот шрам когда-нибудь или нет? Прозвище есть, а вместо шрама — незаживающая рана.Следующие два дня нам пришлось работать в две смены, потому что Пятнадцатая объявила поход на рынок. А вечером мне выдали первое жалование ааори. Вот только радости у меня по этому поводу не было. Пятнадцатая со мной не разговаривала и даже не смотрела в мою сторону. Но зато пообещала возобновление тренировок.Вечером я отправился с порванными вещами к Ладне. Она жила в противоположной стороне казармы в так называемых «особых комнатах». Таких комнат было немного на каждом этаже, и получить случайно их было нельзя — только арендовать. Сумма была небольшая, но даже 10 ули в месяц себе мог позволить далеко не каждый. Комната была просторнее, удобнее — и даже имела запор на двери. Моя плетёная дверка никаких запоров не имела.На стук Ладна открыла сразу и посторонилась, приглашающе кивнув головой.— У тебя дни решимости наступили? — спросила она, закрыв дверь.— О чём это ты? — не понял я.— Ну, ты решился зайти ко мне с вещами! — пояснила Ладна, улыбаясь.— А-а-а, ну если меня возьмут на рынок, я хотя бы в чистом и целом пойду, — пояснил я и сразу уточнил: — Если, конечно, ты успеешь.— За день? Успею, — успокоила меня Ладна. — А почему тебя не должны взять на рынок? Только потому, что ты во вчерашний день решимости как настоящий герой высказал что-то нашему суровому десятнику?«Кажется, надо мной издеваются», — догадался я, заметив, что Ладна уже смеется. Настроение стало ещё хуже.— Так, я тогда пойду. Спасибо…— Да стой ты, — не переставая смеяться, Ладна преградила мне дорогу, а попытки обойти пресекла объятиями. Очень-очень тесными объятиями. Мне стало жарко.— Тебе никто не говорил, что девушки падки на героев? — промурлыкала она мне на ухо, которое спустя секунду слегка прикусила. — Ты же продержался весь «третий день», да? Ну вот и не спеши уходить…За эту ночь я вспомнил, что простые движения, которые вспомнили в школе все нерождённые — это только вершина айсберга в подобных занятиях. А если подойти к процессу с фантазией, да ещё и помноженной на опыт, то можно вообще не спать. У Ладны и с опытом, и с фантазией всё было прекрасно. Уснули мы очень и очень поздно.Ладна выпихнула меня из комнаты ещё до гонга. Сначала она ещё каким-то чудом проснулась сама, разбудила меня, заставила одеться — и только потом спровадила в коридор. Досыпать у себя в комнате оставшиеся полчаса я так и не решился. Поэтому просто отправился на улицу дожидаться построения. Мне было о чём подумать.Оказывается, вонючая жидкость, в которой купают каждый день в школе нерожденных — это та ещё дрянь. Она успешно глушила порывы молодых организмов, удаляла растительность и выводила возможных паразитов. Но попутно она ещё и делала нас стерильными. Не навсегда, но лет на пять — точно. А вот когда в жидкости купаться переставали — начинался «откат». Сначала возвращалось влечение к противоположному полу и бодрость. Затем начинали расти волосы. У меня расти начали пока только на голове, но это — пока.Завести детей тоже со временем будет можно. Но как? Я уже давно по оговоркам понял, что ни ааори, ни нори стараются постоянных пар не заводить. Слишком высока смертность до того момента, пока не «искупишь свои прегрешения». Это там, получив имя и прощение, можно задуматься о семье и детях. А если детей не заводить — то зачем семья? Временные союзы среди ааори — и одиночество среди нори. Почему? Потому что многие нори шли к этому статусу лет по пять, и они просто боятся, что стерильность уже пропала. Есть те даже, кто заново проходит стерилизацию. А есть те, кто тратит немалые деньги на контрацепцию алхимией (а другой — нет), но большинство просто рвётся в вэри, чтобы получить свободу.С Ладной мы были вместе всего на одну ночь — девушка сама мне об этом сказала. Если и окажемся ещё когда-нибудь вместе, то уж точно не завтра и не послезавтра. Отчасти она воспользовалась мной, а я — ей. Память подсказывала, что так не очень правильно — но поделать я всё равно ничего не мог. Я и сам не рвался — а вдруг привыкну, полюблю? Опять же, мысль о том, что в одну девушку я уже влюбился — ещё в школе нерожденных — а она меня предала, не позволяла мне доверять подобным отношениям.А ещё мне очень нужно было увидеть себя и эту проклятую мудрость. Сражение с мурлом достаточно хорошо показало, что будет, если мне придется встретиться с другими тварями мудрости. Даже случайное столкновение со слабой нежитью чуть не обернулось катастрофой. Моя драка с мурлом больше напоминала возню в грязи, чем бой. Оно хотело сожрать Ладну, поэтому меня даже не пыталось поначалу бить. А что если бы сразу после первого оглушения эта тварь взялась за меня? Ответ был очевиден — я остался бы на кладбище. И я, и Ладна, и другие ребята. Потому что Пятнадцатая всё-таки добилась того, что своих мы не бросаем.Гонг прозвучал неожиданно — я увлёкся собственными мыслями и перестал следить за тем, что происходит вокруг. Это тоже плохо, но мне очень нужно было подумать и разложить всё по полочкам. Тем более Пятнадцатая мне в этот раз не помешает, раз она обижена. Но теперь на медитацию у меня осталось совсем мало времени.Оставшийся день тянулся непередаваемо долго. Наш десяток был брошен на одну из самых неприятных работ — расчистку отхожего места. Я не брезгливый, но эта та ещё работенка. А мстительная Пятнадцатая определила меня в «виночерпии» — как называли это ааори. Я стоял над ямой, получал ведра, зачёрпывал и передавал остальным. Все остальные скоренько бежали до свежевскопанной ямы и выливали всё туда.Но я — хороший боец, ага! Держался и не роптал. Ну хочет десятник на меня дуться — это её проблемы. Пусть сначала найдёт, в чём я был не прав.— Как ты там, великолепный говночерпий? — смеясь, спросил Хохо, подбегая к краю ямы и протягивая мне ведро.— Стоек! — сказал я и закашлялся. — Главное, теряя сознание, не падать туда!И я пафосно ткнул пальцем в яму.— Захлебнуться в дерьме, что может быть хуже? — скривился подошедший Нож.— Выжить после этого? — предположил я, отдавая ведро Хохо и принимая ведро Ножа.И вот так полдня. Единственный, кто надо мной не подшучивал — была Пятнадцатая. Она была серьезна и сосредоточена, как будто ничего важнее в жизни ей делать не приходилось. Последнее ведро я мстительно наполнил ей до самых краев и, передавая, состроил вредную рожу. И конечно же — сам на себя и пролил.Перед обедом пришлось отправиться в термы. Одежду я сменить не мог, просто потому что было не на что. Так что есть я пошел в последние полчаса перед закрытием, когда в столовой уже никого почти и не было. А те, кто был — старались держать от меня дистанцию. Гады брезгливые!После обеда пытка продолжилась. Вообще-то даже самые отмороженные десятники дважды одного и того же бойца на «виночерпия» не ставили — это Хохо сказал, но Пятнадцатая его только строгим взглядом смерила. К концу дня меня уже мутило так, что поужинать я не смог. От остатков обеда мой желудок избавился, как только я вылез из ямы. Идти я тоже не мог — и без сил опустился на траву неподалеку. К счастью, через некоторое время за мной пришли Ладна, Кривой и Хохо.— Вот он! — увидев меня, обрадовался Кривой.— Шрам, ты живой? — Ладна подбежала ко мне.— Да куда я денусь? — спросил я. — Мутит, конечно…— Конечно, мутит. Любого мутило бы, — Хохо вытащил из-за пояса пузырек. — Держи, персонально от лекаря. Пей до дна.— Я не смогу. Меня вырвет, — честно признался я.— Ну, тогда подготовься и пей, — Хохо вздохнул, пристраиваясь рядом. — Вот что ты ей наговорил, что она на тебя так взъелась?— Правду, — долго рассказывать я не хотел и не мог. В горле першило, глаза болели от яркого света, да и тошнота ещё не отпустила. Лишнее слово было пыткой.— Худший вариант, — заметил Кривой.— Дура гордая, — буркнула Ладна.Через несколько минут я всё-таки смог влить в себя содержимое пузырька и удержать в себе. Ещё через двадцать минут дошел до термов, где долго и с наслаждением мылся, стирал одежду и сох. Чистую, сухую и заштопанную одежду мне потом занес Хохо. А вот выспаться мне не удалось — в своей комнате я потерял сознание и полночи провалялся на полу.Глава 9Утром меня знобило, болела голова, а голос стал сиплым. Общая слабость была такой, что я даже на построение дополз с немалым трудом. Я держался и делал вид, что здоров. Даже думал пойти на завтрак, но к концу построения меня трясло, а пот, несмотря на озноб, градом катился по лицу. Моё состояние заметили. Пятнадцатая как-то странно посмотрела и пошла в администрацию, а Хохо подрядил Ножа и Хитрого довести меня до комнаты. Дошел я сам, но за сопровождение был благодарен. Уже у себя в комнате я улёгся на кровать, накрылся одеялом и практически мгновенно уснул.Сквозь горячечный бред мне виделись ребята из десятка: Пятнадцатая, которая что-то выговаривала мне и требовала выпить пузырек, Ладна, сидевшая у кровати, Хохо, говоривший, чтобы я не волновался и что на рынок мы пойдем позже. Стоило открыть глаза — и в ушах слышалось назойливое жужжание, а комната плыла в такт сердцебиению. Под вечер бред достиг своего пика — я видел Пузо, читавшего книгу рядом с моей кроватью. Мечтательно смотрящего на звезды Ножа, а под утро мне приснилось, что ко мне пришла Пятнадцатая, лежит рядом и обнимает.Утром я проснулся весь мокрый от пота и слабый, но, по ощущениям, здоровый. На стуле сидела Зенка и дремала. На столе лежал приличных размеров кусок хлеба и кружка с водой. Стоило мне пошевелиться, как девушка открыла глаза.— Проснулся? — сонно спросила она.— Да, сколько… сколько?— Вчера утром уснул, так и бредил весь день, — ответила Зенка. — Как твое самочувствие?— Лучше… гораздо лучше.— Ну я тогда пойду посплю, — сказала она, — а то меня под утро подняли и отправили с тобой посидеть.— Вы что, у меня тут дежурили? — не понял я.— Ага, Пятнадцатая ходила к лекарю. Сказала, чтобы следили за состоянием. Если станет хуже — чтобы тащили в лекарню.— Ясно, спасибо, — я не нашелся, что ещё спросить. Хотя вот ничего мне не было ясно: Пятнадцатая обо мне позаботилась? Вредная, гордая и самовлюбленная?— Всё, я пошла, — Зенка поднялась со стула и пошла к двери, на ходу раздавая ценные указания. — Ты поешь. Мы вчера полдня работали, а рынок на день перенесли. До гонга ещё час есть — можешь даже вздремнуть. Если на построение не сможешь — подползи к кому-нибудь из наших.— Смогу. Спасибо, Зенка, иди уже спать.— Ага. Я пошла.Девушка скрылась за дверью, а я сел на кровати — ну, конечно, кто-то меня все-таки раздел. Впрочем, если бы не раздели, я всё равно остался бы недоволен. Закутавшись в одеяло, я съел хлеб, выпил содержимое кружки (это оказался компот, а не вода) и, чувствуя тяжесть в желудке, задремал. А с гонгом ко мне зашла Пятнадцатая. Поскольку она решила постучаться, я ожидал кого угодно, но только не её — обычно десятник заходила ко мне без стука и стеснения, к чему я уже привык.— Ты пришел в себя? — спросила она, помолчав и глядя, как я одеваюсь.— Пришел.Я заставил себя посмотреть в глаза Пятнадцатой спокойно, хотя слов у меня было в этот раз много. Ну да, память даже услужливо подсказала, что «дурное дело — нехитрое». Наговорить гадости я могу, только это будут именно гадости.— А ты? — это я гадостью не считал.К счастью, Пятнадцатая тоже не считала. Она улыбнулась и кивнула.— Пойдешь на рынок? Я смогла перенести на день.— Побегу, — не то что бы мне хотелось идти на рынок. Я бы ещё пару дней отлежался, но ей-то будет приятно.Пятнадцатая продолжала стоять, молча глядя на меня. Судя по всему, решила проследить, как я дойду. Ну а то, что ей надо следить за построением всего десятка — в этот раз принесла на алтарь совести.— Беги на построение, — не выдержал я. — Я туда ещё долго буду ползти, а тебе там первой надо быть.Облегчение на лице десятника можно было заметить даже с закрытыми глазами. Она хлопнула меня по плечу и вылетела из комнаты. А я с чистой совестью мученика за правое дело пришёл на построение в самый последний момент.— У нас есть 600 ули, 4 более или менее одетых бойца… и 6 почти голых, — мы сидели в очередном классе, а Пятнадцатая расхаживала перед нами. — Я бы с удовольствием выделила бы по сотне ули на каждого неодетого, но надо всех усилить. Есть ещё месячное жалование…Разочарованное «уууу!» пронеслось по нашему десятку.— … и в него тоже придётся залезть! — грозно закончила девушка.Мне было в этом вопросе легче, потому что я с самого начала знал, что грозит моему первому жалованию. Собственно, из всего десятка только я и Кривой не поддержали разочарованных выкриков.— Зря, девочки-мальчики, — вставил своё веское слово Кривой. — В Пуще будет страшная бойня — там год никто не чистил лес. Это не по городу ходить и не кладбище топтать. В Пуще всё будет серьезно.— Спасибо! — кивнула ему Пятнадцатая. — Я тоже думаю, что там будет плохо. Ребята, правда, лучше сейчас расстаться с частью жалования, чем остаться в Пуще. Даже если мы там и не возьмем большую добычу — но будем живы… Это ведь важно!— Ну так-то да, — кивнул Нож. Мне показалось, он хотел сказать что-то ещё, но промолчал.— Давайте сегодня на рынке вооружимся нормально, — продолжила десятник. — Чтобы нормальная защита и на руки, и на ноги была. И копья всем возьмём хорошие. И хороший кинжал или пехотный меч Ножу возьмём. Я…Пятнадцатая мельком взглянула на меня.— Я всё ещё очень надеюсь взять добычу и вывести в нори как можно больше, — она замолчала, собираясь с силами, и продолжила. — Но может быть и так, что нам не повезет. Мы снова останемся ааори. Но мы сможем тогда перейти всем десятком в нори на следующий год — или осенью. Главное — протянуть эти полгода, да?— Я жадная, но я согласна! Особенно на защиту ног! — поспешно согласилась Ладна, вызвав дружный хохот. — Ноги — это важно!— Тогда сейчас мы все идём, берём своё жалованье и приходим к администрации. И одеваемся почище, всё-таки в город выходим, — распорядилась Пятнадцатая, определив, что весь десяток согласен с её позицией. — Время на сборы — час!Мы встали и пошли в казарму. Девушки побежали, а я — побрёл. Голова слегка побаливала, чувствовалась лёгкая слабость. Завтрак сегодня был мною съеден в двойном размере. Я даже денег не пожалел. Так что теперь хотелось спать, и совсем не хотелось никуда идти. Пятнадцатая дождалась меня и пристроилась рядом, приноравливаясь к темпу. После минутного молчания я решил его прервать.— Надо было горошину продать. Сейчас бы денег на все хватило.— Нет, — Пятнадцатая покачала головой. — Ты не понимаешь просто…— Почему? Понимаю, — возразил я. — Я её съел и не почувствовал никаких изменений. А если бы мы её сдали — то я бы изменения почувствовал. Несколько сотен ули, как-никак.— Ну ладно, — покладисто согласилась Пятнадцатая и опять замолчала.Мы прошли в тишине ещё шагов сто, и я снова решил прервать молчание.— Пятнадцатая…— Шрам, чтоб тебя! — взорвалась девушка. — Я иду и пытаюсь придумать, как сказать тебе спасибо и извиниться. А ты мне сосредоточиться не даёшь.— Ну всё, сказала уже, — я улыбнулся.— Шрам, ты достал уже, — Пятнадцатая засмеялась. — Надо же быть серьёзнее, да?В её голосе было столько надежды, что я не смог её разочаровать. Признался, что да — надо бы. И в знак серьезности её извинений и благодарностей потребовал открыть самую её страшную тайну. В ответ получил шутливый подзатыльник и лишился компании. Сам виноват.Выдвинулись на рынок мы пешком. Ветераны и Пятнадцатая тащили на себе мешки со снаряжением. К счастью, до рыночной площади идти было недалеко, и никто не спешил — мне удалось приноровиться к скорости отряда. Выход в город оказался той ещё задачей. Мы шли группой, а вокруг были — только аори. Каждый мог обратиться к нам, а мы обязаны были соблюдать правила поведения: кланяться подобающим образом, пялиться в землю и помогать. Меня лично успокаивало только то, что я помнил мурло с кладбища — и, если попадался особо противный местный, представлял, как это самое мурло утягивает его под землю.Удивительно, но особой популярностью мы пользовались почему-то у пожилых людей, которые считали, что нам некуда торопиться. Одна старушка 20 минут вещала нам о том, как в её времена было хорошо, а в эти — плохо. А мы даже не могли развернуться и уйти. Спас нас какой-то мужчина, отвлекший её разговором, и мы с благодарностью сбежали. Всё время выхода Пятнадцатая была напряжена как струна, и это можно было понять. В конце концов, именно она несла за нас ответственность в этом нелёгком походе за три квартала.В целом всё прошло без происшествий: до рынка мы добрались, никого не оскорбив, не задев и не обидев. Пятнадцатая привела нас к одному из нарядных павильонов, на которые я смотрел из повозки, и нырнула в боковую дверцу.— Всё, можно чуть-чуть выдохнуть, — сказала она, когда мы оказались внутри и освободили проход. Впереди шёл широкий коридор длиной во весь павильон. Точнее, это был проход, потому что потолка не было — от яркого солнца и неба нас ничего не защищало. Зато по обеим сторонам прохода на два этажа шли лавки торговцев.— Это павильон вэри? — уточнил Хохо.— Да, местные сюда почти не ходят, — подтвердила Пятнадцатая. — А вэри всех этих расшаркиваний не требуют. Разве что сильно не в духе окажутся.— Я думала, что эту старушку удавлю, — тихо проговорила Зенка, вызвав смешки.— Тихо ты, — оборвала её Пятнадцатая. — Никогда не говори такого на людях. Ну что, пошли за покупками?И мы пошли. Бывшие вэри и в самом деле относились к нам иначе. Они нас воспринимали как детей. Да, детей подросших, на которых взвалили ответственность. Детей, у которых нет родителей, а глаза горят не на сладости и игрушки, а на опасное взрослое оружие. Детей, за плечами которых хранился опыт ещё одной жизни. Но всё-таки — детей. И поэтому нам помогали с выбором и покупкой, а не с искуплением неизвестных грехов, за которые наши души отправлены были в Земли Боли.Приценивались мы долго. Чтобы никого не обделить, Пятнадцатая и Хохо пытались просчитать набор оружия, которого хватило бы на всех. Отдельно взяли меч для Ножа и боевой топор для Кривого. Оставшиеся 500 ули стали использовать в расчетах. Сложность подсчётов состояла в том, что на свою добычу мы могли купить снаряжение лучше, чем у ветеранов нашего десятка, а уже имевшееся — можно было продать. Разве что у Пятнадцатой ничего не нужно было менять.А ещё у Пятнадцатой в голове были свои расчеты и предпочтения, которые нередко оказывались просто непозволительно дорогими. К примеру, копья она хотела взять с древком, окованным металлическими полосами — хотя бы железными. Стоили такие копья прилично, и тогда не оставалось даже на простенький доспех. Вскоре в расчеты начали включать запасы нашего жалования, но аппетиты медленно приходили в соответствие с возможностями. Немало помогали и сами торговцы, к которым мы обращались за советами не по одному разу. Они предлагали похожие варианты — но дешевле, а после обеда даже стали делать скидки.Ко второй половине дня, когда от товаров и цен уже рябило в глазах, а животы у всех немилосердно урчали — нужная комбинация наконец сложилась. Старое снаряжение было продано. Мы по очереди были отправлены на подгонку нового доспеха. Причём каждый элемент подгонялся у своего торговца. Правый наруч брали у одного — сразу десять штук, левый — у другого. Девочкам щиты у одного торговца, а мальчикам у другого. А Пузу щит покупали у третьего. И так со всем.Но человеческие части тела не бесконечны. В итоге наш десяток был одет в высокие сапоги выше колен, с толстой кожей ниже щиколотки и металлическими вставками на носках, в кожаные с металлическими пластинами поножи, кожаные же гибкие рубахи с костяными ламелями на юбке и железными пластинами на животе и груди и спине, железные наручи и металлические наплечники. Правые были сделаны из железа, а левые — из бронзы. Копья были с широкими наконечниками — как и те, что нам дали при Порке, только лезвия были тоньше, острее, с металлической перекладиной, не позволявшей противнику насадиться глубже и добраться до бойца. Древко копий было хоть и деревянное, но из прочной древесины, добытой в Диких землях. На металлические шлемы денег не хватило — были взяты кожаные с двумя железными полосами крест-накрест и железными щитками на глаза и щеки.Были в продаже и стальные изделия, но стоили столько, что на все наши накопления можно было купить один элемент. Наконец, всё было куплено и упаковано в дерюгу (а мы в такой в школе нерождённых ходили и думали, что это грубая ткань). Когда мы покидали всем десятком павильон, торговцы уже закрывали лавки и готовились отправиться по домам.— Поесть бы — вздохнул Пузо, которому поручили тащить копья.— Тебе бы всё поесть, — хмыкнула Пятнадцатая.— Ну так сейчас нас остановят «на поговорить» — и прощай ужин, — вздохнул здоровяк.Мне тоже стало как-то тоскливо. Мне-то есть хотелось до умопомрачения. А на 5 ули, оставшихся от жалования, не разгуляешься. Пятнадцатая кивнула, осмотрелась на выходе из павильона — и повела нас другим путём.Мы прошли мимо городских терм и вышли к улице, одна сторона которой была застроена не жилыми домами, а складами. Над крышами носились какие-то говорливые птицы, а в воздухе повис стойкий запах рыбы. Люди здесь были другими — в основном, мужчины, одетые в потрепанные одежды. Или мужчины в белых коротких штанах и таких же накидках.— Грузчики и матросы, — шепнула нам Пятнадцатая, когда мы спешно шли по улице.Этим грузчикам и матросам мы были до одного места. На нас они обращали внимания меньше, чем на орущих над складами птиц. Ну а мы делали всё, чтобы стать ещё более незаметными. Окликали нас только дважды. Один раз заставили помочь с выносом огромного ящика. Во второй раз остановили стражники, потребовав от Пятнадцатой предъявить разрешение на выход в город. В остальном добрались даже быстрее, чем утром до рынка.Пройдя на территорию казармы, мы сразу отправились сдавать снаряжение и только после этого позволили себе расслабиться. Лицо Пятнадцатой перестало быть напряжённым. Хохо принялся снова шутить, а остальные бойцы улыбаться. Нож с Кривым затеяли приятельскую перепалку, поддразнивая друг друга.— Ну что, отдыхаем пару часов и на ужин? — предложила Пятнадцатая. Предложение все поддержали, и я отправился на «свою» лавочку медитировать.Я честно пытался выполнять все советы мастера Плока: сидел и пытался почувствовать себя, мир вокруг и мудрость. Долежался до того, что в глазах зарябило, а перед глазами замелькали искорки. Я мотнул головой и только тогда заметил, что у меня появилась соседка. По совместительству, мой десятник.— У меня в глазах даже искры зажглись, — укоризненно сказал я ей. — Я был уверен, что почувствовал себя и мир, и мудрость… До того, как увидел тебя, незаметно подкравшуюся.— Если сидеть неподвижно ещё дольше, то к искрам в глазах добавятся иголки в конечностях, — отсмеявшись, просветила меня Пятнадцатая. — Ты эту лавочку решил своим домом сделать?— Сюда просто никто не добирается, а я этот… нелюдимый, необщительный…— И тебе тут хорошо, — закончила за меня Пятнадцатая.— Ага.— Против моего общества не будешь возражать?— Да хоть весь десяток, — я пожал плечами. — Для хороших людей не жалко.— А можно только меня, без десятка?— Так без тебя сюда никто и не доберется, — настроение было таким, что, наверно, ни разу ещё в этом мире я себя так хорошо не чувствовал. И я засмеялся. Можно радоваться успехам, можно радоваться победам. Но важнее, оказывается, радоваться жизни как она есть. — Жаль, нельзя поделиться своим настроением. Взять и передать его. Мне кажется, на весь город хватило бы моего хорошего настроения.— Да ты вообще оптимист из оптимистов, — буркнула Пятнадцатая. — Вон, до сих пор мудрость хочешь увидеть, не слопав и десятка горошин.— Да, хочу, — ничуть не расстроился от её слов я. — Может, и увижу.— Шрам, ты скорее привидение увидишь, чем мудрость.— Тоже хороший навык, — не стал я возражать.Так, перебрасываясь ничего не значащими фразами, мы с ней и досидели до ужина.Глава 10Пятнадцатая не была бы сама собой, если бы не устроила нам всем весёлую жизнь. Она не только возобновила тренировки, но и увеличила их интенсивность. Почти каждый боец десятка прошёл через бои с ней. Девушка постоянно сетовала, что у нас нет нормальных тренажёров, и устраивала массовые побоища. Правда, организовать их на плацу она больше не решалась — и проводила в тренировочных залах. Доставалось новичкам и ветеранам в равной степени, потому что выходить на тренировочный бой приходилось против двух и трёх противников, которых себе в помощь брала Пятнадцатая.Сама она теперь выходила сразу против всех бойцов своего десятка. И нет, ни разу она не одержала победу. Но каждый раз старалась так, как будто этот бой последний. И заразившись её энтузиазмом, мы пытались сделать так же.— До похода в Пущу осталось не больше месяца, — рычала она, — а нам надо быть готовыми. А вы как сопли: вроде вместе, а как дунешь — так во все стороны!В первые дни было всё: и злость (Нож и Пузо), и слёзы (Зенка и Лись), и ругань (Ладна с Пятнадцатой, Кривой с Пятнадцатой, Хитрый с Пятнадцатой, Хохо с Пятнадцатой, Нож с Пятнадцатой, Пузо с Пятнадцатой, Зенка с Пятнадцатой, Лись с Пятнадцатой), ругань и обида (я с Пятнадцатой), примирение — и снова ругань и обида. Но наша слаженность начала всё-таки расти. Шаг за шагом наша разношёрстная компания превращалась в сработавшийся десяток, приобретая опыт.Я никому не жаловался, но мне как раз доставалось больше всех. Потому что со мной Пятнадцатая продолжала заниматься отдельно, буквально вытягивая все силы. С того момента, как к ней вернулась вера в себя и возможность стать нори, из меня она решила сделать настоящего бойца. Шансов отвертеться не было ни одного. И хоть я и не стремился увиливать, немного отдыха мне бы не помешало. Собственно, поэтому я с Пятнадцатой ругался и ссорился. Мы дулись друг на друга — чтобы на следующий день помириться и снова начать тренировки.Единственной отдушиной стали занятия с Ножом. Я всё-таки решился брать у него уроки работы с мечом. И с удивлением понял, что Нож совсем не такой неразговорчивый и вредный, каким видится при первом знакомстве. И учителем он был отличным, хоть методы его и были очень необычными. У нас с ним не было поединков, и он не объяснял приёмов с мечом. Полчаса он просто заставлял меня ходить на полусогнутых, правильно ставить ноги, делать шаги назад и вперёд, полчаса заставлял уворачиваться от своих ударов, а ещё полчаса заставлял работать с единственным тренажёром, который сам и сделал. Тренажёр представлял из себя штангу с подставкой. Подставка из трёх палок была высотой в пару шагов, а штанга прикручивалась к ней под углом таким образом, что другой её конец, по желанию бойца, мог находиться как в ладони от земли, так и в пяти шагах. На этом конце имелась площадка, куда Нож ставил деревянный брусок, а за бруском тянулась нитка с подвешенным на ней колокольчиком. Мне нужно было рубить брусок, не потревожив колокольчик.За всем этим с интересом наблюдал, к моему удивлению, Пузо, который и сам иногда начинал тренироваться. Не так активно, как это делал я, но с большим рвением.— Нож, в чём смысл? — не выдержав, задал я вопрос своему тренеру. — Зачем надо сбивать брусок, уворачиваться, стоять в стойках? Я думал, что мы будем отрабатывать удары.— Ты недоволен или интересуешься? — спросил парень, прерывая тренировку.— Интересуюсь, — сказал я. — Чем мне быть недовольным? Я просто не понимаю, к чему должен прийти в результате.— А-а-а, — протянул Нож, усаживаясь на бордюр площадки рядом с Пузом. — Ну вот как тебе объяснить… Вот ты попадаешь копьём туда, куда хочешь, да?— Не всегда, но часто, — признался я.— А надо, чтобы всегда. Но то копьём. Копьё — его хорошо в строю использовать, и ты почти всегда видишь наконечник. А меч — он другой. Им часто приходится вслепую бить. Ты его увидишь в последний момент, если меч короткий. Понимаешь?— Пока да…— Ну вот, — Нож посмотрел на растерянного меня и Пузо и предпринял вторую попытку объяснить. — Ну-ка, руки подняли и закрыли глаза!Мы с Пузом подняли руки и закрыли глаза.— Где ваши руки?— Наверху! — ответил я.— Над головой, — ответил Пузо.— Вот вы откуда это знаете, а? У вас же глаза закрыты. Может, вы уже свои грабки ниже плеч опустили? — спросил Нож.— Да мы бы почувствовали, — сказал я за себя и за Пузо.— А вот! Можете руки опустить, глаза открыть, — радостно разрешил Нож. — Значит, вы всегда знаете, где находится ваша рука. Да?— Да, — задумчиво ответил Пузо, а я ограничился кивком, начиная понимать, куда клонит Нож.— И не важно, закрыты у вас глаза или открыты: вы всегда знаете, где ваша рука. Сомнительно, что вы можете так в руках запутаться, чтобы ударить самих себя, — продолжил Нож. — Нет, такое тоже бывает. Но чем лучше вы собой владеете, тем реже такое происходит. Вот и с мечом надо так же.— Его надо чувствовать? Как руку? — предположил я.— Как часть её! — согласился Нож. — Мечом вы, конечно, как рукой чувствовать не будете. Но видели, как возницы к краю улицы телегу прижимают? Они же не перегибаются через край передка, чтобы проверить, как прижались, а продолжают сидеть в середине и смотрят вперед?— Да, — согласился Пузо. — Я видел разок. Думал, они просто знают, насколько надо прижать телегу…— Нет, я узнавал… Они вообще не думают, — ответил Нож. — Просто чувствуют, что вот сейчас — всё, хорош. Или вот вы закрываете глаза и пытаетесь коснуться пальцем носа — и попадаете. Вы точно знаете, где ваш нос. И примерно знаете, где ваш палец.«Это где же ты таких разговорчивых возниц-то нашёл?» — подумал я.— Вот так же вам и с мечом надо, когда его используете, — объяснил Нож. — Чтобы если вам острием меча надо было коснуться своего носа — вы могли это сделать с закрытыми глазами. Мечи они разные, оно понятно. Но надо чувствовать длину меча.— Это упражнение с тренажером, да? — уточнил я.— Да.— А стойки?— Ну стойки — просто удобные, — объяснил Нож. — Надо быть устойчивым. Упражнение, где вы уворачиваетесь — оно для того, чтобы вы могли оценить длину меча противника. Я каждый день беру разной длины тренировочные мечи.— Вот оно что! — возмутился и расстроился Пузо, — А я-то пытался приноровиться.Мы с Ножом не удержались от хохота, а Пузо присоединился через пару секунд. Отсмеявшись, Нож пояснил:— Так и надо. Просто вы быстро должны понять, какой длины меч, куда бьёт противник, может ли он изменить удар. И сместиться ровно настолько, насколько нужно. Как-то так.— А если сместиться больше? — уточнил я.— Можно больше, но и сил потратишь больше, — спокойно ответил Нож. — Устанешь — проиграешь.— А стойки — это для удара и ухода. Так, что ли? — озвучил мою догадку Пузо.— Так, — подтвердил Нож. — Когда сможете точно знать, куда идет удар противника, точно видеть, куда попадете вы, и перестанете путаться в своих же ногах при движении — тогда можно и приемами заняться. Ну, теми, которые я знаю. Других-то у нас нет.— Нам на первое время и твоих приемов хватит с головой, — сказал я. Вот только подумал совсем о другом — о том, что упражнения Ножа подходят и для копья. И для топора. И вообще для любого оружия, кроме разве что луков. Догадку я решил проверить, но чтобы не вызывать ненужный ажиотаж, проверку устроил на тренировках Пятнадцатой. И уже через несколько дней начал чувствовать несильные изменения.Нож оказался прав: чем экономнее ты расходуешь свои силы с оружием, тем больше шансов выиграть. Ты не задыхаешься. Ты меньше промахиваешься, если пришлось отступить и делать шаг вперед. И ты реже оказываешься в ситуации, когда не успеваешь ударить, потому что всегда знаешь, где находится твоё копьё. И чем больше ты стараешься попасть в нужную точку, тем точнее становятся удары. Всё это, правда, в будущем. Конечно, для совершенствования навыков требовалось много времени. У нас его попросту не было. Знать бы всё это в школе нерожденных… Но даже месяц времени — уже немало. Следующие несколько дней показали: как только я стал пытаться работать с копьём по методам Ножа, Пятнадцатая перестала на меня срываться, удовлетворившись моими успехами.Но это Пятнадцатая лично на меня перестала срываться, а десяток от неё получал по полной программе. Рубка дров и подметание территории теперь бойцами воспринимались как отдых. Пятнадцатая нервничала и переживала — и становилась только злее. Придя как-то вечером на «свою» скамейку, я обнаружил её там. Девушка сидела, поджав ноги и обхватив их руками — и, судя по красным глазам, успела поплакать. Ужин она пропустила, а перед этим поцапалась с Кривым.— Ничего не говори, — тихо попросила она. Я молча кивнул и сел рядом. Дни становились всё длиннее, и теперь мы ужинали уже не в полной темноте. Закат начинался чуть позже, и можно было посидеть, ловя последние солнечные лучи из-за ограды казармы.— Не могу больше, — прошелестела Пятнадцатая. — Надоело всех тянуть, как будто это нужно мне одной.Я промолчал.— Стараюсь, из кожи вон лезу, а на меня только злятся…Я молча посмотрел на десятника.— Должны понимать, что я не только для себя стараюсь…Я слегка покивал.— Ну и что ты молчишь?! — девушка зло уставилась на меня.«Приплыли».— Тоже на меня злишься? — Пятнадцатая снова уткнулась носом в колени.«Сама придумала — сама поссорилась», — услужливо подсказала память. Но что с этим знанием делать? Решил и дальше помолчать. Может, сама и простит?— Все на меня злятся. Не стараются. Увиливают, — Пятнадцатая хлюпнула носом. — Может, ну эти тренировки?Я чуть заметно пожал плечами.— Тогда все лягут в Пуще, а я себе этого никогда не прощу. Не хочу такой ценой в нори.Я снова понимающе кивнул.— Я тоже хочу огрызаться на всех, — заявила Пятнадцатая. — Не нравится — и огрызнулась.«Именно так ты и делаешь», — подумал я, но лицо осталось невозмутимо-заинтересованным.— Надоело — наорала… Разозлилась — сорвалась…«Ну вот, она себя неплохо знает!» — снова отметил я про себя и еле удержал рвущуюся на лице улыбку.— Один ты стараешься, — буркнула девушка.«И сама простила!» — обрадовался я, показывая своей памяти мысленно язык.— И вот чего ты лыбишься?! — голос Пятнадцатой раздался совсем рядом, и, посмотрев в её сторону, я увидел её глаза почти вплотную к своим. И выражение этих глаз было очень злое и обиженное.«А вот теперь приплыли точно!» — мелькнуло у меня в голове.— Ты знаешь, что у тебя на закате глаза становятся цвета янтаря? — спросил я первое, что пришло в голову. Пятнадцатая моргнула, и выражение лица сменилось на ошарашенное. Я воспользовался случаем и внимательно её глаза рассмотрел, вынеся свой вердикт:— Красиво!Пятнадцатая фыркнула и вернулась на свое место в шаге от меня. А мне стало стыдно: человек мне душу излил, а я тут эксперименты провожу.— Все тебя поняли, Пятнадцатая, — сказал я. — Не только поняли, но и приняли твою позицию. И все это ценят.— Ага, как же! — усомнилась девушка.— Ценят-ценят, — повторил я. — Просто ты так переживаешь и нервничаешь, что не видишь этого.— Я во всём виновата? — обиделась она.— Конечно! — согласился я. — Вот солнце заходит — твоя вина!— Шрам, я без шуток! — возмутилась она, но улыбнулась.— Ты постоянно на взводе, Пятнадцатая, — сказал я, посмотрев ей в глаза. — Ты готова кричать по малейшему поводу. Раньше ты бы просто с шуткой восприняла бы большую часть того, из-за чего злишься. Да, ребята устали, чаще срываются и рычат. Но и ты тоже устала.— Я не устала!— Устала, только не от тренировок и работы, а от переживаний, — пояснил я.— Почему это? — вскинулась Пятнадцатая.— Потому что! — ответил я так, будто собирался открыть огромную тайну, но продолжения не последовало. Я только поднял палец вверх и подмигнул.— Достал уже, шутник. Ты можешь серьёзно? — не удержалась Пятнадцатая и засмеялась. — Почему ты прикалываешься надо мной постоянно? Я же твой десятник.— Наверно, потому что ты десятник — и прикалываюсь, — предположил я. — Ты же не можешь быть постоянно серьёзной? Тебе смешно, настроение поднимается, вот я и стараюсь как могу.— Ладно, у тебя получилось, — девушка отпустила колени, спустила ноги и села ко мне вполоборота. — Ты правда думаешь, что я устала?— Устала, я уверен, — подтвердил я, повторив её позу. — Поэтому и стала всё болезненно воспринимать, на что раньше внимания бы не обратила.— Может, взять дневной патруль?— Может, отдохнуть от тренировок один день? — предложил я другой вариант.— Отдохнуть день и взять дневной патруль, — девушка кивнула. — Так даже лучше будет…Пятнадцатая задумалась, уставившись на плац.— А что за дневной патруль? — спросил я. — Что мы там делать будем?— Будем торчать на дворцовой площади и ждать, когда у стражи появится в нас необходимость, — пояснила она. — Там есть сторожка для дежурного десятка ааори. Я там много раз была — скучно. Но можно спать посменно, можно купить еды на рынке… Там еда вкусная с лотков продается. Сладости всякие…Пятнадцатая поднялась и, проходя мимо меня, потрепала по голове.— Пойду помирюсь с Кривым, а потом поужинаю, если успею, — сказала она.— А если не успеешь? — спросил я вслед.— Буду стройной и красивой, — засмеялась десятник.В руки себя Пятнадцатая взяла и без выходного, но если она что-то запланировала, то отменить это было уже невозможно. Поэтому на тренировке десятник объявила, что следующий день — выходной, а через день — патруль. Новость была встречена с энтузиазмом.— Расслабляться нам всё равно нельзя, — глядя на радующихся бойцов, сказала Пятнадцатая. — Времени мало.— Пятнадцатая, а сколько времени-то осталось? — уточнил Пузо. — А то никто точный день назвать не может.— И не назовёт, — ответил Хохо. — Чего ты привязался? О сборах объявляют дней за десять до выступления. Могут и через три-четыре дня призвать.— Сейчас только разведку отправили, — не согласился Кривой. — Пока разведчики сходят, пока вернутся, пока до нас гонцов пришлют. Дней семь-восемь — не меньше.— Теперь понятно, — Пузо кивнул. — Я не знал…— Я тоже, — поддержал его я.— Так, всё. Заканчиваем разговоры. Давайте: группами бьёмся и заканчиваем на сегодня.Дневной патруль, как и обещала Пятнадцатая, оказался скучным и ленивым просиживанием штанов в караулке на дворцовой площади. Сама площадь меня всё-таки впечатлила: фасадами на неё выходили Дворец Князя, Академия Мудрости, Администрация города и Новый храм. Большая часть улиц города либо устилалась досками, либо посыпалась галькой с берега моря. Но Дворцовая площадь была выложена шестиугольными гранитными плитами, с трёх сторон ограничиваясь оградами монументальных зданий и усадеб знати, а с оставшейся стороны — набережной.Море лениво накатывало волны на гранитные стены берега и грустно вздыхало. Было оно тут темнее, чем мне помнилось, но всё равно красивое. У нескольких небольших пирсов примостились небольшие ладьи, которыми, судя по украшениям бортов, пользовалась знать.Прибыли мы рано утром. Людей на площади ещё не было, поэтому мне удалось полюбоваться местными красотами. Как объяснила Пятнадцатая, в сторону дворца набережная идёт прямо до горного плато, за Дворцом Князя и кварталами знати. Плато было отлично видно и отсюда — этот скальный обрыв достигал в высоту более 300 шагов. Совершенно отвесный и неприступный, он переходил в горные склоны выше.Именно под плато был расположен вход в шахты, через которые мы шли во время Порки. Шахты частично использовались для добычи металла и камня, а частично были перекрыты укреплениями.— Через шахты когда-то шёл торговый путь, — удивил всех своими познаниями Пузо. — Там было даже поселение карликов. Путь проходил хребет насквозь через десяток долин и горных туннелей.— Пузо? — ошарашенно произнес Кривой и сменил тон на разочарованный. — Эх, Пузо-Пузо…— Что? Интересно мне было! — окрысился здоровяк под смех десятка.— И что случилось там? Почему забросили? — поинтересовался я.За Пузо ответила Пятнадцатая:— Там и людские деревни были, а ещё куча кладбищ и усыпальниц в горах. Нежить встала и заполнила весь проход. Теперь для торговли с северными соседями используется перевал на востоке.— Неужели нежити было столько, что до сих пор не вырезана выпусками школы? — удивился я.— Да выпуск не так уж и много вырезает… Самих больше ложится, — хмуро пояснил Хохо. — Потом, конечно, несколько десятков ааори бросают на очистку. Вот только мы не всех находим, и они быстренько пополняют армию нежити.— Да, — подтвердила Пятнадцатая. — Если на нори не наберём в Пуще, через месяц пойдём в пещеры.День тянулся медленно. Сначала на площади появились многочисленные клерки администрации, затем всё свободное пространство начало заполняться народом. Кто-то шел с прошениями во дворец, кто-то — в администрацию. Мудрецы и ученики Академии сновали по своим делам. Стражник приходил только один раз — проверил, на месте ли мы, и снова ушёл.Выходить из караулки мы опасались, чтобы снова не нарваться на какого-нибудь словоохотливого аори. За всем происходящим наблюдали из окна. Ветераны травили байки про прошлые походы, новички слушали и пялились сквозь мутное оконное стекло. Я периодически пытался медитировать, но долго не удавалось — отвлекался.Первым его заметила Лись. Она смотрела в окно, открыв рот, а потом начала призывно махать рукой. Мы устремились к ней, пытаясь понять, что привлекло её внимание. Это был воин. Он шел через площадь со стороны порта и направлялся прямо к нашей караулке. Одет он был в кольчужную рубаху, кольчужные штаны, поверх которых были латные сапоги, поножи и кираса. Шлем он нацепил на рукоять топора, крепившегося на поясе. За спиной у него вился плащ с каким-то символом.— Это ведь… Это…Лись беспомощно посмотрела на Пятнадцатую, и та кивнула.— Эр! — тихо сказала она. А я вспомнил, что эрами становились лучшие воины из ааори. Дослужиться до этого титула было очень сложно. Но, самое главное, он был равенпо положению князю Мобана.— Никогда не слышал, чтобы они приходили в города, — тихо сказал Хохо. — Мне казалось, что они воины-одиночки… Вечные охотники.— Нельзя быть вечным охотником, — возразила ему Ладна. — Надо ещё где-то жить и припасы пополнять.— Так, все от окон! Расселись по лавкам и будите тех, кто спит! — приказала Пятнадцатая, подавая пример. — Он идёт сюда.Пятнадцатая была права. Эр без стука вошел в караулку, но мы были к этому готовы. Немедленно повскакивали со своих мест и упали на колени с глубоким поклоном.— Ага… Гляжу, подрастает новое поколение! — удовлетворённо сказал он. Голос у него был чуть хриплый, насмешливый. — Давайте, поднимайтесь, снобам местным будете поклоны отдавать!Я разогнулся и поднялся на ноги, уже без боязни взглянув в лицо эра. Лицо было самым обычным. Цвет волос уже не угадывался под сединой, но морщин почти не было. Выглядел эр лет на сорок-пятьдесят. Каков его возраст на самом деле — невозможно было угадать. Он обвёл взглядом темных глаз всех нас и насмешливо спросил:— Кто десятник?— Пятнадцатая, сиятельный эр! — грохнув кулаком по груди, Пятнадцатая сделала шаг вперёд.— Выдели мне людей. Нужно перетащить груз от корабля до дворца князя. Дальше там слуги разберутся, но до ограды мне они помогать не будут. Запомни, груз хрупкий. Нести надо осторожно. Нужно четыре человека.— Нож, Кривой, Шрам и Пузо — за мной! — приказала десятник. — Все остальные на патруле. Хохо, командуй.— А ты, стало быть, ответственной будешь? — уточнил эр.— Да, сиятельный! — подтвердила девушка.— Ну хорошо, пошли.В компании эра ходить по городу оказалось гораздо легче. Перед его массивной фигурой, шагавшей впереди, местные аори просто шарахались. Единственные, кого он удостаивал внимания, были мудрецы, но и они получали лишь легкий кивок головы и тоже убирались с дороги.— Что, молодёжь, — спросил он на ходу, — вы в патруле сидите?— Да, сиятельный! — подтвердила Пятнадцатая.— Скучное дело. Чего вы согласились, десятник?— Хотели разбавить тренировки небольшим отдыхом, — честно призналась Пятнадцатая.— Отдых с пользой надо проводить тоже. Ты в храме была?— Да, сиятельный.— А вы, бойцы?Оказалось, что нет. Ответили мы почти хором.— Надо же, — эр явно был разочарован. — Так чего не сходите? Всё равно сидите и ничего не делаете.Не дождавшись вразумительного ответа, он минуту шёл молча, а потом положил руку мне на плечо и подтянул поближе:— Вот ты, чего в храм не сходил?— Сиятельный, я не подумал…— Не подумал он, — хохотнул эр. — О чём ты не подумал?— Не подумал, что можно и нужно, — честно признался я. — Это мой первый патруль здесь. В прошлый мы были на кладбище.— Да ты новичок совсем! — эр хлопнул меня по плечу и повернулся к остальным, продолжая двигаться, теперь уже задом. — Ещё новички есть? А вон, вижу, почти лысый! Тебя как кличут-то, пузатого такого?— Пузо, — насупился Пузо.Эр совершенно неприлично заржал:— Ты где такое наел-то?— Да оно ещё до Порки наелось, — ответил Пузо. — Я даже и не знаю, откуда.— Тебе надо узнать! — добродушно посоветовал эр. — Само собой, на тех харчах такое не наешь. Значит, с телом что-то не то. Это надо лечить, иначе потом неприятностей не оберёшься. А ты?— Нож, сиятельный.— Вот ты, Нож, чего в Храм не сходил?— Схожу, сиятельный, — пообещал боец.И тут не выдержал Кривой:— Сиятельный, разрешите вопрос?— Ну давай. Даже знаю, какой будет, — эр продолжал идти спиной вперед настолько уверенно, что возникало ощущение, будто у него на затылке есть глаза.— Зачем идти в Храм? Я к местным богам какое имею отношение?— Ха-ха! Вот и правильный вопрос, парень! — сиятельный засмеялся. — Вот представь. Стал ты вэри, открыл магазинчик, а тебе все говорят, что тут все магазинчики крышует Они Лютый, или Бага-ан Большой. Ты тоже будешь считать, что тебе туда не надо?— Крышует, сиятельный? — не понял я.— Вроде как защищает за деньги от самого себя и своих людей, — подмигнул мне эр. — Ну так как, боец, пойдешь к ним договариваться?— Это законно, сиятельный? — удивилась Пятнадцатая.— В мире много чего есть незаконного, девочка! — захохотал эр. — Вот по закону вы должны за мной сраками кверху ползти, но я вам сам сказал идти как людям. Законы пишутся людьми и для людей. Ими же и нарушаются — вы поймёте, зачем все эти правила. Ну так что? Вот ты!Он снова указал на меня.— Я бы пошёл договариваться, сиятельный, — ответил я. — Все же договариваются.— Эх, нет в тебе протеста! Но в общем и целом — это верный выбор. А остальные?Остальные тоже решили пойти договариваться.— А тут тебе все говорят, что есть Аон-Аари и Берумандар — и они тут все храмы держат. Неужели неинтересно зайти в Храмы и познакомиться? — эр снова посмотрел на нас, шутливо погрозил пальцем и, наконец, развернулся лицом по ходу движения.— Пятнадцатая, ты бы проследила, чтобы все в храм сходили…— Сделаю, сиятельный! — Пятнадцатая ответила по-уставному.Грузом оказался длинный, в пять шагов, ящик. Вчетвером мы его еле подняли. Пятнадцатая придирчиво осмотрела нас, переставила Кривого в пару с Пузом, а сама пристроилась ко мне и Ножу третьей. Эр Скаэн, как его называл капитан судна, осмотрел нас насмешливо, но промолчал.Так же, как в порт, он сопровождал нас назад — к Дворцу Князя. Нести было действительно тяжело, даже с помощью Пятнадцатой. А Скаэн даже и не думал замедлить шаг. Потому пришлось почти бежать. Когда мы ставили целый и невредимый ящик перед воротами дворца, Пятнадцатая сияла ярче солнца.— Молодцы, молодёжь, — похвалил эр. — Дальше я сам, а вы топайте к себе быстренько. Берегите себя — и, может быть, мы ещё встретимся!Напоследок мы всё-таки поклонились, как положено. На нас смотрели гвардейцы князя, на нас смотрели аори на площади, и пришлось соблюдать тот самый закон и те самые правила.Глава 11С патруля прошло 28 дней, когда с утра нас поднял не привычный гонг, а надрывающийся рожок. Рожок означал, что время пришло, и десятки ааори выдвигались в Пущу. Утреннее построение было особенно долгим. Сотник нори, чьё имя знала, наверно, только Пятнадцатая, был на помосте не один. Там же находилось трое мудрецов, десять стражников, а под помостом — ещё три десятка нори. Разорялся на всю площадь один из мудрецов:— Безымянные! Ааори! Грешники, призванные для искупления! Сегодня объявлена облава в Пуще. Она состоится через 12 дней! Через 12 дней каждый из вас получит крохотный шанс заслужить имя и стать нори — охотником за тварями из разломов. И кто знает, возможно, вы искупите свой грех и станете солдатом вэри, вольным выбирать! С именем, чистым перед законом! Но сначала вы можете получить имя! То, что дают любому человеку! Сегодня мы все выступим в очистительный поход!Нори и стражники поморщились.— Сегодня вы все получите свой шанс обрести имя! Помните руку, что давала вам кров и еду, помните о своём предназначении! О вашей судьбе, о вашем пути! Помните, что даже ваша смерть станет вашим искуплением.— Придурок… — донеслось откуда-то у меня из-за спины, но я, конечно, не стал оглядываться.— Сегодня вам предлагается величайший дар в мире! Величайшая награда и сокровище — служить аори и защищать их!«В самом деле, придурок. — подумал я. — Это они-то благодетели? Кладущие нас десятками в долинах гор и шахтах? Кидающие на смерть без подготовки? Такое вам точно никто не забудет!».— Так будьте достойны своего звания! И станьте достойны — имени!«Меня зовут Шрам, меня так и будут звать. У меня есть имя, недалёкий мудрец!».Каждый день в казарме заставлял меня сжимать зубы и терпеть. Бойцы и их десятники, работники столовой и склада, служащие администрации — все они периодически напоминали нам, кто мы и для чего тут. И если Пятнадцатая делала этого без особого удовольствия, то вот такие мудрецы — со спесью. А тот же Четырнадцатый — с особым садизмом. Его десяток был поделён на его любимчиков и на «плесень». И он был такой не один. Двадцать Девятый был, к примеру, не лучше.Очередной выпуск из Школы Нерождённых прошел с опережением графика. Было сформировано ещё пять новых десятков, которые станут мясом в предстоящем мероприятии. Точнее, мясом мы будем все. Это нам Пятнадцатая успела вдолбить. А эти пять десятков — смазкой для нас. Новому двадцать девятому десятку не повезло — там десятником сделали сразу новичка, да к тому же и полного отморозка. Это благодаря ему и его подпевалам до баррикад в шахте добралось вместо привычной сотни — всего шестьдесят три нерожденных. Троих человек, пытавшихся прорваться к шахтам, он убил на глазах у ааори, прямо под деревянным частоколом. Но правила есть правила. Десятки были полны, а его десяток добрался в полном составе. Уже став десятником, бойцами других десяток он тоже попытался командовать — но ему сурово объяснили, что так делать не стоит.Я всё чаще вспоминал первые дни в казарме, когда казалось, что всё изменилось… стало другим — более радостным и честным. Ну да, наверно, по сравнению со школой нерожденных так оно и было. Но школа забывалась, а я чувствовал, что в этом мире и его обществе мы находимся в самом низу. Даже после 900 дней издевательств.— Цените подаренное вам право! Цените данный вам шанс на исправление, — надрывался мудрец на помосте. — Будьте благодарны за доброту и заботу, будьте благодарны…«Вошёл в раж!» — подумал я зло. Чем менее весёлыми были мои мысли, тем больше я замыкался. Если бы не вечера на лавочке, я бы, наверно, вообще перестал общаться с окружающими. Но Пятнадцатая моё настроение уловила и не давала уйти в себя. После всех разговоров, ссор и происшествий, что были вначале, мы с ней невольно стали союзниками. И она, и я стремились к сегодняшнему дню сделать всё, чтобы больше в казарму ааори не возвращаться. Эта упёртость заразила бойцов десятка. И теперь время действительно пришло. Ну ничего… осталось немного.Мудрец наконец выдохся и уступил место стражнику, который слегка презрительно представился полусотником[4 — в разделе "Сноски и примечания"] Аи-аарене, сказал, что его полусотня будет нас сопровождать, и что на время похода и чистки мы выполняем приказ, а командование будет осуществлять сотник нори — которому он нас и препоручает. Наш сотник нори осмотрел нас всех внимательным взглядом и призвал к себе десятников. Пятнадцатая кивнула Хохо, передавая командование, и пошла к помосту.Распустили нас спустя двадцать минут. Пятнадцатая убежала куда-то в администрацию, и завтракать мы начали без неё. Очередь в столовую, правда, была такой, что она успела вернуться ещё до того, как мы все набрали еды. Сама она очередь — благодаря нам — проскочила.— Выступаем завтра, — сообщила она нам. — Ещё до рассвета. Так что сегодня приводим себя в порядок, получаем запасные комплекты одежды на складе. Вечером нам выдадут сухпаёк.— А амуницию? — спросил Кривой хмуро.— «А-му-ни-ци-ю! Ишь ты!» — подумал я, смакуя слово по слогам, но память в этот раз промолчала.— Утром, перед выступлением, — хмуро бросила Пятнадцатая. — Мудрецы вообще требовали, чтобы нас вооружили уже в Пуще, но у них вышел спор со стражниками. Те не хотят нас защищать — только контролировать.— Какая мерзость, — под нос пробормотал Хохо.В последнее время своё возмущение все ааори высказывали себе под нос — и так, чтобы никто не услышал. Новенькие пять десятков были переполнены восторженными стукачами, которые бежали в администрацию жаловаться при первой возможности. Если раньше я к предупреждениям Пятнадцатой относился с изрядной долей недоверия, то, посмотрев на новичков, понял её тревогу. Мне иногда казалось, что в школе изменили систему полоскания мозгов (как это называл Кривой), и теперь прошедшие Порку стали ещё более «верными и благодарными».— Чистить Пущу в этом году будут основательно, — продолжала делиться Пятнадцатая. — Мы все будем частью армии нори. Их сейчас в городе около тысячи скопилось, командиры уже прибыли. Каждый десяток нори будет возглавлять вэри, который претендует на звание лори. Опытный лори поведет нори — они уже выступили в сторону Линга сегодня утром. Наш сотник нори, и те, которых мы видели у помоста на построении, поведут нас.— Много их там было, — заметил Хохо.— Много, — согласилась Пятнадцатая. — Три десятка, но они пойдут отдельной группой. Часть останется в охране лагеря, а часть выдвинется, если в нашей линии будет прорыв. Так… На марше держимся вместе, доспехи снимаем только на время сна. Всё ясно?— Ого, что случилось? — удивилась Ладна. — Раньше вроде так не делали?— На дорогах стало неспокойно, — пояснила Пятнадцатая. — Я специально уточняла. Последнее время твари прорываются за Пущу, поэтому и решили устроить такую чистку. Так что нападений можно ожидать даже в пути. На ночь ставим дозорного. И не филонить в дозорах!Доедали в молчании — каждому было, о чём подумать. Сразу после завтрака ветераны кинулись собирать свои вещи по комнатам, а новички — остались без дела. За год-два каждый ааори обрастает немногочисленным имуществом. Я вот не успел. Полтора месяца тренировок, игнорирования патрулей и сидения в казарме привели к тому, что своих вещей у меня почти не было. Выданные комплекты одежды да мешок сухарей — вот и всё моё скорбное имущество. Самое ценное хранилось в оружейной.Потом нам выдали новые комплекты одежды, одеяла, мешки для вещей и сложенный шатёр десятка, громоздкие детали которого Пятнадцатая распределила между всеми бойцами. Упаковкой всего этого добра занимались до обеда. Я управился быстро и думал уже отправиться на свою лавочку, когда Пятнадцатая вломилась ко мне в комнату.— Показывай свой мешок, — сказала она.Не понимая, зачем это нужно, я предъявил ей собранный мешок. Даже открыл его. Девушка сунула нос, нахмурилась… и заставила меня всё переупаковывать.— Шрам, нам вечером ещё выдадут еду и столовые приборы. Ты их себе под спину будешь подкладывать? — проворчала она, помогая мне распределить одеяло и кусок шатра по той части мешка, которая будет приложена к спине. — Остальные вещи вот так сложи. Когда еду и приборы дадут — ты их на дно упакуешь. Так удобнее будет: и мешок устойчивее, и ты сам.Мне оставалось только кивать и делать.— Всё, — кивнула Пятнадцатая, удовлетворившись результатом. — Дуй в термы. Мойся, в ближайшие полмесяца у нас такой роскоши не будет. А мне ещё девушкам нашим инструкции давать.А вечером мы не узнали наших девушек. Видели, как умеет преображаться женщина, когда ей надо быть красивой? Вот наши девушки преобразились в обратную сторону, став отвратительными выдрами, пока все парни стояли на выдаче сухпайков.— Фу-фу, — прокомментировал Хохо, глядя на них. Но Пятнадцатая была, наоборот, довольна.— Зачем это вы так? — спросил Пузо.— Надо, Пузо, надо, — ответил вместо девушек Хохо.Спал я плохо — ворочался, пытаясь устроиться поудобнее, но расслабиться не мог. На звуках рога я проснулся помятым и злым. Толпа в четыре сотни рыл выступила в город ещё по темноте. И это была именно толпа. Подобие строя соблюдали стражники и нори, но их распределили вдоль всей нашей колонны, растянувшейся по улицам. У казармы нори к нам присоединились телеги обоза, запряженные мощными животными с длинными кривыми рогами, а стражники пересели на ездовых животных — их здесь называли кирри. В результате колонна стала ещё длиннее. Подобие строя соблюдало только несколько десятков, включая наш, а остальные перемешались, пользуясь относительной свободой. А как же — событие, на убой нас гонят, радоваться надо!Большинство бойцов были одеты в стандартную амуницию, выдаваемую в казарме. Мы из стандартной взяли только копья и щиты — дополнительно к своим. На нас поглядывали с долей скептицизма. Лучше нас были вооружены только первый, четвертый, пятый, шестой и седьмой десятки.— Пускай пялятся, — заявила Пятнадцатая, заметив наше раздражение. — Не надо на них равняться — на опытных равняйтесь.Когда солнце встало, я смог обратить внимание на окружающую местность. Мы только выбрались из города и миновали трущобы под стенами, и вокруг простирались засеянные поля, на многих из которых уже появились первые всходы. Весна была в самом разгаре, деревья одевались листвой, к небу тянулись побеги молодой травы, пытаясь захватить даже дорогу, по которой брели наши неорганизованные сотни. Но после нас там точно уже ничего не вырастет.Ближе к середине дня солнце начало припекать, и я в доспехе взопрел. Остальные бойцы тоже страдали от жары, но молчали, прикладываясь к флягам с водой. По обочинам проезжали стражники на своих кирри, рядом с нами шёл один из нори, подгоняя бойцов, которые начинали выбиваться из сил. Я из сил ещё не выбивался, но ноги с непривычки начали болеть. Привал так и не объявили. Мы продолжали идти и идти вперёд мимо маленьких деревенек, ферм и полей. Я бы с удовольствием любовался бы на открывшиеся виды и дальше — при свете дня город я покинул впервые в этой своей жизни — если бы не приходилось экономить силы.Привал объявили ближе к закату. Лагерь разбили на пустыре возле большого села с каменным храмом. Наш десяток, помучавшись с шатром, организовал спальное место. Дежурные занялись костром и готовкой. Пятнадцатая вместе с девушками скрылась в шатре, перепоручив все дела нам. Мне было делать нечего — работы для меня не нашлось, и я, вспомнив слова эра, отпросился у Хохо сходить в храм. Он посмотрел на меня как на умалишённого и пожал плечами, но до выхода из лагеря довел. Там пришлось договариваться с нори, но им было совершенно всё равно, чем мы занимаемся на привале — потребовали только оставить оружие.Храм не впечатлил. Вытянутое прямоугольное здание с окнами под самой крышей. Только в дальнем конце три алтаря. Я стоял и не знал, что делать, растерянно глядя вокруг. Молитв я не знал, имён богов тоже.— Знаешь, чьи это алтари? — раздался голос за спиной. Я обернулся и столкнулся взглядом с седым стариком-сангарцем в странной одежде. Мои попытки поклониться и выказать уважение старик отмёл решительным взмахом руки.— Слева алтарь Энеи-Мари, богини семейного очага. Справа алтарь Берумандара — он бог воинов. В середине — алтарь Аон-Аари, бога мудрости.— Как им молиться? — спросил я, но старик только засмеялся.— Молиться… — повторил он. — Молиться им надо словами. Просишь и молишь. Без жертвы можно не молиться, как говорят. А я тебе так скажу: зашёл в храм — и уже помолился.Я только растерянно кивнул, не зная, что делать дальше.— Иди, боец, — сказал мне старик. — Иди. Считай, что твои молитвы уже услышаны. Скоро начнётся служба, и не стоит тебе попадаться аори на глаза.В лагерь я вернулся к ужину. Начинало темнеть, и пробираться между шатрами было сложно. Каждый шатер был приземистым и круглым. Пять кусков грубой и плотной ткани на стенки, ещё пять кусков ткани на крыше. Всё это насаживалось на срубленное в ближайшей рощице деревцо и натягивалось десятком веревок, закрепленных в земле колышками. Конструкция могла защитить от несильного дождя и от ветра. Но вряд ли помогла бы при сильном ливне. Нори и стражники расположились отдельно, рядом с обозами. Обозники спали под телегами.Ну как — спали. Под одной телегой они просто-напросто насиловали молоденькую девочку ааори, которая молчала и плакала. А мне пришлось сжать зубы и пройти мимо. Кажется, я начал понимать причину волшебного преображения девушек нашего десятка. Оставалось надеяться, что им их ухищрения помогли. Придя к шатру, я узнал, что да — помогли. Прошедшие по лагерю стражники и обозники наших девушек не тронули. Настроение было подавленным.Марш продолжался ещё два дня, а к закату мы достигли полноводной реки, где нас ждали баржи, на которых нам предстояло спуститься по реке вниз — до Линга. В пути на лагерь никто не нападал, но жертвы были. Одна девушка покончила с собой. Двух бойцов из новых десятков — повесили за нападение на стражника. Справиться с опытным служакой они не смогли. По секрету Кривой сказал, что так нагло ни стража, ни обозники обычно себя не вели. Раньше они могли вытянуть пару девчонок для начальства, но по десять-пятнадцать за ночь… Напряжение нарастало с каждым днём, и, если бы не общая усталость от утомительных маршей, сопровождающих нас стражников уже поубавилось бы.На баржи грузились вечером. В эту ночь мы ночевали в каюте, куда набился весь десяток. Места там едва хватало расстелить все кровати. Но душно не было. Под самым потолком располагались два окна примерно в три шага длиной и высотой в шаг. Снаружи их можно было прикрыть деревянными ставнями, которые сейчас были подняты и подпирались деревянными рейками. Если рейку убрать — ставня закроется. Судя по парным скобам на ставне и под окном, рейку следовало вставить в скобу, плотно прижав ставню к борту.Стражников распределили по баржам, и на нашей барже было меньше десяти стражников и пятеро нори. Стражники попытались пройтись по каютам и набрать себе девушек на ночь, но в каждой комнате их встречали вооружённые десятки, и им пришлось отказаться от своих планов. В результате они просто пьянствовали всю ночь.Оставшиеся шесть дней пути до Линга мы почти не покидали свою каюту. К сожалению, стенки между каютами были тонкие, и поговорить мы не могли. Днем Пятнадцатая заставляла нас тренироваться в строю, но надолго терпения наших соседей не хватало. Час-два — и нам начинали стучать в стену. Необходимость молчать и скучать в ожидании конца пути утомляла больше, чем марши. На третий день пути грянула настоящая весенняя буря. Ливень барабанил по палубе над головой, гром сотрясал корабль, а сверкание молний можно было видеть даже сквозь задраенные ставни — щелей в них хватало. К этому времени река раздалась вширь, и баржу качало немилосердно. Одно окно приходилось периодически открывать, когда кто-нибудь из бойцов рвался опорожнить желудок. К счастью, через несколько часов стихия успокоилась.Линг мы проплыли посреди ночи. На баржах подняли паруса и двигались на юг вдоль берега ещё несколько часов. Днем баржи пристали к каменистому пляжу, и началась выгрузка. К облегчению всех ааори, стражники с нами на берег не высаживались. На берегу нас встречали несколько мудрецов и сотня нори. Доклад нашего сотника встречающим не понравился. На берегу завязался спор между нори и мудрецами. Но когда десятки выгрузились и выстроились в одну линию за полосой прибоя, нори и мудрецы успели о чем-то договориться. Сотник вызвал десятников к себе и начал раздавать инструкции.На этот раз идти было недалеко — час от берега. Стоило нам подняться по обрыву, как мы увидели Пущу — бесконечный лес, уходящий вправо и влево, полный зеленых оттенков от ярко-салатового до темно-зеленого. А перед Пущей раскинулся лагерь ааори — почти две сотни шатров за невысоким частоколом на валу. Под наши шатры место тоже предусмотрели: каждый пустой участок был помечен цифрой десятка.День расплаты для стражников так и не наступил, но вот наш обоз никуда не делся. И вот обозникам не повезло. Стоило им въехать в лагерь, как появилось несколько вэри под руководством лори. Они начали стаскивать мужичков с передков телег и куда-то уводить. На замену мужикам пришли нори. Мудрецы в лагере никак не отреагировали на это самоуправство. Но по-настоящему я почувствовал, что расслабился, только когда мы разбили шатер и уже готовили ужин. Девушки закрылись в шатре и долго не выходили, а нам было входить запрещено внутрь. И когда они вышли — это были наши девушки, во главе с Пятнадцатой. Те, к которым мы привыкли. В эту ночь я спал спокойно и не просыпался от каждого шороха, даже несмотря на то, что совсем рядом, в Пуще, бродили сотни созданий, каждое из которых смертельно опасно для людей.Следующий день мы провели в лагере. Пришедший к нашему шатру нори выдал Пятнадцатой какой-то кожаный свиток, перемотанный бечевой, сунул любопытный нос в котел с завтраком, подмигнул нам и отправился по своим делам. Пятнадцатая развернула свиток и помрачнела.— Хохо, Шрам, пошли в шатер! Нож, Кривой, Пузо — следите, чтобы никто не подслушал! — кинула она. Я переглянулся с Хохо, но тот пожал плечами.В шатре мы сели в самом центре, где уже устроилась Пятнадцатая. Свиток лежал развернутым на земле.— Смотрите, — она кивнула на свиток. Лично я понимал с пятого на десятое, но догадался, что на свитке схема расположения десятков. Нашими соседями были четырнадцатый и шестнадцатый.— Что не так? — спросил я.— В этот раз выстроили всех по порядковым номерам, — вздохнул Хохо.— Обычно не так? — не понял я.— Обычно между нашими десятками идут десятки нори, — вздохнула Пятнадцатая. — А теперь у нас в соседях придурки из четырнадцатого.— А шестнадцатый как?— Хорошие ребята, — ответил Хохо. — Надежные. Пятнадцатая, ты что надумала?— А чего тут думать? — спросила девушка. — Выбора-то у нас нет. Пойдем как есть. Но со стороны четырнадцатого буду я с Лисью. Шрам, ты на всякий случай возьми с собой Зенку. Будете нас прикрывать в случае чего. Идти будете между мной и Лисью — и остальным десятком.— А остальные? — спросил Хохо.— Их поведёшь ты, — жёстко приказала Пятнадцатая. — Что делать, ты знаешь. Вышли на тварь — убили и собрали трофеи по контейнерам. Если туго приходится, сигналите Шраму с Зенкой — они стараются помочь. Шрам?— Да, сделаем, — кивнул я. — А какой сигнал?Хохо подошёл к своей сумке, вытащил из неё свисток и слегка дунул. Противный переливчатый свист заполнил палатку.— В лесу будет громче. Дальше слышно, — пояснил он, протягивая свисток мне. — Ещё один будет у Пятнадцатой, и ещё — у меня. Всего три свистка.— Мы с тобой будем свистеть раз несколько минут, — сказала Пятнадцатая. — Я даю три свистка подряд, если всё хорошо. Если свистков будет четыре или пять — ты откликаешься одним протяжным. Понял?Я кивнул.— Ты как от Пятнадцатой три свистка слышишь — тоже свисти три раза. Когда ты даешь три свистка, я тоже три раза свищу, — объяснил Хохо. — Если я даю протяжный, ты подтягиваешься к нам. Если Пятнадцатая даст протяжный — ты уходишь к ним. Если вы оба дали протяжный — к вам идём мы.— А если я уйду к вам, а в это время Пятнадцатой потребуется помощь? — поинтересовался я.— А для этого у тебя есть Зенка, — объяснила мне Пятнадцатая. — У нас все нормальные бойцы, кроме этих девочек. Зенка порасторопнее, а Лись — пугливая. Мы их берём на случай, если придётся сходиться тебе и мне с десятком. Ни Лись, ни Зенка — наши позиции не покидают и в бой не вступают. Зенке объяснишь, что если отошёл, то она даёт три свистка каждые несколько минут. Если услышала мой свисток — передает один длинный.— Думаете, Четырнадцатый может напасть? — спросил я.— Может и напасть, а может — просто пропустить тварей, — пояснил Хохо. — Я вот не знаю, что хуже.— Я тоже, — кивнула Пятнадцатая. — Мы будем стараться в драку не вступать. Если что — отходим к основным силам. Но если вдруг тварь выскочит, ты вместе с Зенкой идёшь на помощь. Девочкам я всё объясню, но тебе надо Зенке будет напомнить.— В прошлом году так мы и вытащили всех, кого смогли, — пояснил мне Хохо. — Тогда твари прошли за линию и напали сзади. Наши успели предупредить. Только, получается, мы в этот раз тыл отряда и другую сторону прикрывать не будем?«Тыл?» — подумал я, и память услужливо подсказала несколько синонимов пятой точки.— Получается, что не будем… Всё, готовимся. Завтра будет тяжелый день, — Пятнадцатая поднялась. Хохо встал и вышел, а я не успел. Девушка придержала меня за руку.— Шрам, будь осторожен, — сказала она почти шёпотом. — На Зенку не надейся. Она — не боец. Вызывай меня в случае чего.— Не волнуйся, — так же шёпотом ответил я.— Не могу не волноваться — плохие предчувствия, — Пятнадцатая хлопнула меня по плечу, и я отправился на выход.[4] Сотник руководит сотней солдат. А когда сотня солдат не нужна — может быть сформирована полусотня.Глава 12Утро выдалось солнечным. Десятки строились линией на опушке леса. Все десятки ааори поставили на фланге, со стороны Линга. Чтобы занять свою позицию, пришлось вставать и по темноте совершать марш до точки. Между десятками расстояние было под полторы тысячи шагов. Отряд мог разделяться по необходимости или идти плотной группой — это было не важно. Нам нужно было углубляться в лес, насколько это возможно, а потом — отступить вечером в лагерь. С собой брали только снаряжение, сухой паек на пару дней и контейнеры для добычи. Из противников на нашем направлении ожидалась только мелкая нежить.Место, где нам надо начать наступление, указал пошедший с нами нори. Молодой парень представился Ани-Осом. Переживал, что самому придётся остаться в лагере, в охране.— Я бы сейчас приподнялся бы неплохо, — сказал он, пока мы шли вдоль леса. — Но придется лагерь охранять. В последнем рейде ранили — никак не оклемаюсь.Я рефлекторно коснулся шрама на щеке. За прошедшие дни он всё-таки затянулся, став слегка изогнутой рваной линией. Пришлось, правда, дополнительно приплачивать лекарю в казарме, чтобы помог с заживлением. Результатом моей службы стало то, что я был должен Пятнадцатой почти 50 ули. Так что я тоже хотел бы «приподняться».— Вот отсюда начинайте, — нори указал точку на земле. — Как услышите звук рога, двигайтесь в лес. Удачи!Ани-Ос развернулся и припустил в лагерь, а мы остались у леса одни. Мимо иногда проходили нори, водившие другие десятки, а мы продолжали ждать. И только когда солнце уже показалось над вершинами деревьев, вдалеке запел рог. Его зов подхватил ещё один рог, чуть подальше.— Всё, пошли, — кивнула Пятнадцатая и потянула за собой Лись, уходя в сторону лагеря.Я и Зенка последовали за ней. Весь десяток двинулся прямо. Мы пробрались через густой подлесок и оказались в лесу.И лес оказался ничуть не лучше подлеска. Идти прямо в нем было решительно невозможно. Гнилые стволы деревьев мгновенно становились почвой для молодых побегов, образуя непроходимые засеки. Их приходилось огибать. Под ногами земля была покрыта мхом, над которым вторым слоем росли всевозможные растения, названия которых я не знал. Попадались папоротники и кусты, покрытые яркими цветами. С ветвей деревьев свешивались лианы, опутанные многочисленными вьюнами и всё тем же мхом. Легче становилось, только если попадались хвойные.В какой-то момент Пятнадцатая выдала трель из свистков и получила ответ со стороны десятка. Удовлетворённо кивнув, она подозвала меня взмахом руки.— Шрам, дальше вы сами, — сказала она. — Идёте на восход. Ориентироваться сможешь?Я неуверенно кивнул, прикидывая направление.— Не переживай, — успокоила Пятнадцатая. — Свисти три раза — получишь отклик с двух сторон. Ориентируйся по звуку тоже. Смотрите под ноги, тут бывают змеи. И старайтесь не задевать лианы, некоторые из них — хищные. Это ещё не джунгли, но лес уже не самый безопасный. Диких животных обходите. Некоторые могут кинуться от страха.Пятнадцатая потянула за собой Лись, и они скрылись в лесу. Я ещё раз оглядел себя. Доспех сидел удобно и почти не мешал, разве что прибавляя веса. За спиной в рюкзаке лежали контейнеры — у меня и у Зенки. Пояс был буквально покрыт пузырьками с мазью. Зенка стояла, судорожно сжимая в руках копье — ей можно было только посочувствовать. Я махнул девушке следовать за собой и отправился параллельно десятку, надеясь, что выдержал направление верно.Сначала было тяжело определять «по свисту», кто где находится, но вскоре удалось приноровиться. Основной отряд поначалу ушел вперёд, но вскоре с той стороны послушался шум боя. Наши два маленьких отряда успели нагнать основной, когда бой закончился. Зенка пыталась шепотом болтать и даже предлагала сходить узнать, как дела у ребят, но я строго-настрого запретил. Хохо исправно три раза свистел на перекличке — а значит, всё было в порядке. С их стороны я подлостей не ожидал — шесть бойцов могут за себя постоять, а вот к свисткам Пятнадцатой прислушивался. То ли десятник меня заразила своими страхами, то ли я просто чувствовал то же, что и она. Мне было неспокойно.Первый протяжный свисток прозвучал со стороны Хохо. Я вручил свой свисток Зенке, напомнив свистеть три раза и слушать свистки от Пятнадцатой, а сам кинулся в сторону основного отряда. До отряда было совсем немного, меньше тысячи шагов, но даже бегом я преодолевал их долго. К моменту моего прихода картина уже была полностью ясна. Отряд зажали два обжоры и таран. Наши выставили копья заслоном, но не могли и с места сдвинуться. Сзади был бурелом с поваленными стволами, сбоку глубокий овраг, из которого они сами только что выбрались, а с другого боку — настолько густые заросли, что можно и в паре шагов потеряться. Обжоры — покрытые костяными наростами твари, похожие на хищников, но уже освежёванных — постоянно наскакивали на отряд. В холке они были в рост человека и весили раза в три больше. Сдерживать их натиск было очень тяжело, а таран уже смекалисто готовился к атаке. Его от обжор отличало наличие рогов и ещё большие размеры — вся передняя часть была непробиваема из-за костяной брони. Судя по следам на щите Пуза, несколько атак отряд уже выдержал.К тарану я вышел удачно — сзади. Чтобы оценить ситуацию, у меня ушла всего секунда. Медлить было нельзя, и я прыгнул на тарана, вбивая копье в покрытый черной кожей зад. Кожа была сухая и лопнула, как кожура перезрелого плода. Особого впечатления на тарана эта атака не произвела, но этого и не требовалось — бил я в спешке, стараясь отвлечь нежить от отряда и заставить повернуться ко мне. Пятнадцатая натаскала меня хорошо: куда бить тарану, чтобы сделать ему очень больно — я знал. Оставалось ещё придумать, куда мне потом самому сбежать. Таран начал неспеша всем туловищем поворачиваться ко мне и подставил незащищенный бок. Туда-то я и всадил копье. Тварь взревела и стала двигаться шустрее. А мне осталось только смещаться, стараясь удерживаться у нее под боком.Отряд воспользовался тем, что таран больше не угрожал всех раздавить, и дружно накинулся на обжор. Те шипели, щелкали огромными зубастыми челюстями, но шесть бойцов смогли вырваться из тесной ловушки и начали бить со всех сторон. Мне же приходилось туго: я вынужден был буквально бегать вместе с тараном, который вертелся как волчок. Я успел нанести ещё два удара и больше об атаках не помышлял — тварь растеряла неторопливость, была стремительна и зла. Один раз ей даже удалось меня лягнуть, но я увернулся от задних ног, прокатился у нее под брюхом и оказался у другого бока, который ещё повредить не успел. После моего удара таран окончательно пришел в неистовство и рванул вперед, не разбирая дороги.Догнать я его не мог, а в то, что он решил сбежать — не очень-то верил. И оказался прав — через пятьдесят шагов нежить развернулась и пошла таранить меня рогами. Я же что было сил бежал к массивному дереву, росшему на краю оврага. Лезть на него я не стал и просто спрятался за ним. Таран бодать дерево не стал, а попытался его обежать, но не тут-то было. За деревом был овраг, в который он и начал падать, не успев затормозить. В этот момент мне на выручку прибежали Нож и Кривой, и мы дружно с двух сторон всадили копья в тарана. Тот неаккуратно дернулся, пытаясь достать нас рогами, потерял равновесие и окончательно свалился на дно промоины.— Всё, харош! — подошел Хохо. — Шрам, вовремя, спасибо!— А пожалуйста, — ответил я, выбираясь из-за дерева. — Моя помощь нужна?Хохо проследил за моим взглядом и уставился на всё ещё живого тарана. Бегать он больше не мог — передние ноги были подломаны коленками вперед — но задор не растерял и дергался, поревывая на нас.— Не, добьем сами, — ответил Хохо. — Ты лучше к Зенке возвращайся, а то ей времени глупостей наделать достаточно.Но Зенка глупостей не наделала. Правда, и двигаться вперед почти перестала. Шла осторожно, проверяя копьем все кусты впереди. От того места, где я её оставил, она удалилась шагов на пятьсот. Глаза у девушки стали ещё больше от страха, а костяшки пальцев, которым она обхватывала древко копья — белыми. Свист Пятнадцатой раздавался чуть впереди и справа. Зенка старательно отвечала тремя свистами. Увидев меня, она чуть расслабилась и принялась жаловаться:— Ты только ушел… а я иду… и тут три змеи, почти из-под ног у меня пш-пш-пш, — отдав мне свисток, девушка даже показала, как они «пш-пш-пш». — Я туда осторожно копьем — и ещё одна. А мне так страшно стало — сейчас меня съедят, а вы даже не узнаете…— А ещё были? — поинтересовался я.— Нет…— Понятно, — пришлось строго на нее посмотреть. Однако мне было сомнительно, что она мой взгляд вообще заметила.— А ещё вокруг что-то потрескивает, и рев там… А что там было?— Всё там нормально, — успокоил я её. — Нарвались на двух обжор и тарана, но все живы-здоровы, разделывают добычу.Зенка смешно сморщила нос.— И это, — решил я ей всё-таки объяснить, — Зенка, в лесу всегда что-то потрескивает, порыкивает, но нельзя дергаться от каждого треска и рыка. Помрешь от страха.Достаточно было глянуть в глаза девушки, чтобы понять: мои наставления пролетели мимо её сознания, слегка чиркнув о череп, и скрылись на просторах Пущи. Впрочем, за мной она шла бодрее и увереннее — что уже хорошо.Следующий вызов от Хохо прозвучал сразу после звуков очередного боя. Я кинулся на помощь, но оказалось, что отряду просто понадобились контейнеры, которые несли мы с Зенкой. Пришлось возвращаться, забирать у нее контейнеры, обменивать на заполненные и нести их назад. Девушка восприняла необходимость тащить на себе лишний вес без энтузиазма. Зенка протянула мне свисток, и в этот момент со стороны Пятнадцатой прозвучало три свистка. Вот только свист был не такой, какой выдавала Пятнадцатая. Я напрягся, вцепившись в свисток, и Зенка уставилась на меня с удивлением.— Шрам, надо ответить!Я лихорадочно соображал, что делать. Наконец, решившись, три раза дунул в свисток и получил ответ со стороны Хохо. Свисток я вернул Зенке.— Ты чего? — тихо спросила она.— Что-то не так, — ответил я. — Стой здесь, а лучше спрячься вон там, под деревом в папоротниках.— Шрам, я боюсь в папоротник, а вдруг там змеи или насекомые, — выдавила Зенка. — Пауки какие-нибудь.«Пауки — не насекомые», — очень вовремя выдала память.«Лучше бы ты, скотина такая, мне что-нибудь про беззвучное передвижение по лесу выдала», — зло подумал я, подтаскивая девушку к папоротникам. Раздвинув заросли, я показал Зенке, что никаких змей там нет.— Если паука увидишь — не шевелись, ты ему не интересна, — тихо сказал я. — Если увидишь опасность для себя или отряда, свисти один раз. А если всё нормально — через пять минут свистни три раза. Всё, я пошёл.Уходить было страшно, но нужно. Пока мы обменивались контейнерами, Пятнадцатая от нас далеко оторвалась, и я припустил в ту сторону. Через некоторое время я перешёл на шаг и стал двигаться медленнее и осторожнее. Ну же, Зенка. Три свистка раздались со стороны оставленной девушки, и почти передо мной ответили тремя свистками. И опять между свистками были длинные паузы. Я даже дышать перестал, прижался к земле и медленно пополз, думая о том, каким я буду дураком, если Пятнадцатая просто передала свисток Лиси.Не передала. Голоса я услышал очень скоро. И голоса были хорошо мне знакомы. А ещё впереди раздавались стоны.— Ну как, Бледный, все? — голос Четырнадцатого я помнил очень хорошо.— Да всё он, всё, дай-ка! — это Злата.— Вы обещали же!.. — раздался испуганный вскрик Лиси.«Дура, что они тебе обещали?» — подумал я, стараясь двигаться быстрее. Мне очень не нравился услышанный разговор, но проклятые заросли мешали рассмотреть, что происходит.— Сука драная, думала, я забыл? — Четырнадцатый.— Урод, — тихий голос Пятнадцатой.«Не сдавайся!» — с этой мыслью я осторожно выглянул из зарослей.Пятнадцатая была привязана к дереву — руки за стволом, доспех снят и валяется рядом, рубашка на груди разорвана. Четырнадцатый стоит прямо перед ней, тиская груди в руках.— Ты же хотела меня? Да, Карга? — он ухмыльнулся.Неподалёку над трупом Лиси стояли, ухмыляясь, Бледный и Злата. Трупом!«Опоздал!» — в голове стало пусто.Бледный натягивал штаны. Мельком присмотревшись, я понял, почему — Лись тоже была без доспеха и практически без одежды. С перерезанным горлом ей уже было всё равно. Издалека снова донеслись три свиста. Третий боец из четырнадцатого десятка, стоявший рядом с Четырнадцатым, достал свисток Пятнадцатой и ответил.Пятнадцатая молчала. Лицо и тело у неё были в синяках. Похоже, перед тем как её раздеть и связать, девушку избили. На ногах она не стояла — просто висела на связанных руках. Четырнадцатый нехорошо ухмыльнулся.— Ты не переживай. Мои ребята уже твоих ждут. Мы знаешь, как, Карга, решили? Пройдем чуть вперед, — рука Четырнадцатого скользнула девушке в штаны. — Сегодня добычей пожертвуем, оторвемся в следующие дни, а вам немножко отплатим — уж больно вы борзые. Че молчишь, сука?Я лихорадочно соображал, что мне делать. Нападать на четырех бойцов я не мог. Бледного и Злату я не боялся, но Четырнадцатый — уже опытный ветеран, давно мог бы и нори стать. Ситуация казалось безвыходной, за Пятнадцатую мне хотелось их всех убить, но как — я не знал. Если бы я пришел чуть раньше, можно было бы попытаться добраться до Четырнадцатого, пока Бледный насиловал Лись, а Злата наблюдала. Но теперь они стояли прямо у Четырнадцатого за спиной. С моей стороны его прикрывал другой боец, а обойти быстро и незаметно я бы их просто не смог.Четырнадцатый одной рукой копошился в штанах у девушки, а второй — повернул её голову и приблизился губами к её губам.— Что, сука, ты вроде меня ждала, никому не давала, да? — тяжело дыша, проговорил он. И в этот момент Злата сделала шаг назад, перехватила копьё и ударила Четырнадцатого в бок. Реакция у него была, конечно, на зависть. Четырнадцатый не только понял, что происходит что-то странное, но и успел начать поворот. Вот только его же боец и Бледный — не дали ему этого сделать. Боец в результате полетел в мою сторону, Бледный — в другую, но копье Златы пробило доспех Четырнадцатого и вошло в легкое.— Сука… — пуская ртом кровь, просипел удивленно десятник.А я, не дожидаясь развязки, вбил свое копье в глаз подкатившемуся ко мне бойцу. Вдалеке раздался протяжный свист. Зенка предупреждала об опасности, но мне было не до того. Я вдруг понял, что сейчас сделаю всё, чтобы Пятнадцатая осталась жива. В три прыжка я подскочил к Злате, но та увернулась и с визгом бросилась от меня. Бледный попытался вскочить и ударить меня копьём, но я его перехватил под наконечником и просто вырвал, оставив того с пустыми руками. Мой удар Бледный отразил щитом, а потом кинул мне в лицо этот же щит и бросился бежать.Я в запале дернулся, хотел попытаться их догнать и добить, но на плечо мне опустилась окровавленная рука.— Слышь… помоги….Я обернулся, чувствуя, как сердце уходит в пятки, но это был всё ещё живой Четырнадцатый. Как он умудрялся стоять на ногах, я не знал.— Помоги….Я не сразу нашел слова для ответа. Я даже, каюсь, сначала решил ему помочь. Вернется десяток в лагерь, а там их десятник поправляется. Злате и Бледному не позавидуешь в этом случае. Но вот благодарным Четырнадцатый не будет. Убьет меня при первой же возможности. Я был в этом уверен. И просто ударил по копью, торчащему из груди Четырнадцатого, и отошёл. Копье сместилось, изо рта бывшего десятника хлынул новый поток крови, и в этот раз он уже не смог устоять, завалился на бок, и засучил ногами в конвульсиях.Тащить одновременно Пятнадцатую, два комплекта доспехов и два вещевых мешка было тяжело. Но меня подгоняло ощущение надвигающейся опасности. Пятнадцатую я уложил на волокуши, связанные из четырех копий. Большего удобства я ей предоставить не мог. Тащил я её к тому самому месту, где оставил Зенку, и каково же было моё облегчение, когда из зарослей папоротника выбежала девушка.— Что случилось?— Не сейчас. Ты чего свистела?— Туда люди пробежали, а за ними нежить бежала! Я нашим пыталась сигнал тревоги подать, но не знала, как.— Никто не знал. Всё ты сделала правильно — буркнул я. — Обработай её мазью. Я побегу к нашим.— Что с ней? — с ужасом спросила Зенка.— Не сейчас, Зенка, миленькая. Время…— А Лись? — тихо спросила Зенка, и я понял, что отмолчаться не выйдет.И без того большие глаза девушки наполнились слезами, губы задрожали и надо было срочно успокаивать, иначе Пятнадцатая перевязки не дождется.— Зенка, на них напали Четырнадцатый, Злата, Бледный и ещё один боец… Лись, наверное, призналась, как подавать знак. Хотела, чтобы её оставили в живых, но они её убили. Пятнадцатую просто не успели.Девушка всхлипнула. Пришлось подойти к ней и наскоро обнять.— Зенка, миленькая, пожалуйста, помоги Пятнадцатой. — прошептал я, гладя её по голове. — Там наши попали в засаду. Мне надо им помочь.— Да, — девушка взяла себя в руки и вытерла слезы. — Они свистели — там… Беги, я всё сделаю, вернитесь только за нами…— Вернемся! — пообещал я. — Я вернусь!Найти наш отряд оказалось несложно. Я не следопыт, но просека, которую оставила нежить, была отлично видна в лесу. По ней я добрался до места боя, но радости это мне не принесло. План Четырнадцатого был прост: одни его люди ждали в засаде наш отряд, а другие высматривали в округе нежить. Нежить они вывели на наших, и как бы просто с ней ни было справиться — пятеро тупней всего лишь — но это дало возможность ударить бойцам четырнадцатого отряда неожиданно.Отряд сгрудился в центре небольшой полянки, заваленной трупами тупней. Впрочем, на ногах оставался только Пузо со своим огромным щитом. Хитрый лежал с краю полянки, проткнутый копьём. Кривой, Хохо и Ладна лежали на земле — живые, но с серьезными ранениями. Рядом, припав на одно колено и зажимая рану на животе, стоял Нож, выставив вперед клинок. Но Пузо прикрывал всех. Противники наскакивали на него, пытаясь обойти, пробить оборону, но Пузо не сдавался и яростно защищал остатки отряда. Противников у него было двое. Ещё четверо лежали на земле и не подавали признаков жизни.Прибежал на поляну я с двумя копьями. Одно я метнул в противников. Не слишком удачно — оно никого из боя не вывело, но отвлечь я их смог. Пузо попытался воспользоваться ситуацией, но у него оставалось слишком мало сил для победы. Один из противников переключился на него, а другой кинулся ко мне. Ударил он хорошо — резко, быстро. Но я предугадал удар, в движении упал на землю и проскользнул к его ногам. Противник, не удержавшись, упал. Я успел вскочить, но ударили мы одновременно. Очень быстрый и ловкий был боец. Он извернулся и бил из положения лежа. Попал мне в ногу, но пробить понож не смог. Дрянное копье со склада оставило глубокую борозду на броне и соскользнуло. Мое же копьё пробило кожаный нагрудник насквозь, пригвоздив противника к земле.Второй противник был уже мертв. Пузо никак не мог его достать, но смог дотянуться Нож. Одна нога у него была рассечена — оттолкнувшись второй, он с риском подставиться достал противника мечом. Где-то вдали, в глубине леса, раздались крики. Ожидавшая своего часа нежить начала вылезать из укрытий и кидаться на людей. В глубине чаще почти не было солнечного света — вечный полумрак и тьма, поэтому твари могли действовать в любое время.— Нож, перевязываемся, — крикнул я, доставая мазь и бинты. — Пузо, посмотри, можно ли кого-нибудь в чувство привести!— Ага, Кривого! — тяжело дыша, ответил парень. — Оглушили его.— Давай, поднимай его, — ответил я, промывая рану на ноге Ножа водой. Когда я начал наносить мазь и накладывать тугую повязку, Нож шипел не хуже змеи, но не шевелился. На животе у него был порез — глубокий, но до внутренних органов не достал.Очнувшийся Кривой долго не мог понять, что произошло. Пузо, оставив его приходить в себя, занялся Хохо — тому досталось больше всех. Многочисленные порезы, ушибы — живого места не было. Ладна была в сознании, но обломок копья в плече и порезы на ногах не давали ей нормально подняться.— Надо собирать добычу и валить, — прохрипел Кривой. Я только закончил с Ножом и с удивлением уставился на него.— Бросайте всех! Нам хватит добычи на четверых стать нори!— Твою мать, — пробормотал Нож слабым голосом.— Чего вы ждёте-то? — заорал он, глядя на меня и Пузо. — Бросайте всех и валим!— Нет! — твёрдо сказал я. Кривой прорычал, сделал шаг ко мне и попытался ударить, но от его кулака я ушёл, и мы просто схватили друг друга за грудки и зло переглядывались.— Что нет, Шрам? Нахрен, тебе это всё сдалось? — в глазах Кривого плескалось безумие. — Нори… Если не станем — будем ждать ещё год. Сейчас, надо сейчас.— Надо не нори становиться! — заорал я ему в лицо. — Не добычу таскать, идиот!— А что?! Что надо?! Мы все к этому идём, все мечтаем, и кто тут идиот?!— Ты, если хочешь стать нори такой ценой, — тихо ответил я, отпуская его и делая шаг назад. — А я хочу остаться человеком…— Все люди — подлые, — пролепетал Кривой, тоже отступая. — Мы не сможем всех утащить. Без Пятнадцатой всё закончится…— Пятнадцатая жива, она с Зенкой, — на выдохе ответил я ему. — А утащить надо всех и всё. Всё, что сможем. Наша чистка Пущи закончилась, Кривой, но мы будем жить… Если так хочешь — бери всё, что можешь утащить, и уходи.Парень опустился на колени и завыл, раскачиваясь из стороны в сторону.— Пузо, Нож, я за девочками, — сказал я. Те просто молча кивнули. — Помогите Ладне, и нам нужны волокуши и костыль для Ножа.Когда мы с Зенкой дотянули все собранные мной вещи и Пятнадцатую до места, Кривой уже бинтовал Ладну. Хохо был уложен на волокуши, вторые стояли рядом. Пузо снимал личные вещи с бойцов четырнадцатого десятка, а Нож потрошил трупы тварей.Глава 13— Ты как? — спросил я у Кривого. Тот всё время молчал, пока мы стаскивали вещи в кучу. Он кивнул, глубоко вздохнул и произнёс:— Спасибо. Просто… Я… Накатило. Три года в нори пройти не могу.— Пройдём, — пропыхтел я. — Если выживем, все пройдём.— Надо уходить, — сказал Нож, устало присаживаясь рядом. — Слышите?Рыки, шипение, рев и крики людей доносились всё ближе. Солнце уже перевалило за середину и медленно начинало клониться к закату.— Ещё несколько часов, и твари кинутся по нашим следам, — Кривой кивнул. — Не успеем уйти, и нам конец. У нас четверо человек на ходу и четыре волокуши. Мы должны успеть!— Я помогу Зенке, — проговорил Нож. — Не очень ходок, но немного помогу.— Тогда хватаемся и пошли, — я встал и махнул всем рукой.За волокуши я схватился первым. На поляне оставались полураздетые бойцы четырнадцатого десятка и Хитрый, которого мы даже не могли сжечь.Двинулись мы по диагонали к предыдущему маршруту, забирая в сторону лагеря. Единственной нашей надеждой было успеть. Тащить всё, что мы несли с собой и добыли, было тяжело. Волокуши цеплялись за кусты, стукались об деревья, нас шатало, но мы продолжали идти. Лучшим нашим погонщиком было солнце, которое всё ниже опускалась к горизонту. Мы в темноте двигаться не сможем, а нежить — очень даже хорошо. И даже, наоборот, активно полезет из леса.Не успели мы совсем чуть-чуть. Впереди уже виднелась полоса кустов у подлеска, когда сзади раздался топот. Нас нагоняли трупни, как самые быстрые. Всего пять штук, но это были только первые. Пришлось бросать поклажу, разворачиваться и принимать бой. Потом ещё одна стая — они давали пройти шагов пятьдесят, не больше. Кривой получил несколько порезов, но просто не мог их обработать и медленно истекал кровью.— Надо уходить, — проговорил я, глядя на своих. — Пузо, осилишь две волокуши? Тут шесть сотен шагов осталось.— А ты? — спросил тот, кивнув.— А я их задержу. Как дойдете до опушки — свистите, я попробую уйти.За деревьями замелькала новая стая.— Может… — произнесла Зенка.— Не может. Валите! Не теряйте время.Я повернулся к новым противникам и вздохнул. Мне нравились ребята десятка, но так рисковать ради них я бы не стал. А вот ради Пятнадцатой — стал. Она всех вытащит, я в неё верю. Только бы не сдалась.Первую гончую я снял в глаз, слегка смещаясь в сторону и пропуская её дальше. Копьё успел вытащить в последний момент — и уже пришлось бить следующую. В этой стае тварей было три штуки, так что мне, можно сказать, повезло. Крупные, но не слишком ловкие. Последнюю я добил как раз в тот момент, когда появилось ещё четыре штуки. Пришлось отступать, прятаться за деревьями, уворачиваться и бить. Уже на следующей стае я получил свои первые порезы. И не успел добить тварей до появления следующей группы. Противников прибавилось, а в лесу стало слишком темно. Когда раздался спасительный свист с опушки, бежать уже было невозможно, хотя я и пытался. Но через триста шагов меня всё-таки окружили.Правда, от опушки бежали Пузо и Кривой, а за ними десяток нори — я их успел заметить краем глаза и продолжал уворачиваться, надеясь продержаться до подхода помощи. Из темноты на меня выскочила морда очередного трупня, я двинул ей щитом — и щит потерял очередную щепку. Перекатом ушел от следующей твари, уперся спиной в дерево и приготовился отбиваться. Нежить себя не заставила ждать. Атаковали меня почти одновременно сразу с десяток тварей и, как обычно, начали друг другу мешать. Это обжоры и тараны становились умнее, а эти — глупые ещё.Сильно легче мне от этого не было, но если бить быстро и сильно, то держаться ещё было можно. Но и это уже не могло помочь надолго. Щит у меня вырвали во время очередного наскока, и теперь его с остервенением грызла одна из тварей. Ноги и руки были покрыты порезами. Я даже не был уверен, что мой доспех можно было починить, а помощь чуть не завязла в драке на подходе. Вытащили меня из-под самого носа новой волны трупней и наступающих обжор. Я еле стоял на ногах, но бежать мог. А вот Пузо и Кривой еле плелись. Я хотел помочь кому-нибудь из них, но нори мне не дали — двое подхватили под руки и рванули к лагерю с такой скоростью, как будто бегом занимались всю жизнь. В лесу они не оставили никого из нас.Момент прибытия в лагерь я помнил плохо. У меня что-то спрашивали — я отвечал, помогал сортировать добычу, называл номер отряда. Перечислял имена выживших и кратко объяснял ситуацию с четырнадцатым десятком. Меня перевязывали, ополаскивали водой, раздевали — и снова задавали вопросы. Я пытался отвечать, но получалось уже совершенно бессвязно. А потом меня принесли в длинную палатку с множеством матрасов, положили на один из них, и я отрубился.А проснулся уже в нашем шатре, где находились все, кто вернулся из леса. Пятнадцатая, Хохо, Пузо и Ладна лежали все в бинтах и без движения. На ногах были только Зенка и Кривой, но без ранений не обошлось и у них. Стоило мне пошевелиться, как Зенка радостно вскрикнула:— Очнулся! Наконец-то!— Мы уж боялись, что ты и вторые сутки проваляешься, — усмехнулся Кривой.— Сутки? — удивился я. — Целые сутки?— Ага, — кивнула Зенка. — Нас уже затаскали по начальству. Сплошные допросы, что да как. Я и Кривой толком и не знаем ничего.Собственно, ничего не знала только Зенка. Кривой что-то начальству рассказать всё-таки смог. Оказалось, что планы четырнадцатого десятка испортил тот самый свист Зенки. Вместо того чтобы идти вперёд к засаде, Хохо повёл десяток на свист. В результате с бойцами, которые тащили к ним нежить, они встретились на полпути. От напряжения бойцы напали, забыв про преследователей, и в результате некоторые погибли от лап этой самой нежити.Отряд встретил навалившихся трупней во всеоружии, но одновременного нападения ааори не ждал. Первыми под удар попали Ладна и Хохо. Последний сделал всё, сдерживая четверых противников, а Кривой успел оттащить раненую девушку, пока Пузо, Хитрый и Нож добивали трупней. Потом Кривой бросился к Хохо на помощь. Успел несколько выпадов сделать, и его оглушили — больше он ничего не помнил и даже не знал, как убили Хитрого. Очнулся он уже после боя.А уже у лагеря, когда я прикрывал их отход, на них насело несколько трупней, и билась с ними Зенка. Когда Кривой мне это рассказывал, девушка вся раздувалась от гордости. Нож, Кривой и Пузо сумели дотянуть волокуши в лагерь, вернулись за девушкой и помогли ей. Нож с Зенкой отправились в лагерь, а Пузо и Кривой побежали мне на помощь.— За ними отправились нори, — сказала Зенка. — Помнишь того нори, Ани-Оса?— Который нам показывал, где входить в лес? — уточнил я.— Да, — Кривой кивнул. — Это его десяток пошел за нами. Без них шансов у нас не было, конечно. Но бросать тебя не хотелось.— Спасибо, — поблагодарил я. — А как наши?— Плохо, — сказала Зенка. — Пятнадцатая вся в синяках, Нож и Ладна потеряли много крови. Хохо вообще пока непонятно. Пузо — нормально, выкарабкается.— Шрам, — окликнул меня Кривой. — Эти Злата и Бледный, они тебя в нападении обвинили. Сказали, что хотели остановить своего десятника, мол, а ты на них напал.— Они выжили?— Выжили, Злата стала десятником, — грустно подтвердила Зенка. — Им надавали новичков из последних десятков, пополнили состав. Они сегодня снова ходили в лес. Нам разрешили ободрать трупы трупней, которых ты убил, но там немного получилось. Нам пока сказали, что добычи у нас на пару тысяч ули. Мы с Кривым весь день бегали сегодня.— Если кто-то один или двое… — Кривой вздохнул, — то хватит и перейти в нори. Мы решили ждать всех и все вместе решать.— Согласен, — кивнул я. — Решим все вместе.На следующий день меня и очнувшегося Пузо потащили на допрос. Нас привели в большой шатёр, где сидел лори, мудрец-карающий, несколько вэри и наш сотник. Дождавшись, когда будут выполнены все положенные поклоны, приступили к допросу. Первым спрашивали меня. Я подробно рассказал, как мы пересвистывались друг с другом, как я заподозрил неладное, пошел проверять. Под конец описал то, что видел в лесу.— Ты уверен, что все было именно так? — вкрадчиво спросил мудрец. — Может быть, всё было иначе?— Я уверен, что всё было именно так, — ответил я.— А может быть, это ты убил десятника и попытался убить всех свидетелей?— Мне было бы сложно сделать это, мастер мудрости, — ответил я. — Ни Пятнадцатой, ни Четырнадцатому я бы не смог противостоять.— Вот как? — мудрец задумался. — Так, может, ты напал из засады? Четырнадцатая рассказала нам совсем другую историю…— Даже из засады я бы не смог победить сразу двух десятников, мастер мудрости, — ответил я, кланяясь. — К тому же, горло Лиси я бы не смог перерезать копьём — скорее бы отрубил. А ножа я с собой не носил. Кинжал был у Златы.— У Четырнадцатой, — поправил меня мудрец, но я уже понял, к чему он ведёт.— У Златы, мастер мудрости, — возразил я, кланяясь. — На тот момент у рядового бойца.— Но, даже по твоим словам, она уже убила своего десятника к тому моменту! — мудрец ткнул в меня пальцем.— Он умер позже, мастер мудрости, — ответил я, снова кланяясь.— Объяснись! — потребовал лори.Я подробно рассказал о том, как умирал Четырнадцатый. Даже не стал скрывать, что причиной его окончательной смерти стал я — только упомянул, что испугался, когда он положил руку мне на плечо, и, резко обернувшись, задел копьё.— Ты мог помочь ему? — спросил мудрец, явно заскучав.— Я мог помочь одному десятнику. И я помог своему, мастер мудрости, — ответил я.— Ты мог помочь сначала Четырнадцатому, а потом своему десятнику, боец, — рыкнул лори.— Это так, — после паузы ответил я. — Но я даже не думал об этом. Не сообразил, да и не стремился.— Не стремился? — переспросил мудрец уже с интересом.— Да, мастер мудрости, — признался я честно, чувствуя, как по коже бегают мурашки. Кажется, меня проверяли на честность. — С Четырнадцатым у меня были очень плохие отношения, и единственное, почему он не мог меня тронуть — был мой десятник. В такой ситуации я кинулся спасать Пятнадцатую, а не Четырнадцатого.— Хорошо, — кивнул мудрец и перевёл взгляд на Пузо. — Теперь ты, рассказывай.Рассказ Пуза не слишком отличался от рассказа Кривого. Когда того оглушили, Пузо, Нож и Хитрый бросились на защиту своих. Нож и Хитрый отбивались от бойцов из четырнадцатого и даже зарубили двоих, пока Пузо оттаскивал к Ладне Хохо и Кривого. Ножа ранили, и пришлось тащить и его тоже, но за это время оставшиеся двое бойцов убили Хитрого. Пузо решил стоять до последнего, защищая своих соратников — чем и занимался, когда появился я.— К нему у меня вопросов нет, — мудрец махнул рукой.— Ваш вердикт? — спросил лори.— Ну, на лицо нападение одного десятка на другой, — пожал плечами мудрец. — Четырнадцатую и этого, второго, их заставили, а вот этот не дал им объясниться.Я сжал зубы, но молчал. Сейчас всё зависело от того, решат ли они, что я виноват, или нет.— А у него было на это время, мудрец? — хмуро спросил лори.Мудрец поморщился, но ответил спокойно:— Вынужден признать, что с его слов — не было. Поэтому обвинения мы снимаем, хотя я хотел бы опросить все стороны. Всего вам хорошего, Арса-Ни.— Вам также, мудрец, — ответил лори.Он дождался, когда мудрец покинет шатер, и кивнул одному из нори. Тот вскочил и подбежал к выходу. Обернувшись, он произнес:— Ушёл.— Хорошо, — лори перевел взгляд на меня. — Бойцы, вы прошли по самой кромке! По самой проклятой кромке!— Мы… — попытался оправдаться Пузо.— Молчать! — оборвал его оправдания лори. — Один десяток режет другой десяток! Если бы вы не тащили своих соратников через весь лес, я бы даже не подумал вступаться за вас! Ваша эта Четырнадцатая рванула к этом говн… мудрецу прямой дорогой, как только вернулась. Стучит ему обо всем в лагере! Будете сидеть в своем шатре до самого возвращения в Мобан!— Величественный… — начал я, решившись задать вопрос, но лори меня прервал.— Без чинов, боец, мне ваши поклоны уже давно надоели, — рыкнул он. — Тысячник, и этого достаточно.— Тысячник, нам чем-то грозят в будущем отношения Четырнадцатой и мудрецов-карателей?— Когда вернетесь в Мобан — ничем вам оно грозить не будет, — буркнул он. — Там к вашему болоту все привыкли давно. Здесь лишний раз не высовывайтесь. Я далеко не всегда смогу вас прикрывать. У меня своих забот хватает. Проваливайте в свой шатер, лекаря я к вам пришлю.Лекарь приходил три раза в день. Лекарем был бывший вэри, которого звали Носом. Это был веселый бородатый дядька с огромным носом-картошкой. Каждый раз он менял на больных повязки, использовал мудрость и старался нас подбодрить. Глядя на Пятнадцатую, он только качал головой.— Что с ней? — спросил я как-то, не выдержав.— Давно уже должна была в себя прийти, — ответил Нос, хмурясь. — Она не хочет. Говорите с ней. Пускай знает, что рядом свои.И я говорил, когда рядом никого не было. Садился рядом и говорил с Пятнадцатой. Через пару дней пришли в себя Пузо и Нож. Мы начали даже выходить из шатра. Днем сидели перед костром, а когда бойцы возвращались из леса — снова прятались в шатре всем десятком. А я сидел и тихо говорил с Пятнадцатой. Ну и очнулась она, конечно, когда я нес какую-то чушь о том, что она хорошая и тому подобное.— Шрам, ты головой повредился? — спросила она довольно бодро.— Ну… со стороны так и может показаться, да, — ответил я честно. — Но всё совсем не так!— Да? — скептически спросила девушка, глядя, как я совершенно по-дурацки улыбаюсь от уха до уха.— Я просто выполнял рекомендацию лекаря! — возмутился я шутливо. — И говорил с тобой.— Если то, что ты тут нес — это говорил, то я с тобой не буду разговаривать, — ответила Пятнадцатая.— Нормальные темы для разговоров у меня закончились ещё вчера, — буркнул я.— Я долго лежала?— Пять дней, — признался я.— Пять? — хрипло проговорила она и со стоном закрыла глаза рукой. — Много смогли набить? Что вообще?..И тут Пятнадцатая вспомнила, почему она оказалась без сознания.— Лись? — хрипло спросила она.— Мертва, — ответил я. — Я опоздал.— Я вообще удивлена, что ты пришел… Остальные?— Хитрый мёртв. Хохо и Ладна без сознания — тут. Все остальные живы, но не очень здоровы. Набили мы чуть больше двух тысяч ули и смогли сохранить свое снаряжение.— Почему так мало? — проговорила она.— Злата теперь Четырнадцатая, — ответил я и, нагнувшись, прошептал на ухо. — Стучит местному карателю.— Сука, — выдохнула Пятнадцатая и села на своей кровати. — А Четырнадцатый?— Мёртв, — ответил я. — Из всего их десятка выжили только Злата и Бледный. Но им отдали новичков, и они ходят в Пущу каждый день.— Как же гадко, — тихо сказала девушка. — Так они станут нори даже раньше меня…— Мы станем нори, — ответил я ей. — И не через год. Хочешь — гоняй нас в патруль на кладбище хоть каждый день. Мы все станем нори.— Нельзя так, — ответила Пятнадцатая. — На кладбище любят все ходить. Не чаще двух раз в десять дней можно. У нас есть два дня — надо идти в Пущу.— Нам нельзя. Запретили.— Кто?— Лори-тысячник… — я помялся. — Нас допрашивали о произошедшем. Оправдали, но из шатра нам выходить запрещено. Выходим только днём, когда все в лесу.Пятнадцатая тихо зарычала.— Мы живы, Пятнадцатая, — сказал я тихо. — Это главное.В этот момент разговор прервался, потому что в шатёр ввалились все, кто был на ногах из нашего десятка.В оставшиеся два дня в себя пришли и Хохо, и Ладна. Нос порекомендовал нам отлежаться ещё несколько дней — до отбытия в Мобан. Чем мы и занимались. К отъезду все уже были практически здоровы. Местные эликсиры и мази могли творить чудеса, и моя память подсказывала, что это именно чудеса. Ранения, с которыми нас дотащили в лагерь, мною воспринимались как «почти смертельные». И если уж после таких выживаешь, то лечишься не один месяц. А тут — несколько дней, и ты уже снова можешь бегать как кирри.Всех наших бойцов допросили, но все доказательства против Четырнадцатой мудрец-каратель по-прежнему отметал. Похоже, она у него ходила в любимицах, поэтому прикрывал он её надежно. Пообщаться с Пятнадцатой наедине у меня больше не получилось, но она держалась — хотя видно было, что иногда её просто колотит от злости. Пару раз заходил Первый и просил её не нарываться.— Пятнадцатая, мы решим этот вопрос, — пообещал он.На следующий день он сам чуть стал Четырнадцатым, а моя бывшая заклятая подруга — чуть не стала Первой. Вмешался тысячник, запретив переназначать нумерацию десятков. Через пять дней после чистки Пущи лагерь свернули и маршем отправились в Линг.Глава 14Этот марш стал тяжелым испытанием для Пятнадцатой. Злата не забыла и не простила издевательств. Пользуясь заступничеством мудреца, она постоянно пыталась задеть нашего десятника. Но Пятнадцатая держалась. Сжав зубы, наш десяток молча маршировал в сторону Линга. Вскоре начали появляться распаханные поля и деревушки, а потом — и сам город. Внутрь нас не пустили, нори и ааори встали лагерем у стен. Там наш десяток сдал добычу из Пущи, а у мастеров-кузнецов, разместивших свои кузни за стенами города, провели скорый ремонт снаряжения. Ремонт встал в копеечку, и у нас осталось 1800 ули.Командование решило переправлять войско выше по течению, к северу от города, где сливались приток и основное русло реки Аирены. Идти до него было — два дня. Окрестности Линга войско покинуло к вечеру следующего дня, а на третий день марша мы уже достигли места переправы. Знакомые баржи ждали у берега. Подниматься на них вверх по течению было долго — к тому же, места на всё войско не хватило бы, но помочь нори и ааори преодолеть реку они вполне могли. Лагерь разбили на берегу. Командование выставило часовых, но беды в обжитых местах никто не ждал.А беда пришла. Посреди ночи на лагерь напала нежить. Много нежити. Вся нежить была низшей, но её было очень много. Тревогу поднять успели в последний момент, и просыпающиеся бойцы не успели подготовиться к бою. Остановить атаку не удалось, и множество тварей прорвалось внутрь лагеря. Моему десятку повезло — шатер оказался рядом с водой, в болотистой низинке, которую никто не хотел занимать из-за большого количества кусачих насекомых. И туда, по настоянию мудреца-карателя, определили три десятка — наш, шестнадцатый и шестой. Мудрец и первый десяток хотел было посадить в рассадник кровососущих, но это было бы уже чересчур.Три наших десятка успели построиться в шеренгу и встретить одиночных противников копьями. К сожалению, первый натиск был только разминкой. Следом шли твари, которых здесь никто не ожидал увидеть — серые люди, велики и тараны. Наши десятки даже не успели присоединиться к основным силам, когда лагерь захлестнули бесчисленные противники. Встав в круг, мы сдерживали наседающих серых. Отвратительные существа, которые когда-то были людьми. Они не умерли, но и живыми тоже не были. Холодные и долговязые, они атаковали нас с каким-то остервенением, практически не давая передохнуть. Вокруг наших десятков медленно вставал вал из трупов. Запах сырого мяса и крови распространился в воздухе.Закончилось всё почти мгновенно. Как только нежить начала уходить в сторону Пущи, серые люди тоже отступили. Этот бой был закончен, и Пятнадцатая дала команду вернуться в шатер, который пришлось заново устанавливать. Несмотря на вонь и грязь, я уснул, едва коснувшись головой своей сумки, которую использовал в качестве подушки. Мы не снимали броню, не пытались привести шатер и себя в порядок — просто легли и уснули. А проснулись уже через три часа от тревожного горна в основном лагере. Серые люди и не думали, как оказалось, давать нам отдых.— Бегом, бегом в строй! — надрывались командиры, подгоняя бойцов.— Двое в ряд, прижались к шестнадцатому! — кричала Пятнадцатая.И мы ещё неплохо выглядели на фоне некоторых ааори, которые сразу после боя сняли доспехи. Они ещё бегали, пытаясь облачиться. Место нашему десятку досталось на правом фланге, обращенном к Лингу. Атаковали нас что ночью, что сейчас — с востока, со стороны Диких Земель. В ту сторону были брошены основные силы нори.Нам же предстояло прикрывать лагерь от атаки вдоль реки. Хорошее заключалось в том, что в бой мы бы вступили только тогда, когда появилась опасность атаки с фланга. Минусом было то, что берег спускался к реке, и я не видел, кто нас атакует — и сколько их. Но по реакции бойцов-нори я понял, что противников у нас много. Опытные нори сжимали в руках оружие и бледнели, оглядываясь с надеждой на реку. Однако баржи как ушли на центр реки, так и остались там. Моряки отказались рисковать, и даже крики мудрецов не заставили их переменить своего решения.Шепотки, прокатившиеся от строя нори, передали весть о том, что к нам идут тысячи и тысячи неживых. Серые люди возвращались с основными силами, накатывая сплошным потоком. Первыми в бой вступили лучники, начав перестрелку.— Щиты! — прокатилась над строем команда.Мы прикрылись щитами и присели к земле. На наши позиции обрушился целый ливень стрел. Мы тесно прижались друг к другу, стараясь перекрыть даже самую маленькую щелочку, но стрелы находили свои цели — пробивали доски, проскакивали между краями сведенных щитов, пробивались между досок. В нашем десятке от обстрела пострадала Зенка. Пробившая щит стрела поранила ей руку. Девушка вскрикнула, сморщилась, но щит не отпустила. Как там отвечали наши, было непонятно. Приходилось сидеть и ждать новой команды. Вокруг слышали болезненные вскрики, всхлипы и стоны.— То-о-овсь! — донеслось со стороны командования.Запел рог, и мы распрямились, держа щиты над головой. Невдалеке от нас, из-за гребня речного русла, выливалось воинство серых людей. Одни ехали на каких-то полуптицах-полуящерицах, другие бежали на своих двоих, толпой. Третьи натягивали тетивы.— Щиты! — рыкнула Пятнадцатая в момент залпа, и мы снова прикрылись щитами. Рядом с криками падали бойцы шестнадцатого и пятого десятков. — Копья на изготовку!Мы снова встали в полный рост и выставили копья. Противник был совсем близко, теперь его можно было в деталях разглядеть. И то, что я увидел, мне совсем не нравилось. Их было очень много. Только против нашего фланга накатывало не меньше тысячи противников. Пехота была вооружена большими круглыми щитам, короткими копьями и короткими мечами. Всё это было отвратительного качества, но пользоваться своими железяками серые умели. Некоторые из них носили вполне сносные кольчуги с заплатками, явно человеческого производства, некоторые — частичные латы, многие были в кожаной броне.Зенку мы задвинули в задние ряды, где Ладна быстро накладывала ей на руку повязку.— Сомкнуть ряды! — пролетело над строем, и мы плотнее сдвинули щиты, прижимаясь друг к другу плечами.А дальше нас захлестнул поток врагов, чье поведение ничем не отличалось от ночного. Натиск был просто ужасающим. Стоя во втором ряду, я уже вскоре удерживал на своем щите стоящую впереди Пятнадцатую, а сам упирался в щит Ножа спиной, пытаясь сделать вздох. Что творилось в массе серых — давивших так, будто между нашими и их щитами не было других серых бойцов — сложно себе даже представить. Мельком я подмечал, как повисают сдавленные с двух сторон серые, не подающие признаков жизни. Но этому врагу было наплевать на жертвы среди своих. Лучники продолжали стрелять, даже когда первые ряды начали перемешиваться.Копьём я колол поверх голов первого ряда, отправляя на тот свет одного серого бойца за другим. Некоторые серые люди умудрялись прикрыться от моего копья, подставить шлемы, но большая часть покорно ложилась со смертельными ранениями — двигаться и уворачиваться они в такой толчее не могли. Пятнадцатая вскрикнула и начала опускать щит. Я стал боком и дал ей возможность провалиться вглубь строя. Мы такого не отрабатывали, но других вариантов увести её из первого ряда я не видел. Своим щитом я прикрыл десятника от наседавшего серого и, протиснувшись, занял её место в первом ряду. Сразу навалились противники, и пришлось колоть ещё активнее. Пока Нож пропускал Пятнадцатую к Ладне, мы сместились ещё на шаг назад, а потом ещё на шаг.Строй ааори на нашем фланге продавливали, закидывая стрелами и давя пехотой. Конница держалась в отдалении, дожидаясь своего часа. А сверху всё прибывали и прибывали новые враги. После очередного залпа стрел Хохо рядом со мной сменил Пузо, а Хохо оттащили со стрелой в плече. Вонь от внутренностей и крови распространилась над всем полем боя. Ор, плач, стоны заполнили, казалось, всё вокруг.Наш фланг прогнулся и разорвался надвое: часть оттеснили к нори, а нас начали прижимать к воде. Отступая, мы давили собственные шатры, затаптывали кострища — и теперь от лагеря осталось только воспоминание. Когда наш фланг развернулся лицом к центру построения, я неожиданно понял, что всё кончено. Нори были уже окружены, а левый фланг, прикрытый ааори, били с двух сторон — и там уже началась паника.— Нож, подмени, — крикнул я, и тот быстро пропустил меня в задние ряды.Пятнадцатую я нашел на самой кромке воды. Она ругалась сквозь зубы, пока ей накладывали повязку. Я упал рядом с ней на колени, прикрывая щитом, и выдохнул.— Надо уходить.— Куда уходить, мать твою?! — взорвалась она. — Река же!— В реку! — крикнул я.— А наши?! — Пятнадцатая указала на то место, где ещё недавно стояли ряды нори, но там уже были только враги. Лицо девушки перекосило. Я рывком привлек её к себе и прижал к груди, шепча на ухо.— Мы разбиты, Пятнадцатая. Надо уходить рекой, иначе нас сомнут!Я почувствовал, как она на мгновение сильно обняла меня, а потом оттолкнула.— Пятнадцатый десяток, в реку! — кричала девушка, поднимаясь на ноги. — Все в реку! Вплавь, уходим! Быстрее! Быстрее!И наши послушались. Пузо, Кривой, Нож, Ладна и Зенка бросились в воду, хотя я и не был уверен, что все они умели плавать. Я, как оказалось, умел. Доспех и поклажа тянули на дно, но снимать было некогда. Рядом воду клюнули первые стрелы.— Шрам! Шрам! — я услышал Пятнадцатую, только когда она схватила меня за плечо. — Бочки! Телега!Девушка показывала на глубину, где величаво плыли бочки с припасами, обломки телег и укреплений — и даже целая телега. Бойцы из нашего и соседних десятков уже хватались за них, стараясь уплыть как можно дальше от берега. Вместе с Пятнадцатой мы рванулись за ними, а за нашими спинами вода вставала волнами, когда в реку начали сталкивать остатки сопротивляющихся бойцов.Вход в воду в месте переправы был плавным — можно было четверть расстояния до другого берега пройти вброд. Нашей целью стала деревянная телега, за которую мы ухватились всем десятком. Рядом плыли другие ааори. Стоило только отплыть от пляжа, как нас захватило течение и понесло вниз. Несколько бочек и телега стали плотом, за которые продолжали цепляться всё новые и новые ааори. Кто-то был без бочек и еле дотягивал до нас, кто-то с бочками. Плот продолжал расти.— Гребите к другому берегу, быстрее! — надрывалась Пятнадцатая. — Быстрее! Надо выйти из-под обстрела.Серые лучники пытались нас достать, но не успели: у берега хватало других целей, не успевших найти себе средств спасения. Многие шли ко дну ближе к середине реки, так и не успев переплыть и потеряв силы. Мимо нас проплывали, уносимые течением, трупы ааори и серых людей. Бой ещё не закончился, и часть нори уходила на север, отбиваясь от преследователей. Там за мелким притоком реки тоже можно было спастись.А нас продолжало нести вниз по течению в сторону Линга. Течение было быстрым, даже несмотря на то, что до моря было рукой подать. Недалеко от города были пороги — невысокие, но скорости воде прибавляли.— Надо выбираться на берег! — приказала Пятнадцатая, когда место лагеря скрылось из вида. — Пороги мы не пройдем! Или потонем, или вылезаем сейчас. Гребите!И мы гребли, возвращаясь к знакомому берегу, от которого бежали совсем недавно.До порогов наш отряд не дотянул совсем чуть-чуть — впереди уже отлично был различим рёв воды. На баржах мы легко прошли опасный участок, но флотилия бочек во главе с телегой разбилась бы на них в щепки. Нас спас илистый, поросший каким-то тростником берег. Цепляясь за тростник, мы преодолели последние метры глубины, и ноги коснулись илистого дна. Я отцепился от бочек и заковылял к берегу. Стоило мне оказаться на твёрдой земле, как я без сил повалился на траву. Рядом падали другие ааори. Пятнадцатая не стала ложиться и просто села рядом со мной.— Надо идти, — проговорила она.— Дай отдохнуть пару минут, — ответил я, не находя сил подняться. — Сейчас никто не сможет встать.Пятнадцатая кивнула и огляделась.— Сорок девять человек, — проговорила она после подсчёта. — Всего сорок девять.— Наши же все ушли? — я заставил себя сесть и осмотреться. Ушли все.— Шрам, как это случилось? — тихо прошептала девушка, прижавшись ко мне плечом. — Откуда их столько?— Не знаю, — совершенно серьезно ответил я. — Это не набег… это что-то совсем страшное.— Что же нам делать? — тихо спросила она.— Попробуем пройти пороги берегом, — так же тихо ответил я. — Может, в бочках будет что-то полезное.— Тогда нельзя тут сидеть, — Пятнадцатая отстранилась и поднялась на ноги. — Бойцы, встаём. Некогда разлеживаться! Враг совсем недалеко, надо уходить дальше.Наш десяток, ругаясь и постанывая, начал вставать, а остальные ааори последовали нашему примеру.— Десятники есть? — спросила Пятнадцатая, но никто не откликнулся. — Какие десятки?— Шестнадцатый, семнадцатый, девятнадцатый, седьмой, восьмой, первый, — раздался нестройный хор. Набились к нам простые бойцы. К моменту, когда все кинулись в воду, они уже остались без командования.— Понятно. Слушаем сюда! Хохо, организуй разведку вниз по течению — возьми пятерых! Ладна, займись ранеными, всех девочек привлеки! Шрам, проверь бочки и бери только самое необходимое. Возьми ещё троих. Оставшиеся подходят ко мне. Будем раскладывать всё, что найдем.В бочках полезного было немного. В одной нашлись сухари, мешочки с крупами и сушеное до состояния сухаря мясо — но часть припасов уже подмокла. В другой бочке обнаружили пару топоров и местных лобзиков, какие-то тряпки, веревки и гвозди. Нашлось несколько сумок с чьими-то вещами. В телеге лежал мешок сухофруктов. В одной бочке было растительное масло. Сухари и сухофрукты распределили между всеми в равных долях, одеяла и вещи рассортировали. К моменту, когда вернулся с разведчиками Хохо, каждому была подготовлена поклажа.Выслушав Хохо, Пятнадцатая помахала мне и ещё одному бойцу.— Шасть, заместитель Шестнадцатого, — представила она нас. — Мой зам Хохо и мой боец — Шрам.Мы кивнули друг другу.— Хохо, рассказывай. Только тихо.— В общем, к Лингу мы не пройдем, — сказал он. — Там дальше, ближе к городу, ещё одна армия.Шасть выругался, а я прикусил губу.— Хохо, там деревья есть за порогами?— Была пара рощиц, — кивнул он. — Полперехода до них.— А до противников? — уточнил я.— Пара переходов. Там спуск к морю, хорошо местность просматривается.— Шрам, если есть предложения, валяй! — предложила Пятнадцатая, поймав мой взгляд.— Надо дойти до рощи и делать плот, — сказал я.— Зачем? — спросил Шасть. — Переправиться на тот берег?— Было бы неплохо, — я кивнул. — Боюсь, шансов добраться до городов или Мобана у нас не будет. Серые же воды не боятся?— Плавать не любят, но переправятся, — согласился Хохо.— Пешком мы от их конницы не уйдем.— Да мы и от их пехоты не уйдем, — Шасть усмехнулся. — Ты посмотри на нас.Мы все дружно глянули на бойцов и мысленно с ним согласились. Большинство промокли, шатались от усталости и держались одной надеждой — выжить.— Тогда надо уходить вдоль морского побережья на надёжном плоту, — подытожил я.— В Форт Ааори! — догадалась Пятнадцатая. — Думаешь, там врагов пока нет?— Там огромная армия, — согласился со мной Шасть. — Вэри, лори, эры. Гарнизон, стены, тысячи наших! Думаю, что там врага смогут удержать, даже если серые и туда добрались.— На плоту по морю? — скептически уточнил Хохо. — Это должен быть очень надёжный плот. Времени-то у нас хватит?— Не знаю, — признался я. — Но если найдем вариант лучше, я только за. С тварями из морей я знакомиться совсем не хочу…Других вариантов не придумали. Полчаса мы перебирали способы отхода, вызывая наиболее сообразительных бойцов, но путь оставался только один. Отряд, подхватив поклажу, выдвинулся в сторону рощицы. Дело шло к вечеру, и времени оставалось всё меньше и меньше. Ночью могла пожаловать нежить, и тогда нам уже точно некуда будет бежать. Часть вещей, а также тех раненых, кто не мог идти — погрузили на телегу, которую сами же и катили. Бочки несли отдельно. Уже через пару часов в роще закипела работа.Это только кажется, что рубить копьями дерево не стоит. Когда очень хочется жить — будешь даже зубами грызть. Топоров набралось немного. Два из найденной поклажи и ещё три — у бойцов. Ветки обрубали копьями и мечами. Деревья оказались удобные: стволы неширокие и довольно ровные и длинные. Очищенные стволы скатывали на берег и крепили к бочкам, которых набралось целых двадцать три штуки. Бочки тоже укрепляли и стягивали дополнительно промасленной тканью. Масло использовали пищевое — другого в припасах не было.После того, как были готовы бочки, примотанные к раме, конструкцию спустили в воду и продолжили работу там. Остальные стволы стелили на раму и прибивали гвоздями. Работали, не останавливаясь, даже когда на рощу опустились вечерние сумерки — времени было мало. Нужно было сделать так, чтобы конструкция дотянула хотя бы до противоположного берега, где можно будет доделать плавательное средство. Несколько тонких стволов расщепили на доски, которые стали нашими веслами, и уже по темноте плот отчалил, приняв на борт сорок девять человек. Держалась на воде конструкция совсем неплохо. Но общая надежность пока ещё вызывала сомнения. Поэтому грести сразу начали к противоположному берегу.Нежить появилась, когда мы уже причалили и устраивались на ночлег. Тварей не было видно в темноте, но зато хорошо было слышно. Они чуяли наши следы, чуяли наш запах даже на таком расстоянии, рыскали среди деревьев, но добраться не могли — и от этого становились только злее.Спали мы все вповалку, кто где лег — там и уснул. Одеял всё равно на всех не хватало. Радовало, что здесь, южнее Мобана, лето уже вступало в свои права, и ночами не было до дрожи холодно. Пятнадцатая даже не выставила дозорных, но проснувшийся и отправившийся по малой нужде боец перебудил всех воплями, что Линг взят.В стороне города над землей поднималось оранжевое зарево пожара.— Они сходу взяли город! Что же делать? — запаниковали несколько человек. Пока ещё шёпотом, но до истерических воплей было уже недалеко.— Какой город, придурки? — в сторону паникующих крикнул Шасть. — Это сожгли внешние постройки и мост через реку — там вся середина деревянная специально. Раз сожгли, то армия сюда не переправится, так что успокойтесь.— Да откуда ты знаешь? — спросил кто-то из бойцов.— Я три года назад видел, как спалили село — вот там зарево даже больше было, — ответил Шасть. — А это так, лёгкий пожар.— Идите все спать! — приказала Пятнадцатая. — Завтра нам ещё очень много нужно сделать.Глава 15— Еды нет, плот далёк от вчерашней идеи самого себя, а мы еле стоим на ногах, — проговорил задумчиво Шасть, глядя на покрытую туманом реку.Я усмехнулся и выдал подсказку от своей памяти:— Нет в мире совершенства!Из всего отряда не спал только Шасть. Получается, я проснулся вторым. Но это случилось не от любви к ранним подъемам — просто к утру стало холодно. Бойцы лежали на земле, прижавшись друг к другу как стая каких-то удивительных созданий, а я умудрился откатиться в сторону. Нелюдимый, да.Почему проснулся Шасть — я не знал.— Нет такого, — согласился Шасть. — Но решать вопрос придётся. Еду где-то надо достать.— Как думаешь, крестьяне и жители с другого берега реки успели уйти в город? — поинтересовался я.— Не знаю, а что?— Если ушли, то можно забрать то, что осталось, — пожал плечами я. — А если не ушли, то поскребём по сумкам и поясам, найдем денег — и купим.— Забрать — это ограбить, — с сомнением проговорил Шасть.— Через пару дней на этом берегу будет не протолкнуться от серых людей, — я сам удивился безразличию в своем голосе. — А они не нежить и кушают, должно быть, обычную еду. Мы просто заберём часть провизии, которая и так достанется им. Ну если найдем, конечно.— Людей они тоже кушают, — мрачно проговорил боец, но других возражений не нашел.Шасть снова уставился на реку, а я решил понять, что со мной произошло. Многие дни мне вдалбливалось, что нельзя брать чужое. Если ты собираешься что-то получить от аори, то должен заплатить сполна. В устах тех, кто говорил «сполна», это слово явно имело тот же смысл, что и слово «чрезмерно». Ааори должны искупить свои прегрешения из той жизни. Вот только как можно искупить грехи, которых не помнишь? И сколько было у меня лично грехов, за которые меня лишили памяти, свободы и выбора в жизни? Да и самой жизнью требуют рисковать. Кажется, учителя в школе несколько перестарались, вдалбливая нам мысль, что мы всем должны — раз я понял, что это мне, дармовому защитнику, местные должны приплатить. Озвучивать эту мысль я, привычно, не стал.— Воспринимай это частью нашей войны с неживыми, — предложил я. — Просто мы не будем это делать на виду у жителей города.— Ладно, — Шасть кивнул, что-то решив для себя. — Буди Пятнадцатую. Пора нам что-то делать…Десятника будить не пришлось: она уже проснулась сама и начала поднимать бойцов. Увидев меня, Пятнадцатая приветственно махнула рукой. Я подошел и пересказал ей разговор с Шастем. Пятнадцатая странно на меня посмотрела и задумалась.— Без еды мы долго не протянем, — сказал я ей, — а сухари и сухофрукты сегодня уже закончатся. Что там из припасов — крупа и мясо? Судя по количеству, это на пару перекусов.— Страшно это делать, — Пятнадцатая оглянулась вокруг. — Но… если другого выхода не будет, так и поступим. Между прочим, я все наши деньги сохранила, так что провизию можно и купить. Только не говори никому об этом. Я тут половине народа не доверяю.К нам подошли Хохо, Шасть и ещё несколько бойцов.— Что делаем сегодня? — спросил Хохо.— Попробуем доделать плот, — ответила Пятнадцатая. — Другого плана у меня нет. Никаких идей ни у кого не появилось?— Зачем нам плот? — неожиданно высказался один из бойцов. — Давайте уйдем в Аанг или в Тури. Ребята устали!Многие из подошедших закивали, а вокруг начали собираться остальные выжившие ааори.— Давайте уйдем посуху! — закричала какая-то девушка. — Нам нет смысла никуда плыть. Нам надо возвращаться в Мобан!Пятнадцатая явно опешила, но быстро взяла себя в руки.— Вообще-то вы должны подчиняться приказам десятников, а уже они будут решать, что и кому вы ещё должны!— Ты не наш десятник! — ответила девушка. — Наш десятник погиб! Ты — Пятнадцатая, вот и командуй своим десятком.— Уважение, боец! — жёстко сказала Пятнадцатая, и все вокруг замолчали.Взбунтовавшаяся девушка стояла прямая как струна, даже не пытаясь выполнить положенный поклон. К ней подошло ещё несколько бойцов… и ещё. Наш десяток, Шасть и трое бойцов из шестнадцатого десятка подошли и встали рядом с Пятнадцатой, доставая оружие. К девушке присоединилось ещё несколько человек — и вместе с ней против нас оказалось уже полтора десятка.— Уважение, боец, — повторила Пятнадцатая упрямо.— Пошла ты! — ответила девушка, что добавило ей ещё пару сторонников.В воздухе нарастало напряжение.— Пятнадцатая, а пускай они проваливают, — проговорил я, за что заслужил злой взгляд от Пятнадцатой, а бунтари — ещё нескольких сторонников.Это меня не остановило, и я повысил голос, чтобы было слышно всем:— Пускай валят куда хотят. Им так и так конец. Вот этой дуре — точно!Все, включая Пятнадцатую, уставились на меня. Только девушка взвизгнула возмущённо: «Сам дурак!».— Еду мы всю раздали — на сегодня им хватит. Потом могут жрать хоть друг друга, — засмеялся я. — Больше от нас им требовать нечего. Успеют убежать от серых людей — в Мобане их спишут за неподчинение. Не успеют — скушают их серые люди или нежить. Нет своего ума и чужого не надо, так зачем выбивать из их пустых голов те жалкие крохи, которые остались?Всё это время я обращался к Пятнадцатой и, обернувшись к взбунтовавшимся бойцам, обнаружил там только шесть человек. Насколько я помнил, девушка-зачинщица и её сторонники были из девятнадцатого десятка. Все, кто готов был её поддержать ещё минуту назад, расступились. Девушка почувствовала неладное: осмотрелась, помрачнела и зверем глянула на меня.— Уважение, Шрам, — сказала Пятнадцатая, глядя мне в глаза. Я выполнил полупоклон и снова посмотрел на неё, заметив, как дрогнули уголки губ. — Мне не нравится твое предложение.— Ну нет так нет, — покладисто согласился я, надевая на руку щит.— Но доверять я им не могу, — продолжила Пятнадцатая, переводя взгляд на бойцов девятнадцатого десятка. — Вчера уже достаточно людей погибло. Проваливайте! Я даже больше скажу. Все, кто не готов сейчас выполнять мои приказы, не готов пробиваться к Форту Ааори — можете уходить! Свою спину в боях я доверю тем, кто меня уважает и не предаст. Все остальные могут решать самостоятельно, куда они идут.Бунтарка неуверенно осмотрелась по сторонам, но сочувствия во взглядах других ааори не нашла. Я видел, как глаза у нее стали влажными, и мне даже стало жалко её на мгновение. Всего лишь на мгновение — потом я вспомнил, как она смотрела на меня после моей речи, и просто представил, что бы сделали с нами, достанься победа ей. И мне стало наплевать.— А можно остаться? — сказал один из бойцов девятнадцатого десятка.— Вам нет! — отрезала Пятнадцатая.Тот вздохнул, подхватил свой мешок с вещами и пошел через рощу на запад. За ним спустя какое-то время потянулись другие бойцы. Дольше всех стояла девушка-бунтарка. Она все ещё не могла понять, что весь её бунт закончился таким позорным поражением.— Проваливай уже! — крикнул кто-то из тех, кто сохранял нейтралитет. И это стало последней каплей. Девушка закрыла лицо руками и кинулась догонять своих соратников.Пятнадцатая распределила людей по работам и отвела меня в сторону. Она какое-то время смотрела на реку, решаясь, а потом произнесла:— Шрам… Спасибо, что помог.— Прости, что влез, — ответил я ей и, заметив нехороший огонёк в глазах Пятнадцатой, поспешно пояснил. — Ты десятник, это ведь было не моё дело… Но вроде все растерялись, а я как подумал, что сейчас начнётся…— Всё хорошо, — сказала Пятнадцатая, успокоившись. — Каждый раз, когда ты так делаешь, мне кажется, что ты просто пытаешься меня так подставить, опозорить… Это моя боль, Шрам. Я решила, что я тебе верю — и на этом всё. Ты не обязан извиняться… Ты…Что «я» — я так и не узнал, потому что сам же её и прервал. Глянув на реку, я увидел, как через порог переваливается одна из барж, которые должны были перевозить нас на другой берег реки. Баржа была пуста, паруса спущены, на палубе царил беспорядок, а борта были истыканы стрелами. И, если мне не показалось, несколько трупов я заметил на палубе, когда нос посудины опустился на перекате. Туман ещё висел над рекой, и других подробностей рассмотреть не получилось.— Баржа! — указал я на реку.— Что? — Пятнадцатая резко повернулась к реке.— Она пустая, Пятнадцатая!Мой крик привлёк внимание других бойцов к реке, и вокруг раздались возбужденные голоса.— Плот! — сориентировалась десятник. — Живо все на плот! Хватайте все вещи. Нам надо успеть её перехватить! Скорее!Уговаривать никого не пришлось. Собираться долго тоже не было нужно — все попрыгали на плотик, так и стоявший на берегу. Пятнадцатая, вскочив последней, обрубила веревку, которой мы привязали плот вечером к дереву. Самодельные весла дружно опустились в воду, и деревянная конструкция заскользила по реке. Вёсла застучали друг о друга, и скорость плота резко упала. Мы просто мешали друг другу.— Дружно, раз! — крикнул один из бойцов, опуская своё весло. — Раз! Раз! Раз!Постепенно, приноровившись к ритму, мы стали грести одновременно. Плот скользил сквозь туман по воде. Вокруг ничего не было видно.— Где она? — спросил кто-то.— Вон! Вон, уплывает! — закричали в ответ.Баржа успела проплыть по течению нашу рощу и неспешно уходила к морю, выделяясь темной тенью на белесой пелене. Гребцы переместились к нужным бортам и стали грести за баржой. Ещё через несколько минут плот стукнулся бортом о корму посудины. Что делать дальше — никто не знал. Окна закрыты, да и расположены высоковато. Борт возвышался над нами почти на семь шагов.— Идеи? — Пятнадцатая кивнула нам в сторону баржи.— Пузо, Кривой, поможете? — спросил я.— Что надо сделать? — спросил Пузо.— Вы сцепите вот так руки, — я показал как, положив одну ладонь на другую. — Присядете, а я встану вам на руки, вы выпрямитесь — и можно будет уцепиться за борт.— Ну да, только не тебя, — к нам подошла Зенка. — Лучше меня — я тут самая легкая.Мы перевели взгляд на Пятнадцатую, и та кивнула Зенке.— Подожди! — сказал я девушке и подошел к брошенной на плот поклаже. Порывшись, я спешно выудил один из больших гвоздей, молоток и одну из самых длинных веревок. Всё это богатство я протянул Зенке. — Вбей гвоздь в палубу или в борт, согни немного молотком, чтобы веревка не соскочила, и привязывай.Ещё через минуту девушка уже была на барже. Там она какое-то время молчала, а потом послышался стук молотка — и вниз спустилась веревка. Рядом с бортом показалась голова девушки:— Залезайте, — хмуро бросила она.Первыми пошли бойцы нашего десятка. Оказавшись наверху, я понял, что так не понравилось Зенке. Палуба, как я и видел с берега, была истыкана стрелами. Часть команды была наверху, пришпиленная стрелами к доскам. Но некоторые успели уйти в трюм. Вот они-то и привлекли наше повышенное внимание. Что там в трюме и в каютах произошло — мне не было понятно, но матросы пытались сбежать назад на палубу. Некоторые даже успели выскочить из дверцы в корме, которая вела внутрь. Но далеко не ушли. На их останках хорошо были видны жуткого вида порезы.— Оружие к бою, — приказала Пятнадцатая. — Двигаемся вниз. Похоже, там завелась нежить.— Фу, — проговорила одна из девушек-бойцов, чьего имени я не помнил.— Идём осторожно! Нужен свет — там в трюме темно, — предупредила десятник, первой двинувшись к дверце.Хохо, отбегая то к одному ящику, то к другому, вскоре вернулся с факелами.— Так, этого много, — посмотрев на факелы, сказала Пятнадцатая. — Вперёд идет только наш десяток. Хохо, ты остаёшься. Вместе с Шастем соберите всех и распределите по работам. Нужно перетаскать вещи с плота. Трупы скинуть на плот. Ещё надо с палубы собрать все ящики и посмотреть, что в них. Давайте!Первым пустили Пузо с его огромным щитом. Сразу за Пузо шли я и Пятнадцатая, готовые принять на копья любую тварь, которая полезет на нас. Кривой, Нож, Зенка и Ладна шли сзади, готовясь поддержать. Коридор был узким и темным. Кривой и Нож зажгли факелы и светили. На потолке немедленно появились следы копоти.— Аккуратнее, — показала им Ладна. — Спалите баржу. Лучше зажгите фонарь.По центру коридора висел масляный фонарь с открывающейся дверцей. Света от него хватило осветить весь коридор, но фитиль быстро потух.— Масло нужно, — проговорил Пузо. — Всё выгорело.В конце коридора виднелись три двери. На одной коридор заканчивался, а две других вели в боковые помещения.— Проверяем комнаты, — приказала Пятнадцатая, указав на боковые двери. — Обе одновременно. Ладна, контролируй дверь в конце коридора. Зенка, метнись назад и скажи Шастю или Хохо, что нужно найти масло для фонарей. Вернёшься — поможешь Ладне. Пошли!Пятнадцатая и Пузо свернули вправо, а я и Кривой — влево. Кривой пинком распахнул дверь, пробил несколько раз темноту копьём и сделал первый шаг. Я тоже ткнул по сторонам, прошёл в проём и освободил проход. За мной втянулся Нож с факелом — и помещение, наконец, осветилось. Врагов тут не было. Стояли какие-то многоярусные полки. Память подсказала название — «стеллаж». На полках были ящики, прикрытые крышками.— Кладовка какая-то, — пробормотал Кривой.— Проверяем все углы. И поищем, что там в ящиках, — предложил я.Помещение проверили быстро — оно было пустым. На проверке ящиков к нам присоединились остальные бойцы.— У нас там кухня была, — объяснила Пятнадцатая.В кладовке были в основном продукты и вещи первой необходимости. Нашлось и масло для фонарей. Пузо определил его по маслянистой плёнке и особому запаху. Откуда Пузо всё это знал, никто, естественно, интересоваться не стал — не принято. В углу кладовки нашлись переносные фонари, которыми мы заменили факелы. Вскоре кухня, кладовка и коридор были освещены.За дверью в конце коридора обнаружилась лестница вниз и ещё одна комната — видимо, капитанская каюта. В ней стояла большая кровать, письменный стол с какими-то бумагами, пара сундуков и шкаф с одеждой. Заглянув в сундук, Пятнадцатая присвистнула.— Неплохо живут речные перевозчики, — прокомментировала она.На столе обнаружился ключ от самой каюты. Перед тем как уйти, мы приоткрыли окна и зажгли фонари на люстре. Каюту закрыли на ключ.Всё это время Ладна и Зенка сторожили лестницу вниз. Лестница шла вдоль стены капитанской каюты, на середине следующего яруса делала поворот и уходила под пол. Вниз пошли тем же порядком. Лестница была в бурых пятнах крови, а за поворотом обнаружился капитан баржи. Он лежал, невидящим взглядом уставившись в пустоту и зажав левой рукой рану на животе, откуда вываливались внутренности. В правой у него был топор, испачканный черной кровью нежити.— Какой ужас, — прошептала Зенка, зажимая рот.— У этого урода на барже плыли наши командиры, — прокомментировал Нож. — И он за ночь двух девочек снасильничал. А потом приказал баржам отойти от берега и не стал помогать нам во время бойни. Ты точно жалеешь именно его?Зенка промолчала. Лестница тоже оканчивалась дверью, которая была закрыта на засов с нашей стороны. Пятнадцатая подошла к двери и прислушалась. Некоторое время она молчала, а потом повернулась к нам.— Нежить там есть, — тихо сказала она. — И не одна. Мне показалась, я слышала голоса.— Может, кто-то из команды выжил? — предположил я.Никто не ответил.— Надо, чтобы кто-то закрыл засов за нами, — проговорила десятник. — Если мы пропустим кого-то… На палубе никто не ожидает нападения.— Я схожу и позову, — ответила ей Ладна.Через минуту перед дверью стоял мрачный Хохо. Он тоже прижался к двери ухом, послушал, поморщился — и помотал головой.— Мне ваша идея не нравится совсем, — сказал он.— И что ты предлагаешь? — поинтересовалась Пятнадцатая.— Мы нашли весла вдоль бортов, — ответил он. — Управлять кораблем можно и с палубы. Еда в кладовке есть, нам её хватит. Не стоит туда лезть.— Плыть с нежитью в трюме — тоже не самая хорошая идея, — ответила ему Пятнадцатая. — Мы же не знаем, сколько её там. Вдруг там много полегло? А если они обратятся и ночью выломают дверь?Хохо вздохнул.— Ладно, — сказал он. — Мне только дверь закрыть. Но будьте осторожны. Мне вообще тут всё не нравится.— Будем, — пообещала ему Пятнадцатая.Глава 16Прямо за дверью нас никто не ждал, однако нежить тут явно побывала. Пять моряков лежали на полу в лужах крови, которая только начала застывать. Некоторых частей тел они лишились, но есть их целиком не стали. Нежити не это было нужно — обычно она просто выкачивала жизнь, как нам мельком объясняли ещё в школе нерождённых. Как только жертва окончательно умирала, тварь вскоре теряла к ней интерес и уходила.Мы оказались в небольшом зале, из которого вело ещё несколько дверей. Три двери со стороны кормы были заперты, ещё четыре — по две с каждого борта — тоже. Дверь, уводившая вглубь посудины, была открыта. За ней тянулся темный коридор.Сразу соваться туда мы не стали и заперли дверь на засов, найденный рядом с одним из трупов. Трупы обыскали, но ключей не нашли. Вернувшись и попросив Хохо открыть нам, проверили и капитана. У того и обнаружилась связка ключей. За запертыми дверями были неплохо обставленные каюты, где жили, видимо, знатные пассажиры. В каждой комнате было по две кровати с матрацами и подушками, имелись сундуки для вещей и небольшие столики. И сундуки, и шкафы в шести каютах были пусты. Только в одной кто-то явно жил до нападения. Мельком глянув на содержимое, Пятнадцатая только головой покачала.Каюты мы закрыли. Сняв засов, мы крадучись прошли дальше — и почти сразу обнаружили двери в большие комнаты. В каждой из них было по десять двухъярусных кроватей. Здесь, видимо, обитали матросы. Некоторые, если бы мы не пришли, продолжили бы тут обитать в несколько ином обличье. Похоже, команда корабля успела проснуться и пыталась оказать сопротивление, но враг оказался сильнее. Тела лежали в обеих комнатах у порога. Матросы пытались не пустить в свои каюты тех, кто пришёл из глубины баржи. Коридор вполне предполагаемо заканчивался дверью — за которой оказался знакомый по переправе на барже зал. Большую его часть свет фонарей не освещал, но, задрав голову, я заметил створки большого люка, закрытые на замок, и лестницу, которую можно было опустить вниз. В наши каюты нас заводили именно через такой люк — похоже, что баржи были практически одинаковыми. Значит, с противоположной стороны должны быть два коридора и двухстворчатая дверь между ними. Если идти по коридору, то вдоль борта баржи будут двери в такие же каюты, в которых перевозили нас.Мы сделали несколько шагов прежде чем услышали, как дверь за нами начала закрываться. Обернувшись, я успел увидеть одного из матросов, которых мы видели раньше — лицо его уже начинало меняться, превращая труп в будущую нежить. Ладна, стоявшая последней, попыталась остановить его, но створка хлопнула — и громыхнул засов. Мы оказались заперты внутри.— Госссти, ррррр, — произнесла темнота. — Не-сссссвет!В зале было много фонарей. Все они давно потухли — но, повинуясь голосу неизвестного, снова вспыхнули странным призрачным сиянием. Оно не только не слепило… оно даже подчеркивало разгоняемую темноту. Размытая граница тени и света исчезла. Теперь там, куда падал странный свет, было видно всё, а там, куда он не дотягивался — царила кромешная тьма.В противоположном конце зала сидела на досках тварь, которая неуловимо напоминала мурло, памятное мне по кладбищу. Пропорции тела уже изменились, в глазах появился разум, а зубы стали короче, но не утратили остроты. Когти тоже укоротились, превратившись в узкие тонкие лезвия. Костяные пластины изменили свой узор, напоминая подобие воинских лат. Одной задней лапы у твари не было — вместо нее был обрубок, сочащийся черной кровью. С одной стороны от твари скопилась толпа нежити — поднятая мелочь и, судя по остаткам брони, бывшие ааори. Было их около двух десятков. С другой стороны — несколько ааори, раздетые догола и сжавшиеся, но явно ещё живые.— Глассса уже не те, — просипела тварь. — Темно — не вижу….— Мудорь, — Пятнадцатая проговорила это таким голосом, что мне стало за неё тревожно. В нём была обречённость, страх, решимость — всё вместе.— Так насссывают, — мудорь зашипела и срыгнула на пол какую-то слизь. — Сссмешшные….Тварь продолжала нас разглядывать, а мои соратники молча стискивали копья и заслонялись щитами.— Вы сссслужить? — спросила мудорь, но, верно расценив наши лица, пояснила: — Мои ссслуги! Мошшшно так!Тварь махнула в сторону живых.— Мошшно так! — другая лапа махнула в сторону нежити. Прерывистый кашель был смехом, наверно. Я моргнул, пытаясь убрать из глаз искры, возникшие при включении «несвета», но те и не думали пропадать. Более того, они заняли только им ведомое положение в пространстве.— Эти сссами ссслуги, — мудорь лениво протянула лапу к одному из живых ааори и погладил по спине.К моему ужасу, ааори выгнулся дугой, как кошка, принимая ласку. Не выгнулся, выгнулась. Злата во всей красе.— Да кто бы сомневался, — не выдержал я. — Эта подруга всегда служит кому выгодно и тому, кто посильнее будет. Потом предаёт. Ты у нее уже третий… Нет, четвертый, если с командованием считать.— Сссс? — удивилась мудорь, разглядывая Злату, которая с преданным взором терлась о его здоровую ногу. — Предайооот? Меня — не ссссможет!— Все так говорили, — согласился я, гоняя взглядом искры. — Все-все!— Шрам! — прошипела Пятнадцатая, но я положил ей руку на плечо и слегка сдавил.— Вссссэ? — мудорь посмотрела на Злату с куда большим сомнением.— Точно — все! Так что ты с этой ссслугой себя аккуратнее веди! — посоветовал я от чистого сердца.Мне не было страшно. Может быть, оттого что я пока не знал, на что способна эта нежить — а, может, просто устал. Было страшно, когда накатывали серые у переправы. Было страшно, когда мы выплывали к берегу у порогов, когда встали против бунтарей и когда шли по темному трюму. А тут — как отрезало.Мудорь снова посмотрела на Злату, которая упала на пол, подставив ему незащищенную грудь и живот.— Слуга, слуга, — лепетала девушка.— Да, она всегда была очень убедительна! — подтвердил я.— Молчи! Тряпка, урод! — заорала Злата, приоткрыв свою сущность.Мудорь резко подняла лапу, намереваясь проткнуть девушку когтями, но Злата вывернулась. Только каре золотистых волос мелькнуло в призрачном свете. С неприятным чувством я отметил, что девушка за последний месяц стала очень быстрой и ловкой. Когти пробили доску и застряли. А девушка попыталась дотянуться до глаза твари.— Блед! — завизжала она, и со стороны ааори прыгнул голый Бледный.— Через окно! — рыкнула Пятнадцатая, стряхнув мою руку с плеча.Весь наш десяток кинулся к борту баржи, где были видны заблокированные люки.— Ссса!.. — прошипела тварь.Стоявшие смирно неживые бросились в бой. Со стороны ааори раздались крики ужаса, боли и страха. Но, кроме Златы, никто не оказывал сопротивления. К потолку подлетел Бледный, стукнувшись о доски. За миг до этого я заметил, как вокруг него закружился хоровод искр, тянувшийся от лапы мудори. Злату он оттолкнул другой лапой и стремительно ударил в живот. На этот раз моей бывшей подруге увернуться не удалось. Она сложилась пополам и упала на пол, издав протяжный то ли стон, то ли рёв.Моих соратников мудорь отбросила очередной мудростью назад, в центр помещения. А меня?.. Я просто рассёк искры перед собой. Пятнадцатая и Пузо повисли в воздухе — искры вертелись вокруг их голов и ног, постепенно выгибая сопротивляющиеся тела дугой. Все остальные бежали к окнам, ещё не понимая, что выхода нет. А я бежал к мудори, сжимая копьё. На бегу я пытался подчинить искры, но они не слушались — у меня получалось только разогнать их в стороны — а вот мудорь отправила ко мне какую-то мудрость. Тёмный сгусток, окутанный тысячами искр. Я чуть не опоздал, мысленно расшвыривая искорки — сгусток истаял в шаге от меня, превратившись в дым.Я задержал дыхание, проскакивая облако, и выскочил прямо напротив твари. Не ожидавшая такого скорого моего появления мудорь попыталась послать в меня ещё одну свою мудрость, но я вмешался в трепетание искр на её лапе.Мудорь зашипела от боли, а потом заревела, когда моё копье воткнулось ей в живот. Лапа с острыми когтями чиркнула по шлему и соскочила, а моё копье резануло кончиком по тому самому глазу, который пыталась выдавить Злата. Обрубком ноги мудорь смогла до меня дотянуться и сбить с ног. Я поднялся, а тварь уже готовила новую мудрость — помешать я не успел и смог только раскидать искры, когда они сорвались с лапы. Я даже не обратил внимания, что эта мудрость представляла собой в реальном мире — всё вокруг воспринималось как сплошные искры. Подскочил к мудори — снова всадил копье между костяными наростами. Я надавил, и тварь начала верещать.Справа на меня накинулся низший неживой, пытаясь прокусить наплечник, но я продолжал вдавливать и крутить в ране копьё, не давая мудори опомниться. Рядом раздался грохот, и покатилась голова младшей нежити. Кто-то из бойцов прикрывал меня сзади. Я надеялся, что остальные ещё живы.Всё закончилось внезапно — призрачный свет погас, а мудорь перестала дёргаться. Грохот падающих тел сообщил о том, что нежити на барже не осталось. Кто-то постанывал, кто-то плакал, а у самой стены лежал один из наших фонарей, чудом не погасший. Сверху раздавался топот ног и крики — кажется, на палубе нас тоже было слышно.Фонарь загородила чья-то тень, а потом пламя разгорелось, и я с облегчением увидел в нормальном свете лицо Пятнадцатой. Усталой, но живой. И опустился на пол, прямо в лужу черной смолистой крови. Казалось, что болит всё тело, разрываемое на маленькие кусочки. Сил не было, по лбу струилось что-то тёплое.— Пузо, держи фонарь. Зажигай, — проговорила Пятнадцатая, запалив второй фонарь. Появившийся из темноты Пузо хромал и держался за поясницу. — Ладна!— Я! — раздался неподалёку голос девушки.— Займись ранеными! Нож, Кривой, Зенка, Шрам — живы? — продолжала Пятнадцатая, приближаясь ко мне.В темноте раздался нестройный хор. Я тоже хотел подать голос, но получилось только рот открыть. С усилием я поднял руку и провел по своему нагруднику — он был измочален в клочья. Я даже не помнил, как тварь била по мне.— Шрам!!! — Пятнадцатая перешла на бег. Оказавшись рядом, она резко поставила фонарь на пол и склонилась надо мной. — Шрам…Я улыбнулся ей. Я был счастлив, что она и все остальные живы.— Боги, — пролепетала Пятнадцатая, сдерживая слёзы, и начала судорожно дёргать ремни доспеха. — Ладна!… Надо снять этот чертов доспех!Появилась Ладна, подбежали Нос и Кривой. С меня содрали остатки брони и шлем — и принялись обмазывать.— Не… не страшно, — пробормотал я. — Нет ран. Устал прст…— Шрам, молчи! Ладна, смазывай порезы! — отмахнулась Пятнацатая.— Нет глубоких, — задумчиво произнёс Нож, осматривая меня.На голову кто-то шлёпнул мази. Пятнадцатая и Ладна смазывали мне тело в четыре руки.— В них яд мудори! — почти прорычала десятник. — Мазь справится. Надо только всё смазать!— Н…нож! — слабо попросил я. — П-промывай пустые — надо крови набрать.Тот кивнул мне и кинулся собирать добычу. К нему присоединился Кривой.Пятнадцатая посмотрела неодобрительно на меня, а потом на Ножа, поджала губы, но промолчала. Спустя минуту я уже смог нормально дышать и говорить. Меня оттащили в сторону, вытащив из лужи крови мудори, и посадили на пол. Рядом я услышал всхлипы и повернулся — Злата. Она лежала на полу и судорожно дрожала, глядя на меня.— Шрам, сиди! — с угрозой проговорила Пятнадцатая, но я поднялся, сделал к бывшей подруге неуверенный шаг и присел рядом.— Я н-не х-хочу, Друг, — прошептала она. — Я т-так х-хотела ж-жить… и в-вот…— И вот что вышло, Подруга, — ответил я ей, глядя в глаза, в которых раньше видел радость при встрече со мной. Теперь в них горели только ненависть и боль. — Что же я тебе такого сделал?..— Н-не сделал… Н-ничего, — ответила та, выплёвывая ответ мне в лицо. — Т-т-тряпка.Глаза девушки остановились, дрожь прекратилась, и я провел рукой по её лицу, опуская веки. В груди сжался тугой комок боли. Несмотря на всё, что сделала мне эта девушка, несмотря на то, как она поступала — Злата была каким-то якорем к более нормальной жизни. Жизни, после которой нас всех выдернули в школу.— Видишь, Шрам, — проговорила Пятнадцатая, опустившись рядом со мной и положив руки на плечи. — Мы, девушки, можем ненавидеть не только за то, что было сделано. Но и за то, что не было сделано — тоже.Я кивнул.— На удивление живучая была сучка, — уже бодрым голосом проговорила Пятнадцатая. — Пойдём, надо выбираться отсюда.Я снова кивнул, но вставать не спешил. Десятник тоже продолжала сидеть.— У тебя эта связка ключей? — спросил я.— У меня, — ответила Пятнадцатая.— Там должен быть ключ, который откроет люк над нами. Опустим лестницу, откроем люк и выйдем.— Хорошо, я сейчас…Девушка поднялась и ушла. А я продолжал смотреть в спокойное безмятежное лицо Подруги-Златы-Четырнадцатой, вспоминая всю её короткую жизнь в этом мире. Смерть избавляет от проблем, стирает их печати с лица человека. Вот и Подруга, казалось, просто спит и видит приятные сны. Не было больше ни ненависти, ни желаний, ни стремлений. Может, разве что её мятежный дух всё ещё рвался что-то предпринять. Но уже не в этом мире, а где-то там, дальше — куда уходят все души после смерти.Вернулась Пятнадцатая, присела передо мной и протянула к губам руку. Я догадался, что у неё в пальцах, но губы не разжал.— Шрам, — проговорила она. — Это твоё… Надо.Она положила другую руку мне на затылок и снова попыталась скормить горошину, но я упрямо не открывал рот.— Оставь, — еле слышно шепнул я. — Сделай вид, что удалось, и спрячь её.Девушка с непониманием смотрела на меня.— Это наши имена, если выживем, — снова шепнул я, глядя ей в глаза. — Имена для всех.Пятнадцатая замерла, глянула на горошину и опять поднесла руку к моему рту. Я послушно открыл, но никакой горошины в её пальцах не было.— Так лучше! — строго сказала она, и я старательно сглотнул.Раздались шаги сзади. Я обернулся и посмотрел: подошли Кривой и Пузо.— Ну как, есть изменения в чувстве мудрости? — с интересом спросил Кривой.— Нет, — покачал я головой.— Но после первой-то что-то изменилось, — расстроенно произнес Пузо. — Ты же как-то сейчас через её мудрость прорывался.— Не сразу изменилось. Недавно, — признался я. — А сделать что-то получилось только сейчас.— И как это выглядит? — поинтересовался Кривой, присаживаясь рядом.— Как искры, — ответил я. — Иногда их видишь. Когда бились — я видел. А теперь нет.— Это свет, — объяснила мне Пятнадцатая. — Ну, это не-свет, у нежити освещение такое. Я только читала про него.Сверху по люку раздался стук. До нас пытались достучаться.— Пойдёмте открывать, — девушка поднялась. — Надо показать, что с нами всё в порядке.Когда мы опустили лестницу и открыли люк, первыми, кого мы увидели, были Хохо и Шасть. Вооруженные, они стояли во главе оставшихся ааори. Глядя, как из недр баржи поднимаемся мы, измазанные черной и алой кровью, они отступили на шаг.— Я говорил, что это плохая идея? — сказал Хохо, оглядев нас и усмехнувшись. — Ну так вот, я был прав.— Да уж, — засмеялась Пятнадцатая. — Ты предлагал плыть дальше с мудорью под настилом. Это была отличная идея, дорогой мой!Хохо заглянул в люк и сделал шаг назад.— Боги небесные! Вы что там устроили?!?! — не сдержал эмоций он.Остальные кинулись к провалу, заглядывая внутрь.— Чтоб меня, мудорь…— Это они всю нежить положили?..— Ты смотри, какой страшненький…— Фу!..— Воняет, да?…Пятнадцатая посмотрела на это и покачала головой. Наш десяток устало разбредался по палубе, усаживаясь кто на доски, кто на ящики. Я нашёл свернутый канат. «Бухта! Бухта каната!» — сумничала память. Мимо проплывали поля и сельские домики. По левому берегу нас сопровождала странная конница серых — всего несколько всадников. Над палубой хлопал под ветром парус. Солнце яростно нагревало воздух, воду и всё, что не могло спрятаться в тени.— Хохо, отбери бойцов. Надо пройтись по трюму и всё проверить, — приказала Пятнадцатая.— Там кто-то ещё есть? — вскрикнул кто-то из ааори, и любопытствующие отшатнулись от люка.— Не должно быть — ответила Пятнадцатая. — Но проверить надо. Потом нужно вынести трупы и сложить на плот. Остальные уже сложили?— Давно уже, — ответил Шасть. — Уже даже, видишь, палубу очистили от стрел и крови.— Хорошо, — Пятнадцатая кивнула. — Шасть, продолжайте с оставшимися очистку. Мы немножко передохнём и присоединимся к вам.— Пятнадцатая, — спросила девушка-ааори. — А кто мудорь убил, ты?— Нет, у нас тут есть истребитель мудрых тварей, — Пятнадцатая махнула рукой на меня. — Уже вторую взял… Так, девочки, его — не трогать!Последнее Пятнадцатой пришлось приказывать, потому что ко мне отправилось сразу три девушки с какими-то непонятными намерениями.— Шрам! — крикнула мне Зенка. — Ты уже научился не спать?Над палубой раздался дружный хохот.— Я подскажу ему способ! — крикнул Хохо. — Надо просто закрывать дверь и подпирать чем-нибудь!Хохот стал громче, а я сидел и краснел, не зная, что ответить.— Он смущается, как мило! — выдала одна из девушек, остановленных десятником.И даже сама Пятнадцатая уже хохотала в голос. Я огляделся, нашел глазами кусок парусины, способный меня спрятать, подтянул его и укрылся с головой. Судя по хохоту, это было расценено как удачная шутка.Мы продолжали спускаться вниз по течению. На корме обнаружилось рулевое весло, с помощью которого баржу наконец удалось поставить по течению носом. И теперь пара ааори постоянно дежурила рядом, ворочая конструкцией, когда река делала очередной поворот. Все перетаскивали трупы и драили помещения баржи. Я, хоть и был официально отстранен от работы, всё равно принял участие: помогал носить тела и оттаскивал доски на плот. Все трупы решено было поджечь прямо на плоту, потому что необходимость в нём отпала, а оставлять за собой будущую нежить — это не дело.Я занимался всем, что не требовало постоянно нагибаться — тело у меня было замотано бинтами, по которым расплылись кляксы от мази и крови. Мазь уже начала стягивать все порезы, но для выздоровления требовалось время. Девушка, которая пошутила по поводу моего смущения, активно строила мне глазки и даже мимолётом представилась. Оказалось, что её Лаской зовут. Но Пятнадцатая подзатыльником прервала её заигрывания.В трюме, как я и думал, располагались каюты — такие же, как и те, в которых мы совсем недавно плыли чистить Пущу. Двухстворчатые двери скрывали длинное помещение для грузов. Похоже, туда загонялись телеги и тягловые животные, потому что и запах был соответствующий, и запасы сена имелись. Лестница в трюм была пологой, и при необходимости её можно было застелить досками, превратив в удобный для телег спуск.К тому моменту, когда показался Линг, всё было убрано, трупы убраны и подожжены, и баржа постепенно удалялась от полыхающего плота.— Ну вот и всё, — вздохнула Пятнадцатая и посмотрела на левый берег. Там шла работа. Серые заготавливали плоты. Ещё когда мы чистили корабль, Шасть предложил бросить якорь и сделать всё не спеша, но Пятнадцатая отказалась. Теперь было видно, что она была права. Мы всё ещё успевали проскочить в море, но эта возможность пропадёт через несколько часов: больше половины плотов уже были почти готовы. На берегу виднелись только многочисленные пни — деревья почти все вырубили. Если бы у нас были луки, можно было бы попытаться отстреливаться — запас стрел из корабля мы надёргали немалый. Но стрелять из ааори никто не умел, да и луков найти не удалось.Линг был в осаде, и его жителям приходилось туго. Обстрел серые люди вели постоянно. Пока мы проплывали мимо, то даже наблюдали за штурмом одного из участков стены. Стража и ополчение на стенах провожали нашу баржу тоскливыми взглядами. Вокруг города серых людей было так много, что под ними не было видно земли. Порт Линга был блокирован цепями, но и с реки было понятно: кораблей там мало. Даже если уйдут с перегрузом, огромное количество жителей останется в городе и погибнет.— Они рассчитывают продержаться до прихода кораблей из Аанга, — прокомментировал один из ааори.— Не успеют, — ответил ему кто-то. — Я бы им пару суток дал. Лучше бы вывозили уже всех, кого можно. Может, успели бы ещё раз вернуться.— Это тоже не успеют.Баржа держалась правого берега, куда не долетали стрелы, но серые всё-таки попытались по нам стрелять. Даже нагрузили стрелками один из недостроенных плотов и отплыли в нашу сторону. Но плот выдержал пятьдесят шагов и начал расходиться — пришлось серым оставить нас в покое. Баржа лениво проплыла до устья и, поймав ветер, начала уходить в море.— Вдоль берега правим. Вдоль! — разорялась Пятнадцатая, а пара ребят перенатягивала парус, чтобы нас ветром сносило в нужную сторону.Через пару часов изменить направление удалось, и мимо поплыли скалистые берега континента. Морская болезнь пугала, но пришлось брать мористее. Кто-то вспомнил, что вдоль берега много рифов и мелей, поэтому баржу старались держать на глубине. Прислушиваясь к своим ощущениям, я понял, что морская болезнь мучает меня значительно меньше, чем других. А если сидеть на палубе, то на нее можно вообще внимания не обращать.Вечером общими усилиями тех, кто хоть что-то понимал в готовке, удалось приготовить ужин на всех — рагу из овощей и мяса. Огромный котёл, найденный на кухне, обеспечил нас едой на все четыре с лишним десятка бойцов. Большинство не смогло сразу съесть большую порцию и взяло перерыв, чтобы насладиться остатками пиршества уже при свете фонарей. На ночь мы разместились в каютах, которые занимали матросы. Пол был отдраен от крови, а морской ветер врывался в открытые окна и проветривал помещение. Одеяла и белье на кроватях сменили, использовав чистые комплекты из грузового трюма.Одну каюты выделили девушкам, другую — парням. Часть кроватей из одной каюты перетащили в другую: девушек среди выживших было меньше. Четыре пустых гостевых каюты на корме Пятнадцатая открыла и определила туда жить себя, меня, Шастя и Хохо, назвав «командирскими». Одну из кают ближе к носу определили, как помывочную — там теперь стояли бочки с водой, набранной в реке. Бочки с водой были выставлены и в зале, куда вёл люк с палубы — кто-то вовремя вспомнил, что в море вода солёная и пить её нельзя.На ночь мы выбрали место у береговой отмели и бросили якорь. Некоторые предлагали идти ночью, но после коллективного обсуждения стало понятно, что весь наш богатейший опыт по управлению водными корытами позволяет идти или прямо, ориентируясь по берегу — или на дно. Так что здравый смысл победил.Уже собираясь укладываться спать, я услышал, как скрипнула дверь в каюте Пятнадцатой, а потом ко мне тихо постучали.— Не заперто, — сказал я. Пятнадцатая вошла ко мне с заговорщицким видом, неся в руках кувшин, две кружки и какой-то свёрток. — Это что за новости?— Это немного вина, — сказала она, выставляя на стол свою добычу. — И сыр.— Нам же вроде нельзя? — спросил я, беря кувшин. Вина было налито где-то до половины.— Нельзя, но нужно, — сказала девушка. — Впрямую это не запрещается. Просто в казарму проносить нельзя. Некоторые десятники раз в месяц ходили, пили. Просто… ты сам понимаешь, как к нам аори относятся…— Ну да, — кивнул я, разливая вино. — Я ведь ещё ни разу не пил. А если напьюсь?— Да с чего тут напиваться — с одной кружки? — удивилась Пятнадцатая. — Я всем, кто не будет стоять на страже, велела выпить по такой. И все остались трезвые. Пей.Девушка отсалютовала мне кружкой и пригубила. Достав из свертка кусок сыра, она начала его жевать. Я решился и последовал её примеру. Вино было кисло-сладким, с каким-то пряным ароматом. После нескольких глотков слегка зашумело в голове.— Как думаешь, — спросил я Пятнадцатую, — мы переживем всё это?Я неопределенно махнул рукой туда, где, по моему мнению, находился Линг. Но девушка поняла и кивнула.— Это Yашествие, — пояснила она мне. — Не первое и не последнее. Обычно немертвые прорываются на севере. Там город Тулья — он хорошо укреплен. А на Линг давно не нападали. Переживём, наверно… Надо попытаться. Теперь есть ради чего.Пятнадцатая явно загрустила.— Мы ещё можем ограбить каюту капитана, — напомнил я ей. — И будем совсем при деньгах.— Откуда в тебе это? — засмеялась Пятнадцатая. — То предлагаешь грабить деревни у Линга в поисках припасов, то каюту капитана?— Это же даже не грабёж, — пояснил я, делая очередной глоток и понимая, что осталось там совсем чуть-чуть. — Баржу всё равно унесло бы в море. Вместе со всем добром. Капитан мёртв, команда мертва. Ничего не изменится от того, что мы всё заберем!— А если у матросов и капитана были семьи, родственники…— Ну так и где они? Баржу-то в море несло! — удивился я. — К тому же, если мы немного добра оставим, никто и не узнает. Надо только проверить журналы. В каком-нибудь может быть записано, чего и сколько есть на барже.— Боги, с кем я связалась, — Пятнадцатая засмеялась снова. — Ты просто какой-то бандит! Ещё и предусмотрительный.Я ухмыльнулся. Глаза слипались — усталость давала о себе знать. Пятнадцатая тоже начинала украдкой зевать.— Я просто хочу имя, хочу нормальное снаряжение… Да я много чего хочу. Но мне почему-то никто не несет это бесплатно. Наоборот, местные только цены при виде меня задирают… А совесть не даёт, как Злата…— Да уж, — Пятнадцатая вздрогнула. — Ааори, прислуживающий мудори… Мне это в кошмарах будет сниться.— Если тебя снятся кошмары — можешь остаться на соседней кровати, — буркнул я. — И тогда ты просто не сможешь уснуть, если я начну храпеть.— Но-но, — Пятнадцатая допила вино и поставила кружку. — Я девушка приличная! Если приснится кошмар, приду к тебе и заставлю сидеть со мной и петь песенки… Ну, колыбельные, которые тут детям поют.Я покатал в памяти слово, получив слабенький отклик.— Ни одной не знаю.— Тогда просто будешь мычать что-нибудь грустное, — Пятнадцатая поднялась, подошла ко мне и взъерошила волосы. — Фу, завтра чтобы помылся!— Да, десятник, — я слабо стукнул себя кулаком по груди, даже не пытаясь встать на ноги.Пятнадцатая с сомнением посмотрела на кружки и пустой кувшин, вздохнула и попыталась всё собрать, но я помешал, поймав её за руку.— Иди спать. Ничего с ними за ночь не случится — а завтра заберёшь.— Нет уж, ты тогда сам завтра всё на кухню занеси, — ухмыльнулась она, слегка пожав мне руку. — Спокойных снов!— Тебе тоже! — пожелал я, заставив себя встать и прикрыть дверь на щеколду.Потом подумал и открыл щеколду — вдруг ей действительно надо будет эти самые колыбельные петь… Десятник всё-таки.Потом вспомнил Ласку и закрыл щеколду. Пятнадцатая там за стенкой, а вдруг Ласка придёт, и я не отобьюсь… А Пятнадцатая — за стенкой, услышит… А она десятник — и навалять может.Часть 2.Глава 17Утро встретило нашу лоханку и экипаж новыми трудностями. Ветер изменился и стал дуть на берег, нагоняя волну. В некоторых комнатах, где окна были открыты, под ними скопились большие соленые лужи. Грохот прибоя просто оглушал, а тяжелые тучи намекали, что погода готовит нам сюрприз. Пятнадцатая потребовала провести совещание, куда, помимо меня, Шастя и Хохо, пригласили еще двоих ребят, которые подсказали немало толковых идей с парусом и управлением баржи. Суч и Рыба были ветеранами, которые уже года четыре провели в ааори. Рыба сразу признался, что по возвращении должен был стать нори — необходимое количество баллов после Пущи у него было.Собрались все на надстройке на корме, неподалеку от рулевых. Желающие могли подходить и слушать, и Пятнадцатая даже одобрила это — поэтому мимо постоянно ходили бойцы, разве что ушами не шевелили. Правда, десятник предполагала, что у кого-то могут появится дельные идеи, а вот таковых ни у кого за время совещания не нашлось.— Вопрос первый, — начала Пятнадцатая. — Сможешь ли мы плыть дальше?— На парусе — нет, — ответил Рыба, а Суч согласно кивнул. — Если поднимем парус, то нас начнет сносить назад к Лингу, в залив.— А на веслах? — спросила Пятнадцатая.— На веслах сможем, только медленно, — в парочке Рыба-Суч говорил, видимо, Рыба, а Суч только соглашался или нет. — Сразу, чтобы вопросов не было: баржа рассчитана на 30 весел по каждому борту, но в наличии — только половина.— У них команда была всего сорок человек, — я кивнул, вспомнив про двадцать двухъярусных кроватей. — У нас ситуация не лучше: тоже 43 человека.— Но плыть можем? — упрямо продолжила Пятнадцатая.Рыба в ответ кивнул.— И как быстро сможем двигаться? — уточнил Хохо.— Сложно сказать, — Рыба замялся. — Но из узкой части залива сегодня, может, и выйдем. Только вот там и волна будет больше.Я прикинул расстояние и понял, что двигаться мы будем не быстрее пешехода. Если пешком не было бы даже быстрее. Пятнадцатая, видимо, подумала о том же и бросила тоскливый взгляд на берег. Но там с утра нас уже поджидали. Отряд серых людей споро валил деревья, пытаясь сделать плот.— Не, — Хохо, угадав мысли десятника, помотал головой. — Плохой выбор. Я бы на эту ораву и здоровым бы не советовал лезть.— Да у нас и выбора-то нет, — вздохнул я. — Стоять нельзя, надо плыть. Я бы только узкое место не сегодня проходил, а завтра.— Это слишком медленно, — сурово сказала Пятнадцатая. — В Форте нам нужно быть как можно быстрее.— К чему такая спешка? — уточнил Шасть, но Пятнадцатая на вопрос не ответила.Я уже знал ее эту привычку — вобьет себе что-то в голову, а объяснить не может, вот и отмалчивается. С другой стороны, Пятнадцатая часто оказывалась права в своей «упёртости», и легче было согласиться.— Нужна карта, — неожиданно мне пришла в голову идея. — Карта из каюты капитана. Там точно должно быть это побережье, они часто здесь плавали…— Зачем тебе карта? — не поняла Пятнадцатая, но вместо меня ответил Рыба:— Верно, мы же можем по ней посмотреть, какие бухты будут впереди, чтобы рассчитать переходы до этих самых бухт. Доплыли, спрятались от непогоды, бросили якорь и ночуем.Я кивнул. Лучше бы я не объяснил: сразу видно, что человек в прошлой жизни не один раз по морю плавал. «Отходил!» — поправила память уже не в первый раз. Она утверждала, что по морю «ходят». Но мало кто это слово использовал, и я молчал наперекор памяти.Пятнадцатая сходила вниз и вернулась с несколькими трубками карт. Одну — нужную — мы расстелили прямо на палубе.Рыбе понадобился один взгляд, чтобы ткнуть пальцем в точку на берегу:— Вот сюда успеваем, — сказал он. Суч пригляделся и кивнул. — И то в бухту зайдем уже в темноте.За бухтой берег изгибался и уходил на восток, образуя большой угол. Вдоль берега идти получалось в два раза больше, чем по прямой — что Пятнадцатая немедленно заметила.— А здесь мы срезать сможем?— При такой погоде — нет. Если бы был попутный ветер, можно было бы попробовать, — ответил Рыба. — Парус мы там сможем уже использовать, но сила будет небольшой. Слишком неудобно ветер дует. А если срезать — то опять против ветра. Видишь отметки?Все склонились над картой, в которую Рыба тыкал пальцем.— Это отметки глубины. Отойдем от берега, и встать на якорь уже не получится. Цепь у якоря короткая.Пятнадцатая тяжело вздохнула. Судя по упрямому выражению лица, сдаваться она не собиралась, но тут открыл рот Суч.— Волна. Тут — мелочь. Там — валы, — проговорил он. — Перевернемся. Утонем. Плаваем хорошо?Исчерпывающе! На моей памяти нашего десятника так на место ставили всего пару раз. Пятнадцатая сразу сдулась.— Может, погода еще изменится, — сказал Хохо. — Сегодня поболтает, польёт, а завтра — будет попутный ветер.— Ладно, — вздохнула девушка. — Идем к вашей бухте на веслах. Перерывов не делаем, как бы тяжело ни было.Это была угроза. Угроза оказалась не пустой, но оценить ее мы смогли только после завтрака, когда весла были опущены в воду, а на палубе появились лавочки для гребцов. Ворочать этими бревнами оказалось неимоверно сложно и неудобно. Ещё часа два мы приноравливались друг к другу, к ритму гребли, к весу весла. И только тогда дело сдвинулось с мертвой точки. На весла удалось посадить практически всех — после обыска трюма количество вёсел удалось увеличить до 19 пар. Не отлынивал никто, а те, кому весел не досталось, занимались мытьем палубы, управлением и готовкой. Даже Пятнадцатая встала на вёсла со всеми наравне.Боль пришла к обеду. Болели мышцы спины, болели руки, болели кровоточащие мозоли на ладонях, болели ноги, хотя вроде бы мы и сидели. Перерыв был слишком маленький: мы успели только перекусить, смазать мозоли целебной мазью, многие обмотали руки тряпками — и пытка продолжилась. Если поначалу баржа шла всё быстрее и быстрее, то к концу дня скорость начала снижаться. Теперь на теле, казалось, не осталось ни одного места, которое бы не болело при движении.О том, что будет завтра утром — даже думать не хотелось. Как мы ни старались, но до темноты обогнуть мыс так и не успели. Сказалась и общая усталость, и наша криворукость в управлении баржой, и новые члены отряда.Выживших первым заметил Суч. Чтобы понять, что же на самом деле он увидел, массивный и похожий на сундук парень ловко вскарабкался на мачту, и оттуда стал показывать стоящему за рулем Рыбе, куда надо поворачивать. Ладья изменила направление и неторопливо подошла к находке Суча.В заливе болталось несколько бочек и досок от телег. Их явно пытались связать в единое целое, но длительное использование превратило плавательное средство в обычную кучу мусора. А на этой куче лежало несколько ааори, в одном из которых я узнал Первого, а ещё в одном — Шестого. Десятники выглядели совсем плохо, их бойцы — еще хуже. Первый хотя бы был в сознании и смог приподнять голову, не узнавая людей на барже. Другие даже не пытались шевелиться.— Лестницы, — приказала Пятнадцатая, и вскоре с борта скинули лестницы для добровольцев.Плавать умели не все бойцы, так что среди добровольцев оказался и я. Доспеха на мне не было, и повязки на ранах мгновенно намокли, а холодная вода перехватила дыхание. Достигнув в несколько гребков обломков, я сумел стащить в воду Первого, в чём мне активно помогал Шасть, подплывший вслед за мной. Вместе мы дотянули его до борта и даже приподняли по лестнице, где протянутые руки подхватили тело.Всего из моря вытащили восемь человек — чудом спасшихся от серых, прошедших пороги и унесённых в море течением. И хотя ветер прибивал их назад в залив, шансов выжить у них почти не было.Всех спасенных разместили в одном из отделов пассажирского трюма. Помимо истощения, у спасенных было множество ран. Пришлось использовать мазь. После обработки ранений все спасённые просто вырубились, впав в забытье.Вскоре мы путь продолжили и плыли почти до темноты, к вечеру достигнув мыса. Пятнадцатая приняла решение не проходить в темноте узкий пролив, и Рыба с Сучем направили баржу к берегу — где, поискав полчаса тихое место, мы и бросили якорь. Ужин дежурные по кухне вынесли прямо на палубу, где гребцы пытались заставить себя подняться с лавок. Ели прямо там, причем весь «старший» состав параллельно совещался.— Завтра попробуем обогнуть мыс, — сказал Рыба при молчаливой поддержке Суча. — Плохо, что не удалось сегодня, но у нас и навыков нет! Вёсла друг о друга стукаются постоянно, и поднимать темп нельзя.— Не нужно, — сказала Пятнадцатая. — Ошиблись мы и сил не рассчитали. Сколько нам с такой скоростью ползти до Форта?— Дней восемь-десять, — прикинул Рыба. — А если подует попутный ветер, то быстрее.Как будто убеждая нас в том, что попутным он быть не хочет, ветер обрушился шквалом на палубу.— Ночью. Дождь, — веско сказал Суч. — Три якоря надо.Рыба понятливо кивнул:— Сбросим два запасных, они тут до дна достают.— Может унести в море? — забеспокоилась Пятнадцатая.— Скорей о скалы разобьёт, — ответил Рыба.— У нас мазей и бинтов почти не осталось, — хмуро сообщила Ладна, подсаживаясь к нам. — Не запасы, а слёзы одни.— Надо поискать в трюме, — предложил Хохо. — На этой барже те ещё запасливые куркули плавали. Наверняка имелся и запас мазей с бинтами. На складе же в пристройке было и то, и другое.Трюм мы, надо сказать, обыскивали спустя рукава. Помещение было длинным, и сил на более тщательный поиск попросту не хватило.— Завтра пораньше встанем и всё обыщем, — кивнула Пятнадцатая.— А чего бойцов не привлечь? — удивился Шасть.— Бойцы и так измотанные, — ответила девушка и, не дав возразить, продолжила. — А мы… Мы — старшие. Вот мы и будем организацией заниматься. У нас и так каюты отдельные и кровати хорошие.Шасть тяжело вздохнул, хоть он как раз никогда не тяготился ранними подъёмами.— Как спасённые? — спросил я.— Плохо, — ответила Ладна мрачно. — Истощены и крови потеряли много. В ранах полно заразы было, у некоторых пошло воспаление. Мазь, конечно, снимет, но нескоро. Так что они не бойцы ещё на месяц, если помощи от лекаря не будет.— Лекаря у нас нет, — тяжело вздохнула Пятнадцатая. — Как вы их кормите?— Запросили на кухне бульон с перетёртым мясом, — пожала плечами Ладна. — Вливаем по возможности. Глотать они все могут и в забытьи.Суч огляделся и кашлянул.— Надо люки задраивать, — хмуро сказал Рыба, поглядывая на темное небо. — И лавки убирать. И вообще всё с палубы убрать… И якоря сбросить.— Что такое? — не поняла Пятнадцатая.— Шторм? Да, Суч? — Рыба обернулся к напарнику, и тот кивнул.— Час, — веско пояснил он.За час мы, конечно же, не успели. Люди еле передвигались и стонали. Но, когда с первой же крупной волны залило в спальни, уставшие ааори стали двигаться значительно быстрее. Спасть на мокром никому не хотелось. Люки задраили надёжно, плотно — и оставалось только лечь и уснуть. Но Пятнадцатая снова разлила всем вина по кружкам и буквально заставила выпить. А потом спряталась у себя в комнате. Через несколько минут всё стихло, только на палубе иногда прохаживались часовые. Фонари везде потушили, чтобы не выдать расположение корабля возможным наблюдателям с берега.Шторм нарастал всю ночь и утром. Я проснулся от того, что всё вокруг раскачивалось. Меня слегка болтало в кровати, и от этой болтанки заныли все мышцы, натруженные за вчера. Видно было плохо, и я со стоном сел и зажег фонарь. Протерев заспанные глаза, я понял, что баржу качает на огромных волнах, а моя кровать просто сохраняет относительно ровное положение. Подняв матрас, обнаружил и причину этого — лежак крепился к стене и к спинкам на цепях, которые позволяли ему свободно раскачиваться под собственным весом. Через минуту я вспомнил, что все кровати были с подобным устройством — даже в капитанской каюте. Оставалось только подивиться такой предусмотрительности моряков.Сняв фонарь, я вышел в коридор и поднялся на палубу. Небо было затянуто тучами, занимался рассвет, но вокруг царил полумрак. Мелкий дождь хлестал по доскам палубы, и наши часовые прятались на корме. Один дремал, другой возвращался с обхода. Увидев меня, он резко побледнел, вспомнив, что покидать свои посты и спать им не полагалось. Но я только успокоительно махнул рукой — мол, не буду вас ругать и закладывать.Ветер был холодный, тяжелый и пытался сбить с ног. Вода перекатывалась по палубе, не успевая сливаться в специальные отверстия. Накативший вал ударил в борт, и меня повело в сторону — баржа накренилась. С трудом удержавшись на ногах, я смотрел на фонтан пены и брызг, поднимающийся над палубой.— Веревка! — крикнул мне один из часовых, перекрикивая ветер и указывая пальцем в сторону. — Веревка! Можно держаться!Я проследил за направлением пальца и обнаружил протянутый от пристройки к мачте канат. От мачты к носу тянулся ещё один. Благодарно кивнув, я ухватился за него и пошел. Нос баржи слегка приподнимался и был почти на одном уровне с пристройкой. Наши мореходы смогли вчера зафиксировать баржу носом против ветра — под небольшим углом. Поэтому волны били в переднюю часть баржи, заливая всё соленой водой.Чтобы понять, что творится впереди, мне надо было добраться до носа. В какой-то момент особо крупная волна задрала нос баржи так, что я не удержался на ногах и почти повис на канате, а потом палуба сменила наклон в обратную сторону — и я скатился до мачты, успев обхватить ее руками и ногами. Казалось, баржа просто падает в какую-то водяную пропасть. Я видел, как натянулась на носу якорная цепь, а потом опала. Я даже представил, как еще немного — и обнажится дно. Но пропасть превратилась в очередной вал, а меня захлестнуло потоком воды с носа.Откашливался я потом ещё с минуту, стараясь избавить лёгкие от соли и влаги. Но мое упорство было вознаграждено, и я всё-таки добрался до носа. Смотреть можно было разве что на очередные валы, катившиеся к берегу. Ветер был такой, что возникало ощущение — сейчас с меня сдует и одежду, и кожу. Мелкая морось, завиваясь водяными лезвиями, больно резала даже сквозь одежду. Очередной вал вознес меня на вершину бури. Зная, что сейчас будет, я с содроганием всматривался вдаль, а сам пытался удержаться, как можно крепче хватаясь за канат руками и ногами. Рядом загромыхала якорная цепь — натянулась, затрещал фальшборт. Когда нос стал опускаться вниз, я только вдыхал, накачивая себя кислородом. Но вода ударила с такой силой, что всё равно попала и в нос, и в рот, защипала в глазах, заложила уши и заставила трепыхаться, с трудом удерживаясь за канат. Больше всего я боялся отпустить руки и оказаться за бортом. Спасать меня точно никто не будет.Но главное я увидел — и это нужно было донести до Пятнадцатой до того, как она решит отчаливать. С неё станется. Возвращаться было легче, но опаснее. Ветер и вода помогали скользить по палубе к кормовой надстройке, но риск сорваться за борт стал значительно выше. У входа меня встречали не только часовые, но и Пятнадцатая собственной персоной.— Шрам, ты совсем с ума сошёл? — закричала она. — Что тебя туда потянуло?! А если бы тебя смыло?— Н-ну, н-не смыло…же, — ответил я, пытаясь унять дрожь. — На у-узком м-месте валы… раза в… в три б-больше….— Ты хочешь сказать, что мы не пройдём? — спросила Пятнадцатая хмуро.Я кивнул и не стал отвечать.Девушка подхватила меня под локоть и затащила на кухню. Там уже вовсю разожгли печи, было тепло — и даже жарко. Усадив меня на табуретку в уголке, Пятнадцатая схватила маленький ковшик, плеснула туда вина и накидала каких-то порошков из баночек. Через минуту у меня в руках была дымящаяся кружка с горячим вином и какими-то специями. Стало значительно теплее.— Пей. Ещё не хватало, чтобы ты простудился, — буркнула она. — Ты для этого и пошёл на нос?— Хотел посмотреть, что там дальше, — ответил я. — Увидел, что в узком месте залива просто…— Поняла. И постарайся так больше не делать, — попросила Пятнадцатая. — Твоя глупая голова мне в последнее время слишком дорога…. И потерять тебя для всех нас будет не очень хорошо.Я покивал, потягивая вино со специями. На кухню заглянули Хохо и Рыба.— Рыба считает, что к полудню станет спокойнее, и можно будет отправляться, — порадовал новостью Хохо.— Нельзя, — ответила Пятнадцатая.— Волнение станет меньше, — успокоил Рыба.— Здесь да, — кивнула Пятнадцатая. — Но вот этот идиот дошел до носа и сказал, что в узком месте волны выше раза в три. А у нас и тут нос иногда зарывается в воду.Рыба крякнул.— Да, вот тут-то и ждала нас засада, — пробормотал он. — Действительно, там почти как на рифах… Эх! Придется пережидать здесь. Жалко, что вчера не успели выйти.— Жалко, — согласилась Пятнадцатая. — Но сейчас смысла жалеть нет. Займемся делами на барже.— Может, и хорошо, — предположил Хохо. — Вчера все вымотались, и как бы мы гребли на второй день — ещё не ясно.— Зато под парусом бы после узкого места — летели, — возразил Рыба.Пятнадцатая помрачнела. Видимо, снова жалела, что вчера мы остались в заливе.— Мы бы перевернулись в узком месте. И на том бы всё и закончилось, — мрачно возразил я. — Вчера ветер тоже сильный был. А в темноте мы бы ничего не увидели. Разве что на слух бы поняли, что что-то не так.Все замолчали. Первой опомнилась Пятнадцатая.— Так, раз у нас день свободный… Шрам, ты иди поваляйся в каюте пару часиков под одеялом. Если ты сляжешь, я лично тебя придушу. Хохо, найди Шастя — пускай наберет девочек и топает в трюм. Надо искать мази и бинты. А мы с тобой давай подрядим всех на обход и уборку помещений. Рыба, вы с Сучем проверьте это корыто — не дай боги протекает где-нибудь! Если нужна помощь — наберите толковых ребят… После обеда устроим принудительную помывку всех бойцов — надоело этот смрад вдыхать. Отдыхать будем после мытья. Шрам, ты ещё здесь?— Меня нет, — пробормотал я, отставляя пустую кружку и выскальзывая с кухни.В своей каюте я немедленно последовал совету Пятнадцатой. Мышцы у меня продолжали болеть, глаза стали красными от соленой воды, а от вина я сомлел. Стоило мне зарыться в одеяло и свернуться калачиком, как я провалился в тревожный сон.Во сне я стоял посреди мрачного леса. Повсюду что-то капало. Слышались крики неизвестных созданий, треск и шум. В этом лесу не хотелось найти полянку и посидеть, слушая, как жизнь вокруг течет своим чередом. В этом лесу хотелось спрятаться под какую-нибудь корягу и носа не высовывать лишний раз. Здесь жизнь не ключом била — она водопадом обрывалась, о чём сообщил грозный рык и последовавший сразу за ним жалобный стон.Но мне почему-то надо было идти вперёд. Во сне я это понимал точно — только вперёд, только идти. Я и шёл. Руки раздвигали широкие листья папоротников и гирлянды мха, ноги ступали тихо и аккуратно — я даже удивился, что так умею. Уши ловили каждый тревожный шорох. Казалось, что нервы напряглись и стали как натянутая якорная цепь на вершине вала.Лес закончился, и внезапно я вышел на поляну, хоть здесь это и казалось невозможным. На этом каменистом пустыре можно было сесть и отдохнуть, а в самой середине поляны горел костер, рядом с которым сидел старик с седой бородой и в странной одежде. Его раскосые глаза задумчиво смотрели на огонь. Я сел рядом и тоже уставился на пламя. По телу расползалось приятное тепло.— Думаешь, что напрасно тут оказался? — спросил старик.— Случайно вышел, — согласился я.— Никто сюда случайно не выходит. Каждому своя мера отмерена, — он покачал головой.— А моя мера какая?— Твоя мера давно вышла уже, — старик указал палкой на кромку леса.Там, с краю, стояла девушка с золотыми волосами и плакала. Мне девушка показалась знакомой. Но никак не удавалось вспомнить.— Она вон хорошо шла, а поляны — не видит. И охотника не видит, — продолжил незнакомец.— Какого охотника? — спросил я и помахал девушке, но та водила затравленным взглядом, не замечая меня.— Своего охотника, — ответил старик. — Охотника на себя.Рёв раздался за спиной девушки, и серая лапа с острыми когтями-бритвами ударила ей в живот. И тут я узнал её — Злата. Со стоном девушка сложилась пополам и упала на землю, а через мгновение её утащило в заросли, откуда долетел слабый крик:— Не надо! Я — слуга! Нет!Хруст оборвал её голос, а я с ужасом перевёл взгляд на старика, но седобородого уже не было. На его месте колыхалось что-то ужасное, тёмное и немного прозрачное.— Охотник и на тебя найдётся, — донёсся до меня голос, а тьма потянулась ко мне. Я попытался отшатнуться, вскочить, но как будто прирос к брёвнышку, на котором сидел. Меня охватил какой-то потусторонний ужас — я рвался, но тьма всё приближалась.— Нет-нет-нет-нет!!! — закричал я в отчаянии и почувствовал, как меня всего трясёт. Странно трясёт — будто за плечи кто-то дёргает.— Шрам! — голос Пятнадцатой.— Шрам, проснись! — Пятнадцатая трясла меня за плечи, а я вцепился ей в руки и продолжал повторять.— Нет-нет…— Что значит «нет»?! — опешила десятник, вытаращив глаза. — Ты уже третий час дрыхнешь. Вставай.— Чтоб меня…Из коридора раздался хохот. Там стоял Хохо и сквозь открытую дверь наблюдал за этим представлением.— Что, Пятнадцатая? — ехидно осведомился гадёныш. — Уж послал — так послал.Пятнадцатая улыбнулась и погрозила ему кулаком. Я сел на кровати, пытаясь прийти в себя.— Сон не задался? — участливо спросила девушка, и что-то в её голосе мне совсем не понравилось.— Это зависит от того, что ты называешь словом «задался», — ответил я, стараясь сбить её с мысли. — Хотя я чуть в штаны не наложил… И во сне — и тут.Хохо снова заржал, а Пятнадцатая покачала головой.— Пошли. Осуществим твой план по незаконному обогащению, — сказала она. — Народ сейчас мыться пойдёт. Самое время обыскать каюты.Глава 18— Давай рассказывай, что ты задумал, — предложила Пятнадцатая, когда мы втроём вошли в закрытую гостевую каюту.За прошедшие сутки мы успели заметить, что стенки в этих помещениях, в отличие от трюма, были сделаны отлично. При закрытой двери было почти не слышно, о чем говорят в каюте — только неясное бормотание.— Здесь и в каюте капитана есть ценные вещи, — начал объяснять я. — Наверняка есть корабельная казна, а есть — личные деньги. Тут, наверно, жил помощник капитана.— Почему ты так решил? — спросил Хохо.— Одежда тут матросская, — ответил я, встав и открыв шкаф. — Сам смотри. Добротная, но простая. У обычных матросов хуже была.— Боцман, — сказала Пятнадцатая. — Рыба говорил, что помощник капитана — боцман.— Пусть будет боцман, — согласился я. — Я не знаю местные обычаи и законы, но добыча, взятая в бою, принадлежит победителю. Даже если тот совсем недавно отобрал ее у твоих союзников. И с этой точки зрения баржа — наша.Хохо внимательно меня выслушал и кивнул.— А я считаю, — высказалась Пятнадцатая, — что мы тут никто и звать нас никак, поэтому за каждую мелочь с нас спросят по полной программе. А если мы просто обчистим баржу — нас спишут, не задумываясь.Хохо внимательно выслушал её и снова кивнул.— Поэтому я предлагаю не брать всё, но взять как можно больше личных вещей, — продолжил я. — И залезть в корабельную казну. Если нам, конечно, удастся найти какой-нибудь журнал с записями о том, что есть на борту, какая сумма в казне и тому подобное.Хохо задумался, а потом тряхнул головой.— Вообще-то я согласен с тобой, Шрам, — сказал он. — Баржа — наша добыча. Но и Пятнадцатая права. Право на добычу тут есть у тех, кто хотя бы имя получил. Нельзя нам обчищать корабельные запасы. Но того, что найдём в личных вещах, никто не хватится — если вещь не слишком приметная. Значит, надо собирать всё, что можем.— И ты туда же, — вздохнула Пятнадцатая.— Ой, не строй из себя законопослушного ааори, — Хохо тихо засмеялся. — Когда мы с тобой украли на рынке…— Хохо!..— И этот человек называл меня бандитом, — притворно вздохнул я.Пятнадцатая улыбнулась и взъерошила мне волосы. Они уже прилично отросли за последнее время, и надо было решать, что с ними делать.— Пятнадцатая, нам очень нужны деньги, — сказал Хохо. — И я серьезно. Ты Первого и Шестого видела? Они сюда приехали в броне, которую не каждый вэри себе позволить может. А сейчас лежат в трюме почти голые. Мы на этом потеряли всё, что можно было.— Да я всё понимаю, — кивнула девушка. — Но страшно. До нори рукой подать…— Я чего-то не знаю? — удивился Хохо. — У нас те несчастные 1800 ули, которые ты каким-то чудом вытащила из лагеря — и это всё. Броня потеряна, запасные комплекты потеряны. Шрам вон до сих пор голопузый бегает. Какие нори?Пятнадцатая глянула на меня, вздохнула и полезла за ворот рубахи. Там у неё болтался какой-то грубый медный кулончик. Я никогда не интересовался, что это и зачем, но Пятнадцатой он, видимо, был дорог. И я даже не представлял, насколько. Кулончик как-то хитро развинчивался, а внутри была полость. И из этой полости Пятнадцатая вытряхнула на ладонь горошину мудрости.Хохо уставился на её ладонь как на неизведанное чудо. Впрочем, горошина и вправду была красивая — бордовая, переливающаяся желтыми всполохами внутри.— Это то, о чем я думаю? — спросил он.— Это горошина от мудори, — кивнула Пятнадцатая.Хохо глянул на меня, но задавать глупый вопрос не стал. Если горошина здесь — значит, я её так и не съел.— Это и в самом деле всё меняет, — сказал он. — Тогда мне тоже страшновато… Но знаешь, Пятнадцатая?— Не томи, — кивнула ему девушка, пряча горошину в кулон, а кулон снова за ворот.— Становиться голым нори мне совсем не хочется. Ну дадим мы имена всем нашим за это богатство, ну продадим кровь — сколько там, пятнадцать пузырьков? И останемся голыми.— И?— Надо провести обыск… Посмотреть, что есть… и изъять всё то, чего на барже не хватятся, — твёрдо закончил он. — И начинать отсюда надо.— То есть ты согласен, что грабить баржу надо? — спросила девушка.— Я не просто согласен. Я настаиваю, — ответил Хохо. — Но делать надо очень аккуратно. Пусть получится немного… Но, может, нам ещё накинут за то, что мы баржу вытащили и в Форт пригнали. Не будем жадничать — возьмем всё тихо и аккуратно. И ещё: есть мы теперь будем вкусно и от пуза, фонари тушить лишний раз не будем, и всем найдём запасные и удобные шмотки, потому что их никто не станет отбирать.Боцман обогатил нас на три тысячи ули. Не знаю, на что он откладывал, но прятал деньги хорошо. Сундук был с двойным дном: только опустошив его, нам удалось это понять. Деньги боцман набил в тайник под завязку. Монеты были самого разного достоинства. Кошелек с ещё тремя сотнями ули мы трогать не стали. Я обзавёлся новыми плотными штанами, лёгкой рубашкой с широкими рукавами и плотной кожаной жилеткой со стоячим воротником, защищавшим от ветра.Часть одежды плавно перекочевала на склад, а остальные вещи боцмана мы перенесли в каюту капитана. Капитанская каюта оказалась значительно более скучной на находки, хоть обыск и занял весь оставшийся день. Личных денег у владельца баржи оказалось всего около тысячи ули — из которых триста мы забрали себе. Обнаружили мы и сундук с казной, но его трогать не стали. Хохо только сунул нос, оценил и со вздохом закрыл. Нашлись также драгоценности, которые тоже пришлось оставить. Четыре отличных золотых кольца и массивная золотая цепочка.— Так и представляю, как заваливаюсь в какую-нибудь лавочку и говорю: «Слушай, торговец, перстеньки не купишь? Давно увёл, уже холодные», — прокомментировал Хохо.— А может?.. — моя жадность тихо скулила.— Шрам, нет! — Пятнадцатая сгребла все драгоценности в шкатулку и кинула ее на место, в сундук. — Не бывает таких цацек ни у вэри, ни у нори, ни тем более у нас… Дорогие слишком.— И насколько потянул бы перстенек? — поинтересовался я.— На пять сотен ули тянул, — ответил Хохо. — Но мы пока вэри не станем, всё равно вкладываемся в мази лечебные и снаряжение. Разве что на память оставить. Слишком это….— Слишком заметно, — отрезала Пятнадцатая и посмотрела строго на меня.Я покладисто развёл руками.— О! Нашёл! — пропыхтел Хохо, выуживая из-под кровати коробку и извлекая из нее бутылочки. — Я знал, что где-то должна быть такая штука.— Что там? — Пятнадцатая с интересом смотрела на содержимое.— Кровь мудорей? — не отстал я.Хохо укоризненно и печально посмотрел на меня:— Нет, это мази. Видишь на пробках значки?— Да…— Это защитные мази, сделанные из тех самых ингредиентов, которые мы будем таскать из Пущи и Диких Земель. Вот этот пузырёк нам бесполезен пока, но может скинуть пару лет. А вот этот — полезный, ускоряет восстановление организма.— Может, дать кому-то из спасённых? — поинтересовался я. — Или это не так работает, как я понял?— Нет, Шрам, не так, — сказала Пятнадцатая. — Это надо пить перед боем. В первые минуты придётся набить желудок едой. Лучше орехами или сушеным мясом. Тогда во время боя раны затягиваются почти на глазах. Но когда еда закончится — действие прекратится.— А… то есть, сначала камни — потом дом?— А ты решил, что в сказку попал? — засмеялся Хохо. — После боя тебе ещё желудок выскажет всё, что о тебе думает. Печень, почки — тоже…— Ну раз болит желудок и прочие органы, то ты живой, — понял я. — Своеобразная плата за то, что получил ускоренное восстановление.— Да, хорошо сказал, — кивнула Пятнадцатая. — Что там ещё?— Вот эти баночки — хорошо, — ответил Хохо. — Такая мазь на оружие наносится. Мудрецы говорят, что яд разрушает связь плоти: можно конечность отрубить.— Например, ногу мудори? — предположил я. — Банка вскрытая?— Одна… Ага, капитан нанес её на топор! — догадался Хохо и оставил вскрытую баночку в ящике. — Это нам не надо, это… Шрам, это — тебе!— Что это? — с сомнением спросил я, протянув к баночке руку и следом отдёрнув.— Бери-бери! — настаивал Хохо.Пятнадцатая вырвала баночку, посмотрела на пробку и свалилась от хохота с кровати.— Хохо… Что это ты мне пытался всучить? — спросил я с ещё большим подозрением.— Персональный подарок! — не унимался Хохо, уже не сдерживаясь. — Отвадит от тебя всех поклонниц!— Не понял….— Ы… Шрам, с этим можно без ограничений в течение нескольких часов! — выдавила Пятнадцатая с пола. — Сделал глоток — и молоток!— Да, — согласился Хохо и резко погрустнел.— Грустный мой друг, — вкрадчиво спросил я, — и какова же плата за такие феноменальные способности.— Не спрашивай, — ответил Хохо. — Просто молчи. Пятнадцатая, отдай!— На! И с кем ты это пробовал? — поинтересовалась она.— Хм… Не важно, — он быстро спрятал пузырек и достал новый, протянув его Пятнадцатой. — Держи! Грудь будет больше в полтора раза!— Тьфу, зараза, — снова захохотала Пятнадцатая. — Она у меня и так немаленькая! Давай дальше. Что там?— О, вот это я бы изъял! — сказал Хохо, доставая ещё две бутылочки. — Выпил и стал быстр, как молния. На полчаса. Потом лечишь мышцы. Но если совместить с восстановлением, то последствия одни и те же…— Опа! — догадался я. — Так с восстановлением ты можешь любое зелье без последствий использовать, да?— Только нечасто, — кивнул Хохо. — Печень, почки, желудок — это всё важные органы. Три-четыре раза подряд использовал восстановление и оставишь столько денег мудрецам, сколько алхимики за год не зарабатывают. Есть, конечно, малый набор, но он стоит столько…. А! Три тысячи сто двадцать пять ули!— Что за малый набор? — уточнил я.— Смотри-ка, Шрама цена не пугает! — подначила меня десятник.— Ну там комплекс зелий, который выводит всю цепочку оплаты в…— В пердёж, Шрам, понос и рвоту! — закончила Пятнадцатая, осознав, что Хохо пытается подобрать слова из-за неё. — На самом деле, не такая уж и большая плата за то, чтобы быть невероятно ловким, сильным и живучим воином. Один час. Но это много.— Понял. Если есть малый набор, то и большой имеется?— Само собой, — подтвердил Хохо, — но это того не стоит! Большой набор раз в двадцать дороже… Ты станешь очень сильным, живучим, ловким, быстрым, не убиваемым обычными ранами, не чувствующим боли… на тот же час, отделавшись отрыжкой. Отрыжка пойдёт сразу, и все вокруг поймут, что ты используешь зелье… Но за такие деньги можно найти какого-нибудь эра — и он сделает всё то же самое. Но без отрыжки.— А эры могут использовать зелья? — поинтересовался я.— Могут. Только зачем? — поинтересовалась Пятнадцатая. — Они обычно все владеют хоть немного мудростью — без этого не станешь лори. А с ее помощью можно добиться такого же результата, но без последствий вообще. Есть только одно зелье, которое сделает тебя сильнее, чем все эры вместе взятые.— И сколько оно стоит? — поинтересовался я.— Нисколько. У каждого алхимика оно в единственном экземпляре, — объяснил Хохо. — На сторону не продают. Но там либо последствий не будет вообще, либо ты станешь сразу очень неприятной тварью.— Опять не понял…— Да я сам не очень знаю, — пояснил Хохо. — Набор делает себе каждый алхимик. И носит с собой. Это как…— Последний довод, — подсказала Пятнадцатая. — Так и называется.— Да, последний довод. Даже старый алхимик, рассыпающийся на глазах, с помощью этого зелья становится непобедимым бойцом. Ни боли, ни сомнений — сплошная сила, мощь и точный расчёт. В течение часа невозможно победить такого бойца… Вот только один из десяти алхимиков на исходе часа становится жуткой тварью, которая чувствует мудрость мира, отлично чувствует себя и… делает себе помощников. Почти как высшая нежить.— А Линг — это город алхимиков? — тихо поинтересовался я, и в каюте капитана повисла нехорошая тишина, прерываемая только ударами волн о борт баржи.— Так вот на что они надеются, — тихо выдохнула Пятнадцатая. — Вот почему сразу никого не вывозили…— Если им повезёт — спасутся все, — согласился Хохо. — А если не повезёт — спасать будет уже некого.После обыска кают Пятнадцатая всё-таки загнала меня на помывку. В помывочной ещё оставалась тёплая вода, которой я с удовольствием смыл с себя следы прошедших приключений. Раны и порезы почти затянулись тонкой розовой кожицей. Кровь и мазь были смыты в бадью, которую пришлось три раза выливать в море. Зато из помывочной я вышел чистый, пахнущий мылом и в новой одежде.Чтобы не сидеть в каюте, я решил отправиться на палубу. Проходя мимо кухни, почувствовал аромат обеда, и рот наполнился слюной. Завтрак я пропустил, и есть хотелось невыносимо.Обстановка на палубе изменилась в лучшую сторону. Как и предрекали наши мореходы, волнение пошло на спад. Волны уже не перехлёстывали через борт, а мерно качали баржу. Для интереса я посмотрел на узкую часть пролива, но валов не увидел, хотя и был уверен, что они там есть. Море умеет хранить свои ловушки.Обед, как и обещал Хохо, был отличный — первое, второе, компот. Но Пятнадцатая решила мне всё испортить. Не успел я доесть густой суп, пристроившись на бухте каната, как она присела рядом. На мой вопросительный взгляд девушка нетерпеливо сказала:— Пойдём. Покажу что-то.— Я ем! — возмутился я.— Ну так доедай, и пойдём! — возмущенно ответила девушка, глядя на меня.Она смотрела, пока я доедал суп. Она продолжила смотреть, когда я, давясь, доедал второе. И я его так и не доел. Аппетит она мне испортила напрочь, и есть уже не хотелось. Ругаться не хотелось тоже. Я залпом допил компот и встал.— Пошли, — хмуро сказал я.Мы спустились в трюм, прошли в грузовое отделение и добрались до носа, петляя между расставленными тут и там ящиками. Нос и был самой захламленной частью. Там пришлось по ящикам идти, рискуя оступиться в свете фонарей.— И куда ты меня притащила, чистого, мытого… А тут пыль.Пятнадцатая фыркнула.— Пришли уже, — ответила она. — Помнишь, сегодня наши перерывали трюм и искали лекарства?— Ага…— Ладна с Зенкой добрались сюда. Ну и глазастая обнаружила, что здесь настил отходит слегка. Приподняли они досочки… Смотри и знакомься!Под досками я обнаружил три ящика, наполненные продолговатыми высушенными стручками. Подняв один, рассмотрел со всех сторон и положил назад.— Мы познакомились. Теперь представишь?— Сережки икана. Дерева, растущего здесь, в Пуще, — возбуждённо ответила Пятнадцатая. — Измельченные в пыль, они становятся одним из самых сильных алхимических элементов… Или самым сильным наркотиком из тех, что людям известны.Слово «наркотик» дёрнуло память, но воспоминания так и не смогли выдать что-то осмысленное. Я вопросительно посмотрел на Пятнадцатую, и та объяснила:— Наркотик — это вещество, которое раз примешь, и будет требоваться ещё и ещё. Каждый приём ты убиваешь себя. Прямо раз за разом. Маленькая щепотка икана дарит принявшему неземное блаженство. Говорят, людям сложно удержаться от новой. После того, как примешь эту гадость несколько раз, требуется еще. Если не найдешь — будешь постоянно чувствовать боль и ломоту в теле. Она будет всё сильнее, сильнее… Люди умирают от судорог, если не найдут дозу за несколько дней. А новая доза — и новый ущерб. С каждым разом доза требуется всё чаще, и в конце — либо смерть от судорог, либо смерть во время блаженства.— Это как?— Не знаю… Но так говорят.— И такое можно продавать? — с тихим удивлением проговорил я.— Нет, — усмехнулась Пятнадцатая. — Нет, Шрам, такое продавать запрещено. Этим торгует только государство и продаёт только в руки алхимиков. Один эо пыльцы икана стоит сотню ули.— Подожди-ка… Это что, незаконный товар?— Да, команда торговала контрабандой, — кивнула Пятнадцатая.— Тогда почему мы нашли так мало денег? — оживился я.— Молодец! — Пятнадцатая улыбнулась так гордо, как будто в этом была её личная заслуга. — Не сомневалась в тебе ни на секунду. Эти деньги никак не отображаются, и их не должно быть на барже, если стража затеет обыск.— И где-то тут есть тайник с кучей золота…— Неподотчётного…— Никто не знает, сколько там могло быть изначально…— И если мы стянем оттуда ещё чуть-чуть, никто и не узнает, — Пятнадцатая улыбнулась. — Стоит поискать, не находишь?— Найду, — пообещал я. — Найду…Тайник был в каюте боцмана. Там, где и не заподозрят. В крышке одежного шкафа. Не в стенке, не в основании — в крышке. Чтобы до него добраться — пришлось эту самую крышку долго осматривать. Выглядела она цельной доской, и стук пустот не обнаружил, но мне удалось заметить почти невидимый шов, которые разделил доски поперёк на две части. В вырезанном углублении, засыпанном песком, и лежали монеты стопками по пять штук. Большие, с отличной чеканкой и совершенно неизвестного достоинства. Приглашённые эксперты в лице Хохо и Пятнадцатой застыли.— Короны, — произнёс Хохо. — Монеты торговых городов. Каждая стоимостью в 100 ули. Двадцать столбиков по горизонтали и шесть по вертикали. Что получаем?… Получаем шестьдесят тысяч ули… А вот эти столбики неполные. Значит, чуть меньше. Итого — 59400 ули.— Эти монеты можно использовать без обмена в Мобане?— Эти монеты везде можно использовать без обмена, — кивнула Пятнадцатая. — Только нам, ааори, их не выдают. Всё бесполезно.— В корабельной казне такие монеты были?— Были, — ответил Хохо. — И немало.— А всего там сколько денег?— Я не считал, — Хохо пожал плечами. — Мы же не собирались их брать. Навскидку тысяч двадцать.— Значит, корон в казне станет на четыре десятка больше, — ответил я. — А пустое место тут заполним песком.— Я тебе говорила, что он бандит? — сказала Пятнадцатая Хохо, и тот нервно засмеялся.Все наши манипуляции, к счастью, остались незамеченными для остальных бойцов. Никто не собирался их обделять, но посвящать команду во все тонкости нашей афёры тоже не стоило. Деньги осели у Пятнадцатой и Хохо — как деньги отряда. Часть спрятали в вещевых мешках, часть зашили в пояса. Из тайника извлекли 4500 ули, обменяв короны на монеты другого достоинства в казне корабля. Теперь, если удастся выжить — за доспехи можно было не беспокоиться.Плохо было то, что лечебной мази и бинтов нашлось совсем немного. Конечно, было бы хуже, если бы их не нашлось вообще, но стало понятно, что самим поставить на ноги спасённых в море нам не удастся. Оставалось надеяться, что с этим справятся лекари в Форте Ааори. Сегодня Пятнадцатая не расщедрилась на вино, но ужин был сытным и плотным. Уснул я быстро и со счастливой улыбкой на лице.Глава 19Когда зазвонил корабельный гонг, я вскочил как ужаленный и выскочил вместе с щитом и копьем в коридор. Вместе с Пятнадцатой, Хохо и Шастем мы первыми выбежали на палубу.— Что? — крикнула Пятнадцатая часовому, который стоял ближе всего к нам.Тот молча указал в сторону Линга. От ближайшего пляжа, который располагался в переходе от нас, плыло четыре плота, набитых серыми людьми.— Да когда они успели? — удивился Шасть.На палубу вышел Суч, оценил ситуацию и посмотрел на небо. Я тоже посмотрел на небо: ясное, рассвет только начинается. От вчерашних низких туч и следа не осталось.— Ветер, северо-восток, — бросил Суч. — Парус можно.Плоты не успели приблизиться на полёт стрелы к нам, когда баржа, гордо подняв парус и помахивая вёслами, начала быстро уходить в сторону открытого моря. Как ни спешили серые, как ни была неповоротлива наша баржа, но догнать нас уже было невозможно. Плоты ещё час пытались нас преследовать, а потом бросили это неблагодарное дело и поплыли назад, к берегу.Баржа проскочила узкое место залива на рассвете, и мы изменили курс. Рыба и Суч долго упирались, но согласились срезать изгиб берега по глубокой воде. После завтрака мы снова сели на весла и снова гребли без остановки до самого обеда. За обедом мне удалось осмотреться: земля отдалилась, справа остался большой изгиб, который мы срезали по прямой. Там, на суше, всё ещё продолжалась Пуща. В этом месте она вплотную подступала к берегу, оставляя узкую полоску гальки, которую себе отобрало море. Подробности рассмотреть уже не удавалось — слишком далеко отошли.— Если сохраним скорость, то к ночи найдем место для стоянки, — объяснял Рыба Пятнадцатой, которая устроилась рядом со мной и превратила обед в совещание. — Там дальше будет длинная отмель под водой, вот на ней и попробуем зацепить якорь.— А если не удастся? — поинтересовалась Пятнадцатая.— Ну подежурим с Сучем, — пожал плечами Рыба. — Парус спустим и будем дрейфовать. Скорость станет совсем маленькой, и можно будет не опасаться того, что налетим на берег.— А если мель, Рыба? Эта баржа — наш единственный транспорт! — нахмурилась Пятнадцатая.— Да нету там мелей, Пятнадцатая, — объяснил Рыба.— Ты сам сказал — отмель, — упорствовала девушка.— Отмель — не мель, — веско закончил спор Суч.— Хорошо, — кивнула девушка. — Делайте, как считаете нужным.Пятнадцатая уткнулась в тарелку, но есть молча долго не смогла.— Шра-а-ам, — растянутое «а» в обращении ко мне я что-то раньше у неё не замечал. — У тебя волосы отросли.— Знаю, — ответил я. — Пока не решил, что с ними делать.— Давай мы тебя побреем. Налысо, — предложила Пятнадцатая и рассмеялась, когда я с широко открытыми глазами уставился на нее. — Да ладно, я шучу.— Шутит она, — проворчал я. — Я отращивал-отращивал, а она брить собралась.— Чего ты вредный такой? — удивилась Пятнадцатая.— Я просто ем, — ответил я, поспешно глотая пищу. — Сложно говорить и жевать, чтобы у тебя еда изо рта не выпадала.Пятнадцатая засмеялась, но больше меня не дёргала.После обеда мы снова гребли, помогая парусу тащить нашу баржу вперёд, к намеченной цели. Решено было плыть, пока солнце не зайдёт. Если успеем к отмели — остановимся на ночевку. Если не успеем, то к темноте спустим парус и попытаемся бросить якорь. Не достанем до дна — будем дрейфовать. Суч периодически взбирался на мачту, поглядывая на воду, но отмель определить не удавалось. Когда на море уже опускались вечерние сумерки, мореходы наконец сообщили, что мы достигли цели. Как они определили — я так и не понял.Вёсла достали из воды и закрепили вдоль борта. Скамейки спустили в трюм. Парус общими усилиями убрали. Баржа плавно покачивалась на волнах. До дна дотянулся только основной якорь — у него была самая длинная цепь. Ужинали уже в темноте, при свете фонарей. Пятнадцатая выдала всем по кружке вина и снова пришла ко мне в комнату.— Надеюсь, ты можешь пить вино и разговаривать? — спросила она с порога.— Могу, — я улыбнулся. — Ты что, обиделась?— Ну… — девушка замялась. — Самую малость.Оглядев комнату, Пятнадцатая скинула сапоги и забралась на мою кровать с ногами, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. Пока я разливал вино — она так и сидела молча.— И что тебя тревожит? — спросил я.— Почему ты думаешь, что меня что-то тревожит? — удивилась девушка, принимая бокал.— Ты в такой позе сидишь, когда тебе не по себе. Или когда расстроена, — пояснил я.— Какой наблюдательный, — Пятнадцатая усмехнулась.Я сделал глоток, но продолжения не последовало. Хотелось сказать девушке что-то ободряющее, но взгляд я на нее перевёл, а придумать нужные слова так и не смог. Открыл рот, снова закрыл — да так и остался сидеть. Пятнадцатая тоже ничего не говорила и даже вино не пила. Просто держала кружку одной рукой перед своим острым носом, но голову от колен не поднимала. Обычно стянутые в тугой хвост распущенные волосы стелились по плечам и спине, укрывая ее, казалось, от всех бед и невзгод. А вот у меня слов поддержки — не нашлось.— Если ты будешь на меня пялиться — дам в морду, — сообщила Пятнадцатая.— Прости, задумался, — я отвел взгляд и посмотрел в кружку.— Над чем? — спросила Пятнадцатая.— Над словами поддержки и утешения. И своим запасом слов, — не стал скрывать я.— И где? — уточнила Пятнадцатая. — Где мои слова поддержки и утешения?— Понимаешь, вот с запасом слов и вышла засада, — признался я. — Но, если что, знай: я с тобой и бояться нечего.Пятнадцатая прыснула и поставила кружку на стол. Я даже испугался, что она сейчас уйдет, но вместо этого девушка начала хохотать, чуть не потеряла равновесие и оперлась мне на плечо.— Шутка удалась по независящим от меня причинам, — прокомментировал я больше себе, чем девушке.— Шрам, дурак ты! — я тоже решил обидеться, но, когда Пятнадцатая хохочет — получается слишком заразительно, а смеяться и обижаться еще сложнее, чем есть и разговаривать. — Недавно ты такую речь толкал перед толпой очень расстроенных, голодных и злых бойцов, что даже мне стыдно стало. А теперь сидишь — и слов не нашел! Как?!— Что как?— Как у тебя это получается? — Пятнадцатая всхлипнула и стёрла со щеки слезу. — До слёз… Просто до слёз…Я уткнулся в кружку и сделал большой глоток, с удивлением отметив, что прятаться после очередного своего «выступления» начинает входить у меня в привычку. Но сегодня не было ни сил, ни желания себя исправлять. Спрятался — и спрятался. Как это часто бывало, когда мы с Пятнадцатой общались, после непродолжительного разговора наступила тишина, которую даже прерывать не хотелось. Пятнадцатая уютно пристроила голову у меня на плече и тянула своё вино.— Ладно, пойду я спать, — сказала она. — Завтра опять на весла.— А я так надеялся, что мы дальше пойдем под парусом, — вздохнул я.— Честно, вот я тоже, — Пятнадцатая натянула сапоги на ноги и встала. — Но надо грести.— Ну раз надо… Спокойных снов.— И тебе.И ведь так и не сказала, зараза такая, что её гнетёт.Но весь день сидеть на вёслах не пришлось. В какой-то момент Рыба и Суч решили, что силы ветра нам будет вполне достаточно, поэтому лавочки убрали, вёсла сложили — и баржа продолжила двигаться без нашей помощи. Берег, казавшийся ещё вчера далеким и недоступным, приближался. Пуща осталась позади и сменилась каменистой равниной, переходившей в холмы. Как я понял из рассказов и карты — это были предгорья Южных гор. Когда-то они носили совсем другое название, но теперь для людей они стали границей их земель. Южной стеной, отделяющей от сердца Диких Земель. Стена там тоже была, прикрывала единственный проходя между горами и морем.Впереди, в туманной дымке, обозначился контур береговой линии — выход из залива. Ещё одно узкое место, через которое предстояло проплыть. К востоку от него стоял Форт Ааори, где несли свою службу многие воины — нори, вэри, лори. Огромная армия, снабжаемая силами княжества Мобан и Виор, на которых император наложил такую обязанность. Став нори, я хотел бы попасть туда, а не оставаться в Мобане, где все вокруг презирали тебя. Говорят, что там к ааори отностятся хотя бы по-человечески.Ночью баржа бросила якорь неподалеку от скалистого берега, который исключал возможность подобраться к нам на плотах незаметно. Хотя деревьев вокруг было мало, серые люди уже не в первый раз умудрялись нас удивить. Пусть лучше в запасе будет больше времени, если вдруг придется уходить.Следующий день выдался прохладным и пасмурным. Северный ветер гнал баржу к морю, а два скальных обрыва, обрамлявших выход в море, приближались. Возможно, бойцы успели бы заскучать, но Пятнадцатая виртуозно находила для всех дела. Кто-то драил палубу и трюм, кто-то разбирал грузы в грузовом отсеке, кто-то готовил шикарные завтраки, обеды и ужины, кто-то управлял кораблем, а кто-то — ухаживал за спасёнными ааори. Никто из больных так пока и не пришёл в себя достаточно, чтобы рассказать про свои злоключения.Я старался проводить как можно больше времени на палубе — то помогая с парусом, то наводя наверху порядок. Всё это давало возможность смотреть на море — оно мне нравилось. Да, оно не было таким ласковым, как мне иногда вспоминалось, не отливало лазурью в лучах солнца, но его мощь и мерное дыхание завораживали меня. Если бы я не знал про тварей, заселивших глубокие воды, давно бы уже предложил уйти в открытое море, полное опасностей и неизведанных земель.К выходу из залива баржа добралась ещё до ужина, и скорость резко замедлилась. Теперь мы плыли на восток, и северный ветер не слишком нам помогал — хотя наши мореходы и придумали, как закрепить парус, чтобы поймать его. Пришлось снова садиться на весла. Скальные обрывы остались позади, и на всём протяжении берега тянулся широкий галечный пляж, за которым высились холмы. Когда уже пошли первые разговоры о том, чтобы искать место для стоянки, на вершине одного из них показались вооруженные люди, замахали нам, что-то закричали и побежали к берегу.Пятнадцатая вытащила весло, оставив лежать его поперек палубы, и бросилась на нос. Через минуту оттуда раздался приказ:— Поворачиваем к берегу!Баржа неторопливо изменила курс и поплыла носом на пляж. Причина, почему мы понадобились отряду, обнаружилась достаточно скоро — на склоне холма появилась группа серых всадников. Приближаться к группе серые не стали, оценили обстановку и направили своих двуногих скакунов назад.— Поднажали! — скомандовала Пятнадцатая.Недалеко от берега Рыба отдал приказ сушить весла, но оставаться на местах. Баржа по инерции проплыла ещё немного и проскребла носом гальку.— Лестницы на нос!Лестниц у нас было три. Сделали их ещё в первые дни на случай, если придется сходить на дикий берег. В этот раз они пригодились. Все три лестницы споро скинули с носа, и уже через несколько секунд вверх взлетел закованный в броню эр. По другой лестнице поднималась женщина. Пятнадцатая толкнула меня, и мы протянули руки, помогая им забраться на борт. Следом уже поднимались другие бойцы.— Сиятельные, — Пятнадцатая склонилась в положенном поклоне. Точнее, попыталась, но эр быстро остановил ее:— Ааори?! Кто десятник?«О! Где-то я уже слышал это! И тем же голосом!» — подумал я, а вслух вырвалось настолько непотребное, что стало страшно:— Вам нужны люди, чтобы перенести груз, сиятельный?Над палубой на миг повисла тишина, которую прерывал только стук спрыгивающих на палубу бойцов.— Что? — спросил эр Скаэн, стягивая шлем, а потом неприлично заржал. — А! Пятнадцатая! И как это вас сюда….— Скаэн, ты их знаешь? — удивлённо спросила женщина, которая, как оказалось, тоже носила кольцо эра.— Даже имя помню — оба два! Вот этот шутник — Шрам! — латная рукавица, которой эр радостно хлопнул меня по спине, чуть не переломила позвоночник.— Эр! Серые!Там, где ещё недавно скрылись всадники противника, теперь появилась многочисленная пехота.— Да дрянное семя! — взревел Скаэн. — До чего упёртые! Кто тут старший? Командуйте отплывать.— Все забрались? — эра повернулась к бойцам.— Оба десятка на борту, эра! — громыхнул по груди кулаком усатый лори.— Так чего стоим?! — удивился Скаэн.Пятнадцатая замерла, не в силах начать командовать в присутствии старших. Стоявший рядом Хохо ткнул её в бок, и девушка сбросила оцепенение.— Что встали?! На весла! Живо! — зарычала она, но все еёподчиненные уже занимали места на лавках. А вот несколько нори, поднявшихся на палубу, дёрнулись, но были остановлены засмеявшимся эром.— Шрам! Найди замену мне, себе и Хохо! Тащи девчонок из кухни!Я опрометью кинулся на кухню. На нос мимо меня пробежали Рыба и Суч с длинным шестом. Рыба на ходу приказывал.— Гребём обратным ходом! Раз!Гребцы опустили весла, но баржа и не подумала двинуться.— Всем на корму! — зычно крикнул Суч.Новоприбывшие кинулись бегом по палубе, Суч и Рыба упёрли шест в пляж и навалились.— Раз!.. Раз!Баржа дернулась и, приподнявшись на волне, заскользила от берега. Рыба и Суч бросили шесты и кинулись к рулю. Я к этому времени вместе с Хохо и Пятнадцатой распутывал парус, который мы, отвязав, крутанули вокруг мачты, когда шли к берегу. Эр, эра и два десятка бойцов молча наблюдали за всем происходящим с кормы, но не вмешивались. Позади них суетились Суч и Рыба.— Крепите парус в прямое положение! — крикнул нам Суч. — Рыба, крути на ветер!Баржа неторопливо повернула левый борт к берегу — и это послужило сигналом для серых, которые поняли, что добыча уходит. Самые нетерпеливые выхватили луки и дали залп.— Стрелы слева! — крикнул Хохо.— Вёсла поднять — под борт! — прокричала Пятнадцатая.Те бойцы, кто сидел слева, продолжая удерживать весла в воздухе, присели под фальшборт. Бойцы справа прикрылись самими веслами. Из первого залпа серых до баржи долетело несколько стрел, которые воткнулись в борт и пустое пространство палубы.— По лучникам противника беглый! — рявкнул Скаэн, и захлопали тетивы луков на корме.— Крепите! Крепите! — надрывался Рыба, пока мы с Хохо пытались закрепить тросы, фиксирующие нижние углы паруса. Моя память дёрнулась и по своему обыкновению выдала:«Брасы, наверно. Мой — подветренный».«Да откуда же всё берётся-то?» — подумал я, но ловко затянул узел. Тот получился сам собой, хотя никогда раньше я таких не вязал.— Раз!.. Раз!..Вёсла успели сделать несколько взмахов, прежде чем Пятнадцатая снова не предупредила:— Слева-сзади! Стрелы!На этот раз серые целились лучше, но большинство стрел долетело только до кормы, где стояли спасенные с пляжа воины. Те прикрылись щитами и продолжили стрелять в ответ. Рыба и Суч успели спрятаться за фальшборт.— Суши весла! — закричал Рыба. — Тин, Гвоздь — с нами!— Разойтись по каютам! Живо! — взяла командование в свои руки Пятнадцатая.Парус хлопнул пару раз, наполнился ветром — и баржу потащило от берега, уводя из-под обстрела. Пущенные серыми стрелы бессильно били в воду за кормой. Ааори-гребцы с палубы сбежали быстро и охотно, а привлеченные с кухни девушки вернулись к готовке. Баржа медленно начала разворачиваться параллельно берегу, и Рыба принялся раздавать указания Тину и Гвоздю по переориентации паруса.С кормы тяжелыми шагами спускались эры и их бойцы.— Пятнадцатая!— Да, сият….— Так, девочка, ты видела, как ко мне обращаются мои бойцы?— Да, эр! — ответила Пятнадцатая, вытянувшись.— Вот и молодец! Ты и твои помощники, проводите-ка нас в трюм с эрой.Скаэн обернулся к своим и бросил:— Гун-Нор, Скас — с нами. Остальные вот тут под кормой сели и не отсвечивайте.Пятнадцатая махнула рукой и нырнула в дверцу пристройки. Скаэн шел прямо за ней, причем умудрился сунуть по пути нос и на кухню, и на склад. Следом за ним отправилась эра, а нас с Хохо подтолкнули два бойца, один — с брошью десятника, другой — с брошью лори.— Давайте, ведите, — дружелюбно пробасил лори. — Молодёжь!..Пятнадцатая повела гостей в зал, где когда-то нас поджидала мудорь. По пути она отдала приказ вытащить из грузового отсека лавки и стол. Скаэн посмотрел, как бойцы вытаскивают стол из трюма, сунул туда нос — и выкатил две бочки, поставив их во главе стола, рассчитанного всего на шесть человек. Протянув руку эре, он с улыбкой произнёс, указывая другой рукой на бочки:— Оли!— Ох, Скаэн, — засмеялась эра, вложив свою руку и позволив усадить себя на импровизированное кресло.Гун-Нор и Скас уже уселись на лавочке, покидав рядом всю поклажу.Пятнадцатая продолжала раздавать приказы, а мы с Хохо неприкаянно стояли рядышком.— Чего встали? — пробасил лори. — Видал, Гун, какие вежливые!Гун-Нор усмехнулся и посмотрел на Скаэна.— Эй, молодежь, хорош там суетиться. Садитесь давайте! — прикрикнул Скаэн, и мы рядком заняли оставшуюся пустой лавочку.На столе появилась миска с какими-то фруктами, два кувшина, тарелки, приборы и кружки.Эра подняла ложку и с интересом осмотрела. Пятнадцатая, которая сидела к эрам ближе всех, чуть-чуть отодвинулась, прижавшись ко мне, и застыла.— Отдраили до блеска, — с оттенком удивления произнесла эра. — Ваша работа?— Да, эра, — скромно ответила Пятнадцатая.— Эл-оли, вы посмотрите вокруг, — произнес лори Скас. — Тут с момента постройки этого корыта так чисто не было.— Так! — Скаэн подтянул к себе оба принесенных кувшина. Понюхал один — скривился, сунул нос во второй и довольно крякнул. — А вот и винишко!— Фу, что во втором? — сморщила нос эра.— Компот! — буркнул Скаэн, наливая себе и своим воинам.Эра налила компот и протянула кувшин Пятнадцатой:— Надеюсь, хоть вы-то не успели спиться?— Нет, эра, — помотала головой Пятнадцатая, взяв кувшин. — Не больше одной кружки в день, и то после гребли.— Вот, Скаэн! — Эл-оли повернулась к эру. — Понял?— Я сегодня много стрелял и рубил — мне нужно много кружек, — нашелся Скаэн, делая большой глоток. — Так, молодёжь… Я бы предпочёл первым делом разместить своих людей, но тут у нас с вами что-то непонятное… Да, Скас?— Так точно, эр! — пробасил лори. — Много ааори на барже этого урода Руэна плывёт без присмотра… К чему бы это?— Эр! — вскинулась Пятнадцатая, но Скаэн прервал её.— Давай-ка, Пятнашка, без этих регалий, — он протянул руку к её кружке, так и стоявшей пустой, налил туда вина и вернул. — Я не очень верю, что такая правильная девочка могла нарушить множество правил и законов… без достаточных на то оснований. Поэтому глотни вина…Пятнадцатая продолжала сидеть, не понимая намёка. Я слегка толкнул её плечом и указал глазами на кружку. Немая сцена вызвала смешки со стороны Скаса и Гун-Нора. Даже Эл-оли улыбнулась. Пятнадцатая торопливо сделала несколько глотков.— А теперь ты… Без утайки… — продолжил Скаэн. — Подробно… Расскажешь, что у вас произошло и как вы тут оказались. С того самого момента, как вы вышли за пределы Мобана.— Да, — Пятнадцатая растерянно оглянулась на меня. Кажется, я начал ловить её мысли, иначе как бы мне стало понятно, о чём она думает.— Эр? Разрешите заняться ужином для всех? Думаю, он уже готов, — спросил я.Скаэн глянул на меня и кивнул. Под начало рассказа Пятнадцатой я и улизнул отдавать распоряжения.Девушки на кухне, увидев меня, обрадовались и кинулись с расспросами.— Девушки, всё потом! Сейчас надо организовать ужин. Для всех! У вас хватает посуды?— Мы всё перемыли, — ответила одна. — Должно хватить, и даже запас будет. Только потом придётся мыть, чтобы на утро тоже хватило.— Вам нужны ещё руки?— Пришли к нам свою поклонницу, — засмеялась вторая и пояснила. — Ласку!— Хорошо, я сейчас отправлю сюда всех наших, кто свободен. Для передачи еды бойцам на палубе их и используйте. И надо чтобы кто-то принес еду вниз. Там стол поставили…— Мы видели, сейчас всё будет!Спустившись назад, я стукнулся в обе спальни и отдал распоряжения. В последнее время я заметил, что мои распоряжения ааори выполняют не хуже приказов Хохо и Пятнадцатой.Дойдя до лазарета, я выдернул на кухню Ласку и предупредил об ужине.— Поможешь принести еду? — спросила Зенка.— Давай.Все перемещения проходили на глазах эров, лори и десятника вэри. А те, в свою очередь, слушая Пятнадцатую, с интересом наблюдали за происходящим. Когда я помог Зенке и вернулся за стол, там уже было накрыто. Скаэн с аппетитом уминал жареные овощи и мясо на углях. Эра была более сдержанной и ела аккуратно. Тарелки Скаса и Гун-Нора были пусты. Свою порцию я съел без аппетита. Просто, чтобы не пропадала еда.Рассказывала Пятнадцатая долго. Почти час. Её не прерывали, не задавали вопросы — просто слушали.— …Это всё. Дальше появился ваш отряд, эр.— У нас были сведения о нашествии, Скас? — спросила вместо Скаэна Эл-оли.— Нет, эра, — Скас покачал головой. — Вчера в Форте никто об этом не знал.— Прекрасно, — прорычал Скаэн. — В десяти днях пути осаждён город, вырезана целая армия нори и ааори, а мы тут сидим и ничего не знаем… Мне будет что сказать Лаану по прибытии.— Да уж, — Скас кивнул.— Пятнашка, — Скаэн снова обратился к нашему десятнику, — к вам вопросов не будет. Это я обещаю. Но готовься свою историю повторять ещё раз сто. У вас хоть что-нибудь осталось от мудори?— Эр! — попросил разрешения Хохо и по кивку продолжил: — Пластины костяные — 38 штук, когти — 10 штук, зубы — 54 штуки, кровь — пятнадцать малых флаконов.— Кровь? — оживилась Эл-оли. — Кровь — это очень хорошо. Закрыли плотно?— Проверял вчера — была жидкая, — ответил Хохо.— Кровь — хорошее доказательство, — кивнул Скаэн. — А с трупами что сделали?— Погрузили на плот и сожгли, — ответила Пятнадцатая.— Скаэн, подожди, — прервала его Эл-оли. — А кто убил мудорь?— Шрам, — указала на меня Пятнадцатая, не рассказавшая, видимо, всех подробностей.— Один на один? — уточнил Скаэн.— Нет, эр! — ответил я. — Меня прикрывали бойцы десятка.— Бойцы, — фыркнул Гун-Нор, но Скас отвесил ему подзатыльник. — Что?— Если убили мудорь — значит, бойцы! — пробасил Скас.— Она же без ноги была!— Где её убили? — спросила Эл-оли.— В этом зале, — ответила Пятнадцатая. — Там, прямо перед входом в грузовой отсек. Мы не смогли до конца оттереть кровь, и осталось темное пятно на досках.Эра вскочила и подошла к указанному месту, за ней потянулись все остальные. Маленький светящийся шарик осветил пол, обозначив участок с более темными досками.— Чтоб меня! — восхитился Скаэн. — Они ещё и пол почти оттёрли.Когда все вернулись на свои места, допрос продолжился.— Так Шрам, а как ты вообще к ней подошел? — поинтересовался Скаэн, глядя на меня.По коже пробежали знакомые мурашки.— Разрешите вопрос, эр? — не удержался я.— Он имеет отношение к моему вопросу? — Скаэн выгнул бровь.— Да…— Ну так задавай!— Какую мудрость вы использовали сейчас? — спросил я.— Никакую, — отмахнулся Скаэн. — С чего ты взял?..Значит, я ошибся. От осознания этого стало обидно.— С того что я использовала, Скаэн, — Эл-оли положила эру руку на сгиб локтя, и они переглянулись. — Шрам, что ты ощущаешь?— Мурашки на коже, эра, — ответил я.— Эй, я не понял, — с обидой проговорил Гун-Нор. — Вот он так просто мудрость чувствует?— Что, дохляк? — Скас захохотал и двинул тому локтем в бок. — Завидки замучили?— Да, ить, вцепились в горло и душат! — заржал Гун-Нор.— А ну-ка цыц! — прервал их Скаэн и снова уставился на меня.— А что ты чувствовал, когда мудорь использовала мудрость? — поинтересовалась Эл-оли, дождавшись тишины.— Я не чувствовал, — честно ответил я. — Я видел искорки… Когда на меня летело что-то тёмное, всё было окружено искорками.Брови Эл-оли медленно поползли вверх, и она снова посмотрела на Скаэна.— А сейчас ты искорки видишь? — спросил тот, перехватывая разговор.— Нет, — ответил я. — Смогу, если долго буду сосредотачиваться. При «несвете» я видел лучше.— А ты раньше их видел? — не унимался тот.— При медитации, редко…— Подожди, Скаэн! — Эл-оли снова положила свою руку на сгиб локтя эра и задумалась. — А ты ел горошины мудрости? И видел ли ты до этого искры?— Да, эра. Я ел горошину мудрости из мурла, но пару раз видел искры и раньше. Я думал, это просто от долгого сидения.— Вот! — Скаэн усмехнулся. — Вот теперь всё сошлось. Просто из интереса, Шрам: где ты мурло нашел и как убил?— На кладбище воонго во время патруля, — ответил я. — Но там мы тоже были с десятком.— А из мудори ты горошину съел? — спросила Эл-оли.Я нерешительно оглянулся на вход и тихо ответил:— Только сделал вид.— Что? — Скас и Гун-Нор меня не расслышали и наклонились к столу. Но их вернул назад Скаэн, наклонился и начал что-то шептать. По мере его объяснения лица у тех вытянулись, а Скас под конец даже улыбнулся.— Хорош! — одобрил мой поступок Скас.— В целом понятно, — Скаэн приложился к кружке с вином. — Теперь так… Сколько ааори у вас на борту?— Пятьдесят один человек, — ответил Хохо. — Включая восемь раненых без сознания. Двое из них — десятники. Первый и Шестой.— Понятно, а что с припасами?— Еды и воды — с избытком, — ответила Пятнадцатая. — Бинты и мази почти закончились, оружия и брони не хватает.Скаэн глянул на меня и усмехнулся:— Это поэтому у тебя боец ходит без защиты?— Да, эр.— Починить пытались? — спросил он, потом махнул нетерпеливо и приказал. — Шрам, покажи свои пожитки.Пожитки лежали в моей комнате под кроватью. Принести их было делом одной минуты. За это время Скаэн начал расспрашивать Пятнадцатую о причинах ухода в Форт, и на меня обратил внимание только Скас. Он протянул руку, осмотрел остатки брони, громко и печально вздохнул — и скинул всё на пол.— Что? — Скаэн обернулся.— На переплавку, — ответил Скас. — Я ему лучше из своих запасов отдам.— Ну-ка, дай! — Скас сунул Скаэну рубаху. Скаэн осмотрел прорези, оставленные мудорью, и даже сунул в одну палец. — Пятнашка, ты права, молодая мудорь. Смотрите, какие когти еще остались.— Да мне бы и такой хватило, — заметил Гун-Нор. — Железо как бумагу резала. Повезло тебе, Шрам.— Да, — легко согласился я с очевидным.— Ладно, Пятнашка, нас надо разместить! — сказал Скаэн. — Всё остальное потом обсудим.— У нас есть семь двухместных кают для гостей, — сказала Пятнадцатая. — Их мы можем легко освободить и перебраться в спальню экипажа… Только этого, наверно, не хватит. Есть ещё каюта капитана, но мы туда личные вещи команды свалили…— Не трогай ты каюту капитана, — отмахнулся Скаэн. — Спать на кровати Руэна никто не станет. Тот еще вонючий уродец. У нас тут двадцать бойцов. Эти двое и мы — попросту не влезем.— Может, нас тогда в одну из спален экипажа? — предложил Гун-Нор.— Запросто! — согласился Скаэн. — только с этого момента все, кто там поселится, будут править этой баржой, а я сойду на берег.— Почему? — не понял Гун-Нор.— Потому что тонуть не хочу, — ответил ему Скаэн. — Молодежь приноровилась как-то с этим корытом управляться, а сможете ли вы довести ее до Форта — я что-то сомневаюсь. Лучше уж я ножками тогда. Так, короче! В каютах экипажа будет жить экипаж. К тому же, ты на них посмотри! Они тут все почти голые! А там хоть кровати есть.— В трюме есть много сена, — предложила Пятнадцатая. — Если нужно, можно организовать кровати в любой из комнат.— Пятнашка, вот так и сделай. Только не для своих — а для наших рыл! — пробасил Скас.— А мы займём гостевые каюты! — согласился Скаэн.Пятнадцатая глянула на меня и Хохо, и тот пожал плечами:— Переберусь к Шраму.— Не надо никуда перебираться, — сказала Эл-оли. — Мы с мужем как-нибудь в одной уместимся.Глядя на наши ошарашенные лица, Скаэн радостно и весело захохотал.После того, как были организованы спальные места, Пятнадцатая обошла всех ааори и всучила по кружке вина. Скас просто укатил небольшой бочонок к бойцам эров. А Скаэн и Эл-оли вернулись за стол, куда принесли новые кувшины. На этот раз в кувшинах было только вино. Сидеть пришлось ещё часа два, поскольку вопросов у начальства оказалось много.Очень дотошно спрашивали про то, что мы брали из запасов корабля. Спросил Скаэн и про казну. Дотошность объяснили тем, что у владельца баржи Руэна были родственники в Мобане, которые могли предъявить права на посудину.— Уверены, что сумма в казне не изменялась? — в последний раз спросил Скаэн. — Мне не жалко. Я бы вам всю баржу отдал, но потом замучаетесь отбиваться.— Мы ее не трогали, — ответила Пятнадцатая.— Если там и есть расхождения, то не по нашей вине, эр, — добавил я.Пятнадцатая посмотрела на меня, а я кивнул на трюм.— Что? — проследив за моим кивком, спросил Скаэн.— Мы искали медикаменты и обнаружили под настилом трюма тайник, — тихо пояснила Пятнадцатая. — Там три ящика сережёк икана и…— Чтоооо?.. — просипел Скас, чуть не подавившись вином.— Большие ящики? — деловито спросила Эл-оли, и Пятнадцатая показала руками размеры.— Попался! — Скаэн радостно потёр руки. — Кто об этом знает?— Мы трое и две девушки из моего десятка, — ответила Пятнадцатая.— До Форта — ни слова никому, — предупредил Скаэн. — Ладно, молодёжь, пойдёмте-ка все спать. Вы останавливаться будете на ночь?— Нет, эр, — ответила Пятнадцатая. — Будем плыть всю ночь. Серые идут по берегу. Наши мореходы их уже заметили. А днём будем уже в Форте.Скас и Гун-Нар на слове «мореходы» заухмылялись.— Всё, посиделки заканчиваем! — Скаэн глянул на подчинённых и хмыкнул. — А то эти от вина уже как слабоумные улыбаются.Подчиненные мгновенно стёрли улыбки с лиц и стали очень серьёзными.— Завтра объясню, что и как будем делать! — предупредил нас Скаэн. — В Форте будет весело. Обещаю.— Скаэн, ты только палку-то не перегибай, — предупредила мужа Эл-оли.— Не переживай, Оли, я их несильно убью… Так… Чуть-чуть….Глаза у Скаэна при этом были такие мечтательные, что я сильно пожалел тех, кого он собирается «чуть-чуть убить».Глава 20Просыпаться по утрам я никогда не любил, но здесь — на барже — вставал с первыми лучами солнца. Часто опережая даже Пятнадцатую, которая, казалось, всегда поднимается раньше всех. Иногда первым вставал Шасть, но это случалось редко.После выпитого вина в голове было тяжело, хотя Скаэн вчера и доказывал, что выпили «всего ничего, всего-то пару кувшинов». Не нам доказывал — жене, указывая на пять кувшинов, выстроившихся под столом. На палубе было тихо. Суч стоял у руля и осматривал берег.Я облокотился на фальшборт и посмотрел на море. Сегодня оно казалось каким-то задумчивым и спокойным, как дыхание спящего человека. Волны были высокие, но медленные и пологие. Они мерно прокатывались под баржой, неторопливо подходили к берегу и деликатно обрушивались на пляж. Ветер снова сменил направление и подул с запада — как тогда, когда мы проплыли Линг. Но в этот раз он был для нас попутным, и баржа ходко двигалась к цели.Из пристройки потянуло едой: девушки на кухне всегда вставали затемно. Иногда их привлекали к гребле, но чаще отправляли отдыхать перед готовкой. Всё-таки приготовить полноценный обед на сорок человек — задача не из лёгких. Теперь работы им прибавилось, потому что на борту появилось ещё двадцать пассажиров.— Шрам! — окликнул Суч. — Подтяни канат.Объяснять какой Суч не стал — показал пальцем. Но канат для подтягивания там был один. Я отвязал его, подтянул, дождался кивка Суча и снова завязал. На палубе показалась Пятнадцатая, осмотрелась и направилась ко мне.— Вот ты где! — радостно сказала она, останавливаясь рядом.Я ожидал продолжения, но его не последовало. Чтобы не молчать, я просто улыбнулся в ответ и поздоровался:— Доброе утро!Пятнадцатая облокотилась о борт рядом со мной и прижалась плечом.— Мне страшно, — прошептала девушка. — Постоянно представляю, как мы прибываем в Форт, а меня там «списывают». Всё время сомневаюсь, а правильно ли я сделала?— Зачем тебя списывать? — тихо ответил я. — Ты всё сделала, что могла, чтобы сохранить людей.— Но нас не считают за людей, — ответила девушка. — Вдруг нам надо было там умереть.— Так многие и умерли, — ответил я. — Знаешь, может, я и грешник, которому дали шанс на исправление, но класть этот шанс на защиту самодово…— Тише!..— В общем, ты поняла, — ответил я, успокаиваясь. — Ты поступила как командир. Спасла людей, привела их в крепость. Эр Скаэн твою историю слышал и одобрил. А он — эр, а не рядовой боец.— Всё равно страшно…Я протянул руку и крепко сжал её ладонь.— Я с тобой, Пятнадцатая. Спишут тебя — выкраду и спрячу.— Где? — улыбнулась девушка.— Найду где, — отрезал я. — Мы вместе решали, вместе и будем отвечать.— Спасибо!Пятнадцатая помолчала и оттолкнулась от борта.— Пойду будить команду, Шрам. Пора сделать последний рывок.Я же остался смотреть на море. Я всегда знал, что у Пятнадцатой бывают сомнения и страхи, но что её может вот так трясти — это была новость. Теперь мне было понятно, почему она ходила сама не своя. Но я не лукавил — за всё сделанное я собирался отвечать вместе с ней. Если просил Кривого остаться человеком, то и самому придётся им оставаться.За этими мыслями меня и нашел Скас. Потягиваясь, он вышел на палубу, сделал глубокий вдох и встал рядом со мной. Я на всякий случай отдал уважение, стукнув кулаком в грудь.— Минутка спокойствия? Да, Шрам? — ухмыльнулся он. — Вашему брату нечасто выдаётся.— Вторая за всё время и за последние несколько дней, — не стал спорить я. — Перед сном в каюте совсем не то.— Это да. Ничего, вам продержаться чуть-чуть — и станете нори, а там и свободы, и времени больше, — Скас хохотнул. — А если к нам сюда в Форт подадитесь, то ещё и от снобов-аори избавитесь… Пойдём-ка, подберём тебе броню какую-нибудь.— Может, уже в Форте? — спросил я, смущаясь. — Неудобно как-то…— Неудобно с когтями в пузе ходить, — хмыкнул Скас, а я вздрогнул, вспомнив Злату. — А броню в подарок принять — очень даже можно. У нас запас немаленький, соорудим тебе сейчас что-нибудь.«Соорудим что-нибудь» оказалось не фигурой речи. Скас привел меня в одну из пассажирских комнат в трюме, и два бойца, под комментарии ещё четверых, начали буквально на коленке, из разных частей, делать мне защиту. За основу взяли бронзовую ламеллярную безрукавку. Нашли пару наплечников и прицепили медной проволокой, которую прямо на глазах мудростью сплавили в кольца. К наплечникам таким же способом прикрепили наручи от плеча до локтя. От локтя до кисти просто прикрыли наручами и снабдили кожаными ремнями.— Даже без кузни! — восхитился я.— Да! — ответил нори, который занимался плавкой. — Так немногие могут. Но если в отряде есть такой умелец, можно из рейдов не вылезать.К безрукавке приклепали широкий кожаный пояс, а к нему прицепили два чешуйчатых полотна, который обхватывали ноги по краям, оставляя свободное пространство для шага. Мои сапоги отчистили от ошметков брони, смазали какой-то клейкой жидкостью, обмотали кожей — и уже на неё заклепками приделали металлические пластины.Шлем просто выдали из запасов — бронзовая шапка с кожаной защитой для ушей и щек. Всё, что получилось, надели на меня и отрегулировали ремнями. Вышло очень даже достойно даже для какого-нибудь нори.Поблагодарил я бойцов совершенно искренне. Для меня это был просто бесценный подарок, который будет служить долгое время. После этого Скас вместе со мной вернулся в зал, где мы сидели накануне. Там уже завтракали Скаэн с женой, Гун-Нор, Хохо и Пятнадцатая.— Ага, ну вот совсем другое дело! — увидев нас, Скаэн махнул рукой и усадил завтракать. Не дожидаясь конца еды, он начал объяснять:— Значит так, молодёжь, слушайте внимательно. Переподчинять вас командованию ааори я не буду. Это не нужно ни мне, ни вам. Тем более в Форте таких командиров и нет — есть только пара администраторов-мудрецов. Как прибудем, сразу поведу вас сдавать ваши трофеи. Их меняйте на баллы. Тебя, Пятнадцатая, и тех двух десятников и так переведём, так что за вас платить не надо будет.— Нори станут все ааори, эр? — уточнила Пятнадцатая, у которой даже руки затряслись.— Всех сделаем. Но тут есть момент — все, у кого баллов не хватало, должны будут доплатить потом по старым расценкам. Но уже как нори. Так можно! — ткнул он пальцем в открывшего рот Хохо. — Мне — можно! Имена вам всё равно смогут дать только в Мобане. Так что сохраните пока свои прозвища. В общем, не надейтесь — это только начало пути.Помолчав и дав нам обдумать всё сказанное, Скаэн продолжил:— Теперь о том, зачем всё это надо. В первую очередь, чтобы сразу по прибытию вы попали в моё подчинение. И тогда перед всеми чинушами из Мобана за вас отвечать буду я. Но тебе, Пятнадцатая, всё равно придется походить на допросы. Я тебе отдельно расскажу, что и как там надо говорить. Как только вы перейдёте в моё подчинение, из вас будет сформирована полусотня. Старшим в ней я назначу Первого. Возражения есть?— Нет, эр, — ответила Пятнадцатая. — Он хороший боец и всегда был отличным старшим десятником.— Ну вот и отлично! Кого он возьмет в заместители?— Шестого, — ответила Пятнадцатая уверенно.— Я бы предпочел, чтобы тебя, — хмыкнул Скаэн. — Но это его дело. А вы трое сформируете новые десятки из тех, кто у вас тут собрался. Десятков нужно пять. Людей у вас достаточно. Пятнадцатая, твой старый десяток придётся перетасовать — они самые подготовленные, как я вижу. Для тренировок у вас будет дней пятнадцать. Может, двадцать. Пока уляжется скандал, который я там устрою, пока соберутся командиры — время будет. С Первым и Шестым я поговорю, они к вам присоединятся. Но чтобы через десять дней все ваши десятки хоть немного напоминали твой пятнадцатый. Всё ясно?— А как быть со снаряжением, эр? — спросил Хохо.— На снаряжение деньги вам выделим, — отмахнулся Скаэн. — Но не в первый день. К слову, Гун-Нор, будешь контролировать тренировки, помогать делать из них боевой отряд. Подскажешь, как можно ускорить.— Сделаю.— Вот и отлично, — Скаэн оглядел нас. — Запомните: после того, как командиры свои вопросы порешают — почти весь гарнизон отправится на Линг. Вы — тоже! Я бы вас оставил в Форте, но это уже не в моих силах. Вам нужно стать моим отрядом. Достойным, сильным и организованным. Моё влияние и два десятка не так хороши, как моё влияние, два десятка и целая полусотня. Чем лучше вы себя покажете, тем легче мне будет решать вопросы по вашему продвижению и обустройству. А чем лучше вы себя покажете в боях с серыми — тем легче будет получить имя. Всё ясно?— Да, эр! — ответила Пятнадцатая за всех.— Ну вот и хорошо! А теперь идите и займите ваших балбесов делами, а то там уже девки уши греть начинают…Форт оказался настоящей неприступной твердыней. Выстроен он был в устье реки Горной, на скале, разбивающей русло на две равные части. Горная впадала в море в месте, где скальные утесы достигали в высоту восьмидесяти шагов. Река безжалостно пробила скалы, проторив себе путь за многие годы. Но скалу, ставшую основанием Форта Ааори, стереть не смогла. Теперь на ней стояла крепость, соединенная с берегами реки двумя узкими каменными мостами, подвешенными над пропастью русла.По обеим сторонам на скалах образовался город — с храмом, особняками и портом, высеченным в скале. Там, где скалы со стороны материка спускались вниз, стояли стены, из-за обрыва бывшие не менее высокими, чем у твердыни посреди реки. Даже огромный Мобан по сравнению с Фортом Ааори выглядел менее защищенным.Ветер между скал вёл себя непредсказуемо, и мы сели на весла. Баржа повернулась носом к реке и поплыла к порту. На палубу вышел Скаэн и его бойцы. В порту нас встречала стража и какой-то чиновник из ааори, но при виде эров он как-то сразу сник.Вскоре баржа ткнулась бортом в мешки с песком, вывешенные по краям причала, и остановилась. Споро были сброшены причальные канаты, спущен трап — и Скаэн с женой сошли на берег. Сопровождало их всего пять бойцов. Остальные помогали нам. Основные сборы были завершены заранее, так что мы похватали свои вещи, часть бойцов взяла носилки со спасёнными, и баржа опустела.Я оглянулся и мысленно попрощался с этим корытом, к которому даже успел привыкнуть. Я понимал, что это лишь плод моего воображения, но баржа дарила нам чувство защищенности и свободы. Мне даже подумалось, что было бы хорошо иметь такой большой корабль, плавать на нём, сходя на берег только для того, чтобы захватить или продать добычу, бороздить всё оставшееся время морские просторы… Но пока мир этот не обретет целостность — открытое море останется для людей закрытым. Прогулки вдоль берега — это лучшее, на что можно рассчитывать. Совершенно пустая и бесполезная мечта.Порт встретил нас сутолокой и толпами людей. Кто-то что-то тащил, кто-то торговал, кто-то ругался. Грузчики и моряки встречались чаще всего, но было немало и другого люда, неизвестно что забывшего в порту. У причалов теснилось несколько крупных весельных кораблей, два десятка барж — и, если бы не эры, наше прибытие не вызвало бы особого ажиотажа. Но сошедшая с баржи толпа ааори, нори и вэри, тащившая носилки с ранеными, экипированная и целеустремленная, вызвала нездоровый интерес. Зато чиновник со стражей куда-то исчезли, и путь в город был свободен.Из порта пришлось подниматься на подъёмнике, установленном в шахте внутри скалы. Подъёмников было несколько, и проехать на них можно было за мелкую монетку. Надо сказать, такая толпа, как у нас, принесла немало денег городу. Двигались подъемники силами нескольких здоровенных серокожих животных, крутивших колесо с тросом. Пока животные не крутили колесо — они ели водоросли, которые им щедро навалили по всему загону.Город тоже не отличался спокойствием. Видимо, Форт Ааори был популярным местом у торговцев всех мастей. Кого тут только не было — казалось, вся человеческая Империя и ее союзники прислали сюда своих представителей. Возможно, так оно и было. Потому что по пути к администрации кого только мы ни видели.Одной из особенностей Форта Ааори было то, что именно ааори и были тут хозяевами. Все правила, что вдалбливались нам еще в школе нерожденных — остались там, в княжестве Мобан. А здесь, на землях Форта, всем на них было наплевать. Нас не только не трогали, но и уступали дорогу.— Они тут хорошо знают, кто сдерживает тварей, — ответил на мой немой вопрос Гун-Нор. — За попытки унизить нори здесь можно получить в лоб от всей души. К тому же, город управляется советом эров и защищён указом императора от посягательств. Император хоть и далёк, но неотвратим.Глядя на ввалившуюся в зал толпу, имперский администратор слегка побледнел, но остался сама вежливость. Особенно по отношению к эрам. Узнав, что от него требуется, он всё-таки начал протестовать, но под давлением авторитета Скаэна сдался и сел за стол.— Кто хочет сдать трофеи и получить баллы — подходите. По приказу эра, вы станете должными нори. Не знаю только, в чем причина подобного шага, уважаемые эры…— Не было бы причины — не настаивал бы, — отрезал Скаэн.Первой к чиновнику пошла Пятнадцатая, принявшись сдавать все ценности, что у нас были. Наш десяток, нагруженный дополнительно мешками с добычей, тоже выстроился у стола. Последней на стол легла горошина мудрости, при виде которой чиновник удивлённо приподнял брови, но промолчал.— Теперь прошу подойти сюда десятников, — сказал он. — По приказу эра вам даруется полноценный статус нори. И зачем мне носилки?— Двое без сознания, — пояснил Скаэн.— О, боги! Эр!— Да какая тебе разница? — не выдержал Скаэн. — Чем отличается рука стоящего на ногах от руки лежащего без сознания? Не выводи меня из себя!Чиновник махнул рукой, достал из стола жезл и ткнул в протянутую руку Пятнадцатой. Я раньше никогда не видел, как начисляются баллы.Оказалось, их буквально заливают под кожу. В жезл встраивалась прозрачная колба, в которую из руки Пятнадцатой начал поступать плотная жидкость, заполнив колбу почти целиком. Чиновник снова забрался в стол и достал оттуда большой пузырь с такой же жидкостью. Он добавил недостающее в жезл, подождал — и, когда жидкость окрасилась желтым, загнал обратно в руку.С Шестым операция повторилась, а вот у Первого из руки сразу полилась желтая жидкость, заполнив колбу. Чиновник кивнул и отправил её назад. Первый что-то пробормотал.— Шрам! — Пятнадцатая кивнула мне.Я подошел к чиновнику и протянул руку. Тот ощупал запястье… Замер, ощупал ещё раз.— У тебя пусто? — спросил он, и я кивнул.Вздохнув, чиновник обернулся на стуле, открыл стоявший за спиной шкаф и вытащил ещё две бутылки с белой жидкостью. После этого взял жезл и вогнал мне в руку иглу. Было больно, но я и бровью не повел. На моих глазах осуществлялась мечта — я становился нори. Пусть пока ещё неполноценным, но это вопрос времени.— Берёте за баллы с добычи?— Да.— Минус 1500 баллов, — чиновник чирканул пером в своих записях, залил жидкость в колбу, дождался изменения цвета и вогнал мне в руку. Я почувствовал, как в руке возникло напряжение, а под кожей стал отчётливо прощупываться пузырь. — Мои поздравления. Следующий!Когда закончились бойцы из нашего десятка, Пятнадцатая подозвала Шастя, Рыбу и Суча. Потом пошли ещё несколько бойцов.— За баллы это всё, — сказала Пятнадцатая. — Остальное забираем деньгами.— Хорошо, — кивнул чиновник. — Выдам вам деньги, как закончу с остальными… Только бы брошей хватило…По рядам ааори пробежал удивленный шепоток. Что Скаэн решил сделать нори всех бойцов, пришедших с нами, гревшие уши на барже девушки, похоже, так и не смогли подслушать. Или просто не успели разболтать.— Властью эра Скаэна вам выдаётся статус должных нори, — проговорил чиновник, обращаясь к бойцам. — В течение трёх лет вы обязаны возместить стоимость баллов, добавленных для вашего продвижения, и тогда жидкость выведут из организма. Не успеете — вам потребуется прийти в ближайшее отделение имперской администрации и объяснить причины неуплаты. Ваше дело будет рассматриваться комиссией на суде. Если основания для неуплаты будут признаны вескими — вам назначат штраф и дополнительный срок. Если нет… Вам дадут шанс достать добычу или денег за оставшееся время, пока жидкость не станет ядом. Все, кто согласен — прошу.Несогласных не нашлось. Из администрации мы вышли почти полноценными нори, а наш десяток — ещё и с деньгами.— Гун-Нор! — приказал Скаэн. — Веди их в казармы и выбей там моим именем отдельный барак! И раненых сдайте в лекарню.— Сделаю!— Скас, — Скаэн дождался, когда подойдёт лори и продолжил. — Собери нашу гвардию и пошли со мной. Остальные свободны до конца дня. Чтобы до утра все собрались в казармах особняка.Бойцы Скаэна радостно зашумели.— Все, кто отдыхает — отдыхать. Остальные — выполнять!— Пошли, новобранцы, — Гун-Нор усмехнулся. — Разместим вас на казённый харч. У вас жалование выдавали последнее? Нет? Ладно, разберёмся…До лекарни было идти недалеко — всего два квартала от администрации. Лекари осмотрели раненых и забрали в палаты.До казармы пришлось идти дольше. И не потому, что она далеко располагалась, а потому что в первых двух отдельных бараков не было. Отдельный барак обнаружился в третьей, но не устроил Гун-Нора, и только на пятой казарме он остановил свой выбор.— Так, бойцы, слушаем меня, — сказал он, когда мы выстроились перед бараком в подобие строя. — С этой секунды вы все — полусотня на службе у эра Скаэна и эры Эл-оли. Завтра я занесу вам накидки, которые вы будете носить не снимая. Ваша накидка — ваша право послать любого аори к эру, со всеми претензиями и вопросами. Но и отвечать будете лично перед ним, если напортачите. Руководить десятком будет Первый, он же выберет заместителя. Временно обязанности полусотника выполняет Пятнадцатая. Её слушаться во всём. Вопросы есть?Строй молчал.— Хорошо, что нет, а то бы я расстроился, — ухмыльнулся Гун-Нор. — На складе барака есть запасы еды на несколько дней и тренировочные комплекты на сто человек. Кухня в бараке своя — будете готовить сами.Стон со стороны девушек.— Ну всё не так страшно! — успокоил их Гун-Нор. — Готовить должны уметь все, поэтому будете дежурить по очереди. Колодец — там. Для воды есть цистерна внутри барака. Воду натаскаете в качестве силовых упражнений. Барак и вся земля, отмеченная вот этим заборчиком — в вашей ответственности. Чтоб было всё чисто и красиво! Вы умеете — я видел.Из строя раздались смешки.— Пятнадцатая! Определи полусотне один выходной день, чтобы все отдохнули после обустройства на месте. Что ещё?— Помывочная, удобства?— Сортир вон в той пристройке. Ямы там нет — всё уходит в канализацию. Чтобы не воняло — держите там запас воды. На стене или в кладовке барака должен быть мерный ковшик. Сходили — залили водой.Гун-Нор подождал, пока стихнет одобрительный гул в наших нестройных рядах, и продолжил:— Помывочная — в пристройке, вон там. Цистерна в ней своя, воду можно нагреть, но дрова придется рубить самостоятельно. Площадка для рубки — с той стороны барака. Там же и поленница. Кстати, поленницу наполните — это правило вежливости. Предыдущие постояльцы оказались лентяями и засранцами. Туалет после них отмыли, а дров мало. Пятнадцатая?..— Услышала!— Ну тогда располагайтесь. Завтра вас навещу. Узнаю, как дела и чего не хватает. Когда освободятся эры — тоже вас навестят. Всё! Если вдруг решите выпить — купите себе сами выпивку и употребляйте только после отбоя. И тихо! И чтоб утром — без запаха. Ну это, Пятнадцатая, сама следи. Отбой — три удара гонга. После него шумные работы и тренировки на свежем воздухе прекращаются. В выходной можете навестить местные кабаки… Вот, теперь точно всё!Гун-Нор махнул рукой, развернулся на каблуках и отправился по своим делам. Подозреваю, что дела у него наметились в тех самых кабаках. Пятнадцатая вышла перед строем и продолжила инструктаж.— Выпить я буду пока сама выдавать. Сегодня выдам. Хохо! На тебе проверка поленницы, склада и помывочной. Шрам, ты со мной по комнатам. Шасть, отбери тех, кто займётся водой, рубкой дров, уборкой и готовкой сегодня. Убираем только барак. Участком займёмся завтра. Чтобы всем было ясно: я, Хохо, Шрам и Шасть — десятники. Пока не распределены десятки, выполняем все приказы от нас. В случае двух разных приказов — идём ко мне. Шрам, пошли.Пятнадцатая толкнула дверь барака и вошла внутрь, а я быстрым шагом кинулся её догонять.Глава 21Пятнадцатая держалась весь остаток дня, а потом пошла и напилась. Причем в моей комнате, пока я мылся. Отбой уже давно наступил, бойцы разбрелись по своим комнатушкам, и я вошел к себе с твердым желанием — поспать. Я даже не был уверен, что буду пить свою кружку вина. Ну да… На моей кровати, свернувшись калачиком, лежала Пятнадцатая и лила слёзы на мою подушку, которую я собирался придавить своей головой. Подушку она обнимала, и оставалось надеяться, что пускала девушка только слёзы, а не сопли. Можно было, конечно, поругаться с ней, но вид у Пятнадцатой был настолько жалобный, что у меня кольнуло в груди.— И что это значит? — спросил я, присаживаясь рядом и вытирая слезы полотенцем.— Обидно, — ответила Пятнадцатая. — Столько шла, столько старалась стать нори… А пришёл эр и мановением руки всё решил…— Ты рада?— Нет, — Пятнадцатая оставила мою подушку в покое и попыталась сесть, в итоге навалившись на меня. — Хотелось праздника, хотелось торжества… А прошло всё так… Знаешь… Будто, ну…— Буднично, — подсказал я, впервые поблагодарив память за своевременную подсказку.— Да… Буднично…Пятнадцатая попыталась указать на меня пальцем, но отвлеклась и начала крутить им у себя перед носом, словно в первый раз увидела. Пришлось перехватить палец и направить на себя.— Думала с тобой… посидеть…Тебя ждала… Ждала…— И сколько кружек вина ты меня прождала? — я тихо засмеялся.— Много!— Пятнашка, — хмыкнул я.— Пятна… тца… птн… цт… Боги, какое сложное имя…. Чего ты Пятнашкой меня обзываешь?— Потому что милое имя получилось, — ответил я. — Больше не буду. Будешь теперь серьёзной Пятнадцатой, неустрашимой, неумолимой и трезвой!— Пятнашкой буду… Не хочу трезвой… Сегодня — не хочу…Девушка икнула и упала спиной на кровать.— Я девочка… Мне нужен праздник, гусские духи и таффтонские румяна — вот!— Ты и так симпатичная, — ответил я. — Без всяких этих румян…— А так я буду аристократкой… Видел, какая эра красивая… И богатая… И ваще…— Ну и станешь ты тоже эрой, — я налил себе кружку и лег на живот рядом с Пятнадцатой.Кровать была не слишком широкая, так что ноги остались на весу. С другой стороны, у простых бойцов кровати были ещё уже.— Не стану… Эров Император сам жалует… Надо подвиг совершить… А я — не герой…— Ты — Пятнашка? — не удержался я.— Да… в душе я — Пятнашка… и девочка… и устала…Когда я снова посмотрел на неё — Пятнадцатая уже мирно спала. На ночь я её так и оставил у себя, накрыв одеялом. Себе постелил на полу и спал плохо, потому и проснулся ранним утром оттого, что один бок затёк и почти ничего не чувствовал.Встав, я первым делом открыл окно, чтобы проветрить — в воздухе висел алкогольный запах, после чего сходил до колодца и налил в кувшин из-под вина воды. Заодно ополоснул чашки. Проходя мимо кухни, проверил, кто сегодня назначен дежурным по готовке. Все смены составлялись таким образом, чтобы в каждой был хоть кто-то, кто уже умел готовить и успел попрактиковаться на барже. Вспомнив, где кто из назначенных живет, пошёл будить — обычно этим занималась Пятнадцатая, но сегодня она будет не в состоянии. Память говорила, что похмелье — это не самое приятное чувство в жизни.Когда я вернулся в комнату, девушка уже проснулась. Сидела, нахохлившись, с растрепанными волосами и завернувшись в одеяло. Я с порога налил воды в кружку и протянул ей.— Кажется, я вчера перебрала, — сказала она, выпив всю воду и долив ещё. — Сможешь разбудить поваров?— Уже. Не волнуйся, — ответил я. — Голова не болит?— Нет, только сухость постоянно во рту, и всё кружится. Спасибо за воду… А как ты догадался?— Вот такой я догадливый, — решил не открывать я источник своей информации.— А где ты спал? — не унималась девушка.— На полу, — ответил я. — Потому что одна пьяная Пятнашка заняла мою кровать.— Ужасно, — расстроилась Пятнадцатая. — Заснула Пятнашка, а проснулась я… Наверно, ты пребываешь в растерянности.— Растерян и смущен, — подтвердил я, обхватив голову руками и покачав ей из стороны в сторону. — Буквально раздавлен. Что же делать?Пятнадцатая улыбнулась и начала натягивать сапоги. Неожиданно повернувшись ко мне, она обняла меня за шею и поцеловала в щеку. Когда я, совершено ошарашенный, поднял на неё взгляд, на кровати уже сидела обычная Пятнадцатая.— Жду на завтраке, Шрам, — сказала она. — Хохо и Шастя не забудь прихватить.Наш баракбыл вытянутым двухэтажным зданием, сложенным из плохо обожженного кирпича, с соломенной крышей и просторным чердаком. На первом этаже располагались холл, комната сотника, комнаты десятников (четыре на каждую половину здания и две рядом с холлом) — а ещё кухня, зал для тренировок, склад, столовая и три пустых комнаты, которые можно было использовать как угодно. Из холла лестница вела на второй этаж, где располагалась сотня небольших комнаток для бойцов, в которых даже стола не было — его заменяли подоконники.Пятнадцатая расселила имеющихся десятников по крыльям, сказав, что комнату рядом с холлом займет Шестой, а нам всё равно надо контролировать бойцов. Слышимость была хорошая (особенно для десятников): толстые доски пола надёжно скрадывали голоса, но вот топот скрыть не получилось бы.Помывочная располагалась в пристройке, попасть в которую можно было и с улицы, и из барака. Туалет был вынесен отдельно по вполне известным причинам — из трубы в канализацию города попахивало, как ни смывай. В помывочной было три больших комнаты. В двух можно было помыться, воспользовавшись текущей из цистерны водой. Кабинок с трубами было десять штук в каждой комнате. Одну Пятнадцатая отдала девушкам отряда, другую — мужчинам. Чтобы вода не была ледяной — ее можно было подогреть. Цистерна была выкрашена черной краской и нагревалась под солнцем, поэтому летом не нужно было даже топить. Сейчас ночи еще были холодными, и с утра приходилось разводить огонь.За три дня отряд разбили по десяткам. В мой десяток, помимо меня, вошли Пузо и Зенка. Ко мне же отправили половину мореходов — Рыбу и Гвоздя. Ради смеха ко мне отправили ещё и парня с прозвищем Рыбоед. Для комплекта в отряд докинули ещё одного бойца — Одноглазого (тот потерял левый глаз во время Порки и ходил с повязкой). Два места остались до выздоровления спасенных из моря.Ко мне же в десяток попросилась Ласка, но Пятнадцатая отказалась. И только в конце дня, после того, как Ласка долго её уговаривала один на один, согласилась. Не знаю, что она там в свою защиту говорила, но строить мне глазки и бесстыдно приставать перестала. Но даже так… мне с ней было тяжело. Девушка что внешне, что повадками неуловимо напоминала мне Злату. И эти воспоминания я приятными назвать не мог. В первую же тренировку своего десятка я понял, что слишком к ней предвзят и нагружаю сильнее остальных.Десяток для Шестого формировался из бойцов бывшего первого — и частично шестого десятка. Трое напросились к Шастю. К нему же отправился Нож. Кривой ушел в десяток Хохо, а себе Пятнадцатая оставила Ладну. В свою команду она, к слову, набрала самых криворуких и неопытных бойцов — и теперь нещадно их гоняла, пытаясь подтянуть до уровня остальных.На третий день к нашим тренировкам присоединился Гун-Нор — он лично проводил построение и следил за отработкой слаженности десятков во время манёвров. Слово «манёвры» моя память то ли знала плохо, то ли к самим манёврам у меня было особое отношение — в моей голове смысл и слово сходились плохо.Помимо нас, в казарме проживало три сотни бойцов нори: часть из них нанялась на службу на стену, а часть — оставалась в городе. Пересекались мы с ними редко, но некоторые бойцы сами подходили узнать, не те ли мы ааори, что приплыли на барже с эром Скаэном. Врать смысла не было — как, впрочем, и скрывать последние новости с севера. О том, что произошло под Лингом, на следующий день судачил весь город, а мы на несколько дней стали знаменитостями из новостей. Гун-Нор строго-настрого запретил нам покидать казарму. А ещё лучше, сказал он, какое-то время ошиваться в бараке и на выделенной земле, чтобы не множить слухи.— Вас потом ещё замучают, выпытывая подробности, — заметил он при первом же посещении. — Но, если местные нори будут спрашивать, не отнекивайтесь, рассказывайте.Переговорщики пришли уже на второй день — два вэри, выполнявшие роль десятников. Говорила с ними Пятнадцатая, поэтому я не знал, что она им поведала.Скаэн и Эл-оли появились только на пятый день. С ними пришли Скас, ещё один лори, чьего имени я не знал, и спасенные нами бойцы — включая Шестого и Первого. Скаэн отозвал Пятнадцатую и что-то долго ей втолковывал, пока я носился и организовывал в отдельной комнате стол для гостей. Запасов еды у нас было достаточно, но для угощения большая часть не подходила. На помощь пришли девушки, натренировавшиеся на кухне на барже. «Камбуз же!» — выдала неожиданно память, когда я вспомнил баржу. «Поздно!» — подумал я в ответ.Хохо провел Эл-оли, Первого и двух лори по участку и бараку, показывая всё, что те хотели посмотреть. За четыре дня мы успели вычистить и барак, и участок, и даже оградку. Так что переживать за инспекцию смысла не было.Шасть повел своего бывшего десятника знакомиться с десятком. За два часа девушки успели приготовить и обед для бойцов, и угощение для гостей. Гун-Нор сказал, что нам придётся посидеть с гостями, поэтому бойцам обязанности на «после обеда» пришлось придумывать на ходу. Однако до ужина все были заняты работами и тренировкой, а новоприбывших отправили по комнатам.— Ну что ж, я начну, — сказал Скаэн, когда мы поели. — Скаса вы знаете. А это Энари — подчиненный эра Ненари, правителя Форта. С Ненари мы уже сегодня общались, всю вашу историю он знает. Поэтому можно не мяться, думая, что рассказывать, а что нет. Первый, ты всех своих десятников знаешь?— Я мало знаком со Шрамом, — ответил Первый. — Но Пятнадцатая хорошо о нём отзывалась, эр. Хохо и Шастя я знаю очень хорошо.— Ага, ну тогда обойдёмся без представлений, — кивнул Скаэн. — Понимаю, ты бы предпочел назначать десятников самостоятельно, но сам понимаешь… Да и обсуждали мы это с тобой. Все эти бойцы на самом деле вытащили и вас, и все пять десятков, и уже стали командирами. Не тот случай, когда надо переигрывать.Первый улыбнулся и кивнул.— У меня нет ни вопросов, ни возражений, эр, — ответил он Скаэну. — Кроме…— Не начинай! — оборвал его Скаэн. — Я тебя услышал и в первый раз. Но назначать при живом тебе Пятнадцатую полусотником я не буду. И вообще, ты единственный стал нори ещё после Пущи, так что и самый опытный здесь. И вот ещё… Времена, когда всем было наплевать, кто там с копьём бегает — девочка или мальчик — закончились. И я буду очень плохим эром, если позволю взвалить всё на плечи девушки. Пятнашка, без обид?Девушка только улыбнулась, а я вспомнил её пьяные откровения.— Ты всё понял, Первый?— Да, эр.— Так, теперь по организации…— Скаэн, мы проверили казарму, — вмешалась Эл-оли. — Здесь всё в порядке. Территория убрана, барак вылизан.— Не, Оли, я про другое. Это я и так видел, — Скаэн посмотрел на Энари. — Твой выход.— Хорошо, что я поесть успел, — Энари засмеялся. — А то выгнали бы меня, оставив голодным.— Да тебя выгонишь. Как же, знаем, — Скас захохотал. — Пытались как-то.— Ну ладно тебе, — Энари смутился. — Так, бойцы… Сейчас…Лори нагнулся к своему мешку и вытянул оттуда сначала продолговатый цилиндр, затем — небольшой сундучок, обитый металлом, а в последнюю очередь — тетрадь.— Ага, — радостно крякнул он, берясь за цилиндр, который оказался просто чехлом для свитка. — Это приказ об образовании полусотни «Баржа». Такое у вас теперь название.Скас, Гун-Нор и даже эры попытались сдержать смех. Но получалось плохо.— Для подразделений, конечно, выбирают героические названия, — развел руками Энари. — Но вы на барже прибыли, вас эта баржа будет деньгами снабжать… Ну, словом, вы полусотня «Баржа». И ваша полусотня будет существовать как воинский отряд вплоть до отражения нынешнего нашествия. В подчинении эра Скаэна. Дальше отправитесь в Мобан, получите имена и решите, чем заниматься дальше.Энари вернул свиток в чехол и передал Первому.— Вот это — продолжил он, положив руку на шкатулку, — ваша казна. Сейчас здесь 25 000 ули. Они выделены… Ну это вам эр расскажет. Они могут быть направлены на нужды отряда.Сундук перекочевал к Первому, а от того — к Хохо. Кажется, про таланты Хохо знали все.— А это, — Энари развернул сверток, — журнал прихода-расхода. Если кто-то пожертвовал личные средства на нужды отряда — записываете. Потратились на снаряжение — снова записываете. Первую страницу я расчертил сам и внес приход на 25000 ули. Таким же образом будете записывать всё остальное.Журнал отправился через Первого всё к тому же Хохо.— На этом всё. Служите честно, служите усердно и берегите себя!Энари залпом допил вино, ухватил с блюда три пирожка, подхватил свои вещи и отвесил поклон Скаэну и Эл-Оли.— Во-во! Видали? — раздался шёпот Скаса.— Откланиваюсь и оставляю вас дальше решать ваши дела.— Всего тебе хорошего, Энари, — улыбнулась Эл-оли. — Ненари привет от меня.— Обязательно передам, эра, — ещё раз поклонился Энари и вышел в коридор.Скаэн повернулся к нам и продолжил:— С формальностями мы разобрались. Значит, дальше дело такое… Устроил я тут разбирательства на самом верху. Сейчас в Форт съезжаются отцы-командиры, а баржу вашу арестовали. Сами знаете, почему. У паскуды-капитана тут были сообщники, причем высокопоставленные. Они теперь отдыхают в тюрьме до суда. Баржа в ближайшие дни будет конфискована в пользу Форта и продана вся или по частям — как получится. Четверть средств с продажи — поступит к вам. Так что денег у вашей полусотни будет много. Мы рассчитываем ещё на сотню тысяч ули.— Ой…Кажется, это сказал Шестой. Первый просто побледнел и сглотнул.— Не «ой», а тратьте с умом! — погрозил пальцем Скаэн. — Вам понадобятся припасы, годный обоз, запасы снаряжения… Да и просто вооружить бойцов нужно — так что не расслабляйтесь. Точно вам скажу: от этих денег ничего не останется. Гун-Нор с закупками поможет в первое время, но потом отправится к своему десятку. Конечно, я подкину, если будет не хватать, но лучше бы хватило. Сумма-то большая. Как у вас с тренировками, Пятнашка?— Тренируемся активно, — ответила Пятнадцатая. — Четыре десятка в текущем составе действуют уже неплохо. Новичков тренирую я, но они пока никакие. За десять дней сделаю из них что-нибудь приличное.— За двадцать дней доведёшь их до ума? — уточнил Скаэн.— Да, эр, — девушка снова кивнула. — Строй держать будут, штаны пачкать — не будут.— Ну вот и отлично. Вас никто не собирается бросать в гущу боя, но, если всё именно так, как вы рассказывали — а я вам верю — впереди боёв будет много. Чем меньше потерь, тем лучше всем. Слишком много уже пало под Лингом. Восстанавливать численность придётся не один год. Что ещё?Скаэн повернулся для поддержки к жене, и она выразительно похлопала себя по плечу.— А, ну да… Торжественный момент, — Скаэн порылся в кошеле на поясе и вытащил броши. Одну брошь полусотника и пять брошей десятников. — Когда всё закончится, сдадите броши в любой имперской администрации. Вот…— Я покажу, — вмешалась Эл-оли, заметив, что тот собирается снимать латный рукав.Эра вытянула руку и подняла широкий рукав платья, обнажив руку — её кольчужная безрукавка этому никак не мешала. Я почувствовал, как по коже забегали мурашки, и через секунду на руке Эл-оли проступили тончайшие линии — текст, точнее список, в котором были педантично перечислены все контракты и должности, которые ей довелось занимать.— Это мудрая запись. Её наносят имперские мастера мудрого письма, — объяснила эра. — Когда вы сдадите бляхи и накидки, вам нанесут третью запись.— Третью, эра? — переспросил я, а Эл-оли показала пальцем на запястье.Там находились первые записи о ней:1. Нерожденная — 1136 дней2. Ааори — 2698 дней. Присвоено имя — Эл-оли, нари.Надпись исчезла с руки.— Письмо наносится на руку? — спросил я.— Не важно, где наносится письмо: оно отпечатывается в душе, в крови, в каждой частичке. Обычно показывают на руке, — кивнул Скаэн. — Но можно и на заднице высветить. Если нужно, мастер достанет все данные из одного твоего волоса. Отрубив руку, ты ничего не изменишь.— Понял, эр, — кивнул я.Сам я руку рубить не собирался, но вопрос напрашивался сам собой.— Вам пока непонятно, — мягко возразила Эл-оли, остановив мужа прикосновением руки, — но со временем вы поймёте. Любой ваш новый статус тоже будет отражён таким мудрым письмом. То, что я показала, Шрам — это лишь проявление письма. Одно из самых простых. Вся ваша жизнь будет писать такими буквами в вашем теле. Почувствовав себя, ты это поймёшь.Эл-оли смотрела мне в глаза, а я не мог отвести взгляд. Я оцепенел, утонул в них, а её слова вонзались в голову как гвозди и намертво застревали в ней. И только когда эра перестала говорить, я смог пошевелиться. Перед тем как я кивнул ей, показывая, что услышал, прошло несколько долгих мгновений. Десятники нашей полусотни и ближники Скаэна переводили взгляд с меня на Эл-оли. Только сам Скаэн остался спокоен и даже не требовал ответа. Знал, что сейчас произошло? Догадывался? А может, сам и подговорил жену? Я не знал.— Ну, с этим вопросом тоже разобрались. Тогда мы вас покинем — у нас имеются дела. Гун-Нора я пока заберу с собой. А вы посидите и пообщайтесь. Помните: вам нужно сделать полусотню боеспособным отрядом, который защитит вас и поможет дойти до Мобана.Ещё через несколько минут мы остались в комнате одни.— До сих пор не по себе так с эром общаться, — проговорил Первый. — Мне вообще всё не по себе. Последнее, что я помнил — это как мы плыли ночью под горящим мостом у Линга. Открыл глаза уже в Форте Ааори.— Ты много интересного пропустил, — засмеялся Шасть.— Да, мне кратко пересказали, — Первый кивнул. — Пятнадцатая… Я правда…— Первый, заткнись и руководи, — буркнула девушка. — Как ты умеешь.— Буду, но просто чтоб ты знала. Я стремился к своему положению, но сейчас оно досталось мне за просто так… А такого я никогда не желал и желать не буду. Шестой, ты согласен?— Я, брат, с тобой и рядовым похожу, — рассмеялся тот.— Пятнадцатая, ты мой заместитель, — Первый протянул ей через стол чуть отличающуюся от остальных брошь десятника.— Гад ты всё-таки! — в сердцах выдохнула девушка. — Я же себе новичков набрала в десяток.— Давай раскидаем? — предложил Хохо.— Нет, у вас пока жёсткости не хватит их надрессировать. Могу я и Первый, — вздохнула Пятнадцатая, повертев значок в руках. — Пойду тогда своих погоняю. Шрам, ты их на что поставил?— На мётлы. Подумал, что захочешь их потиранить.— Умничка! Всё, ухожу от вас.— Хохо, — Первый протянул десятнику брошь, — ты сам знаешь, кто ты и кем будешь. Да?— Нет, — Хохо отдёрнул руку. — Объясни обязанности подробнее.— Да кинь ты в него брошью! — предложил Шестой, засмеявшись. — Он поймает — ценная ведь штука!Хохо быстро дотянулся до броши и сцапал её, рассмеявшись.— Шасть — это тебе! Заслужил! — Первый протянул брошь Шастю, а мне стало слегка не по себе. Ведь Шасть сразу ушёл, и я остался один на один с Первым и Шестым.— Шрам, твоя, выстраданная, — Первый протянул мне брошь. — И ещё надо поговорить.— Сейчас?— Нет, сейчас не надо, — отмахнулся Первый. — Давай вечером.В ответ я кивнул.— Ну что, пойдём дела делать? — предложил Первый.И я кивнул снова. С руководством не спорю. Хотя ни сейчас, ни потом говорить с ними я не хотел. Мало ли что мне там скажут — может, сразу гадость какую-нибудь.Глава 22Пятнадцатая после того, как напилась у меня в комнате, ко мне не заходила. И вообще, кажется, не пила. Но именно в этот вечер она пришла ко мне с кувшинчиком. Когда я вошел в комнату, она уже удобно заняла мою кровать.— Что это у тебя лицом? — удивилась она, заметив, как я замер на пороге. — Или у меня что-то с лицом?— Да нет… Я очень рад тебя видеть, но жалею, что именно сейчас сюда придут Первый и Шестой. С неизвестной мне целью — поговорить.— А! Ну так я ещё кувшинчик принесу, — не расстроилась Пятнадцатая и подмигнула. — Вообще тут на четверых места не хватит. Садись. Как придут — решим вопрос…Дверь открылась, больно стукнув меня по пяткам, и в комнату заглянул Первый.— Ой, Шрам, извини… Опа! Ты посмотри, брат, кто тут вино давит…— Хы, Пятнадцатая — здаров!Я прошёл к столу и вытянул из-под него стул.— Троим придётся сидеть на кровати, — прокомментировал я.— Зачем? — Шестой вытаращил глаза. — Пошли в ту комнату, где сидели утром!— Там кровати нет! — возразила Пятнадцатая.— Возьмём Шрама и оставим её тут с кувшином! — злодейским голосом предложил Шестой.— А кому я в жилетку будут плакаться и жаловаться на вас? — ещё больше удивилась Пятнадцатая, вгоняя меня в краску.— Шестой, ты что, Пятнадцатую не знаешь? — спросил Первый. — Она уже почти прямым текстом сказала: ищите кровать или сидите в комнате десятника. Давай мы тебе со склада кроватку прямо туда притащим?— Уговорили, — вздохнула девушка, натягивая сапоги. — Шрам, вот что за люди? Не понимают элементарных вещей.— Хм, да попонятливей меня, — ответил я, осознав, что опять что-то упустил в общении с Пятнадцатой.Через несколько минут мы уже сидели в той же комнате, где принимали гостей. Первый прикрыл дверь и приоткрыл окно. Кровать стояла у стены, стол передвинули к ней, а мы разместились на лавочках за столом. Вино Первый и Шестой отвергли, притащив маленький бочонок какого-то кислого пенистого напитка, назвав его элем. «Эль — нефильтрованное пиво. А пиво — это вкусно», — услужливо оповестила меня память.«Я ещё не пробовал, вкусно или нет», — ответил я сам себе.«Ты его выпил в прошлой жизни больше, чем воды в этом», — выдала память очередную порцию информации.— Ну, давайте, — Первый поднял свою кружку и сделал большой глоток. Шестой тянул по чуть-чуть, а у меня получилось что-то среднее. Хотел по чуть-чуть, но увлёкся.Память сильно лукавила — пиво не было вкусным. Оно было кислым, вонючим, странным… И всё-таки вкусным.— Шрам, я знаю Пятнадцатую и Хохо, знаю Шастя и Шестого. Тебя я знаю совсем чуть-чуть, — начал Первый, и я внутренне напрягся. — Скажу больше: я мог бы тебя узнать и увидеть в деле, но всё это время провалялся в отключке. А мне надо понимать, чем ты живёшь, как принимаешь решения. Поэтому мне надо… Ну как бы… понять, что с тобой происходило по жизни. И именно твою точку зрения на эти события.— Если будешь стесняться Пятнадцатую, мы ей ушки заткнём! — предложил Шестой.— Ручки оторву, — смеясь, пообещала Пятнадцатая. — Шрам, учти, они тебя будут подпаивать и вытаскивать самые сокровенные тайны!— Да, выпивка — это важно! — согласился Первый. — Мне нужна честность, Шрам.— Я не то чтобы умею хорошо врать, — признался я. — Да и скрывать мне особо вроде нечего.— Ну и отлично. Давай начну с плохого… Я хочу знать, что у тебя было с этой девочкой… Которая стала Четырнадцатой. Но твоё мнение.Я сделал большой глоток пива, тяжело опустил кружку, налил ещё и начал.— Я, Подруга, Приятель и Дружище — нас было четверо. С самого начала — четверо….— … И до самой баржи мне казалось, что я понимаю, почему… После её предсмертных слов я перестал понимать опять. И теперь уже, наверно, никогда и не разберусь, — закончил я.— Помыться хочется, — прокомментировал Шестой. — Я думал, что знал самую грязную версию этой истории.— Эту историю рассказывали? — удивился я, и все присутствующие начали бессовестно ржать.— Шрам, ты не обижайся, но ты как не видел, что вокруг происходит, так и до сих пор не видишь, — отсмеявшись, сказал Первый. — Вашу историю сначала Мысь кому-то рассказал, потом ещё кто-то вспомнил. И начала она обрастать такими романтическими подробностями! Вся казарма смаковала.— Вот гадство-то, — я уткнулся в кружку, но пива там оказалось слишком мало, чтобы спрятаться.— Я тоже целиком всё не знала, — ответила Пятнадцатая. — Думала, всё выяснила, а тут…— Да, мне теперь самому интересно, — проговорил Первый. — Почему она так делала? А почему эти двое других пошли за ней? А помыться — да, хочется. Подлянки — это одно, а такая ненависть — это совсем другое.— Она сказала, что я что-то не сделал…— Шрам… — Пятнадцатая дотянулась до моей шевелюры и растрепала её. Быстро волосы растут, да. — Шрам, гадать ты можешь вечно. Как по моему женскому мнению, так и по мнению других девушек, не сделать ты много чего мог. Но такая ненависть и подлость — это что-то запредельное. Она тебя предала ещё до Порки раз сто.— Ладно, ей уже за всё воздалось, — махнул рукой Первый. — Надо просто запить и забыть.— Дело! — обрадовался Шестой.— Тогда другой вопрос: что ты сказал Кривому в Пуще?— А… — открыл я рот, не зная, как спросить, откуда они знают про разговор.— Мы его по старой дружбе поймали. Он ходил сам не свой, — усмехнулся Шестой. — И расспросили. Но он толком ничего не сказал — сослался на тебя.Я покосился на Пятнадцатую, и Первый поймал мой взгляд.— Пятнадцатая…— Что? — хмуро спросила она.— Заткни ушки на минутку, а?— Эй-эй-эй! — девушка раскрыла глаза и подалась вперёд. — Это меня как-то касается? Так нельзя!— Мммм… — протянул Шестой, потирая руки. — Сейчас снова будет грязное бельё. Затыкай уши, любопытное существо!— Шрам, это как-то касается лично меня? — спросила Пятнадцатая.— Нет, не переживай, — ответил я, улыбнувшись. — Не лично тебя. Но тебе не захочется…— Всё, рассказывай! — приказала она тоном, который возражений не предполагал.Я посмотрел на Первого, и тот сокрушённо вздохнул:— Ну уже назад не отмотаешь…— Пятнадцатая, — я повернулся к девушке, — ты должна мне что-то пообещать.— Да? — заинтересовалась она.— Ты дослушаешь до конца, не будешь делать поспешных выводов и не пойдёшь прямо сейчас к Кривому. Вообще не будешь с ним обсуждать это в ближайшее время.— Договорились, Шрам, — ответила она нетерпеливо. — Рассказывай.— Часть истории вы знаете… Тогда я вытащил Пятнадцатую, когда Злата убила Четырнадцатого….— …На этом всё и закончилось. Пузо, меня и Кривого дотащили в лагерь, и больше к этому вопросу мы не возвращались.— Вот гад! Друг называется! Змею на груди пригрела! — выдавила возмущённая Пятнадцатая.— Грудь? Пятнадцатая? — Шестой зашипел и стал шутливо извиваться. — Пригрей меня, прекрасная незнакомка!Первый и я начали смеяться. Меня что-то напрягло в шутке, но было смешно. Особенно когда девушка открыла рот — а потом закрыла и начал возмущённо сопеть. Пятнадцатая потянулась за сапогом, а Шестой спрятался за бочонком, поджав ноги.— Тьфу на вас, — сказала Пятнадцатая, откинувшись на стену. — Шрам, почему ты мне сразу не рассказал, я бы его…— Потому и не рассказал, что ты бы его…— Заставила бы черпать из ямы целый день, ага, — безжалостно вставил Шестой, заставив покраснеть и меня, и девушку. Кивая Первому, он радостно ткнул в нас пальцем и заявил. — Смотри, брат, два сапога пара!Первый и Шестой начали снова смеяться. Пятнадцатая покраснела ещё больше, а я спрятался в кружку.— Смотри-смотри! — Шестой продолжал ржать. — Они даже не в курсе были, что эта вторая история с романтическими подробностями! Шрам, кстати, а ты знал, что за тобой закрепилась слава разбивателя женских сердец?— Что? — я чуть не подавился элем.— Ха-ха-ха! — Пятнадцатая обвиняющее указала на меня пальцем. — Да ты их походя бьёшь и даже не замечаешь.— Что про меня ещё рассказывали? — хмуро спросил я.— Ну как минимум сегодня я слышал, что ты щелчком пальцев истребляешь тварей, познавших мудрость, — зловеще поведал мне Шестой.Тут уже я не выдержал и принялся ржать со всеми.— Так, Шрам, теперь соберись! — сказал Первый. — Сейчас будет серьёзный вопрос. Ходят слухи, что это ты первым призвал прыгать в воду, когда мы бились с серыми. Причём и Пятнадцатую подбил. Это так?— Так, — не стал отпираться я.— Мне нужно понять, почему ты решил, что надо бежать? Вот просто увидеть твою оценку ситуации.— Это как раз легко, — качнул я головой, вспоминая подробности. — Нас прижали к берегу, продавив линию. Серые ворвались в лагерь, ударили в тыл другой части ааори — просто вырезали, давя массой. Нори тоже ударили в тыл, и их поражение было вопросом времени. Совсем небольшого времени. Ну, просто, понимаешь — была бы их тысяча, две, три… но они просто заполонили весь берег. Бежали-то уже многие… Просто не знали, куда бежать…Шестой внимательно слушал. Первый кивал. Пятнадцатая, похоже, задремала.— Я попросил меня подменить в строю и кинулся к Пятнадцатой. Она была на перевязке и не могла видеть, что происходит. Кратко ей всё объяснил. Сказал, что надо спасаться по реке.— А если бы она сказала стоять до последнего? — спросил Первый.— Стоял бы до последнего, — пожал плечами я. — Обидно было бы, конечно. Тем более я теперь точно знаю, чем всё закончилось.— Ладно, и самый последний вопрос, — усмехнулся Первый, покосившись на задремавшую Пятнадцатую. — Самый тяжелый, самый… даже не знаю, как назвать — ты с ней спал?Вот теперь я поперхнулся и кашлял, пытаясь освободить лёгкие. Шестой с хохотом помогал мне, от души стуча по спине. На этот вопрос я отвечать не стал. Первый с Шестым и сами поняли: нет. А Пятнадцатая от моего кашля проснулась.— Ну и зачем вы мне Шрама сломали? — возмутилась она, присоединяясь к Шестому.— Хватит! — взмолился я. — Доломаете!— Так, вы двое ещё собираетесь чужие души исследовать, или на этом всё? — поинтересовалась девушка.— Не, там по истории со Златой было понятно, что всё с ним нормально, — отмахнулся Шестой. — Просто, когда про человека за пару месяцев столько историй сочиняют, интересно узнать всё из первых рук.Посиделки закончились быстро. Выпитое тянуло в сон, и уже ничем нельзя было побороть это желание. А на следующий день начались тренировки, которые мигом отбили желание пить по вечерам. Первый оказался суровым командиром, выжимая из нас все соки. Устала даже Пятнадцатая. Мой десяток пополнился двумя бойцами — Молчком и Лентой. И знакомиться с новенькими пришлось в процессе.Ласка мне всё так же неуловимо напоминала Злату, но это уже не задевало настолько сильно. Пересказав нашу с ней историю Первому, я как-то смирился с тем, что эти отношения были прокляты с самого начала. Ласка была другой — и это было важнее. Да, она часто скрытничала, могла что-то не сказать или поступить по-своему, но всё же подчинялась мне как десятнику, старательно выполняла задания и главное — явно была честнее моей бывшей подруги. И не бросала своих соратников. Даже когда можно было просто сдаться — Ласка стояла до последнего. И это компенсировало её неумение воевать. Она отлично готовила, умела быстро перевязывать раны — и этим ей и предстояло заниматься в будущем. В бой, на первую линию, я её пускать не собирался.Рыба был как отличным мореходом, так и хорошим бойцом. Не слишком уверенно вёл себя в строю, но в одиночных поединках показывал отличные результаты. Даже наблюдая за ним со стороны, я обогатил набор приёмов для работы с копьём. А когда я пересилил гордость десятника и привлёк его для индивидуального обучения, некоторые приёмы удалось передать и бойцам десятка.Гвоздь, в отличие от бывшего начальника по мореходству, был именно таким, как и его прозвище. Прямым и резким. Хотя тот же Рыба всегда шутил, что резким бывает понос, а не гвоздь. Гвоздь был жилистым, выносливым и очень жёстким. Часто проигрывал в поединках, но в строю нередко оказывался тем, кто удерживал линию, не давая её прогнуть. После его удара учебным копьём многим приходилось покидать бой, держась за синяк.Одноглазый получил второй большой щит. Парень был добродушным, крупным и высоким. Любил похохотать, любил девушек — и те, похоже, отвечали ему взаимностью. Он никогда не нарывался на драку, не огрызался, но драться — умел. На кулаках, копьём, любым увесистым предметом. Правда, предпочитал отмахиваться, а не нападать. В ааори он пришёл чуть раньше меня и долго кочевал по десяткам: его добродушие нередко воспринималось как слабость другими бойцами. В моём десятке к нему попытался прицепиться Рыбоед, но мне даже вмешиваться не пришлось. Пузо и Одноглазый зажали наглеца, и пока Одноглазый расстраивался, Пузо нахала слегка помял. Вопрос был решён отправкой всех троих на чистку туалетной трубы.Рыбоед был наглым, хамоватым, но простым. Получив один раз, он больше не предпринимал попыток достать победителя. Ааори он пробыл меньше, чем я — и меня сильно побивался. Зенка сдала его, сказав, что он наслушался историй про меня и теперь считает чуть ли не сказочным богатырём. Мне бы его уверенность — я себя таковым не ощущал. К сожалению, приходилось признать, что за Рыбоедом придётся следить в оба глаза: он был не самым надёжным товарищем. Да и во время бунта я успел его заметить среди противников. Но в целом он вёл себя в десятке прилично и больше ни к кому не лез. Даже нередко помогал.Самым непонятным для меня был Молчок. В ааори он провёл почти пять лет. Отлично работал копьём и неплохо обращался с топором. Роста был небольшого, коренастый, чёрные волосы стриг коротким ёжиком. Я вот со своими не разобрался, и они росли стремительно — навёрстывая упущенные дни. Молчок каждый день брился, раз в несколько дней подравнивал свой ёжик и был очень молчалив. Не обладая талантами Первого и Шестого, я его расспрашивать не хотел — обидится ещё. Хотя более вероятным было, что просто промолчит. Он всегда молчал, изредка выдавливая из себя пару слов. Он не ссорился ни с кем, никогда не спорил и часто пожимал плечами, если ему в чём-то отказывали. Он не жаловался и стойко сносил всё, что преподносила ему жизнь.Последней была Лента — гибкая вёрткая молоденькая девчонка из самых последних выпусков школы нерождённых. Ей часто не хватало сил нанести хороший удар, но зато её удар почти всегда попадал в цель. И попасть по ней самой было задачей весьма сложной. С ней всё было понятно — волосы ещё даже не начали отрастать, но, судя по веснушкам, будут или русыми, или рыжими. Да и характер был миролюбивым, но непоседливым. В её тренировке упор был сделан на увеличение силы удара. Фактически на занятиях она дополнительно долбила тренировочным копьём тренажёры. По её словам, в школе их продержали дней четыреста, и она просто ничему не научилась. Рассчитывать, что к концу отведенного на тренировки срока она начнёт пробивать костяную броню — не приходилось, поэтому в её случае оставалось полагаться на меткость.Гун-Нор приезжал первое время почти каждый день. Один раз притащил луки и бойца-нори, который стал нашим инструктором. Луки были простые, охотничьи — такие выдавались ученикам. Эти луки нам, видимо, предстояло использовать и в бою. На что-то более серьёзное никто из нас не тянул. Стали попадать со ста шагов в мишень — уже хорошо. Талантов лучника в себе никто из полусотни не открыл, поэтому стрельбе нам предстояло долго и нудно учиться.Отцы-командиры, как называл их эр Скаэн, собрались на исходе десяти дней — и сразу же устроили показательное судилище над контрабандистами и наркоторговцами. Пятнадцатую уже к тому времени трижды гоняли на допрос, но что и как — девушка не рассказывала. К моменту вынесения приговора в городе умерло пять человек от ломки, и смертная казнь уже не казалась слишком суровым наказанием. Баржу продали, и казна отряда пополнилась более чем сотней тысяч ули. Наконец, начались закупки экипировки. Первый тратил деньги осторожно, стараясь не спустить всё и сразу. Но на экипировку жадничать не стал.Так и не выданный после заселения выходной объявили только тогда, когда командование сидело и обсуждало будущий поход. Что он состоится — уже никто не сомневался. Гонцов из Линга так и не прибыло, зато вернулись разведчики. К городу они подобраться не смогли, но на подступах было полным-полно серых людей: их отряды кочевали на север. Была надежда, что Линг ещё держится, получив подкрепление морем. Другие разведчики докладывали о толпах нежити, идущей с востока. То же подтверждалось и бойцами, которые несли службу на стене — на юге. Стена перекрывала удобный проход между горами и морем и постоянно подвергалась нападениям. Но их количество в последние дни многократно возросло. Не нашествие — но что-то похожее.Корабли в порт не приходили, а те, что стояли в порту — боялись плыть назад. Торговцы злились, но рисковать не хотели, предпочитая переждать опасные времена в самом укреплённом городе. Было понятно, что в княжестве творится что-то совсем нехорошее, и тянуть с выступлением было нельзя. Сбор был объявлен в тот самый день, когда мы смогли наконец-то отдохнуть.Глава 23Я в выходной собирался отсидеться в казарме, но у Пятнадцатой были свои планы, на что она мне и намекнула накануне. После завтрака я был схвачен и похищен девушкой прямо из столовой. С нами увязались Хохо и Шестой. Полную броню никто одевать не стал, ограничившись панцирями. Копья сменили кинжалы, закупленные для всех бойцов. И первое, куда потащила всех Пятнадцатая — это был рынок. Шестой и Хохо знали об этой цели заранее и долго объясняли мне по пути, что рынок — это первое, куда кинется любая девушка. И они даже мне готовы перечислить те торговые ряды, которые ее интересуют. Будь она хоть трижды Пятнадцатая, боец и суровый десятник. Девушка выдержала несколько минут объяснений, а потом вежливо попросила всех заткнуться, красноречиво поправляя кинжал. Может, и шутила, но проверять не хотелось.— Непривычно, — заметил Хохо, оглядываясь. — Если сравнивать с Мобаном, тут очень чисто.— Чисто, — согласился Шестой. — Но это как раз понятно. Помнишь, куда нам приказали мусор из казармы таскать?— В яму, — согласился Хохо, и я вспомнил про сарайчик. В нём укрывался вырубленный в скале провал, который вёл в неизвестность. — Но то из казармы…— Смотри, — Шестой положил Хохо руку на плечо и показал в сторону. Посмотрели, естественно, все мы. — Сарайчик не узнаёшь?Одной из особенностей Форта Ааори были каменные мостовые. Город и крепость стояли на скале, и дороги здесь не посыпали толчёным камнем, не мостили — они были каменными. Иногда попадались небольшие «заплатки» — когда в мостовой появлялась дыра, приходил каменщик, выравнивал края и вставлял подогнанный под дыру камень. Жители пользовались этой особенностью города, катая повсюду тележки с небольшими колёсами. Вот и сейчас мужчина заталкивал тележку с установленной на ней высокой бочкой в уже знакомый сарайчик. Судя по запаху, в бочке был мусор.— Вот уже пятый или шестой вижу по пути, — пояснил Шестой. — Они по всему городу раскиданы. А мужички с бочками только мусор и возят. Присмотрись просто, Хохо. Это их работа. Отвёз бочку, выкинул мусор, вернул бочку назад, получил монетку.— Боги, — восхитилась Пятнадцатая. — Я хочу стать вэри и жить тут….— Я бы и нори тут пожил, — вздохнул Шестой. — Мы уже сколько отмахали, и хоть бы кто-нибудь прицепился. Нет постоянных взглядов сквозь тебя, не приходится уступать дорогу очередному придурку, который думает, что нас действительно не существует, потому что так написано в религиозных текстах…— Так что мешает? — поинтересовался я.— Распределение мешает, — мрачно ответила Пятнадцатая. — Нори нужны и тут, и в казарме в Мобане. Нори же ещё грешники — должны служить…Разговор затух сам собой. Про устройство Империи Людей[5] я знал не так уж и много, но видел, что Форт Ааори лишь формально относится к княжеству Мобан. Здесь царили другие порядки и другие законы. Сюда направлялись представители со всех земель империи. Форт Ааори управлялся ааори, номинально подчинялся князю и фактически был больше похож на вольный город. Нори, попадавшие в Форт, в Мобан возвращались только за новым статусом. Но это относилось к тем нори, которые уже имели имя. А нам в Мобан придётся возвращаться, и там мы лишимся покровительства эра. И кто может быть уверен в том, что после этого нас не отправят в казарму, на службу князю?Рынок встретил нас шумом сотен людей. Здесь, на площади, не было красивых павильонов и ровных рядов палаток. Здесь правили бардак, случайность и «мне так в голову взбрело». И они раскидали палатки тесно, бессистемно и плотно. Торговать можно было всем — после уплаты небольшого взноса в казну города. Вот все и торговали. А кто не хотел стоять и торговать сам, мог нанять место у крупных торговцев, и те сбывали их товар по цене, которую устанавливал продавец (со своей выгодой, понятно). И если цена твоя слишком велика для покупки — тоже не страшно. Ты всё равно её снизишь через несколько дней.Подобие порядка царило только на нескольких прилегающих к рынку улицах, где держали свои лавки зажиточные торговцы. Одновременно это были и лавки, и дом. Торговцы селились рядом с рынком, открывали на первом этаже свой магазин — и жизнь их становилась единым целым с работой.Если и было в княжестве Мобан место, где можно было купить всё, то это была не одноименная столица княжества — это был рынок Форта Ааори. Сюда привозили товары со всех регионов Империи, и здесь же сбывали добычу из Диких Земель.— Вы сами тут осмотритесь, — весело проговорила Пятнадцатая. — Встретимся через часик. Вон у того магазина. Очень хочу….Чего хочет Пятнадцатая, мы уже не расслышали — расстояние стало слишком большим.— Вот, Шрам, видишь — мы всё знали! — заметил Хохо, глядя вслед Пятнадцатой, которая быстрым шагом направилась к рядам, где продавались платья.— Сейчас она пострадает там, — подтвердил Шестой. — Потом пойдёт страдать на цацки и духи. Вернётся довольная, но печальная.— Почему «пострадает»? — удивился я.— Потому что денег у неё всё равно на цацки и платья нет, — ответил Хохо с ухмылкой.— Да, может, и есть, — возразил Шестой. — Но духи ей в Диких Землях в бою не помогут…— Тогда зачем она? — не унимался я, пытаясь понять.— Не спрашивай, — Шестой рассмеялся. — Этого нам не понять. Женщины… Может, посмотрим на местное оружие?Испытывать мужские страдания, рассматривая оружие и доспехи, мы не захотели. Час мы просто бродили по рядам — рассматривая, что и почём можно купить. Вокруг нас сновали люди и совершались сделки. Пару раз раздавались крики «Воры!», но я предусмотрительно не лез проверять деньги, боясь выдать место их хранения. Было у меня с собой несколько ули, но даже их было бы жалко потерять.— Понять не могу, — сказал я, заметив, что большинство людей выглядят как-то расслабленно и спокойно. — В княжестве идёт нашествие, людей убивают, а тут… Все какие-то спокойные, занимаются своими делами…— Ага, — согласился Хохо. — Тоже заметил это. И тоже не понимаю их.— Может, им просто наплевать на княжество? — предположил Шестой. — Что им до него? Город живёт своей жизнью — и живёт. Поля тут свои есть, рыбу сами ловят, оружие сами куют…— А за себя они не боятся? — удивился я.— Не знаю…Бесцельные блуждания закончились перед небольшим уличным лотком, торговавшим напитками и едой. Взяли мы «кислую воду» — напиток делался из воды и каких-то фруктов, отдававших терпкой кислинкой. Вкусов было несколько штук, но главное — они спасали от местной жары. Солнце уже поднялось высоко, и ощущения были очень непривычные. Тяжело приходилось ааори и страже из местных — которая выглядела внушительнее мобанской, кстати. Их доспехи были раскалены, и от невыносимой жары не спасали даже выданные плащики.Тем, кто не состоял на военной службе, было легче — лёгкие рубахи светлых оттенков хотя бы не нагревались на солнце. Местные вообще ходили в просторных тканых нарядах, зная о свойствах южного солнышка. Для мужчин это было приятно ещё и тем, что ткань под ярким солнцем просвечивала, и прошедшая мимо девушка могла сильно поднять настроение.На море было проще: там дул ветер, было свежо, да и погода не всегда была ясной и солнечной. Но морские ветра разбивались о стены Форта Ааори, а если и долетали до города, то уже слабые и неспособные охладить металл доспеха. И я, и Шестой, и Хохо сильно вспотели, и распитие кислой воды под тентом стало просто благословением богов. Высоких столиков, за которыми можно было постоять у лотка с едой, было немного, а желающих перекусить и выпить водички — хоть отбавляй. Поэтому торговец периодически прикрикивал на тех, кто слишком долго ел или пил. Но к нам он проявил понимание и не трогал, гоняя из-под тента только тех, кого не так донимала жара. Когда вода кончилась, мы отдали кружки и продолжили путь.Как оказалось, рынок был не просто местом торговли — он был живой. Потому что как иначе объяснить то, что он съел отмеренный нам час так быстро, что мы сами не заметили? Назад к магазину, у которого назначила встречу Пятнадцатая, пришлось идти быстрым шагом, лавируя между жителями города, решившими расстаться с деньгами и захламить свои кладовые. К счастью, как и предсказал Шестой, Пятнадцатой ещё не было на месте. Не хотелось услышать от неё очередное поучение о том, как важно приходить вовремя. А когда Пятнадцатая пришла — сбылось ещё одно предсказание. Она была довольной, но немного печальной. Мне даже вспомнились её слова, когда она напилась в моей комнате — не её это, вести бесконечную войну на границах Империи.Следующим пунктом прогулки стала соседняя площадь. Пятнадцатая хотела пойти к стенам, где, как ей сказали, была смотровая площадка, на которую можно было подняться за мелкую монету. Но на площади стоял зверинец с тварями Диких Земель, и пройти мимо было невозможно. Клеток было всего пять, но люди шли туда сплошным потоком. Все клетки находились в больших шатрах, и посмотреть на тварей можно было, только зайдя внутрь. Твари были дикими и активно выражали несогласие с тем, что на них смотрят, поэтому ревели, стрекотали и шипели — и это было слышно издалека.За просмотр всех клеток пришлось отдать ули. По 10 сперов за каждую. «Их ещё кормить надо! — ответил тощий паренек, продававший билеты, когда Шестой удивлённо присвистнул. — Да и тварей из зверинца за городом тоже!».В первом шатре сидел ног-гарис — здоровенная тварь, покрытая буро-зелёной шерстью. В холке она достигала пяти шагов, но по описанию на табличке рядом с клеткой — могла драться, стоя на задних лапах. Передние лапы у нее были много длиннее, чем задние, но это не мешало ей бегать быстрее всадника, настигая свою добычу. Жили твари в предгорьях Южных гор и часто попадались охотникам и ааори.— Я видела обычных гарисов на картинках, — рассказала мне Пятнадцатая. — Животные как животные. Бурые, ниже этих на пару шагов. Лапы пропорциональные, на зиму прячутся в пещерах по несколько штук — и спят. В книжке было написано, что они только по весне голодные и опасные. Если не лезть первым — не станут нападать.Ног-гарис пытался приблизиться к прутьям клетки, но толстая цепь, прикованная к ошейнику одной стороной и к кольцу в полу клетки — с другой, ему этого не позволяла. Тварь злобно буравила посетителей взглядом маленьких глаз, роняла слюну, ревела, но сделать нам ничего не могла.— Всё, до чего трещины дошли — всё меняется, девонька, — произнёс старичок, стоявший рядом и услышавший Пятнадцатую. — Даже рыба. Пятьдесят лет ловлю её, и такие иногда рыбёхи попадаются… До дрожи.Вторая клетка встретила нас Пещерным Псуком. Без приставки Ног. Видимо, обычных Псуков уже не осталось. Псук походил на стол — прямые ноги, широкое приплюснутое тело, покрытое костяным панцирем и шипами. Длинный хвост венчал костяной шипастый шар. Тварь при виде людей шипела, била хвостом, выбивая щепки из пола клетки, но нападать не пыталась. Описание рассказало о том, что питался псук травой и на человека мог напасть только зимой. Людей животное не ело, просто ненавидело.— Всего-то ненавидело, — с ироничной улыбкой повторил Хохо. — В самом деле, мелочь.Ног-Каваль, третий экспонат, напоминал тягловых животных, которых использовали крестьяне в княжестве. Огромный, с изогнутыми рогами. Отличие было в количестве рогов. Ковали крестьян были смирными: рога были только у самцов, а у самок — лишь небольшие костяные наросты. Ног-Ковали были рогатыми все. А у самцов рогов было несколько: направлены были под разными углами и легко могли пробить железные пластины брони. Ног-ковали не стали мясоедами, но и обычным скотом быть перестали. И самки, и самцы жили отдельно, не пуская на свою территорию других ног-кавалей. Самец забирал большую территорию и внимательно следил, чтобы рядом селились только самки, которые отделили бы его от других самцов. По весне самки входили на его территорию, чтобы завести потомство. Но как только самка беременела — она уходила на свой участок.В четвёртой клетке была немёртвая тварь — Волосатый. И, к ужасу посетителей, тварь не ревела, не шипела и не рычала. Она молча и зло наблюдала за людьми, сидя в самом центре клетки. И кто стал предком твари — можно было понять без описания. Волосатый был изменившимся человеком. Очень большим, ростом больше четырёх шагов, широким в плечах и с волосатым телом. Все места, где у людей росли волосы — покрывал плотный волосяной покров. Волосы на голове отросли до самого копчика, укрывая спину сплошным ковром. На голове они не сразу изгибались к земле, а на ладонь сохраняли первоначальное направление роста. Ногти у волосатого были грязные и большие — и больше напоминали когти, но обломанные края говорили о том, что настоящими когтями тварь так и не обзавелась. Бёдра волосатого были прикрыты грязной шкурой, однако табличка с описанием оповещала, что большинство представителей этого народа одежды не признает.В пятой клетке содержалось бывшее насекомое. Ног-Крипит. Обычный крипит длиной был размером в ладонь и почти не представлял опасности для человека. Только яд, который выделяли жвала, мог вызвать небольшое воспаление. Ног-Крипит в длину превышал два шага. Тело его покрывал не хитин, а хитинокость — порождение трещин мира. Спина пряталась под тремя щитками, росшими внахлёст, что позволяло твари изгибаться в кольцо. Из-под щитков были видны две пары ног, покрытых острейшими шипами. Передняя пара ног была поднята у груди, но саблевидные наросты показывали, что этой парой тварь активно пользуется не только для передвижения.Жвала выделяли, судя по описанию, кислоту, которая очень ценилась алхимиками. Стекло жидкость прожечь не могла, а ту же бронзу растворяла, оставляя после себя пузырьки олова или мышьяка. Железо кислота окисляла и растворяла. В природе кислотой тварь могла плюнуть. Табличка с описанием имела приписку, благодаря которой было понятно, почему Ног-Крипит из зверинца ядом не плюётся — ей просто зашили сопла, которыми яд отправлялся в полёт. Но на самих жвалах яд остался — иначе тварь сдохла бы от голода. Без этой кислоты переварить пищу она не могла.Ног-Крипит при виде добычи в лице посетителей стрекотал, дёргался, пытаясь плюнуть кислотой, шевелил передней парой ног, но серебристый канат не давал ей приблизиться.— Канат из шерсти Ног-Харра, — просветила меня Пятнадцатая. — У харра шерсть очень прочная и тонкая. Северяне за одежду из шерсти дерут золотом. Раньше на юге жили южные харры с менее прочной шерстью, но теперь они переродились в ног-харра. И более прочной нити, наверно, не найдёшь.После зверинца мы сходили и на смотровую площадку, и на представление акробатов, начавшееся на рынке. К вечеру стало не так жарко, с моря начал задувать ветерок — и нам сразу захотелось есть. Пообедали мы в кабаке на одной из торговых улиц, сидя за столиком под широким зонтом. Прямо на воздухе. Хохо и Шестой отправились после обеда в казарму, сказав приходить в кабак «У стены», где Первый хотел собрать на посиделки всю полусотню. Меня клонило в сон, и я мечтал вернуться в казарму и поспать. Но Пятнадцатая одна гулять не хотела и уговорила меня на прогулку по городу. Пришлось гулять.Вечер встретил нас неподалёку от стен — в скверике, засаженном пальмами. Местные жители скверик любили: народу было много, лавочки заняты, и сидели мы прямо на дорожке, слушая выступление менестреля. Тот играл на мено-аоне — музыкальном инструменте, вырезанном из дерева, с десятком струн. Он пел заунывную песню о море, которое зовёт смельчаков, но убивает, и о далёком континенте, где всё необычно и сказочно. Последнее утверждение вызвало у меня сомнения — если твари расползлись по всему миру, то и на соседнем континенте сказки все злые и мрачные. Но пел менестрель красиво и заслужил свой спер, кинутый в шкатулку у ног.А на пути к кабаку «У стены» нас с Пятнадцатой попытались избить. Загулявшей компании из трёх местных обитателей наша парочка чем-то не понравилась. Беда была в том, что даже махать кинжалами в данной ситуации было нельзя. Ведь противники явно не горели желанием нас убивать или грабить: они просто собирались нас бить. И даже если в их пьяных головах и было желание этим не ограничиваться — это надо было ещё доказать. Отбиваться пришлось руками и ногами. Вот тут-то и обнаружился пробел в нашем обучении: мы отлично работали копьями, умели пользоваться щитами, но махать кулаками нас никто не учил.Наши противники были опытными в драках — явно поучаствовали не в одной и не в двух. Пятнадцатую сразу двинули по ноге, и, охромев, она оказалась прижата к стене. Пришлось сместиться к ней и прикрывать. Чем закончилась бы эта драка, мне узнать не довелось, хоть я и полагал, что не нашей победой. Но из темноты улицы внезапно появился Молчок — мой новый боец. Не останавливаясь, он сильно и точно пробил в бок одному противнику, второму — и те, постанывая, легли на землю. Третий оценил расклад и бросился наутёк, а догонять его Молчок не стал. Он посмотрел на меня и Пятнадцатую, чуть подняв брови.— Всё нормально, живы и почти здоровы, — заверил я его. — Пятнадцатая, как нога?— Прыгать не смогу. Идти — запросто, — ответила та.Молчок кивнул, стукнул себя внешней стороны ладони по шее и махнул головой в сторону кабака.— Ага, пошли, — согласился я. — Ты тут как?..Молчок пожал плечами и, осознав, что без слов не обойдётся — выдал:— Рынок.Пятнадцатая переводила удивлённый взгляд с него на меня. Я-то за прошедшие дни уже начинал его понимать, а вот ей все эти жесты и знаки ничего не говорили.— Хорошо, что ты припозднился, — кивнул я. — Эти трое нам бы сейчас синяков наставили.Молчок кивнул, хлопнул меня по плечу, показал на себя и на меня — и поднял кулаки перед грудью.— Было бы неплохо, раз умеешь, — согласился я. — И не только меня. Всем бы уроки взять.— Ага, — Молчок задумался.Какое-то время шли молча, а потом Пятнадцатая выдала:— Он мне своим молчанием вынес мозги.Глава 24На следующий день Гун-Нор, смеясь, наблюдал за нашими тренировками в бараке. Бойцы старались, но с похмелья занятия шли очень тяжело. Полусотня вернулась в казарму поздно ночью, и самая стойкая половина тащила тех, кто не стоял на ногах. Но правило тишины — это правило тишины, и все разговоры стихли на проходной. Бойцы молча добрели до барака и начали укладываться спать. Я не сомневался, что Гун-Нору обо всём сообщили, и он специально пришёл посмотреть на наши занятия. К счастью, тренировку прервали на завтрак, который сегодня вышел очень поздним. Бойцы неспешно ели в общей столовой, а нас Гун-Нор затащил в уже ставшую командным кабинетом комнатушку.— Гляжу, отдых задался? — спросил он с ухмылкой.— Даже слишком, — согласился Первый, наворачивая суп.— Ничего, к обеду кровь разгоните, и всё станет нормально. Я к вам с распоряжениями и проверками.— Что за распоряжения? — насторожился Первый.— Через четыре дня выступаем, — ответил вэри. — Так что к этому моменту надо всё подготовить и на подводы загрузить. А проверять буду расходование средств и что вы на них запасли.Первый кивнул. За это никто из нас не волновался. На бойцах было неплохое снаряжение и оружие — копья, похожие на копья нашего десятка, и преимущественно лёгкая броня с металлическими элементами. Щиты всем выдали большего размера — примерно в полтора шага длиной и в шаг шириной. Они были сбиты из толстых досок, обтянуты крепкой кожей и обиты бронзой. Луками были вооружены все бойцы полусотни. Запасные комплекты брони и оружия лежали на складе барака. Там же были сложены припасы еды и медикаменты, закупленные с хорошим запасом.Первый и Шестой каждый день отлучались, делая заказы — и к настоящему моменту полусотня готова была к месячному походу без дополнительных закупок, а денег осталось всего около тридцати тысяч ули. Были закуплены местные походные одеяла, палатки на трёх бойцов и отдельные палатки для десятников. И, конечно, посуда для готовки и еды, контейнеры для добычи и тенты, которыми можно было укрыть снаряжение в походе.Гун-Нор был доволен. Накидал список по дополнительным медикаментам, которые надо было закупить в поход, объяснив, что это уже тонкости. Приказал докупить одеял и одежды — и пообещал прислать подводы через день. В мешках бойцов должны были остаться припасы всего на три дня. На завтра нужно было отправить полусотню на плац перед особняком Скаэна, где тот хотел провести финальный смотр. С этого момента всё закрутилось и завертелось в суете подготовки.Финальный смотр прошёл второпях. Полусотня прибыла на плац, где по приказу Скаэна выполняла построения, бегала, сражалась с его бойцами-нори, неизменно им проигрывая. Но в общем и целом Скаэн всё же одобрил результаты. По пути назад уже было видно, что настроение в городе изменилось. Город гудел, как растревоженный улей, город суетился, как разворошенный муравейник[6]. Со стороны ворот шли бесконечным потоком войска, повсюду сновали пешие и всадники, ехали вереницы телег.Форт Ааори проснулся от спячки и готовился к походу. Нас собирались даже потеснить в нашем бараке, но пришедший Гун-Нор пресёк эти поползновения. Даже потеснив нашу полусотню, всех бойцов, по его словам, было не разместить. Гостиницы были переполнены, под стенами выстроились ряды палаток — ааори стягивали войска в кулак, готовясь выполнить то, ради чего были призваны в этот мир.На следующий день с утра к нашему бараку подогнали подводы, куда были сгружены все излишки припасов. С нами остались только палатки, снаряжение и запас еды. Всю вторую половину дня мы спешно приводили барак в порядок — дорубили дров и доложили припасов в склад. К вечеру появилось свободное время, которое каждый проводил с пользой для себя — кто-то тренировался, кто-то чистил оружие.Ещё два дня прошли в тренировках. Приезжали то Гун-Нор, то Скас — давали инструкции и объясняли, что и как делать во время похода. А утром пятого дня, когда солнце ещё только поднималось над крышами домов, наша полусотня покинула казарму. Проверять состояние барака за нами не стали, но я был уверен: претензий не будет. Чистый туалет, чистые помещения, полная поленница, запас еды на десять дней на складе, сваленное в термах постельное белье и чистые комплекты, сложенные на кроватях. В бараке было всё идеально. Может, со временем, когда станем нори — мы и перестанем вылизывать всё вокруг, но пока привычка была сильнее нас.Если казарма только просыпалась ото сна, то город был запружен войсками и отдельными группами солдат. Нам предстояло прорваться через это людское море и встретиться со Скаэном за воротами. Но даже это было не самой простой задачей. Когда мы вышли из города — солнце уже светило вовсю, но эр никакого недовольства по этому поводу не выражал. Он, Эл-оли и Скас стояли рядом с тройкой местных скакунов — кирри, а те меланхолично жевали пучки травы, найденные на каменистой почве.— Вот и вы! — обрадовался Гун-Нор. — Я уж боялся, что придётся идти вас встречать.При нашем приближении все ожили. Скаэн поднял бойцов и вместе с женой сел на лошадей.— Скас! Дальше сами знаете, куда идти.— Да, эр!— Мы поедем в город и присоединимся к штабу. Вечером смогу вас навестить.Эры ускакали, а Скас, Гун-Нор и Первый принялись строить наш отряд.Местность за воротами была довольно скучной — каменистая почва, каменистые обрывы, холмы и дорога, проходившая от Стены с юга на север — к Лингу. По дороге организованно двигались войска — где десяток, где сотня. Ширина позволяла бойцам идти по пять в ряд. Нас выстроили так же — вытянутым прямоугольником. Дождавшись разрыва в проходящих частях войска, мы встроились в общий поток. Скас ехал в стороне на своём кирри. Гун-Нор возглавлял отряд ветеранов Скаэна, а Первый шёл рядом с ним.За холмами следовали холмы. По сторонам виднелись небольшие поселения, растившие пищу на террасах, которые занимали немалую часть холмов. Воды в предгорьях Южных — хватало. Небольшие речки и ручьи встречались почти каждый переход. Дорога была утоптанная, сухая, и шагалось легко. Только к полудню стало тяжело — солнце со всей южной неумолимостью начало поджаривать нас в собственных доспехах. На марше пришлось идти в полном снаряжении — а я в нём себя чувствовал, как в кастрюле над костром. Когда жара стала совсем непереносимой, отряды начали то тут, то там сходить с дороги и устраиваться на обед. Вскоре, обнаружив удобную полянку, отдыхать приказал и Скас.Бойцы споро разожгли костры, повесили котелки и принялись варить еду. Каждый десяток готовил на себя. Я распорядился устроить из тентов палаток навесы и отправился к отдельному костру, откуда меня уже дважды звал Первый. Пришёл я последним и вызвал недовольные взгляды Пятнадцатой, Первого и Скаса, но высказывать мне ничего не стали. Да и задержался я не больше Хохо и Шастя. Они пришли на пол минуты раньше.— Так, молодёжь, — сказал Скас. — Специально для вас рассказываю. Пути до Линга от нас — одиннадцать дней. Путь давно выверен и размечен. Все места стоянок — устоялись. Но прервать марш могут в любой момент, когда встретят достаточные силы противника. Ночью из города выдвинулись отряды разведчиков. Их задача — отлавливать мелкие отряды неприятеля и вовремя сообщать о крупных. Первые столкновения будут дней через шесть, когда мы дойдём до Пущи — там марш, это отдельная история. Каждый вечер мы должны доходить до мест стоянки. Каждый! Поэтому делаем всё быстро!Он красноречиво глянул на крайнего, то есть — на меня.— Что там в Линге — мы не знаем. И узнаем только на подходе. Соблюдаем максимум осторожности. Сегодня ещё ночуем без часовых, но завтра ночью — все дежурим посменно. На каждый десяток — своя смена. Нам выделят участок наблюдения. К дозору относимся серьёзно — так своим бойцам и объясните.Скас строго на всех посмотрел.— Дальше. Если необходимо что-то взять из обоза: обоз будет догонять нас по вечерам, поэтому всё берем утром, организованно. Может быть, будет день, когда мы сами будем охранять обоз — сейчас этим занимаются другие. Вообще собрали почти пятнадцать тысяч человек — страшные цифры, если вдуматься. На отдых сейчас — час, потом все собираемся и выступаем дальше. Всё, все свободны, кроме Первого и Гун-Нора!Когда я отходил, ко мне пристроилась Пятнадцатая. Если она и хотела мне что-то высказать по поводу опоздания, то не стала. А я, помолчав, спросил:— Как ты и твои новички?— Держатся, — она улыбнулась. — Хотя им тяжело, конечно. А я нормально.— Это хорошо, — ответил я. — Поставь им навес, как мы. Жарко.— Точно! — девушка кивнула. — Это ты про навес объяснял и опоздал?— Да, придумал в последний момент, — ответил я. — В следующий раз уже и без меня справятся.Мои бойцы растянули два тента, подперев их деревянными столбиками, и теперь с комфортом устроились в теньке. Глядя на них, другие десятки тоже занялись организацией укрытия. Мысль пришла мне в голову настолько неожиданно, что я сам удивился. Моя память в последнее время не радовала откровениями, но в этот раз подала решение задачи с жарой. Из-под тентов пришлось вылезать только дежурным по кухне.— Ну что… до вечера? — тихо спросила Пятнадцатая.— До вечера, — согласился я и тихо добавил в спину, надеясь, что она не услышит, — Пятнашка.Услышала, обернулась и улыбнулась. А я понял, как успел к ней привязаться за два с половиной месяца. Сейчас, рядом со своим десятком, мне её решительно не хватало.За час жара так и не спала, но отдохнувшие в тени бойцы чувствовали себя значительно увереннее. Марш продолжился с прежней скоростью и продолжался до самого вечера. Первое место стоянки располагалось в излучине реки, где уже ставили простенький частокол. В этом лагере отдыхала только одна тысяча. Места для других мы видели (не все — некоторые) по пути. Единого лагеря не предвиделось: не ходили здесь армии больше императорских «кулаков». Со штабом шли всадники, и их карри требовался корм. Кавалям обоза тоже нужно было что-то есть. Подножного корма в предгорьях не хватало. Пехота умудрялась за ночь превратить места вокруг в помойку, а скакуны и тягловые — съесть всю зелень. Просто организовать перемещение такой армии по незаселённым местностям — это была целая наука.Поскольку на ночь весь наш отряд располагался рядом, а десятникам палатки ставились отдельно, то моё место ночлега как-то само собой оказалось рядом с палаткой Пятнадцатой. Вечером мы сидели рядом с отдельным костерком и общались. Опыта у Пятнадцатой для таких походов было мало, но у меня его не было вообще — и девушка делилась со мной информацией. Вскоре к нам подтянулся Шестой и Хохо, поделились своими познаниями и кувшином пива. Напиваться в походах было нельзя, но чуть-чуть выпить разрешалось, если впереди не маячило дежурство. Поскольку со следующей ночи дежурить надо было всем, выпить решили сейчас.Утро встретило нас ясным небом и духотой. За ночь земля уже не успевала охладиться: весна плавно начинала перетекать в лето. День обещал быть жарким и утомительным. Так оно и оказалось. К вечеру бойцы валились с ног от усталости. Даже ветераны Скаэна еле передвигались, но Гун-Нор обещал, что следующие переходы будут короче. Ночь прошла спокойно, и на третий день похода мы достигли равнины, покрытой высокой травой. Холмы остались позади — впереди лежала ровная как стол степь. Лагерь разбили у маленького озерца, вокруг которого устроилась на ночлег почти половина войска. На день, как сказал Скас, не было других источников воды, кроме двух родниковых озер. Поэтому первым делом все наполнили фляги и котелки.Через пару часов озёра потеряли часть накопленных запасов, а вода в них стала мутной от поднятого ногами и копытами ила. Посидеть, как обычно, с Пятнадцатой не удалось — приехал Скаэн и сразу собрал всех у отдельного костерка.— Ну что тут у вас? — спрашивал он у Скаса, когда мы с Пятнадцатой подошли к костру.— Всё отлично, эр! Было несколько расстройств желудка, но это мелочи, — ответил Скас. — Молодёжь устает, но это тоже понятно.— Отлично! Так, все собрались? Поторопите там остальных. И принесите вина!— Дежурство, эр, — напомнил Первый, но тот отмахнулся.— Сегодня и без вас подежурят. Сегодня спите и отдыхайте. Завтра и послезавтра будет нелегко.— Что там разведчики? — спросил Скас.— Пока вроде только мелочь, но недавно видели группу степняков — уходили в степь. Возможно, коротышки на подходе.— Ну да, какое же нашествие без этих тварей, — невесело усмехнулся Гун-Нор.— Бывает и без них, — возразил Скаэн. — Но не в этот раз. Все собрались, да? Так, первым делом хочу, чтобы вы передали молодым бойцам, что они молодцы. Всем выделить по кружке вина сегодня, можно даже по две. Вторым делом предупредите: следующие два перехода будут сложными. Идти придётся много.Скаэн налил себе вина и отхлебнул.— Скорее всего, вдоль гор движется кочевая орда. Коротышек решили встречать не в чистом поле. В дне перехода от Пущи есть временный посёлок — Угель. Там сейчас дежурит немало наших крестьян — запасают сено. Но до него придётся дойти за день, а не за два.— Этот как? — не понял Шасть.— Цыц! — буркнул Скас.— Завтра выступаем по темноте, — пояснил Скаэн. — На марше будет медленный бег, с переходом на шаг. Остановки на обед — не будет. Ночью достигнем посёлка. Он укреплён глиняными стенами, и там можно будет отдохнуть. Размеры орды пока неясны, даже непонятно до конца — будет ли орда. Но так на так — придётся помочь местным. Они, в конце концов, сейчас запасают для нашего скота и лошадок корм. Бросать их нельзя. Ну а если Орда большая — то за стенами нам будет уютнее.— Эр? А это опасные противники? — спросила Пятнадцатая.— Кочевники? В открытом поле — да. Очень, — подтвердил Скаэн. — У них пешком никто не ходит, все на гор-кирри ездят. Но крепость в седле не поштурмуешь. А вот в степи им попадаться не стоит — перемещаются очень быстро.— А будут штурмовать? — уточнил я. — Могут и осадить ведь…— Нет, измором они никого не берут, — успокоил всех Скаэн. — Натура их дурная от трещин: день-два готовятся, и на штурм. До высших кровососов или рабов-мудрости им далеко. Да и запасы еды у них не бесконечны. В пешем строю они страшны только массой. Поэтому надо будет положить их как можно больше до того, как на стены полезут. Учтите: стены там высокие и широкие, но материал — глина да солома. Каждый год обновлять приходится. Не из чего тут строить крепости. Поэтому стрел не жалеть. Их там запас для гарнизона есть, а выбить надо будет сразу очень много. Это орда — и это опасно.— Эр, а они часто в орду собираются? — не унимался я.— Нет, редко. Если только нашествие идёт — тогда могут. До их степей отсюда далеко очень, и это единственный степной участок. Леса и горы — они не любят. На севере, где кулаки Императора сдерживают степь, их значительно больше. Они, в отличие от серых, вообще плохо договариваются между собой — постоянно воюют. У каждого родика свой вождь-завоеватель и покоритель мира. Но если уж собрались — тогда да, плохо дело. Обычно их разведчики отслеживают, но в этот раз всех отозвали к войску — вот и пропустили момент.— Так, вроде вы сами, эр, сказали, что ещё неизвестно, — напомнил Хохо.— Это командование так считает, а я уверен — идут они, — отмахнулся Скаэн. — Поэтому готовимся. Ну всё, быстренько винца хлебнули — и спать. Завтра будет не день, а пытка, обещаю.Так и вышло. Казалось, вот я сидел с Пятнадцатой и пил вино, вот положил голову на валик с вещами и закрыл глаза, а вот — горнисты подняли лагерь. При свете звёзд, когда их мерцание почти не рассеивает мрак, а солнце ещё не взошло, мы выступили в ночь. В тот день я и понял, чего не хватало мне ночами в этом мире. Память расщедрилась: «Луны-то нет совсем». Луна! Я даже смог вспомнить, какая она. Большая, круглая, а иногда — маленькая, как серп-месяц. Но ночи этого мира освещали только россыпи звёзд, которых было явно больше, чем в мире моей предыдущей жизни. Теперь я точно знал, что жил не здесь. Не в этом мире. И это добавило ещё одну каплю нелюбви к местным мудрецам.А марш вышел необыкновенно тяжёлым. Как бы нас ни тренировали, как бы ни готовили, но двигаться всё утро, весь день и весь вечер, переходя на бег — это тяжело. Поначалу бежали бодро, но с каждым новым забегом усталость только накапливалась. Днём стало совсем тяжело, хотя шлемы и обмотали заранее запасными рубашками. Солнце жарило так, что было сложно дышать. Отдельно радовал совершенно однообразный пейзаж. Нет, где-то там, в разнотравье, путника поджидали балки, речушки и овраги, но тракт был прямой как струна и ровный. И степь вокруг нас искусно прятала свои недостатки.Короткий перекус на ходу во время шага не принёс облегчения. Воды во фляге становилось всё меньше. А день только перевалил за середину. Пришлось экономить самому — и приказать экономить бойцам десятка. Двое бойцов Пятнадцатой свалились на бегу, потеряв сознание — и это легло дополнительной нагрузкой на наш отряд. Теперь ещё приходилось тащить носилки с больными. Когда они очнулись — идти им было всё равно тяжело. А к ним добавились новые бойцы с, как это назвал Гун-Нор, тепловым ударом. Вечер застал нас на марше к крепости. Мимо то и дело пролетали всадники, от которых мы и узнали, что орда наступает на пятки. Ночевать до крепости сразу расхотелось.Когда впереди показались стены, освещённые редкими факелами, бежать уже не могли даже закалённые ветераны. По тракту, еле переставляя ноги, плелись усталые бойцы — десяток за десятком, сотня за сотней втягивались они в узкие воротца степной крепости. Когда мы дошли, места в домах и казармах уже закончились, но оставались сараи. В один большой, где хранилось сено — нас и определили. Сено было душистым и чуть-чуть колючим. Я с трудом заставил своих бойцов разжевать сухари и вяленое мясо, запив остатками воды, перед тем как они уснут. Похожие сложности были у всех. Сам я съел всё без аппетита, хотя до захода солнца есть хотелось просто до боли в животе.Стоило мне лечь, как рядом пристроилась Пятнадцатая. Лицо у неё осунулось, под глазами появились круги, но я, наверно, выглядел не лучше.— Завтра отдохнём, — прошептала она и улыбнулась, а у меня не хватило сил что-нибудь ей ответить.Я только улыбнулся и едва кивнул, но кивка она наверняка в полумраке не увидела. А потом я закрыл глаза и провалился в глубокий сон очень уставшего человека.Глава 25Утром нас не будили. Стоило мне проснуться, оставив Пятнадцатую, которая за ночь перекатилась ко мне под бок, и подняться на стену — и стало ясно почему. Крепость была окружена плотным кольцом врагов. Вокруг стен, на удалении в два выстрела, росли как грибы палатки кочевников, паслись стада скота и гор-кирри. Эти одичавшие и сильно изменившиеся сородичи кирри приобрели клыки и жрали всё, что можно было переварить. При этом от травы они не отказались и жевали её в том числе. Кочевники скидывали им отходы от готовки пищи, разделки скота, и гор-кирри с удовольствием подъедали и их.А вот скот был вполне себе обычный: кушал траву и меланхолично перемещался за палатками степняков в поисках лучшего местечка. Над жилищами царил гвалт и шум, вились к небу дымы костров, сновали сами степняки. В орде были мужчины и женщины: все низенькие, вооружённые копьями и луками. В качестве защиты — плетёные щиты и кожаные нагрудники. Металла и дерева в снаряжении на первый взгляд было немного, но их стрел я ещё не видел. Зато висящие на поясе у мужчин топорики были либо каменными, либо костяными.Вернувшись, я обнаружил, что Пятнадцатая уже проснулась и теперь старательно вычищает волосы от травы.— Мы в осаде, — поведал я ей. — Степняки.— Я догадалась, — улыбнулась Пятнадцатая. — Иначе бы подняли нас с утра. Поесть бы, да будить дежурных не хочу.— Где тут готовить? — удивился я.— Идите в столовую — вон туда! Свои миски прихватите — сказал проходящий мимо Первый. — Там можно всегда покушать. Пища однообразная, но уже готовая. Больше никто не встал?— При мне — нет, — ответил я.— При мне тоже, — согласилась Пятнадцатая.— Понятно. Я сам не так давно проснулся, — Первый уселся на сено. — Сходил на стену, посмотрел и пошёл тоже еду искать. Были уже на стене?— Сходил, — ответил я, а Пятнадцатая покачала головой.— Сходи тоже, Пятнадцатая, — Первый кивнул в сторону ближайшей лестницы. — Весьма увлекательное зрелище. И потом уже в столовую. А то скоро все эти хождения по стенам запретят.— Ага. Шрам, сходишь со мной?— Пошли, — пожал плечами я. — И сразу в столовую!Мы снова поднялись по деревянной лестнице на парапет с узкими бойницами. По всей стене зубцы переходили в полукруглый свод, поддерживаемый деревянным каркасом, и каждые двадцать шагов стояли дежурные из гарнизона. Они и в мой первый приход косились неодобрительно, а теперь взгляды стали совсем раздражёнными. Кажется, Первый прав, и скоро со стен любопытных начнут гонять. Пятнадцатая смотрела долго. Я даже хотел окликнуть её, когда она наконец оторвалась от бойницы.— Если вдоль всей крепости их столько же, то вокруг нас тысяч сто коротышек, — мрачно сказала она. — По четыре-пять на каждого.Мы остановились на лестнице и осмотрели крепость, которая дала нам защиту и приют. Вдохновляла открывшаяся картина мало, надо сказать. Крепость была круглой, стены и вправду были высокими — пятнадцать шагов, не меньше. Ширина — шесть шагов. Но, как и предупреждал Скаэн, всё это было выстроено из сырого кирпича — глина вперемешку с соломой. Гореть не загорится, но, если хорошенько ударить, скалывается и крошится на раз. При желании кочевники могли просто проковырять новые ворота.От одной стороны круга до другой было под тысячу шагов. Вдоль стен располагались склады с провизией и собранными травами, на крышах сушилась свежескошенная трава. Большая часть пришедшего войска расположилась по этим сараям. Один такой сарай вмещал в себя человек сто. В центре располагалось ещё несколько строений — казарма, столовая, каменный двухэтажный домик, который заняло начальство, и несколько десятков бараков, где жили работники. Теперь бойцы потеснили всех. Людей было очень много: часть войска вообще ночевала на улице — в палатках. В такой тесноте ещё надо постараться не поймать стрелу кочевника. Но стены придавали некую уверенность в удачном отражении штурма.Народу в столовой было много, но и пунктов выдачи еды было штук пять, поэтому люди продвигались быстро. Получив свою порцию завтрака — все тут же уходили к месту размещения. Мы поступили так же, пристроившись есть в сарае. Запах еды разбудил бойцов, и многие потянулись за едой.Скас и Гун-Нор пришли, когда с завтраком было покончено, и большинство маялось от безделья. Они призвали десятников и вместе с ними пошли на стены, где Скас указал нам участки, которые займёт каждый десяток во время штурма. Запоминать пришлось по-простому: отсчитывая бойницы от лестницы. На стене я заметил и другие группы, которые получали инструкции. В этот раз мне и Пятнадцатой достался один участок — причём мне предстояло помогать Пятнадцатой с её новичками.Когда с объяснениями и разметкой было закончено, Скас отвёл всех вниз, нашёл местечко, где можно было посидеть на брёвнышке, и устроил небольшое совещание.— Так, что у нас с луками? — спросил он.— У наших луки есть у всех, — ответил Гун-Нор. — Но у молоди — охотничьи, простенькие.— Неважно, — отмахнулся Скас. — У коротышек броня — одна видимость. Главное — попасть. Если даже раните в руку или в ногу, уже будет полегче, когда они на стены полезут. Их раны не останавливают, только очень сильная потеря крови или смерть. Бегают даже с пробитыми лёгкими. Но конечности — дело другое. Если пробить руку, не сможет своим топориком махать или щитом закрываться. А ногу — будет хромать. Так что стреляйте — не стесняйтесь. Сегодня вечером будем перетаскивать корзины со стрелами, а пока отдыхайте и набирайтесь сил. Первый, какие самые слабые десятки после этих, зелёных, у Пятнадцатой?— У Шастя десяток слабоват и у Шестого.— Почему? — уже у Шастя и Шестого спросил Скас— Тоже много новичков, — ответил Шестой.— Много девушек, — ответил Шасть.— Ясно. Тогда тех, кто совсем слабые, выделите на собирание стрел кочевников и переноску новых во время боя, — Скас махнул рукой. — Подносить снаряды надо для всех наших десятков.— А камни? — удивился Шестой. — Нет камней под стены кидать?— Это степь, — ответил ему Скас. — Где ты тут камни-то видел?— Ну должны же быть…— Всё, что было — на дома и ушло, — хохотнул Скас. — Противников у нас от ста двадцати до ста пятидесяти тысяч. Разведчики не смогли точно посчитать. Сегодня-завтра трава в округе закончится, и у них начнётся падёж скота и скакунов. Поэтому штурм будет либо завтра, либо в ночь на послезавтра. Эр Скаэн считает, что они могут начать ночью сегодня и не остановятся, пока силы не кончатся. Очень упорные. Поэтому готовьтесь. Первыми их встречаем мы, а днём вас сменит резервный десяток. На стенах больше семи тысяч всё равно не умещается. Отдохнёте и снова на стену. Все готовы?— Нет, — почти хором ответили десятники ааори, вызвав хохот Скаса.— Ну, значит, готовы, — отмахнулся он. — Всё, оставляю вам Гун-Нора, я буду при эрах.День прошёл спокойно и почти безмятежно. Мой десяток неспешно проверял снаряжение и отдыхал, а я сидел и пытался почувствовать себя. Сначала, как обычно, обратился к миру и мудрости — и даже дождался искорок, которых давно не видел. Искорок было значительно меньше, чем при несвете, но у меня уже получалось видеть их достаточно долго. Всё больше и больше я убеждался в том, что придёт время, когда я смогу легко вызывать нужное состояние. С миром у меня пока не складывалось — стоило закрыть глаза, как пропадали и искорки, и мир вокруг. А вот как чувствовать себя — я не понимал.Меня вообще раздражало, как тут учили ааори. Главная фраза — «Сам всё почувствуешь и поймёшь». И вот поди разберись, где, как и когда я должен всё почувствовать — ведь чувств много, и они все разные. Можно усилить какое-то чувство, прислушивавшись к нему, а про другое — можно вообще забыть. Я провел рукой по волосам и с удивлением понял, что растут они как-то слишком быстро. Решив для себя, что нужно будет этот вопрос уточнить у Пятнадцатой, я снова погрузился в себя. Где мне себя искать, и как должно выглядеть нужное чувство? Я как слепой котёнок продирался на ощупь.— Спишь сидя? — насмешливый голос Пятнадцатой вернул меня в реальный мир. — Или снова пытаешься почувствовать что-то?— Пытаюсь, — признался я.— Шрам, ты слишком торопишься. Мало кому удаётся через два с половиной месяца прикоснуться к мудрости, — Пятнадцатая вздохнула, усевшись рядом.— Ладно, тогда вопрос более приземлённый. Почему волосы растут так быстро?Девушка засмеялась и взлохматила их по своей привычке.— У всех так, — сказала она. — Просто последствия купаний в школе нерождённых.— Купание же, наоборот, волосы удаляет, — не понял я.— Оно вообще подавляет твои внутренние процессы, — девушка покачала головой. — А потом, когда купаться перестаёшь, начинается бурный рост. С кем ты провёл третий день, когда захотелось… ну ты понял?..— С тобой, — честно ответил я и, глядя на лицо Пятнадцатой, не смог сдержать улыбки. — Ты что — не помнишь? Мы тренировались, учились…— Нет, ты не понял…— Понял, — я снова засмеялся. — Я просто перетерпел. Очень боялся, что не удержусь, попробую к тебе пристать — и мне прилетит так, что потом встать не смогу. А ты вообще перестанешь со мной общаться.— Ну, да, — Пятнадцатая ошарашенно посмотрела на меня. — Не все могут терпеть…— Да ладно. Это, конечно, выводит из себя — но ничего сложного в этом нет, — засмеялся я.Мне почему-то стало понятно, что про Ладну и ночь с ней Пятнадцатой я не расскажу. Никогда и ни при каких обстоятельствах.— Как думаешь, нападут на нас ночью? — спросила Пятнадцатая после долгого молчания.— Не знаю, — признался я честно. — По мне так лучше бы уже напали. Чем дольше ждёшь — тем как-то тревожней.— А я просто перегораю, — призналась девушка. — Сегодня весь день готовилась, ходила на взводе, а к вечеру уже и не хочется вообще драться. Хочется отдохнуть ещё денек. Боюсь, на стены я приду в настроении «пора сдаваться».— Ты — сдаваться? — не удержался я. — Не, ты просто слишком хорошо о себе думаешь…— Ах ты!.. — Пятнадцатая потянулась к моим волосам, а я со смехом отскочил. — Ладно, мне лень за тобой гоняться… Сам придёшь потом. Кстати, а волосы-то у тебя какой длины?— Вот сама и смотри, — сказал я, возвращаясь.Девушка сначала яростно взъерошила мою шевелюру, выполняя обещание, и только потом проверила длину волос:— Скоро можно будет в хвостик на макушке затянуть, как кочевники делают.— Ну знаешь… Боюсь, любви мне это не добавит. Не находишь? — возмутился я, но девушка серьёзно мне возразила:— Всем плевать. С кочевником тебя всё равно не перепутаешь.— Ага, а в бою?— Ну дадут тебе по пустотелке… В первый раз, что ли? — девушка пожала плечами и, сделав наивные большие глаза, поморгала.— Дать бы по пустотелке тебе самой, — мечтательно парировал я. — Да, боюсь, потом мне по причиндалам прилетит.— Я не настолько злая, — ответила она. — Раз я сама могу врезать, то и другим — могу разрешить… Ладно, не всем. Тебе могу. Только если девушку собрался глушить и утаскивать — выбери менее людное место, а то советами замучают.— Ты о чём сейчас? — не удержался я, чувствуя подвох.— Да всё о твоём дне переживаю, — вздохнула она. — Нерастраченные силы, неудовлетворённые желания…— Тьфу, языкастая какая! — возмутился я, а Пятнадцатая рассмеялась.— Ну уж какая есть, — ответила она, довольная собой. — Ладно, пойду проверю, чего там мои делают.После её ухода я остался сидеть в настолько растерянном состоянии, что ни о каких упражнениях и речи уже не шло. Вообще-то, конечно, шутки с этим уклоном были среди ааори популярны. Вопрос был не то чтобы больной, но всё-таки популярный. Но что если Пятнадцатая не только шутила? Что если это намёк? От Пятнадцатой.«Ну и бред ты сейчас себе надумал, Шрам, — подумал я. — Пятнадцатая — и ты? Это не та девушка, которая когда-нибудь на тебя посмотрит».После этой мысли мне удалось взять себя в руки, но дальше упражняться я не стал и пошёл проверять свой десяток. После ужина бойцов отправили на боковую, и спалось всем неплохо. Стоило доесть — как сразу потянуло в сон. Подозрения подтвердились, когда задрёмывать стали все. Устроившаяся рядом Пятнадцатая объяснила, что в еду добавили простейшее снотворное. Теперь ещё пару часов будет клонить в сон, и только потом отпустит. Но раз уж большинство бойцов проснулись ближе к обеду, то и уснуть им будет сложнее — рассудило командование и ещё засветло уложило всех, кроме дежурных из гарнизона, по кроваткам.Проспать удалось часов пять. И это совокупно за всю ночь. Скаэн ошибся — кочевники не пошли на штурм ночью. В этот раз у них был сообразительный вождь, который просто направил к стенам отряды солдат. Как только они были замечены дозорными — рога запели тревогу. Полусонные десятки вскочили и кинулись на стены, на ходу надевая доспех.Отряды кочевников на полном скаку пролетели под стеной, пустили стрелы навесом и скрылись в лагере осаждающих. Рога протрубили отбой, и мы снова улеглись. Пятнадцатая засопела сразу и почти мгновенно подкатилась мне под бок. А вот у меня уснуть не получалось. Я просто лежал, пытаясь почувствовать себя, и был уверен, что до новой тревоги прошло полчаса — не больше.В этот раз на стенах мы стояли меньше — и снова отправились спать, и были снова подняты по тревоге. После ещё нескольких побудок стало понятно, что нас пытаются изводить ложными атаками. Точнее, понятно стало ещё после второй, но решение проблемы пришло не сразу. В итоге половина гарнизона была выведена на стены, и тревогу играть перестали — на два часа. В утренних сумерках свежие кочевники начали строиться к атаке, и нас снова подняли по тревоге. А те, дождавшись, когда на стенах окажутся защитники — разбрелись по шатрам. Причём тех, кто строился, было совсем немного от общего числа.— Ещё пару дней, и нас начнёт качать ветром, — заявила Пятнадцатая, укладываясь в сено. — Хорошо, что нас сегодня раньше уложили.— Это ты точно подметила, — согласился я.Излишне говорить, что поспать нам снова не дали. Уже через час мы снова стояли на стенах, наблюдая за восходом солнца, а кочевники разбредались по шатрам. Такой сон урывками оказался хуже, чем короткая дремота. Бойцы выглядели разбитыми и уставшими. Завтракать многие ходили дважды, потому что первый приём пищи был прерван тревогой. Я оказался хитрее и подговорил Пятнадцатую пойти поесть сразу после стояния на стене. Так что мы поели и попытались снова поспать — но не тут-то было. Очередной сигнал тревоги погнал бойцов на стены.Глава 26Но в этот раз всё пошло не так. Кочевники продолжали строиться, а к стенам понеслась лава всадников. Ловкие коротышки умудрялись стрелять прямо на скаку, попадая в бойницы крепости, и над стеной пронеслись первые крики боли. А вот в них попасть было непросто. Выйдя на расстояние выстрела, лава закрутилась, образовав множество концентрических кругов из одиночных всадников. Круги пересекались в некоторых местах — и как они ориентируются в подобной круговерти, для меня осталось загадкой.— Не стрелять! — пролетело над стеной.— Не стрелять! — передал я приказ по цепочке и скомандовал уже своему десятку. — Щиты поднять, присесть за парапет!Сам я остался наблюдать за происходящим, прикрывшись щитом так, чтобы между ним и шлемом осталась только тонкая щёлочка. Не я это придумал — просто подсмотрел на другой части стены. Но вскоре и другие десятники поступили также.Бойцы моего десятка оказались на высоте. Они сели, прикрылись щитами и дремали. Пытались кочевники и навесом бить, но полукруглая крыша спасала от стрел. Вскоре характер стрельбы изменился. Стреляли снова навесом — но стрелы горели в полёте. В кольце стен появились первые огни. И теперь мне довелось увидеть всю массу работников крепости. Их было несколько сотен, и, прикрываясь плетёными плотными циновками, они споро собирали стрелы, тушили, заливали водой начинающиеся пожары и заранее обливали стены сараев и домов.Все крыши в городке были деревянными, но это не помешало обмазать их плотным слоем глины, который, засохнув, образовал плотную корку. Так же поступали и со стенами, но там слой глины был небольшой — и пробивался стрелами кочевников. К слову, наконечники у них были костяными, не лучшего качества. Похоже, для производства использовались кости животных.— Какие хозяйственные — всё в дело! — не удержавшись, поделился я своими мыслями вслух.Стоявший справа со своим десятком Шасть заржал. Слева от меня Пятнадцатая услышала мои слова, но только улыбнулась. Девушка была напряжена и собрана. С учетом умений её десятка, защищать участок стены ей предстояло в гордом одиночестве. Из Ладны боец был посредственный. Они ещё не знали, что по моему приказу Пузо и Гвоздь должны были сместиться на её участок. Я ей не сказал — иначе до боя прибила бы.Кочевники тем временем выстроились, притащили откуда-то верёвки с крюками на концах, простенькие лестницы — и двинулись неспешным шагом вперёд, прикрываясь щитами.— Подъём! — прошелестели команды десятников, и бойцы, всё ещё прикрывая открытые части тела щитами, начали подниматься.Пехота шла неспешно ровно до того момента, пока не достигла расстояния выстрела, а потом шумящей волной ринулась на стены.— Стреляй! — пронеслась команда, и мы подняли луки. Снова раздались крики боли, и всадников сменили женщины кочевников. Били они не так метко, но очень кучно. Из десяти стрел одна да находила бойницу, а из сотни влетевших в крепость — одна находила цель. Но стреляли-то они быстро, стреляли кучно — и то тут, то там бойцы приседали, зализывая ранения.Страшным оказался удар мудрецов противника. На стены обрушился поток мелких камушков — летели они со свистом, и сила удара была немаленькой. В ответ мудрецы крепости просто поставили какую-то защиту, которая не останавливала, но сильно замедляла снаряды, лишая их силы удара. Причём ослабели не только камни, но и стрелы.А в ответ из крепости полетели подарки защитников. Первым отправились в полёт собранные для пристрелки трофейные стрелы, а следом — наши с железными и бронзовыми наконечниками. Если первые не произвели впечатления на противника, то металл своё дело сделал, выкашивая ряды нападающих. Не так, как хотелось бы, но и не совсем слабо. Стреляли все. Чтобы попасть в толпу, не нужно особой меткости — сила выстрела и скорость запуска стрел были важнее. Крики боли полетели уже с другой стороны. Оказалось, хоть кочевники и терпели раны, но они не собирались делать это молча — орали и ещё как.Тетивы хлопали по перчаткам, смертоносные подарки отправлялись под стены, выкашивая нападающих, но те продолжали двигаться вперёд, подступая под стены — где уже могли воспользоваться и лестницами, и верёвками с крюками. Плотная крыша щитов внизу зашевелилась, и крюки полетели вверх. Железо для них использовалось отвратительное, но кочевники перед штурмом старательно их заточили. И крюков оказалось на удивление много — сотни и сотни. Они впивались в любой уступ, глубоко засаживая острия в сырой кирпич. И по каждой верёвке кочевники ловко лезли вверх. А следом уже на стены падали лестницы, тоже с металлическими крюками на концах. Столкнуть такую под градом стрел было делом очень сложным.Сначала защитники старались перерубить верёвки, прицепленные к крюкам. Я, каюсь, тоже попробовал — одну даже перепилил, но потом получил в руку сразу четыре стрелы. Броня на руке уберегла от ранений, но стало понятно, что помешать забраться наверх мы врагам не сможем. На крышах внутри крепости скапливался гарнизон, вооружённый луками, и резервные бойцы. Причину я понял, когда первые враги затопали по крыше над стеной. Крыша держалась, но на честном слове. Стрельба из двора крепости дала неплохой результат — многие враги падали, только показываясь на полукруглой крыше, но тех, кто сумел подняться, было всё больше, и сырец начал крошиться под их весом.Вот уже первые участки начали проваливаться, а вместе с ними на стенах оказались и первые противники. Низенькие, юркие, они пытались своими костяными топорами достать защитников, но неизменно падали, истекая кровью. Вот только это отвлекало бойцов, и в проломы стали падать стрелы, пускаемые навесом. Лучники под стенами вообще били во двор, стараясь зацепить тех, кто стрелял оттуда. А потом один из зубцов неподалёку обвалился, и на бойцов ааори спрыгнули первые штурмовики противника.То ли на нашем участке зубцы были более крепкими, то ли просто повезло, но, когда зубец рядом со мной начал крошиться, я успел отдать приказ десятку — и первых же врагов мы встретили ударами копий. У Пятнадцатой зубец тоже сломался, но только наполовину. И враги не стали в своём нетерпении его доламывать. Пока что там не требовалась наша помощь. Те, кто пытался пробраться, убивались самой Пятнадцатой ещё в проёме.Стрелки во дворе переключились на плотные скопления кочевников на стене. Бой только начинался, и сохранялась надежда — не пустить врагов внутрь крепости. А я уже понимал совершенно точно: стены нам не удержать. На нашем участке было ещё более или менее спокойно. С другой стороны на стене уже вовсю шел бой, но и стояли там не новички — кочевники сыпались со стены сплошным потоком. Вокруг противно запахло кровью и мясом, и во рту появился металлический привкус.Всё больше и больше врагов оказывалось на стене. Пузо и Гвоздь уже ушли к Пятнадцатой — та что-то зло кричала мне, но я не слышал. Оставшиеся восемь копий продолжали убивать врагов. Впрочем, потери у нас тоже не заставили себя ждать. Пострадал Рыба, когда кочевник свалился прямо на него вместе с кирпичами. Сначала Рыба получил по шлему, а потом — по руке. Топор попал в сочленение, и пришлось отправлять Рыбу на перевязку.— Держать стены! Держать строй! — своевременные команды уже ничего не могли исправить.Нас начинали теснить со стен. Всё, что оставалось — сбить два десятка поплотнее и наблюдать, как Шасть и Хохо отводят своих во двор. Для нас обе лестницы оказались отрезаны. Вокруг лезли кочевники, которых мы продолжали прокалывать копьями, от которых никакие плетёные щиты не помогали.Началась давка. За свою недолгую службу в ааори я принимал участие в двух сражениях — и в обоих давка наносила больше вреда, чем непосредственно бой. К счастью, два десятка новичков, сбитые в плотный строй по образу того, который с нами натренировала Пятнадцатая, могли удерживать в три ряда копий противника очень долго. Перед нами трупы врагов уже лежали двойным слоем, а глина под ногами стала липкой. Со двора продолжали бить стрелы, кочевники толпились, наседали друг на друга и ломали поручень с внутренней стороны.И настал момент, когда поручень не выдержал издевательств и упал вниз, а за ним свалилось сразу трое врагов. Но это было только начало. Наши два десятка стали костью в горле у нападающих, не давая продолжать штурм. Теперь только часть врагов устремлялась по лестнице вниз, где их встречали Хохо и Шасть. Оставшиеся напирали на нас, и скоро падение противников стало не менее обычным, чем капли во время дождя. Снизу раздавался вой боли и ярости. Большинство ломали себе руки и ноги, но оставались живы и пытались к защитникам ползти. После Рыбы мы потеряли только двоих новичков, которыми уже занималась Ладна.Кочевники оказались не самым умным и умелым противником. То ли в своей степи они почти не тренировались, то ли зараза трещин лишила их сообразительности и умений, то ли стреляли они лучше, чем махали топориками — но действовали они довольно бестолково. Единицы додумывались попробовать зацепить щиты и оттянуть — давая возможность стрелкам или другим воинам прорвать строй.«Держать! Держать строй!» — наши крики с Пятнадцатой сливались в один. Понахватался я, похоже, от бывшего командира. Краем глаза я подметил, что на стене оставалось ещё достаточно бойцов, и почти везде ситуация была похожей. Противник наносил себе вреда не меньше, чем мы. Расстраивало только то, что за стенами остались лучницы, и они продолжали по нам стрелять. Несколько стрел, клюнувших мои доспехи, красноречиво намекали, что когда-нибудь они доберутся и до моего нежного небронированного тела.Момент, когда прекратилась давка, я пропустил. Кочевники не перестали нападать — более того, они кидались в бой какой-то злой обречённостью. Однако на стенах их стало меньше, а новые из выбитых проходов не появлялись. Правда, десяток Пятнадцатой потерял ещё троих бойцов, а у нас вывели из боя Ленту, но прорвать наши построения кочевники никак уже не могли. Хохо и Шасть повели свои десятки на стену, зачищая лестницу, а по другой лестнице уже поднимался десяток Шестого и десяток ветеранов Скаэна.Очень скоро мы снова схватились за луки и начали стрелять по лучницам, а народ на стены всё прибывал и прибывал — и тоже стрелял. Лучницы сопротивлялись недолго и кинулись к лагерю, где противников было ещё достаточно. И только когда по стене полетели команды прекратить стрельбу — стало понятно, что штурм отбит. Я бы с удовольствием просто сел на стене и посидел, но раненых требовалось доставить на перевязку, уставших послать в кроватку, голодных — отправить… Я посмотрел на небо, с удивлением отметив, что солнце уже коснулось стены, погружая двор крепости в полумрак. Значит, на ужин. День заканчивался, а казалось — прошло всего три-четыре часа, не больше. Но наваливающаяся усталость говорила, что — нет, бой шёл долго. Да и в наших с Пятнадцатой десятках тех, кто обошёлся без царапин и лёгких ранений, почти не было. В пылу боя мы просто перестали обращать внимание на подобное, а теперь раны и порезы давали о себе знать.В царившем вокруг бардаке найти и собрать бойцов, провести обработку ран, вернуть всех в сарайчик было сложно. На это уходило время. Кто-то не разобрался от усталости и раньше всех спустился со стены, кто-то не услышал — и остался стоять или сидеть у зубцов. Пузо вообще самую серьёзную рану получил — споткнувшись о труп, когда спускался. Вокруг раздавались сухие выкрики приказов, ругань, споры, топот ног и стоны. Навстречу спешили те, кто не получил ранений — солдаты гарнизона, работники. Одни помогали раненым, другие таскали трупы, скидывая за стену или укладывая на телеги.Лечь спать получилось только часа через три, когда ночь уже укутала уставшую крепость. Да вот уснуть-то сразу и не получилось. Напряжение дня было слишком сильным. Уснуть не мог не только я, но и многие бойцы — вокруг в темноте ворочались, бормотали, сквозь зубы ругались. Я не выдержал и вышел из сарая.— Не спится? — по голосу опознал Гун-Нора.Он сидел у стены сарая на брёвнышке и пил что-то из кружки.— Нет, не спится, — я сел рядом и уставился на звёздное небо. — Гун-Нор, почему так всё легко прошло?— Да разве легко? — удивился ветеран. — Сложно прошло, раненых много…— Их было в несколько раз больше, — ответил я. — А у нас даже погибших нет.— Есть вообще-то. Несколько человек, я сам видел, — возразил тот.— Я не знал… Но даже так… Когда на нас напали серые люди — жертв было очень много…— Шрам, ты не сравнивай, — пояснил Гун-Нор. — Серые — они всё-таки посообразительнее. Это раз. Не стали бы они продолжать штурм, обнаружив в крепости вместо полутысячного гарнизона — несколько тысяч бойцов. Кочевники же не знали, сколько нас. Их разведчики к нашей армии даже не приблизились.— Но они же видели нас на стенах…— Ну и что они там видели-то? — удивился ветеран. — Мелькание фигур между зубцами? К тому же, кочевники не особо умные — не забывай об этом. И противник они очень опасный, но только в чистом поле. Их настоящее оружие — луки и копья, а не топоры. Пострелять издалека, налететь в тыл с копьями — это они. А в прямом бою… Думаешь, нас главная сила кочевников атаковала? Это так — вспомогательные войска. Можно сказать, обоз.— Это как? — не понял я. — А кто там главная тогда сила, и где они сейчас?— Так вон же ходят и жрут всё, что на зуб попадётся, — засмеялся Гун-Нор. — Ты их кирри видел? Вот это и есть главная ударная сила. А они — так…— Гор-кирри — ударная сила? — я удивился. Мне, конечно, приходилось слышать, что правильно обученный скакун может быть немалым подспорьем в бою, но чтобы так…— Те ещё твари, — подтвердил Гун-Нор. — Помню, мой десяток как-то попал под атаку десятка наездников… От стрел и удара копьями — мы одного человека потеряли. А после рубки только трое живыми ушли. Эти гадины лягаются, кусаются, толкаются… А если упал — то обязательно копытом придавит, если успеет. Пытаешься сам лошадку прибить — отскакивает. У коротышек лошади умнее наездников. Так что встреть мы их в чистом поле — как бы и не все полегли бы…— Да уж… Буду знать.— Будешь — согласился Гун-Нор. — Завтра вылазка. Надо добивать уродцев, так что с их лошадками тебе доведётся встретиться. На-ка…Гун-Нор плеснул мне из кувшина, и я почему-то даже не удивился, что там вино.— Спасибо.Первый же глоток, и я начал вспоминать — как мне хочется спать и как я устал.— Допивай и иди спать, — посоветовал ветеран-вэри. — Завтра придётся вставать рано — Скаэн и Скас придут, устроят разбор полётов или похвалят… Как пойдёт.Стоило мне улечься, как сон снова пропал. Наказание какое-то. Я попытался поворочаться, устроиться поудобнее — ничего не вышло. Пришлось просто лечь и надеяться, что сон скоро придёт, иначе завтра я буду не только плохой командир — но и плохой боец. За должность десятника я не держался, понимая, что она мне даёт много, но и требует не меньше. Но быть плохим бойцом я не хотел.Сегодня нам повезло — нас спасли стены и неспособность кирри лазить по лестницам. Завтра, возможно, придётся столкнуться с гор-кирри в открытом бою. Жаль, что не успел узнать: без всадников эти твари такие же опасные или нет? С этой мыслью я и уснул.Разбудила меня Пятнадцатая. Солнце уже поднялось, и в сарай через открытые створки ворот пробивался ослепительный прямоугольник света. Девушка протянула мне мою миску с едой.— Извини, взяла без разрешения. Решила тебя не будить, — пояснила она. — Гун-Нор сказал, что ты вчера долго не мог уснуть.— Спасибо, — искренне поблагодарил я. — Ты просто чудо!Девушка слегка покраснела и молча принялась есть.— Что там в мире делается? — решил я поддержать разговор.— Воняет мертвечиной, — призналась девушка. — На стенах, говорят, амбре такое…— Ага, — обрадовался я. — Приятного аппетита…Пятнадцатая иронично посмотрела на меня.— Я имел в виду, какие планы, приходило ли командование?.. А эти подробности — можно было и после еды…— Ой, ну прости! — Пятнадцатая засмеялась. — Меня всё утро только запах беспокоит. Ты же знаешь, у кого чего болит — тот о том и говорит.— Знаю, — согласился я и в подтверждение её слов продолжил, — мышцы, суставы, кожа — это важные части моей бренной тушки…— Шрам! — Пятнадцатая чуть не подавилась. — Заканчивай! Я не могу есть и хихикать!— Еда изо рта выпадает?— Щас как дам по лбу! — вместо этого девушка то ли взъерошила мне волосы, то ли оттаскала за них.— Ладно-ладно, — отсмеявшись, я вернулся к интересующим меня вопросам. — Скаэн или Скас так и не приходили?— Нет пока, — ответила Пятнадцатая. — Кочевники переместились в один большой лагерь, но их там осталось чуть меньше нас. Пытались согнать скот в одну кучу — но сил не хватает.— А гор-кирри их? — вспомнил я волнующую меня тему.— Ушли ночью, ни одной не осталось, — ответила Пятнадцатая. — Многие ветераны говорят, что так бывает, если шаманов больше нет. Все вчера полегли.— Ну, судя по тому, что мне рассказал Гун-Нор вчера про гор-кирри — новость хорошая, — кивнул я.После этого пришлось объяснять, почему новость хорошая, и что мне рассказал Гун-Нор. К тому моменту, как мы доели — пришло известие со стен, что остатки кочевников поссорились, передрались и покинули лагерь маленькими группками.Когда через час пришли Скас и Скаэн, они смогли только подтвердить — лагерь брошен, и кочевники ушли. Двор крепости наводнили кирри, которых загнали в несколько сараев на время осады. Теперь разведчики-всадники отправлялись преследовать и кусать уходящие группы неприятеля.— Думал, сегодня вылазка будет, — признался Скаэн. — Уже даже продумывали подробности на совещании, а оно — вон как вышло. Так что сегодня отдыхаем, зализываем раны. Первый, что там у вас по потерям?— Потери только ранеными, — ответил наш полусотник. — У Шестого — один, у Хохо — двое, Шасть — один. У Пятнадцатой выбыли восемь человек, у Шрама — пять. Большинство завтра уже будет на ногах. Тяжёлых, которые ещё неделю будут отлеживаться, только трое. Двое у Пятнадцатой, один — у Шастя.— Много, — прокомментировал Скаэн. — Пятнадцатая, Шрам?— Остались на стенах, — отрапортовала Пятнадцатая. — Постоянно находились в контакте с неприятелем.— Ну тогда легко отделались, — Скаэн махнул рукой. — Даже достойно. Гун-Нор?— Пятеро легкораненых, — ответил тот. — Четверо завтра будут на ногах.— Хорошо, — Скаэн кивнул. — Тогда всех тяжёлых сдавайте в обоз. Всем остальным лечиться и отдыхать. Если кочевники ушли, разведчики выдвинутся в сторону Пущи — и тогда завтра выступаем. Завтра ещё пообщаемся, но если не получится — вас обо всём проинструктирует Гун-Нор. Гун-Нор?— Услышал, эр!— Вот и хорошо! Всё на этом. Я в штаб — а вы отдыхать.Глава 27Утром следующего дня мы выступили к Пуще. Все предположения подтвердились. Кочевники потеряли шаманов и вождей, переругались и отправились в родные края. За полдня разведчики неплохо потрепали остатки орды, поэтому в этот раз уйти смогли совсем немногие. Ближе к вечеру отряды вернулись из разведки и через несколько часов выдвинулись к Пуще. На утро уже было известно, что путь впереди чист. Войско покинуло крепость, продолжив свое неторопливое движение. Колонна растянулась на несколько переходов.Поскольку до Пущи оставалось меньше дневного перехода, первый день вышел терпимым. Колодец в крепости мы почти опустошили — воды у бойцов было с запасом. Неспешный марш по степи казался теперь лёгкой прогулкой. А местность снова начинала меняться — впереди появились неровности, холмы, отдельные рощицы деревьев. Степь уступала место лесам.Ближе к вечеру Пуща появилась на горизонте. Сначала просто как тёмная полоска, которая росла, росла — и вскоре уже можно было различить отдельные деревья. Слева подул ветерок, и появилось море. Место для ночёвки было обустроено вдоль небольшой холодной речушки — почти что ручья. Лагерь армии раскинулсяот моря и почти до леса. Обозники рубили молодые деревья и тащили их в лагерь, бойцы спешно сооружали хлипкий частокол. Росли палатки и шатры, зажигались костры, готовилась пища. Прибежал вестовой и передал график дежурств. Наши отряды разместили в стороне от леса — у моря. В нашем случае ночь обещала быть спокойней, чем у ветеранов, вставших лагерем у опушки.Скаэн появился поздно, когда большинство бойцов уже расползлось по палаткам. Донёс новую схему движения: идти предстояло не по дороге — она будет занята обозом и ранеными. Бойцы подразделений должны были двигаться рядом с дорогой, со стороны Пущи. Хотя разведчики прочесали не только опушку, но и весь лес на три часа пути, не обнаружив следов нежити, командование перестраховалось. Несколько разведчиков отправилось в сторону Линга, но от них ещё не было вестей. Пока это не вызывало опасений, поскольку до города было шесть дневных переходов, а у нас, скорее всего, получится и все семь.Следующие три дня мало чем отличались друг от друга. Войско ползло вдоль леса длинной змеёй, повторяя изгибы береговой линии. Никто на нас не нападал, никто не появлялся в зоне видимости. Разведчики каждый раз доносили, что противников не обнаружено, и только пропавшие группы, ушедшие в сторону Линга, вызывали с каждым днем всё больше беспокойства. А в середине четвёртого дня по колонне разлетелся приказ — встать лагерем. Очередной переход закончился, только начавшись.Полдня по лагерю ходили слухи и домыслы, пока из штаба не потянулись командиры — и тогда покров тайны с ранней остановки наконец был сорван. Скаэн с женой и Скасом пришли под вечер. Командиры подразделений собрались чуть в отдалении от палаток за отдельным костром.— Ну что, — Скаэн вздохнул. — Хороших новостей у меня для вас нет.Слушатели молчали, ожидая продолжения.— Линг пал, — оповестил нас Скаэн. — Пал не от рук осаждающих. От рук защитников.— Они использовали зелья? — не удержался я от вопроса.— Что за зелья? — удивился Шестой. — Что-то знакомое…— Зелья, — пояснила Эл-оли. — Это зелья алхимиков. Есть только у них… Да, так они и сделали. Из четырёх отрядов вернулся только один.Эра замолчала, но никто не проронил ни слова. Молчание нарушил Скаэн спустя где-то минуту.— В общем, ситуация у нас такая: окрестности города — это царство изменённых алхимиков. Поэтому пуста Пуща, и врагов в окрестностях нет. Даже обычные изменённые боятся туда лезть.— А мы? — задал волновавший всех вопрос Первый.— И мы не полезем, — ответил Скаэн. — Боюсь, что восстановление Линга — это вопрос будущих лет. Там только очистка займёт годы… Мы пройдём по самой границе — на север. Удалимся на пару дней пути и свернём к Аирене. После переправы вперёд уйдут разведчики. Будут искать возможных союзников и противников.— Идти по границе опасно? — уточнил Гун-Нор. — Ожидаются нападения, эр?— Ожидаются, — мрачно ответил Скаэн. — Но кто бы знал, чего и кого. Впереди всё закрыто облачным покровом, земля пропитана какими-то ядами. Люди там ещё остались, но мало. Разведчики пытались вывести крестьян, но… Люди там тоже изменяются. Не сразу — за два-три дня. Поэтому и пройти опасный участок нужно будет быстро.— Но нам-то ничего не грозит? — уточнил Первый.— Нам — нет, — мрачно согласился Скаэн.— Опасность измениться грозит обозникам-аори, — ответила Эл-оли. — Мудрецы постараются их защитить, но риск очень большой. И вам надо понимать, что на время марша вы останетесь без нашей поддержки… Новых обозников взять будет неоткуда.— Эра, на нас могут напасть мудрые твари? — уточнил Первый.— Могут, — ответила Эл-оли. — Многие надеются, что обойдётся без нападений, но мы будем проходить слишком близко к Лингу. Пуща… Небольшой отряд мог бы пробраться, а обоз и армия — через лес не пройдут. Придётся идти вдоль опушки.— Через день мы дойдём до границы владений алхимиков, — пояснил Скаэн. — Идём по дороге, сильно не переутомляемся. Пройти владения изменённых нам нужно за день. В ближайшие два дня охрана со стороны Пущи снимается, а вот через владения придётся идти в охране с другой стороны от обоза. Лучше обойтись без ночёвки в тех местах… Но никто не знает, как сложится, поэтому готовьтесь ко всему.Совещание закончилось только через час — глубокой ночью. А следующие два дня прошли в напряжённом марше в сторону неведомой нам угрозы. С чем придётся столкнуться во владениях алхимиков, стало понятно уже на второй день. На горизонте появилась чёрная полоса, которая росла по мере приближения, и скоро уже можно было рассмотреть грязно-тёмные облака, скрывавшие солнце и небо. Ещё недавно зеленеющие луга и поля превратились в ядовитые заросли непонятных растений, а от земли тянулись вверх тяжёлые клубы тумана. По земле туман тоже стелился, но неравномерно — отдельными облаками. Лагерем встали тогда, когда до границы облаков оставался один переход.Картина была настолько же странной, сколько и страшной. Там, где стояло войско — зеленела трава, под порывами ветра с моря качался лес. А сразу в тени туч мир стремительно менялся. Дорога из бледно-бежевой становилась голубоватой, растения меняли цвет с зелёного на болотный, по ним стелились клочья тумана — и всё это было погружено в полумрак, хотя солнце только начало клониться к горизонту. Посты охраны выставили со стороны павшего города. Всю ночь часовые напряжённо вглядывались в темноту, но обошлось без происшествий.И только в предрассветных сумерках стало понятно, что за ночь тучи продвинулись вперёд. Первые отряды потянулись в сторону туч, держась опушки леса. Через некоторое время выдвинулись отряды прикрытия и обоз. Пришла очередь выдвигаться для нашей полусотни и десятка Гун-Нора. Шагая в строю, мы с напряжением вглядывались в виденные ранее, но до неузнаваемости изменившиеся места.Растения меняли не только цвет. Обычная трава не отрастила зубов и не плевалась ядом, но шагать по ней стало сложно. Стоило опустить ногу, как тонкие стебельки пытались прицепиться к обуви, оплести выступающие участки — и даже когда нога скользила над травой, её продолжало цеплять. Могучие кавали справлялись с её сопротивлением, хоть за обмотанные шкурами ноги траве и было проще держаться. А вот людям пришлось шагать как по воде, высоко поднимая ступни. Клочья тумана вызывали приступы тошноты, у некоторых кружилась голова, но всё проходило, стоило лишь выйти из дымки. Повсюду царил гнилостный неприятный запах.Проблемы начались почти сразу, когда войско втянулось на изменённые земли. Авангард столкнулся со стаей плотоядной скотины, по которой невозможно было определить, от кого она произошла и в кого превратилась. Не было таких тварей ни на юге, ни на севере. За первой стаей последовала вторая, за второй третья, но потом скотина закончилась. Обоз уверенно двигался вперёд, а вместе с ним шло войско. Телеги и тащивших их кавалей прикрывали невидимые стены, через которые не просачивался туман, не прорывались твари, и даже растения вели себя более смирно. А вот бойцам приходилось туго.Через час после начала движения несколько десятков у нас за спиной накрыло ужасом. Сначала бойцы начали нервно оглядываться, потом дёргаться на каждый шорох, а под конец несколько человек кинулись с паническими криками в разные стороны. Всех вернуть не удалось, но искать пропавших запретили. Когда мой десяток испытал похожее воздействие, мне стоило больших трудов успокоить бойцов. Очень вовремя по цепочке передали приказ достать тряпки и облить их водой из фляг, а после — обмотать вокруг носа и рта. Это помогло. Подступающий к горлу ком ужаса отступил и рассеялся.Помимо ужаса, хватало и других странных эффектов — то тянуло в сон, то накатывала бесшабашная радость и жажда действий, то налетала очередная стая изменённых зверей. Мимо проплывали деревушки, скрытые клочками тумана. И хотя никого в этих опустевших деревнях видно не было, создавалось ощущение, что за нами наблюдают — и далеко не все эти взгляды были безразличными. В воздухе отчётливо пахло злостью и раздражением. И злились тут на нас — на тех, кто осмелился вступить под своды густых туч и упрямо шёл сквозь изменённые земли.Когда на горизонте появилась светлая полоска неба — приободрились все. Даже обозники стали чаще понукать кавалей, и армия начала перемещаться быстрее. Эта спешка и стала причиной того, что последняя атака изменённых земель не прошла впустую. Впрочем, даже будь мы к ней готовы — наверно, ничего бы изменить не удалось. Туманные клочья, дрейфовавшие по воле слабых порывов ветра, неожиданно собрались в плотные шары и выстрелили по войску. Тот, в кого попадал шар — исчезал. Прежде чем шар попал в меня, я насчитал под сотню исчезнувших бойцов.А потом мир передо мной мигнул, и только крик «Шрам!» ещё стоял в ушах, когда исчезло и войско, и обоз, и светлая полоса. Я стоял на дороге, мертвенно-бледной в тусклом свете, пробивавшемся из-за туч. Дорога шла между двух засеянных полей, поднимаясь на пригорок, где виднелись крыши деревенских изб. Не знаю, что было высажено на полях до изменения, но теперь с одной стороны росли толстые красноватые стебли, увенчанные розочками соцветий, а с другой — бледные побеги, покрытые синеватыми шипами. Свернуть было некуда, да и незачем, а куда идти — не ясно. Я стоял, сжимая в руках копьё, и оглядывался.Страшнее всего было сделать первый шаг. Медленный, осторожный. Казалось, стоит хрустнуть под моей ногой хотя бы веточке, и вокруг меня разверзнется бездна. Сердце колотилось с такой скоростью, что казалось, сейчас выпрыгнет из груди, а я не мог его унять. Руки дрожали, ноги подгибались, и, лишь пройдя первые десять шагов, я начал успокаиваться. Вопросы вертелись в моей голове, но не было ни одного ответа. Понятно, что в меня попал туманный шар, и там — я исчез. А появился здесь. Почему и зачем? Что теперь делать? Всё это было тайной для меня.Оставалось только идти вперёд. Куда бы я сейчас ни пошёл — везде будет «не туда». Когда мне удалось успокоиться, я смог и более трезво мыслить. И первым делом оглянулся назад. За моей спиной во всём своем ужасном великолепии стоял Линг. Нет, я не начал свой путь от его стен, до города оставалось несколько переходов. И стоял я на том самом пригорке, с которого совсем ещё недавно спускаласьармия ааори и нори, возвращаясь из Пущи, чтобы провести ночь под стенами города. Но если тогда светило солнце и по его улицам ходили люди, то теперь Линг был грязен, пуст и тих. Рассмотреть подробности я не мог, но было отлично видно, что город брали штурмом, и бой был не из лёгких. Часть башен и стен была разрушена или сияла огромными чёрными провалами, ворота были выбиты, а многие здания пострадали от пожаров.Тонкая полоска реки не отражала небо. Теперь она была наполнена тьмой и будто даже затягивала свет. Хутора и поселки в пригородах — те, что мне удавалось рассмотреть — казались пустыми и брошенными. Я вновь перевёл свой взгляд на селение, к которому вела меня дорога, и вздрогнул. По полю с красными стеблями почти неслышно шел мужчина в одной набедренной повязке. Он шел по прямой, не сворачивая, не изменяя скорости, а с земли по нему били тонкие красноватые стебли, нанося болезненные уколы. Он морщился, плакал, сжимал губы, вздрагивал — но продолжал идти. Вот он прошел мимо меня, дошел до конца поля, развернулся и почти вдоль дороги начал возвращаться. Там, где он уже прошел, стебли наливались краснотой, начинали влажно поблескивать, распрямляться.Когда расстояние до мужчины увеличилось шагов до пятидесяти, я не выдержал и пошёл следом, но по дороге. Мужчина явно направлялся к селению на пригорке, и я решил последовать за ним. Раз он плачет и испытывает боль, то с ним еще можно говорить. Вот только почему он шёл по полю, напитывая каплями своей крови проклятый урожай? Получить ответы у меня не получилось — незнакомец до селения не дошел. Он упал, поднялся и двинулся дальше, но смог пройти лишь несколько шагов, когда ноги его подогнулись, и тело опустилось в измененную траву. Побеги склонили свои соцветия над погибшим, посыпая его пыльцой, а потом распрямились. На месте мужчины образовался кокон из тех шевелящихся красных стеблей, что били его, пока он шёл по полю.Я вздрогнул и остановился. Первым желанием было помочь несчастному, но судя по цвету оплетавших его стеблей — помогать там было уже некому. Постояв, я помотал головой и двинулся дальше. Несколько раз мимо проплывали клочья знакомого тумана, один раз вдалеке пробежала стая изменённых животных. Но к дороге они не пошли, а я не останавливался и не пытался спрятаться. Что толку, рассудил я, находясь в центре этой проклятой земли? Безопасных мест здесь нет, только проклятая дорога.Когда я вошел в селение, тишину впервые прорезали звуки — там, в самом центре, раздавался какой-то шёпот. Дома хоть и казались заброшенными, но то тут, то там мне попадались следы недавнего пребывания людей. Улица селения изгибалась, и чтобы понять, что за шёпот я слышу — мне пришлось пройти ещё пару сотен шагов, преодолев поворот. За ним раскинулась маленькая сельская площадь с колодцем в середине.На колодце восседала невероятная, невозможная в своей уродливости тварь — она как будто была составлена из окровавленных кусков мяса, но смогла сохранить пропорции человека. У твари были и руки, и ноги, и даже голова — но она была пуста. Глаза, большие и белесые, располагались прямо на груди, а рта не было вовсе. Тварь была огромна, вдвое больше человека, толще и массивнее. Вокруг на коленях стояли люди — в основном, молодые мужчины и женщины. Ни стариков, ни детей в толпе не было. На мужчинах были одни набедренные повязки, а на женщинах — длинные рубахи до колен. Люди стояли и шептали что-то себе под нос, опустив головы. И вдруг я понял, что мне надо просто пройти дальше. Еще чуть-чуть, туда — на окраину села. Пройти, выйти, и, возможно, что-то изменится. Главное — не сходить с дороги и не пытаться что-то поменять.Я готов был отмахнуться от этой уверенности, готов был свернуть с дороги в сторону, но мелькающие перед глазами искры оказались слишком сильным свидетельством того, что моя уверенность — не пустой звук. Шаг, ещё шаг. По самому краю дороги, по самому краю площади, обходя и людей, и жуткую тварь вдоль заборов домов — туда, где я видел спасение.«Когда на поле гибнет муж — отвечает жена», — раздался голос прямо у меня в голове. Я вздрогнул, но содрогнулись и люди на площади.— Нет… нет…Это шептала одна из женщин. Она медленно поднялась с колен и попятилась. Я успел пройти четверть окружности — и чтобы посмотреть на нее, мне пришлось обернуться. Ее лицо напоминало восковую маску, под глазами — темные круги. Но даже сейчас женщина была красива — с правильными чертами лица, ровным носом. Вот только её взгляд был наполнен ужасом и болью, страхом и отчаянием.«Подойди!».— Нет…Женщина продолжала пятиться, и тварь на колодце пошевелилась. Белесые глаза обратились на женщину, и голос её отдавался болью в моей голове.«Клятва была принесена! Ты клялась добровольно! Подойди!».Женщина все еще причитала, все еще пыталась пятиться, но её тело перестало слушаться. Ноги дергано делали шаг за шагом, приближая ее к твари.«Ты станешь мной — а я тобой! Разоблачись!».Женщина корчилась, пытаясь остановить себя, но руки сами стянули рубаху — и та упала белым комком на землю. Обнаженная женщина продолжала рваться прочь от неведомой твари, но неизвестная клятва держала её лучше любых оков. Я был бы и рад отвести взгляд, но просто не мог.«Слейся со мной! Стань частью и целым!».Женщина застыла и сделала первый шаг по направлению к уродливой твари, а ей навстречу выдвинулись острые костяные шипы. Еще один шаг, и она уперлась в острия. Я видел, как она пыталась вырваться и убежать, как содрогалась всем телом, как подгибались ее ноги, а из глаз лились слезы по перекосившемуся от ужаса лицу. Но она была слишком слаба. Еще один шажок, буквально движение — и острия протыкают кожу на груди, вдавливаясь в слабую плоть. Женщина закричала…Я отвернулся и прикрыл глаза и уши. Вдруг мне вспомнилось, что я не давал клятв, не могу измениться и должен просто идти дальше. Я сделал шаг, другой, а позади раздался вопль, в котором не было уже ничего человеческого. Не удержавшись, я обернулся снова. Женщина еще была жива. Она сама накололась на костяные пики, выступившие из твари, дошла до своего убийцы и прижалась к нему. Тело твари раскрылось, и острия с женщиной втягивались внутрь, а ее ноги и руки мелко подрагивали, отдавая капля за каплей молодую жизнь.Смотреть дальше у меня не было сил, и я стремительно пошел прочь. Но стоило мне ступить на дорогу с противоположной от площади стороны, как в голове раздался насмешливый голос.«И даже не останешься на ужин?».Я не обернулся и заставил себя сделать еще один шаг.«Не хочешь быть одним из нас? Не хочешь стать тем, кто будет строить новый мир? Мир, где те, кто должны защищать, не проплывают мимо на одинокой барже?».Я сделал еще один шаг.«Ты разве не хочешь ответить за это предательство? Ответить за грехи перед нами?».Я обернулся. Тварь медленно спустилась с колодца и шла ко мне, а люди расползались перед ней.— Предал? — проговорил я, и в моей душе поднялась волна ярости. — Грех? Сраные чванливые люди, да вы только и твердите мне о моих грехах!«А разве ты не должен был помочь защищать город?».— А разве вы, городские снобы, открыли бы для нас ворота? Разве рискнули бы укрыть нас от серых людей? Вот ты? Ты лично готов был умереть под мечами стражи, чтобы МЫ! ВОШЛИ! ВНУТРЬ?Ярость, что скрывалась во мне, ярость, что клокотала в груди — вырвалась. Вырвалась и остановила ползущую ко мне тварь.— Я могу понять, когда еще живые обвиняют меня и приписывают мне грехи, которые надо искупить! Я могу понять, когда по глупости, не ведая за собой прегрешений, на меня смотрят свысока! Но ты… Они… Не вам рассказывать мне про грех! Мы, ааори, гибли в лесу, а вы даже не прислали стражу нам на помощь! Мы, безымянные, лили свою кровь, теряли оружие и доспехи, купленные на заработанные кровью и потом деньги, купленные втридорога — потому что должны были искупить грех! А вы — даже не пустили нас в город! Мои соратники гибли в двух днях пути от города, а команды баржей не соглашались подойти к берегу! Мои соратники бились с мудорью на барже, а вы равнодушно смотрели, как мы проплываем мимо. А теперь ты, алхимик, который принял свой сраный эликсир только тогда, когда враги вошли в город — обвиняешь меня в предательстве? Ты, жрущий людей, которые поклялись тебе в верности, за то, что кто-то из их родных скормил всю кровь на поле? А может, они? Они — предавшие человечество и принесшие эту страшную клятву?В моей голове раскатилось рычание, а вокруг твари закрутились искры, но я уже был настолько зол, что всё это не могло меня ни напугать, ни остановить. Поудобнее перехватив копьё, я сделал шаг назад и процедил.— Будь осторожен, алхимик. Пока я просто прохожий, идущий мимо. И, видят боги, если сейчас ты не засунешь мудрость, которой у тебя нет и не было, себе же между мясистых булок, я отправлю тебя туда, где уже обитается нежить из леса, серые люди с переправы и мудорь с той самой баржи! А потом я вскрою твою тушу и выпотрошу тебя на ингредиенты, которые продам таким же уродам, как ты сам, просто пока еще не готовым строить новый чудный мир!Тишина, наступившая после моих слов, была настолько оглушающе звонкой, что мне показалось, будто я оглох. Люди, стоявшие на коленях, подняли свои лица, и в их глазах я видел страх и растерянность. Тварь, что так и не успела сплести свою мудрость, опустила лапищи и молчала, с ненавистью буравя меня взглядом. Я не знаю, сколько мы так простояли друг напротив друга, но голос в моей голове наконец проговорил:«Твое счастье, недомерок, что я не готов раздавить тебя прямо сейчас. Дерзкий и глупый, ты даже не понимаешь, что ты говоришь, и что тебе за это будет, если я передам твои слова…».— Засунь свои угрозы и правила, которым я подчиняюсь, туда же, куда и несуществующую мудрость! — прервал я тварь. — Ты сам по себе — нарушение правил, измененный, который никому и ничего не передаст. Твои же бывшие соплеменники прибьют тебя раньше, чем ты заговоришь.«Я — человек…».— Это я человек! — снова не дал я договорить. — Это я сейчас иду вместе с другими людьми спасать княжество! А ты — изменённая тварь, ростом под четыре шага и напоминающая мясную лавку! Тебе есть что сказать мне по существу? Говори!«Мы еще встретимся, недомерок!».— Встретимся, — я неожиданно успокоился, и ко мне пришло понимание: да, встретимся.«И моли богов, недомерок, чтобы я просто тебя убил!».— Я помолюсь, — ответил я. — Мои молитвы они хотя бы будут слушать.Мы постояли друг напротив друга, но тварь молчала — молчал и я. Когда тишина затянулась, я развернулся и быстрым шагом двинулся прочь из деревни. И остановился только на самой ее окраине. Остановился не потому, что хотел обернуться, а потому что услышал детский плач. Оглядевшись, я увидел его источник. Маленькая черноволосая девочка, давясь слезами и заикаясь, плакала под забором у края дороги. Одетая в белую рубаху до колен — она казалась чужеродным пятном на темной траве, охватившей ее ноги. И я не смог пройти мимо, подошел к ней и присел рядом, на самом краю дороги. Она была в том возрасте, когда детская непоседливость и наивность уступает место сознательности. Но эта сознательность еще не победила и не сможет победить.— Ты безымянный? — спросила она сквозь слезы. — Ты был в деревне?— Меня зовут Шрам, и я прошёл через деревню.— Ты видел мою маму?— Я видел взрослых, но не знаю, кто твоя мама…— Она красивая, черноволосая… Хозяин грозился забрать её, если папа не покормит поле….— Я…Я замолчал. Девочка смотрела в мои глаза, а потом поняла — без слов. Губы ребёнка задрожали, и из глаз ее хлынули слёзы, а я хотел вернуться и перебить всех там, на площади — тварь, взрослых… Всех. Лишь бы эта девочка больше не плакала.— Он всех заберёт! — крикнула малышка с надрывом. — Он всех забрал! И меня… заберёт…— Тогда пойдём со мной, — предложил я.— Я не могу, — ответила девочка и добавила. — Ты на дороге… Мы не можем зайти на дорогу. Только с разрешения Хозяина.— Ты клялась ему в верности? — спросил я, с ужасом ожидая ее ответа.— Мама и папа клялись, — проговорила она. — Я нет, но на дорогу не могу зайти… И я пыталась — я не могу…— Твои мама и папа больше не могут тебя сдержать, — не очень уверенно проговорил я.— Могут, — ответил ребенок убежденно. — Никто не смог зайти на дорогу… Те, кто остался один — тоже не смогли.— Тогда дай мне руку! — предложил я, перехватил копьё левой, и протянул к ней правую.Трава, до этого мирно лежавшая по обочинам, вскинулась как потревоженный хищник и потянулась к моей ладони. Но я не убрал руку, продолжая держать её протянутой к ребёнку.И маленькая девочка, испуганная и одинокая, нашла в себе смелость бороться — схватилась своей маленькой ладошкой за мою руку, вырвала ноги из травы и шагнула. В последний момент воздух толкнул ее назад, но я сомкнул пальцы и потянул ребенка на себя. Еще мгновение — и девочка оказалась на дороге. Вокруг, как под ураганным ветром, клонилась трава, шатались голые стволы деревьев, туманные космы бурлили. А я подхватил малышку на руки и пошел по дороге дальше.«За это ты мне отдельно ответишь, недомерок», — прозвучало у меня в голове. Девочка вздрогнула и еще крепче вцепилась в меня. Я обернулся, глядя на селение, набрал в грудь побольше воздуха и закричал:— Засунь свои угрозы в известное тебе место и готовь дрова, сраная вырезка! Когда я вернусь, тогда и поговорим!Отворачиваясь, я увидел стремительно приближающийся туманный сгусток, формирующий на ходу уже знакомый шар. Сжав ребенка в руках, я прикрыл глаза, а когда открыл — стоял в одном шаге от зеленой травы. Впереди виднелись крыши палаток и тянущиеся к небу дымы. У меня на груди вздрагивала маленькая девочка, которую я смог вынести из проклятого самими людьми места. На мир накатывались вечерние сумерки, а сзади тонули во тьме пригороды Линга, со всеми своими ужасами и страхами. Я сделал шаг, другой — и вырвался в привычный мир, и только потом позволил себе посмотреть назад.Там, всего в нескольких шагах от меня, застыла изломанная черная фигура, напоминавшая очень высокого и очень худого старика. Только лишь напоминавшая. Балахон до земли с капюшоном скрывал подробности, но даже сквозь него была видна неправильность пропорций и чуждость движений. Из темноты капюшона выбивалась седая борода, да призрачным светом горели глаза. Я почему-то был уверен, что, если бы сначала обернулся, или девочка оторвалась бы от груди и посмотрела назад — мы бы уже никогда не вышли из проклятой тьмы, как и те разведчики, что пропали накануне.Еще секунду мы смотрели друг на друга, а потом старик повернулся и скрылся в темноте, которая становилась все более и более плотной.— Кто это? — тихо спросила девочка.— Это кто-то, с кем я бы пока предпочел не встречаться, — признался я.— А почему он нас не тронул?— Не знаю. Но, кажется, есть правила, которые он не может нарушать, пока я их не нарушу…— А ты не нарушил.— Я не нарушил, и ты не нарушила тоже.— Шрам, а что теперь?— А теперь ты скажешь, малышка, как тебя зовут. И мы пойдем туда, где много разных людей. Плохих, хороших, но людей.— Я Амо-они.— Ну вот и познакомились.— А ты не поменяешь имя? Все безымянные меняют имя, если могут. Ведь Шрам — это прозвище. Есть хорошие имена.— Нет, не поменяю. Мне дал это имя очень хороший человек, и я не хочу менять этот подарок на что-то хорошее. Я останусь Шрамом, Они, сколько бы имен мне ни предложили взамен.— Но какой же ты тогда безымянный?— Да вот сам не знаю, — засмеялся я в ответ на этот простой вопрос. — Наверно, никудышный.— Шрам, можно я останусь на руках? Меня мама с папой носили, но говорили, что я стала тяжелой…— Оставайся, до лагеря я тебя донесу.Девочка посмотрела на палатки и кивнула. Мы шли по зеленой траве, которая больше не цеплялась за ноги, и, покачиваясь у меня на руках, Амо-они уснула.Глава 28И пропустила всё самое интересное — моё появление в лагере. С чем его можно было сравнить, я даже не представляю. Память гнусно подкинула незнакомое слово «триумф» и заткнулась, не дав пояснений. Лагерь разбили в двух переходах от границы туч — в центре расположились шатры командования, а по периметру раскидали палатки десятков. Часовые меня, конечно, заметили — но в сгущающихся сумерках, когда свет костров уже слепит, а тьма кажется густой — заметили в последний момент. Отчасти было виновато то, что часовой, на которого я вышел, был совсем молодым пареньком, младше Первого, хотя уже и стал именным нори. И вместо криков «Тревога, мертвые десятники наступают!» он уставился на меня и дрожащим голосом произнёс:— Да ты кто такой?— Сам выбирай: кочевник, серый, нежить или ещё кто похуже, — предложил я устало.— А… а чего ты как десятник вырядился? — оторопел часовой.— Ман-уни, с кем ты там болтаешь, раздолбай? — донеслось от костров.— С кем-то похуже! — радостно ответил парень, переваливая ответственность по торжественной встрече на плечи командования. И лично для меня крик «Чего?» прозвучал почти одновременно с несколькими копьями и мечами, уткнувшимися в меня.— Ребёнка не разбудите, только уснула, — проворчал я добродушно.Подошедшего вэри я видел уже несколько раз. Нас разместили в соседних сараях ещё в степной крепости в Угеле. По движению его бровей я понял, что моя физиономия ему тоже примелькалась.— Десятник Шрам, на службе эра Скаэна? — спросил он, поднося факел ближе.— Я, уважаемый.— Так ты же пропал, вроде…— Пропал, — согласился я. — И вот вернулся.— Так… — протянул десятник и пошевелил усами. — Что вы тыкаете в него своими железяками? Ну-ка быстро вернулись на посты. А это кто?Десятник кивнул на спящую на груди девочку.— Девочка. Амо-они, — ответил я и мотнул головой в сторону Линга. — Оттуда.— Тогда пойдём к командованию, — кивнул десятник. — Только извини, под конвоем.— Да, уважаемый, — не стал спорить я.Тот отмахнулся и хлопнул меня по плечу:— Армогун, — представился он. — А то тут ещё можно поспорить, кто уважаемый, а кто сраный десятник.— Кто-нибудь ещё вернулся? — спросил я.— Да в том-то и дело, что нет.— Ты не знаешь?..Я хотел узнать про своих, но заткнулся, осознав, что знать о том, не пропал ли кто-то из нашей полусотни, он не может. Но Армогун мой вопрос понял и даже ответил:— Не припомню, чтобы из ваших кто-то исчез. В ту часть колонны только два шара ударило. Пропал разведчик и ты. И больше вроде никого не зацепило. В основном, исчезли люди в голове и хвосте колонны.— Много?— Человек сто, в общей сложности. И ещё отряд разведки пропал. Они чуть в стороне шли…— Ясно.И да, чем бы ни был этот таинственный «триумф», о котором мне поведала память… но если речь шла о чествовании героя — то это был он. Вместе с Армогуном меня сопровождало ещё три бойца. Вещи и оружие я им отдал, понимая, что мое появление было большой неожиданностью, да к тому же вызывало подозрения и опасения. Не связали руки — уже хорошо. Один из бойцов был отправлен вперёд, предупредить о нашем приходе, но, похоже, на бегу он успел нашептать о случившемся половине лагеря. Так что шёл я по живому коридору, который растянулся до самых командирских шатров.Бойцы поднимались со своих мест, выходили из палаток — и смотрели на меня и маленькую девочку, которая, к счастью, спала и не могла засмущаться или испугаться. Навстречу уже шли Скас, Скаэн и Эл-оли, не став дожидаться у шатров. Мы встретились где-то на середине пути. Эл-оли с какой-то жалостью глянула на меня, Скас нахмурился, а Скаэн проговорил:— Вижу, что жив. Уже хорошо. Но почему у тебя проседь в волосах — мне хотелось бы узнать подробно, — он посмотрел на Армогуна и кивнул. — Спасибо, боец, дальше мы сами.— Эр! — тот вытянулся по струнке, хлопнул меня по плечу на прощание и отправился со своими бойцами назад.— Рассказать сможешь?— Да, эр, — ответил я. — Я поседел?— Не до конца, — Эл-оли положила мне руку на голову и заглянула в глаза. — Отдельные волоски стали седыми.— Это, наверно, те, которые шевелились, эра, — ответил я, чувствуя какое-то напряжение, и постарался улыбнуться. — Не положено волосам без ветра на голове шевелиться.Напряжение спало до того, как я договорил. Эл-оли улыбнулась, Скас хохотнул, а Скаэн — хмыкнул.— Пойдём. Там тебе сейчас тот ещё допрос устроят.— Эр, девочка, — я указал головой на Амо-они. — Она спит. Можно будет её куда-нибудь уложить?— Боюсь, до ответа на вопросы — только рядом с тобой, — вздохнул Скаэн. — Пять человек с ума сошли после этого Линга. Сам понимаешь…— Я принесу ей кроватку, — проговорила Эл-оли. — Пускай спит рядом, в шатре.В одном из шатров нас уже ждали. Первым зашёл Скаэн и представил меня ещё до того, как я успел войти. Посреди шатра стояло три сдвинутых складных столика с наваленными картами и свитками. Один столик отставили и рядом поставили стул — на который указали мне. Подоспевшая Эл-оли положила на стол скатку и одеяло, сделав импровизированную кровать, в которую я уложил Они. За моими действиями с интересом наблюдали присутствующие.— Шрам, — проговорил Скаэн, когда я обернулся. — Здесь присутствует всё командование армии, и они хотели бы задать тебе некоторые вопросы. Энари ты знаешь?Я кивнул, вглядевшись в знакомое лицо.— Его начальник — глава Форта Ааори, главнокомандующий армией, эр Ненари…Я повернулся к мощному седовласому воину, которого до этого видел только издалека.— Эр Ка-нааги…Ка-нааги был, пожалуй, самым молодым из всех присутствующих. Он просто мне подмигнул.— Панир, Илуэн и Твильд…Все трое лори. Панир был плотным кряжистым воином, хмуро озирающим шатёр из-под кустистых бровей. Илуэн, напротив, оказался худым брюнетом, который возглавлял разведку, а Твильд был высоким, широкоплечим и седым.— Представитель Императора — мудрец Ксарг…Мудрец был стар, умён и внимателен. Мне стоило большого труда просто отвесить вежливый поклон. Ну не люблю я мудрецов. Ведь если будут проверять — ложь почувствует, а если я без утайки расскажу, что там наплёл твари, меня уже завтра «спишут», так и не одарив напоследок именем.— И старший мудрец Форта Ааори — Толстый Э.Толстый Э был пузатым, упитанным и улыбчивым. И даже имя оправдал:— Э… Эр! Не надо было всех представлять — всё равно сразу всю нашу компанию не запомнишь!«Память у меня пока ещё хорошая. Это вы, Толстый Э, зря!» — подумал я, промолчав.— Э! — Ненари строго посмотрел на мудреца.— Что? — невинно отозвался тот.— Эра Зана и эр Верион, — продолжил невозмутимо Скаэн.— Но Э прав, Скаэн, всех представлять не обязательно, — вставил своё слово Ненари и улыбнулся.— А кто мне тут про правила задвигал? — сурово ответил Скаэн.— Были неправы, — ответил Ненари всё с той же улыбкой.— Вот! — Скаэн повернулся ко мне. — Там ещё в углу засело несколько лори, но они сами представятся, если у них будут вопросы.Из угла донеслись смешки. Скаэн кивнул Ненари, и все присутствующие расселись напротив меня.— Эр, вы позволите пару слов? — проговорил мудрец Ксарг, представлявший императора.— Да, само собой.— Шрам, — Ксарг внимательно посмотрел на меня. — Я сильно совру, если скажу, что ранее такого, как в Линге, не бывало. Бывало, и не раз. Но ты один из немногих, кто смог вернуться с той стороны, да ещё и вытащил ребенка. Здесь только ты и я пока знаем, куда тебя занесло. Ты знаешь точно, я — предполагаю. Но прошу тебя — постарайся вспомнить все подробности произошедшего. Каждую мелочь, каждое переживание. Если ты захочешь спать, есть, пить — скажи. Будет и еда, и питье, и… А налейте, пожалуйста, вина молодому человеку… Так вот — все вопросы мы решим. Бодрость я тебе поддержу мудростью. Пока что все думают, что ты мог сойти с ума или измениться…— Да всё с ним в порядке, — буркнул Скаэн.— Ну вот уже не всё — точно, — улыбнулся Ксарг. — В любом случае, запомни, Шрам: сейчас важно вспомнить каждую деталь, особенно — что ты чувствовал. Раньше те, кто в одиночку пропадал на таких землях — не выживали. Почти… Зачистка этих земель — дело долгое и стоит больших жертв. А я, как и мой Император, не сторонники решать вопросы реками крови. Людей всё ещё слишком мало, а уж ааори — тем более.«Так вы же сами нас гробите пачками», — подумал я.Ксарг, будто прочитав мои мысли, кивнул.— Причин много, но суть — не меняется. Линг придётся зачищать — и, возможно, ты ключ к пониманию того, как обойтись без жертв и вообще зачистить эти земли. Лет четыреста назад был известен случай, когда человек пропал и вернулся, но никто не удосужился его опросить. Запомни — это не допрос. Это — твой рассказ и наши уши. Я всё, эр Ненари.— Отличная речь, — восхитился тот. — Ну, тогда начнём, Шрам. Расскажи нам всё подробно, как просил Ксарг.— Я не видел, когда и как в меня попал шар из тумана, — начал я. — Просто я… как будто моргнул…«И даже не останешься на ужин?».Я не обернулся и заставил себя сделать ещё один шаг.«Не хочешь быть одним из нас? Не хочешь стать тем, кто будет строить новый мир? Мир, где те, кто должны защищать, не проплывают мимо на одинокой барже?».Я сделал ещё один шаг.«Ты разве не хочешь ответить за это предательство? Ответить за грехи перед нами?».Я обернулся. Тварь медленно спустилась с колодца и шла ко мне, а люди расползались перед ней.— Предал? — проговорил я, и в душе поднялась волна ярости. — Кого я предал, алхимик?«А разве ты не должен был помочь защищать город?».— А разве вы открыли бы для нас ворота? Разве рискнули бы укрыть нас от серых людей? Вот ты? Ты лично готов был умереть, чтобы МЫ! ВОШЛИ! ВНУТРЬ?Тварь остановилась. Во мне клокотала ярость и злость:— Я, может быть, и грешник, и должен искупить грехи, но я не помню о них, и ты о них ничего не знаешь!.. И не вам рассказывать мне про грех и предательство! Мы бились с нежитью в Пуще и изменёнными на берегу! Мои соратники бились с мудорью на барже, а вы смотрели, как мы проплываем мимо. А теперь ты, алхимик, убивающий тех, кого мог бы защитить — обвиняешь меня в предательстве? Ты, жрущий людей, которые поклялись тебе в верности, за то, что кто-то из их родных скормил всю кровь на поле? А может, они? Они — предавшие человечество и принесшие эту страшную клятву?В моей голове раскатилось рычание, а вокруг твари закрутились искры, но я уже был настолько зол, что всё это не могло меня ни напугать, ни остановить. Поудобнее перехватив копьё, я сделал шаг назад и процедил.— Будь осторожен, алхимик. Пока я просто прохожий, идущий мимо. И, видят боги, если сейчас ты не засунешь мудрость, которой у тебя нет и не было, себе же между мясистых булок, я отправлю тебя туда, где уже обретается нежить из леса, серые люди с переправы и мудорь с той самой баржи! А потом я вскрою твою тушу и выпотрошу тебя на ингредиенты, которые продам таким же, как ты сам, просто пока ещё не готовым строить новый чудный мир!Тишина, наступившая после моих слов, была настолько оглушающе звонкой, что мне показалось, будто я оглох. Люди, стоявшие на коленях, подняли свои лица, и в их глазах я видел страх и растерянность. Тварь, что так и не успела сплести свою мудрость, опустила лапищи и молчала, с ненавистью буравя меня взглядом. Я не знаю, сколько мы так простояли друг напротив друга, но голос в моей голове наконец проговорил:«Твое счастье, недомерок, что я не готов раздавить тебя прямо сейчас. Дерзкий и глупый, ты даже не понимаешь, что ты говоришь, и что тебе за это будет …».— Засунь свои угрозы и правила, которым я подчиняюсь, туда же, куда и несуществующую мудрость! — прервал я тварь. — Ты сам по себе — нарушение правил, предатель и измененный… Если меня и осудят, то не ты и не подобные тебе твари.«Я — человек…».— Это я человек! — снова не дал я договорить. — Пусть и нерождённый. А ты — изменённая тварь, ростом под четыре шага и напоминающая мясную лавку! Тебе есть что сказать мне по существу? Говори!«Мы ещё встретимся, недомерок!».— Встретимся, — я неожиданно успокоился, и ко мне пришло понимание, что да — ещё встретимся.«И моли богов, недомерок, чтобы я просто тебя убил!».— Я помолюсь, — ответил я. — Мои молитвы они хотя бы будут слушать.В моём рассказе не было лжи. Я сократил свой диалог с алхимиком, но точно передал акценты. И я был уверен, что именно таким он и был. Я соврал? Но диалог был именно таким, и я в этом уверен… И Ксарг был в этом уверен, и даже Эл-оли была уверена. Я не смог обмануть только Скаса, но тот промолчал, глянув искоса на меня. Никакая магия не поможет определить ложь, если в неё верить. Даже если поверить в неё удалось лишь на какие-то считанные минуты. А может, у меня просто фантазия богатая? А может, я её ещё и вином подогрел? Может… Всё может быть.Когда я закончил рассказывать, кружка с вином была пуста. И ведь точно помню, что мне подливали.— Бедный ребёнок! — тихо проговорила Эл-оли, подходя к Они. — Шрам, что ты решил про неё?— Не знаю, — ответил я. — Я не смогу её воспитать… Пока не смогу.— Скаэн! — Эл-оли повернулась к мужу. — Нельзя её отдать в приют или малоизвестным людям!Мне стоило больших трудов не уставиться на эру, выпучив глаза. Это не был вопрос — это был скорее приказ или условие. И Скаэн это понял лучше, чем я.— Мы можем пока оставить её у нас в обозе. А потом — решим, — но у Скаэна хватило смелости хотя бы попытаться возразить.— В обоз к незнакомым людям? — эра была прекрасна во всём. Даже изогнутая бровь, взгляд, прищур и улыбка — во всём.— Скаэн, вы можете вести её со штабом, — предложил дипломатично Ненари.— Это опасно, — буркнул тот. — Если нам придётся отступать…— Тогда обоз бросят первым делом, — перебила его жена.— Да я не против, но мы с тобой часто оказываемся в бою! — возмутился Скаэн. — Там ты как её убережёшь?Эр встал и подошёл к жене. Какое-то время они молча смотрели на спящего ребёнка, а окружающие боялись вставить хоть слово.— Только в этом походе…И больше ни в какие походы — ни ногой! — сказал Скаэн. — Шрам, ты согласен, если мы возьмём её к себе?— Только за, эр.— Ну вот и хорошо. Оли, передай мудрецам, что если не…— Скаэн, не надо — с ней всё будет хорошо. Обещаю, — ответила Эл-оли и погладила ребёнка по волосам. — У меня нет вопросов к Шраму. Могу ли я вас покинуть?— Забирай ребёнка и иди, — засмеялся Ненари. — Скаэн и без тебя разберётся.Эл-оли нежно подхватила девочку прямо в одеяле и тенью выскользнула из шатра. Скаэн немедленно уселся на стол и обвёл всех внимательным взглядом.— Есть какие-то вопросы к Шраму?— Это бред! — прозвучало от стенки шатра. — В смысле, похоже на какой-то бред!— Если это вопрос, — проговорил я, — то, наверно, и впрямь похоже. Но девочка-то настоящая.— Шрам, почему ты был уверен, что нельзя сходить с дороги? — спросил Ксарг.— Просто был уверен и всё, мастер мудрости, — ответил я. — Это… Как моё знание языка. Знание просто появилось, и всё.— Интересно, — мудрец посмотрел на Толстого Э, и тот тоже покивал.— А почему нет? — спросил Илуэн. — Отчёты моих людей показывают похожие ощущения, а Шрам видит мудрость, пусть и слабо… У меня разведчики — тоже. И они тоже многократно говорили, что при попадании в область Линга нередко получали знание о неких правилах. Их им не сообщали, просто в какой-то момент они всё понимали «как есть».— Да тут, Илуэн, вопрос не в том, — отмахнулся Толстый Э. — Тут же штука какая… Мы не знаем, куда попал Шрам на самом деле. Многие думали о мгновенных перемещениях на дальние расстояния, но никто не смог.— Ну и что же, предполагать, что Шрам врёт? — спросил кто-то от стены.— Нет-нет-нет, — замахал руками Толстый Э. — Шрам рассказывает, что видел он… и что чувствовал. Но где он на самом деле был, мы не знаем. Возможно, всё это происходило лишь в его голове. Возможно, всё это время он был, к примеру, растворён в клочке тумана…— Это не слишком меняет суть дела, — неожиданно твёрдо сказал Скаэн. — Был ли он растворён в клочке тумана, был ли перемещён или просто валялся в нескольких шагах от строя, под травой, скрытый от глаз.— Объясните, Скаэн, — попросил Ксарг заинтересованно.— Да всё же просто, — ответил эр и хлопнул меня по плечу. — Шраму дали правила, которые он не нарушал. И тот, кто это с ним сделал и спрятал его — или растворил, или перенёс — тоже подчинялся правилам. И морда мясная там в видении — или реальном посёлке — говорила о правилах и грехах.— То есть получается, это конструкт с заданными правилами… Как какая-нибудь… игра? — уточнил Толстый Э.— Именно! Тот, кто воцарился в Линге и его окрестностях, всех запустил в какую-то игру, в которой есть правила и все их обязаны соблюдать. И эти правила снимают ограничения на использование мудрости — сами являясь ограничением. И даже могут позволить перенести человека в другое место в мгновение ока, — Скаэн задумался. — В общем-то, всё сходится. Есть чётко очерченные границы и есть мир, который видим мы — с пустыми селениями, изменёнными тварями. А есть мир, который видел Шрам, где всё гораздо сложнее и одновременно проще. Получается, двойственность мира на лицо. Есть вход в некую условность со своими правилами — и выход из неё. Так какая разница, что произошло со Шрамом, если нарушить правила не мог ни он, ни тот, кто их установил?— Интересно и правдоподобно, — закивал Ксарг. — Спасибо, эр! Возьмём это как рабочую…эээ… версию.— Получается, мои разведчики не выполнили какие-то условия, — проговорил Илуэн, — поэтому не смогли выйти? Впрочем, они могли просто сойти с дороги…— Скорей так и сделали, — пробасил Скас. — Я бы сошёл, наплевав на все предчувствия. У меня же задача — разведать. А у Шрама была задача — покинуть окрестности Линга.— Но почему так разозлись правители Линга, когда Шрам забрал девочку? — спросил кто-то из непредставленных лори.— Она уже была порабощена, — ответил я, дивясь своей уверенности. — За счёт родителей. Я бы не смог ей помочь, если бы они были живы…— Шрам, это сейчас было то самое знание? — спросил Ксарг.— Да, очень похоже, мастер мудрости…— Интересно… Получается, правила не исчезли — ты их помнишь. И вспоминаешь по необходимости.— Давайте только не будем копаться в голове у моего десятника, — буркнул Скаэн. — Я вот этот нездоровый блеск в глазах хорошо знаю.— Да, кхм… — Ксарг и Толстый Э переглянулись. — В самом деле, это лишнее. У нас есть заключённые. Можем пригнать их сюда, и если хоть кто-то выберется — тогда и посмотрим, что им там накрутили.— Ксарг, а Император одобрит такой подход? — засмеялся Ненари, и с каждым его словом смеющихся было всё больше и больше. — А то смотри, ты так говорил про нежелание лить кровь…— Вот такие дела, Э, — вздохнул тот, тоже посмеиваясь. — Никто не хочет идти на жертвы ради мудрости.— Просто не надо спешить, — ответил ему главный мудрец Форта. — Всё рано или поздно сложится, и всё встанет на свои места… Нельзя идти легким путём.— Так мы уже обсуждаем? — спросил Скаэн. — Или к Шраму остались вопросы? А то он-то не на кирри передвигается, а на своих двоих…— В самом деле, — опомнился Ненари. — Ещё вопросы?Шатёр молчал. Заговорил снова Ксарг:— Только один. Шрам, к сожалению, не могу тебе приказывать, но сможешь ли ты потом дать уточнения по твоей истории? Возможно, за определённую услугу… Не проявляй только излишнее благородство!.. — поспешил он меня прервать. — Ты только стал нори, точнее — станешь. А у вас и так в Мобане много своих сложностей. И я могу их решить, если просьба будет не слишком сложной. Подумай. До конца похода время есть, и если согласишься — то я сам тебя найду.— Ну что же, — эр Ненари хлопнул в ладоши. — Шрам, мы тогда тебя отпускаем. Скажи десятнику охраны, чтобы проводили тебя до твоего десятка.— Меня, значит, не отпустишь? — хмуро спросил Скаэн.— Нет, пока не отпущу, — покачал головой Ненари. — Есть ещё вопросы, которые надо решить.— Шрам, иди! Завтра будет днёвка, тогда с тобой и пообщаемся, — Скаэн кивнул мне, и, поклонившись, я покинул шатёр.Лагерь уже засыпал. Но немало было и тех, кто продолжал бодрствовать. И я шёл, провожаемый любопытными взглядами, в сопровождении десятника охраны эра Ненари.— Вон ваши! — сказал тот, когда мы подошли к северной окраине лагеря.— Спасибо! — поблагодарил я его.— Будь здоров!К палаткам своей полусотни я подходил, ощущая смущение и растерянность. Ведь мне теперь надо будет рассказать свою историю и им тоже. И, может, даже повторить потом. Но всё прошло в тот момент, когда от костров ко мне метнулась растрёпанная Пятнадцатая и повисла, обхватив руками шею. Я просто стоял, обнимал её и гладил по волосам.— Живой… живой… живой, — девушка отстранилась и посмотрела на меня заплаканными глазами. — Я не поверила сначала…. Боялась, что слухи… Пойдём… Ты голодный?Я пожал плечами. Слишком много на меня свалилось. Надо было ещё разобраться, что я хочу, а чего — не хочу. Я даже не пытался сдвинуться с места, хотя Пятнадцатая продолжала тянуть.— Хочешь — сразу иди спать, — предложила она. — Чего ты стоишь?Я сделал первый шаг, второй… Обнял Пятнадцатую и зарылся носом в её волосы.— Шрам… Шрам? — девушка заставила меня слегка отстраниться и заглянула в глаза. — Всё хорошо, ты вернулся, ты живой… Это точно — я. И я не против обниматься с тобой, но если эти нежности кто-то увидит, я заеду тебе по наглой морде, чтобы никто не сомневался в моей строгости!… Мне потом будет стыдно…Я снова привлёк её к себе и коротко обнял. В угрозу я уже не поверил — засомневался в строгости.— Да… я вернулся… живой… И это действительно ты.— Пойдём, путешественник.Глава 29Пересказывал я свою историю ещё много раз. Когда я думал про один-два, то явно себя обманывал. Или думал об окружающих лучше, чем они есть на самом деле. Даже Пятнадцатой я не стал целиком рассказывать историю, которая случилась в Линге. Так было проще — в первую очередь, для неё самой.А вот Скаэн, Эл-оли и Скас услышали полную версию. Скас зашёл за мной в обед и отвёл в шатёр Скаэна, где уже сидела его жена.— Так, Шрам, а теперь я хочу услышать то, что ты на самом деле наговорил этой твари, — сказал эр, когда его жена кивнула. — Не волнуйся, никто не услышит. Оли защитит нас от любопытных ушей.Пришлось выкладывать. На середине пересказа все трое уже посмеивались в открытую.— Ну да, смысл меняется сильно, а суть — та же, — кивнул Скаэн, когда я закончил рассказ. — Но ты будь осторожен со словами. Может, тварь никому и не скажет… А может, и сумеет передать.— Как, эр? — спросил я.Но мне ответила Эл-оли, а не Скаэн.— Шрам, этот мир, как ты заметил, пронизан мудростью. Она охватывает всё и связывает всё в единую нить. Как бусины, мы все нанизаны на мудрость. И даже те, кто является непримиримыми врагами — могут оказаться соседями по нити. И ты никогда не знаешь, кому станут известны твои слова и даже мысли. Если ты хочешь дожить до преклонных лет — тебе придётся научиться скрывать и то, и другое. Мир меняется, и положение ааори становится другим. И у тебя есть шансы дожить… Кто-то идёт.Эл-оли повернулась ко входу, и через несколько секунд в шатёр ворвалась маленькая черноволосая девочка.— Шрам! — Они успели переодеть и вымыть, и теперь она красовалась в лёгких штанишках, сапогах и рубашке. Волосы заплели в косу с синей лентой. Девочка вцепилась в меня и отказалась отпускать.— Как дела, Они? — спросил я.— Хорошо! Тетя Оли сказала, что ты придешь, а я боялась, что пропущу. И пропустила, представляешь! Ты чуть не ушёл, а ты где-то тут, но я не знаю где. И меня не отпускают! А я правда буду жить…— Они! — хором воскликнули Скаэн с женой.— Ой, — девочка резво отпустила меня и спряталась под стол, откуда донеслось. — Шрам, а ты ещё придёшь?— Шрам — у нас всегда желанный гость, — строго сказала Эл-оли. — И ты можешь его всегда проведать, и он тебя, но тут мы проводили совещание! А мы о чём договаривались?— Не надо мешать работать, — грустно ответила девочка, и мне стало её жалко. — Я забыла…— Постарайся не забывать, — попросил Скаэн, улыбаясь и заглядывая под стол. — И вылезай уже, нам ещё надо пообщаться.— Ладно, — девочка грустно вылезла из-под стола и поплелась к выходу, глянув на меня.Не удержавшись, я подмигнул ей и раскрыл руки. И эта хитрая маленькая егоза тут же кинулась меня обнимать, после чего я сам её довел до выхода, пообещав после совещания пообщаться.— Вот так вот, — вздохнул Скаэн, когда девочка ушла.— Она научится, эр, — посмеиваясь, высказался Скас. — Ей просто непривычно.— Да знаю… Беспокоюсь просто! — вздохнул тот в ответ.— Она сообразительная, — не удержался я. — Просто была со мной, проснулась — другие люди. Вот и хочет всё понять.— Тоже верно, — Скаэн кивнул. — Ладно, слушай. То предложение Ксарга… Отнесись к нему серьёзно. Для княжества Ксарг не просто мудрец, а чиновник Императорской Администрации. Подумай, что он может для тебя сделать… если он, конечно, сам не забудет. Поверь, в его власти очень многое. Он даже может представить тебя на получение статуса эра, только Император не одобрит. Но ты всё равно подумай. Как там твои тебя приняли назад?— Замучили вопросами, эр, — ответил я.— Нормально, всегда так, — эр махнул рукой. — Рассказывай, пускай знают. В следующий раз, может, больше одного человека выберется.— Больше никто не вернулся? — спросил я.— Не-а, — ответил Скас. — Тут днёвку устроили для этого, но никто не вышел. Даже твоё возвращение — уже чудо… Чтоб нам знать твой рассказ раньше!Он побарабанил пальцами по столу.— Знал бы наперёд — соломки подстелил, — Эл-оли грустно улыбнулась. — Но наперёд никто не знает, что будет. Шрам, помнишь? Всегда следи за мыслями и словами!— Да, эра!— И я предупрежу Гун-Нора: если выдаётся день стоянки, заходи к Они, — сказала она. — Девочка про тебя часто спрашивает. И ты для неё теперь близкий и родной человек.— Обязательно, — я не смог сдержать рвущуюся на лицо улыбку.— Ну, стало быть, всё. Отдыхай! — разрешил Скаэн. — Завтра выступим к переправе, так что расслабляться рано.До переправы добирались ещё два дня. Наша полусотня подходила к цели в подавленном состоянии. Если для всех это место было лишь рассказом о произошедшем, то для нас — это было место поражения, боли и смерти. Открывшаяся картина вогнала в подавленное состояние всю армию. Никто не хоронил павших ааори и нори, никто не убирал трупы. Только серые поглумились над поверженными противниками и казнили раненых. Казнили долго, жестоко и мучительно. Пытали серые люди со знанием дела. Обезображенные тела скидывали в кучу. Но то ли близость Линга, то ли просто удачное стечение обстоятельств — трупы так и не поднялись нежитью, а остались лежать.Работы по обустройству лагеря были совмещены с подготовкой погребальных костров и уборкой трупов. От окрестных рощиц остались только воспоминания — большую часть деревьев сразу пустили в дело. И погребальные костры горели всю ночь. Бойцов нашей полусотни гнали спать, но потом махнули рукой. Мы продолжали хоронить ночью и рано с утра, пока последний убитый не был предан огню. Мы ещё пытались обыскивать окрестности, но пришли Скаэн и Скас, обругали и загнали в палатки — отсыпаться.Весь день, половину которого мы просто проспали, делались плоты из оставшихся на этом берегу деревьев. Их не хватило бы, чтобы уместить все пятнадцать тысяч бойцов и обоз, но никто и не собирался переправлять армию на плотах. Плоты были основой для моста, который из них собирали. По краям к плотам приделывались просмолённые бочки: часть была взята из тех, что остались от старого лагеря, часть — набрали в нашем обозе. А уже на следующий день мост протянули через реку, и первые группы разведчиков отправились на другой берег. Переправа войска заняла ещё два дня, причём все сооружения для лагеря также переместили, чтобы не рубить снова.На другом берегу обнаружилось множество плотов, которые серые люди оставили после своей переправы. В двух переходах от реки обнаружилась брошенная деревня, которую противник вычистил полностью. Трупов в деревушке не обнаружили, что давало надежду на то, что местные жители сумели уйти.После перехода снова устроили днёвку. Командование собирало информацию от разведчиков, а вечером к нам пришли Скаэн со Скасом и рассказали десятникам свежие новости и планы на дальнейший поход.— Окрестные поселения либо покинуты, либо разорены, — объяснял Скаэн. — На ближайшие два дневных перехода — точно. Разведчики, ушедшие в дальние походы — пока не вернулись. По тем следам, которые оставил противник, можно сказать, что сила идёт немаленькая. Большая часть ушла в сторону Мобана, но две небольшие группы отправились к Тури и Аангу. Знают сволочи, где у нас что тут находится.— А как пойдём мы? — спросил Первый.— Пока к Тури, — ответил эр. — Он ближе всего, и там можно пополнить припасы, если город не взяли. Там же узнаем свежие новости. Все три крупных города находятся на берегу моря, и серым перекрыть морское сообщение будет сложнее.— Идти будем дней пять, если ничего не случится по пути, — хмуро добавил Скас. — А запасов уже мало в обозе. Вы-то ещё неплохо закупили провианта, а многие подразделения уже начали экономить.— Да, — Скаэн покивал. — Скоро будут забирать из обоза всю еду и сажать войско на паёк. Мы сильно задержались с Лингом и кочевниками. Да и переправа получилась долгой. Рассчитывали управиться за два дня, а вышло — больше.— Похоронить ребят было нужно, — сказал Первый.— Да это не сильно войско задержало, — отмахнулся Скаэн. — Рассчитывали ведь на более низкую воду — Аирена всегда мелеет в конце весны. Но не в этом году. Так что, видишь, пришлось возиться с мостом. В общем, так на так — идти нам к Тури. Надо пополнить запасы, до Мобана тут ходу восемь-девять дней. А голодный боец — не боец.Эр досадливо поморщился, но продолжать не стал.— Так или иначе, но войско разделится. Корма для кавалей и кирри тоже на исходе, — продолжил за него Скас. — Пойдём тремя колоннами, на удалении в три-четыре перехода. Мы будем идти в колонне командования, а вы — в соседней. Смотрите — не подставляйтесь и постарайтесь выжить. В следующий раз пообщаться сможем уже рядом с Тури. У вас командующим колонны будет эра Зана. Шрам её видел. Слушайтесь её, командир она толковый, хоть и…— Ну да, — вздохнула Пятнадцатая, прервав окончание фразы.— Ага, — смутился Скас, а Скаэн совсем неблагородно начал хохотать.— Съел, старый пердун? — отсмеявшись, спросил он.Скас не ответил, поскольку сам продолжал смеяться, и просто махнул рукой.— Всё, ребятки! Первый, следи за своими! Гун-Нор — следи за всеми!— Да, эр, — хором ответили оба.— Шрам, постарайся пока не пропадать! — Скаэн даже пальцем мне погрозил, что вызвало новые смешки. — Пятнадцатая, а ты как толковый командир, хоть и… не важно — следи за Шрамом!— Услышала, эр! — ответила девушка, смеясь.— Давайте, ребятки — бережём себя!Не успели ещё Скас со Скаэном уйти, как Первого и Гун-Нора вызвали к командиру колонны, а я отправился навестить Они.Девочку я застал за важнейшим занятием всех детей — она задавала вопросы. И не кому-нибудь, а самому эру Ненари. В первый момент я даже постеснялся подходить, но тот, увидев меня, махнул рукой.— Давай, спасай меня, Шрам! — крикнул он. — Мне ещё с её приемными родителями надо парой слов перекинуться!— Шрам! — Они кинулась ко мне, а Ненари шустро юркнул в шатёр. — А дядя Нена…Обернувшись, девочка не обнаружила свою жертву и растерялась.— Ой, ушёл…— Наверно, ему надо делать дела, — предположил я.— Почему все вокруг делают так много дел? У нас в деревне никто так много не делал.— Ну, это ведь армия, — нашёлся я с объяснением. — И армия в походе. Мы идём воевать с врагами, и всем приходится трудиться, чтобы люди ни в чём не нуждались.— А потом снова будет поход, и ты уйдёшь? — спросила Они.— Потом… Потом я буду очень много путешествовать, Они, — признался я. — Мне нужно будет сделать очень много дел, чтобы я смог сам решать, чем буду заниматься.— Это поэтому ты отдал меня Оли и Эну? — грустно спросила она, и у меня к горлу подкатил ком.Следующую фразу я тщательно продумывал, чтобы не обидеть ребенка.— Я тебя не отдавал, — сказал я. — Я доверил тебя им. Ведь я же безымянный для всех вокруг, помнишь?— Помню, — сказала девочка.— И даже когда я получу имя — я не буду себе принадлежать. Но я никогда бы тебя не «отдал» и сделал бы всё, чтобы ты выросла и была счастлива. Но они сами предложили, что возьмут тебя… Тебе у них не нравится?— Нра-авится, — протянула Они. — Очень нравится… А как же ты?— Ну, я буду тебя навещать, — ответил я, погладив её по голове. — И я всегда буду помогать тебе и оберегать. Но Эл-оли и Скаэн… Они гораздо лучше меня смогут о тебе позаботиться.— Потому что они — эры?— Нет, потому что у них хотя бы дом есть, — объяснил я. — Дом, в котором можно жить.— А у тебя — нету дома?— Нет, пока нету, — я покачал головой. — Но со временем дом появится и у меня тоже. Вот только к этому времени ты уже станешь совсем взрослой. Может быть, даже выйдешь замуж.— Как долго, — девочка задумалась. — Давай ты побыстрее заведёшь себе дом?— Я постараюсь, — серьёзно пообещал я, сдерживая смех. — Завести дом побыстрее.— Ой, какие у тёти волосы длинные, — пробормотала Они, глядя мне за спину.— Ну отрастить волосы легче, чем завести дом, — раздался за спиной голос Пятнадцатой. — Так ты и есть Амо-Они, да?Я обернулся с улыбкой, а Они спряталась за моими ногами, смущённо выглядывая.— А я — Пятнадцатая. Хотела тихонько дождаться Шрама, но ты меня заметила и выдала, — Пятнадцатая присела на корточки рядом.— И теперь тебе грозит опасность? — уточнила Они. А я в который раз восхитился талантом Пятнадцатой делать серьёзное лицо.— Ужасная, — ответила девушка. — Теперь я раскрыта, и мне не поздоровится.— Ты обманываешь! — догадалась Они. — Шрам — хороший! Он тебе плохо делать не станет.— Это почему это? Вдруг я плохая? — Пятнадцатая широко распахнула глаза и сморщила нос.Я тоже присел на корточки, чувствуя себя несколько неуютно и непривычно.— Потому что он очень тебе рад! — объяснила девочка таким тоном, будто кто-то не понимает элементарных вещей.— Да? — удивилась Пятнадцатая. — Почему ты так уверена?— Да это же понятно! — возмутилась Они, перебравшись от меня к Пятнадцатой. — Ты посмотри!— Амо-они, — Пятнадцатая посмотрела на меня, а потом на девочку, — я вижу совершенно непрошибаемое лицо. Он даже не улыбается.— Он очень тебе рад! Просто поверь! — заявила Они совершенно серьёзно.— Ладно, — согласилась Пятнадцатая, быстро глянув на меня. — Поверю тебе на слово.«Она не быстро глянула, а стрельнула в тебя глазками», — заявила мне память.«Умолкни! Это Пятнадцатая!» — ответил я своей памяти, но та никогда не вступала в споры.— Они, Пятнадцатая, я всё ещё тут и всё слышу! — возмутился я.— Шрам, ну скажи ты ей, что рад её видеть. Она же боится! — заявила мне маленькая егоза.И вот удивительное дело, я ей поверил.— Пятнадцатая, я очень рад тебя видеть, — серьёзно заявил я девушке, сдерживая смех, потому что она покраснела. — И я не собираюсь портить тебе здоровье.— Вот видишь! — Они обернулась к Пятнадцатой и тут же кинулась к шатру. — Дядя Ненари!Пятнадцатая и я резко выпрямились, а грозный командир армии и правитель Форта Ааори осуждающе на нас посмотрел. Он-то пытался тихо скрыться, сопровождаемый беззвучным хохотом Эл-оли и Скаэна.— Они! — Эл-оли поймала девочку. — Дяде Ненари пора идти по делам! А тебе — ужинать и спать!— А Шрам? — заканючила девочка.— И Шраму тоже пора спать! — строго сказал в нашу сторону Скаэн. — И Пятнадцатой пора спать. Им завтра предстоит много и долго ходить.— Да, эр! — хором выдали мы.Девочка всё-таки выскользнула из рук Эл-оли и побежала ко мне. Пришлось садиться на корточки и обнимать.— Ты же обязательно зайдёшь, как будет возможность?— Конечно. Я же обещал, — ответил я. — А теперь беги ужинать. Ты же растёшь! А тем, кто растёт — надо хорошо питаться.— Пока! — грустно сказала она, отступая задом.— Не скучай, Они! — ответил я.— Пока, Они! Не переживай, я прослежу, чтобы дядя Шрам тоже хорошо питался! — сдерживая смех, Пятнадцатая подхватила меня под локоть и потянула к выходу. — Эр! Эра!— Ты главное следи, чтобы он снова не пропал! — хохотнул Скаэн и повернулся к жене и приёмной дочке. — Ну что, эры, пойдёмте к столу.— Ты правда был рад меня видеть? — спросила Пятнадцатая, когда мы отошли от шатра.— А ты правда боялась? — не удержался я, поймав возмущённый взгляд девушки.— Боялась, — неожиданно призналась Пятнадцатая.— Ну не меня же, — предположил я.— Боялась, что ты рассердишься, — сказала она. — Я же по делу забегала и случайно тебя увидела. Решила подождать… Ну просто… получается, я подглядывала?— Да ну, брось, — успокоил я Пятнадцатую. — Что ты там могла подглядеть. А я тебя всегда рад видеть, так и знай!— Буду знать, дядя Шрам, — лукаво улыбнулась девушка, а потом всхлипнула, сдерживая смех. — «Дядя Ненари»… И ведь не расскажешь никому…— Да уж, — согласился я. — История о легендарной попытке бегства…— Нет! Не продолжай! — Пятнадцатая повисла на мне, согнувшись от хохота.— Фух, — отсмеявшись, девушка помахала руками перед лицом. — Нельзя так много смеяться. Я же в этом деле нетренированная.— Ладно-ладно, — согласился я. — Хотя мне кажется, что у нас тут и так всё слишком серьёзно.— Ну да… но мне нужно время привыкнуть, — ответила Пятнадцатая и замолчала.«К чему ей надо привыкнуть?!».— А Они — очень милая, — заметила Пятнадцатая, когда мы почти дошли. Эта зараза всегда выбирает момент, чтобы высказаться и не дать продолжить тему. — Хотя и ты дядя — хоть куда.«Пятнадцатая, чтоб тебя! Подгадала!».Именно в этот момент мы подошли к костру, где мне и ей выдали по порции ужина. Десяток был вообще-то мой — костёр Пятнадцатой горел чуть дальше — но за моей спиной явно случился какой-то сговор. Я только не понимал — какой?Глава 30Можно сколько угодно готовиться к неприятностям, но они всё равно застанут тебя врасплох. Они вообще случаются именно тогда, когда меньше всего ждёшь. Утром наша колонна выдвинулась в сторону Тури. Шли мы в отдалении от реки и постоянно натыкались на те самые брошенные поселения, о которых говорили разведчики. Мой десяток оказался среди «счастливчиков», которым предстояло прочёсывать дома в поисках оставленных припасов. Всё-таки ситуация с едой была на грани катастрофы. Прокормить даже пять тысяч человек — задача не из простых.В каждом поселении удавалось хоть что-нибудь да раздобыть. Там — серые пропустили погреб с овощами, тут — не увидели мешки с мукой. Крестьяне аори — люди подневольные, и должны сдавать часть урожая местным управляющим — вассалам князя. Управляющие присылают проверяющих, которые и следят, чтобы ничего не утаивалось, но всё проверить они не могут. Зная, где искать — можно найти. Я не знал, но активно учился угадывать, да и самому иногда удавалось обнаружить небольшие захоронки. У серых людей просто не хватало сообразительности проверить всё.Иногда мы пересекались с десятками других колонн — и тогда просто делили поселение пополам. Первые два дня, пока мы двигались вдоль реки — деревушки, посёлки и даже большие сёла попадались часто. А на второй день пути на горизонте замаячил приличных размеров городок с высоким частоколом. На обыск были отправлена сотня бойцов с пятью подводами. Старшим назначили опытного вэри Ксерана, который не раз уже показывал своё мастерство. Но стоило нам приблизиться к городу, как меня накрыло сильнейшее чувство опасности. Я крутил головой, пытаясь понять, чем оно вызвано, но понять — не получалось.— Рыба — за старшего! — приказал я, ускоряясь.Ксерана я догнал спустя минуту, а тот, заметив меня, на бегу спросил:— Шрам, чего тебе?— Что-то не так, — ответил я, указав на город. — Не могу понять, но мне что-то очень не по себе.— Десятки — стой! — Ксеран остановил отряд мародёров и посмотрел на город. Сзади подтянулись другие десятники. — И что тебе не по себе? Время только теряем.— Ксеран, молодой прав, — Оса-мирин, ещё один десятник вэри, поддержал меня. — Мне тоже что-то тревожно. Сам не пойму, что.— Да что там может быть такого? — буркнул Ксеран, и все снова всмотрелись в городок, до которого оставалось шагов триста. — Ладно, поверю вам. Двигаемся шагом, держим строй!Десятки перестроились в линию и начали приближаться к частоколу. Это нас и спасло. Когда в воздух поднялась туча стрел, а через распахнутые ворота хлынули серые люди — мы сомкнули ряды и начали отступать, прикрываясь щитами. Ехавшие в отдалении подводы развернулись и поехали назад, а один из возниц активно махал руками, привлекая внимание основных сил.— В круг! — проорал Ксеран, останавливая свой десяток, когда стало понятно, что нас будут преследовать.— Держим строй! — проорал я своим. — Плотнее!Похожие команды неслись над другими десятками. Сбившись в круг, ощетинившийся копьями, мы готовились к обороне. Серых было немного, но больше, чем нас. Некоторые бойцы даже успели послать в сторону неприятеля стрелы — а потом на нас навалились. Мой десяток оказался на фланге, поэтому не принял участие в первом столкновении, но уже через минуту серые добрались и до нас. Окружить отряд полностью они не смогли, поэтому те десятки, что оказались в тылу, присоединились к сражению на флангах.Первые раненые не заставили себя ждать, но мой десяток пока держался. Крики боя, звон металла о металл, глухие удары и запах крови — чем дальше, тем спокойнее я воспринимал происходящее. Наступил на кишки? Ну главное, чтобы не твои были и не твоих союзников. Кто-то должен был сегодня умереть, и моя задача, чтобы умирали враги — всё просто, хотя и с сильным душком.Бой продлился недолго: подоспели выделенные на нашу колонну пять сотен всадников и буквально втоптали один из флангов серых в землю. Пехота сместилась, связывая серых боем и позволяя кавалерии зайти в тыл, развернуться и ударить. Мой десяток был с другой стороны — всего этого я не видел, а только догадывался, что происходит. После очередного наскока даже стальные нервы серых людей не выдержали, и те попытались сбежать под прикрытие частокола, но всадники им этого сделать не позволили, а мы — завершили сражение, добив оставшихся неприятелей.— Ксеран, помощь нужна? — крикнул командир всадников.— Обойдёмся! — махнул рукой наш главный мародёр. — Не умеют они по частям атаковать: все, что были, все и вылезли.— Ну смотри!Всадники ускакали обратно к основным силам, а мы двинулись внутрь городка. Здесь нам с добычей повезло — и повезло крупно. Один из двух амбаров, поменьше и поновее, оказался с запасами еды, и Ксеран удовлетворённо потирал руки. Придётся посылать за новыми подводами — и благодарность от начальства не заставит себя ждать.А вот второй амбар и стал той самой настоящей неприятностью, к которой никогда не получается подготовиться.С точки зрения серых людей — это, конечно, можно было считать едой. А с точки зрения нормальных людей — это был склеп. Нори, посланные проверить отдалённый амбар, выскочили назад с зелёными лицами. Можно найти тысячу оправданий для совести, если речь идёт о жертвах в бою. Но никогда ты не сможешь привыкнуть к виду мертвых селян и горожан. Казалось, здесь собраны жители всех окрестных деревень. Собраны и гниют — гора трупов под самую крышу амбара.— Чтоб меня, — прошипел подошедший Ксеран, зажимая нос. — Инг, бегом к нашим. Сообщи, что мы нашли…— Услышал, — один из бойцов десятка Ксерана опрометью кинулся к основным силам.— Уроды, — всхлипнула Лента, заглянув внутрь и отшатнувшись. — Как же так можно?— Мы на скотобойню как-то попали — и не такое видели, — буркнул один из бойцов Ксерана.— Просто, девонька, они считают нас едой, — ответил сам Ксеран, сочувственно погладив Ленту по голове.— Ксеран! Пройдусь с парой бойцов по городу? — мрачно предложил я.— Пройдись, — кивнул тот.Город был небольшой, и людей здесь жило явно меньше, чем мы нашли в амбаре. Мне требовалось понять — почему. Хотя бы для себя лично. Взяв Пузо и Молчка, я двинулся в обход. Дома серые вычистили подчистую: достаточно было проверить несколько, чтобы понять, что там пусто. Простая мебель была вынесена, тряпки собраны и сорваны, местами серые даже перегородки разламывали. Армия требовала костров, а если вокруг поля — то и дерева не хватает.На главной площади посёлка картина произошедшего стала яснее. В большом доме, где жил, похоже, правитель городка — эрл — царило такое же запустение, что и везде, но следы крови на крыльце и на первом этаже показывали, что здесь сражались. Сражались без надежды на победу, потому что разведчики утверждали, что, судя по следам, армия серых прошлась тут в полном составе и только потом разделилась. Последней линией обороны защитников стало хранилище казны. Помещение с одной дверью и толстыми каменными стенами — именно здесь последние из защитников приняли свой бой. Проход и саму комнату будто кто-то тёмно-красной краской покрасил. Казну, кстати, тоже вынесли. Хотя серые и не пользовались деньгами.Вернувшись на площадь, я подошёл ко второму крупному зданию в поселке — храму. Здесь укрывались жители, пытаясь спрятаться за толстыми каменными стенами от врага. Обитые железом ворота были искорежены и выломаны. Храм был залит кровью. Когда-то здесь стояли скамьи и какие-то храмовые принадлежности, и только следы от них говорили, что пол изначально был серым, а не тёмно-бордовым.— Проклятье… Как слой краски, — пробормотал Пузо, разглядывая след от ножки. — Мебель из засохшей крови выламывали потом.Лестница в подвал храма привела в просторное хранилище. Тут тоже когда-то стояли стеллажи, бочки и ящики, а между ними прятались жители, отправленные под нож серыми людьми. Песок на полу изменил цвет, став тёмным от пролитой крови.— Бойня, — хмуро вынес вердикт Молчок.Снова оказавшись на главной площади — мы прошлись до противоположных ворот. Дорога там ещё хранила следы многочисленных повозок. Местами попадались щепки, россыпи зерна, муки и грязные тряпки. Развернувшись, мы отправились обратно к амбарам, где нас поджидали другие бойцы. Ксеран подозвал меня сразу по возвращении.— Сейчас ещё люди подойдут. Надо сжечь этот могильник, когда заберём еду, — буркнул он. — Что там в городе?— Пусто, — ответил я. — Даже мебель вынесли. С дровами придётся что-то придумать…— Почему они не защищались? — спросил командир.Несколько бойцов подошли поближе.— Они защищались, только не тут, — ответил я. — В центре что-то вроде дома правителя и храм. Вот там всё и произошло. В доме правителя следы боя: защищались до последнего и погибли. В храме — следы бойни…— Какие следы? — спросил один из бойцов.— Там кровью пол покрасили, — хмуро буркнул я.— Всё равно не понимаю, — Ксеран покачал головой. — Как такое произошло?— Когда мы отступали по реке, — проговорил я, вспоминая поражение на переправе, — серые делали плоты и, наверно, переправились на другой берег уже через день. Местные просто не успели уйти. На выезде со стороны Тури — в грязи дороги — остались следы колёс. Их даже серые не успели окончательно затоптать. Если судить по следам и мусору, там был целый караван телег. Они хотели уходить дальше, но не успели…— Дерьмо, — высказал Ксеран своё отношение.К вечеру амбар мы всё-таки сожгли. На него пошло всё оставшееся дерево в городе, которое удалось легко выломать. Несколько практически разобранных деревянных домишек, новый амбар, расшатавшиеся брёвна частокола. Зана прислала ещё две сотни бойцов. В триста пар рук мы смогли сложить для местных жителей огромный погребальный костер, избавляя окрестные земли от будущей нежити.Люди погибли и были сожжены — и это давало надежду, что со временем в эти земли придут новые люди и смогут их заселить. Оставалось неизвестным, куда делись трупы серых людей, но искать их времени не было. Лагеря армии мы достигли только глубокой ночью. Встретивший меня Первый выдал порцию ужина, давно остывшую, и расспросил, что мы нашли и почему так задержались. В подробности я вдаваться не стал — коротко пересказав то, что удалось обнаружить.— Это какое-то безумие, — Первый подбросил дров в костёр и покачал головой. — Город потерян, население вырезали по всей округе…— Не в первый раз, — ответил я. — Хотя я так понял, такого давно не случалось…— Лучше бы больше никогда не случалось, — сплюнул полусотник. — Не хочу такого ни видеть, не слышать про такое не хочу.Мы помолчали. Я даже не ел — через силу запихивал в себя еду.— Мне местных любить вроде не за что, — проговорил Первый. — Они нас тоже не очень жалуют, но такого я бы и врагу не пожелал.Я промолчал, соглашаясь. Бойцы моего десятка сидели за соседним костром хмурые, переговаривались о чём-то. Мне бы с ними там сидеть…— Эра отправила вестовых по другим колоннам. Сегодня встали лагерем раньше, — проговорил Первый. — Завтра выходим как всегда: задерживаться не будут. Так что советую: сразу как доешь и твои доедят — гони их спать. А я пойду. И надеюсь, таких страшных находок больше не будет.Надеждам Первого не суждено было сбыться. Таких находок было ещё немало на третий день пути, но не у наших разведчиков — а вот следующие два дня прошли спокойно. Обжитые места закончились — и потянулись лесные массивы, в которых никто не селился, кроме охотников. Но стоило подойти к землям Тури, как среди засеянных пустых полей, в деревнях и посёлках, на хуторах и плантациях, стали обнаруживаться новые «запасы» серых людей. Впрочем, после такого их язык не поворачивался назвать «людьми». Нелюди во время войн и бунтов и то вели себя более человечно.Последний день перед соединением армии прошёл суетно. Командование жечь захоронения днём запретило, поэтому найденные могильники готовили к погребению, но не поджигали. Рядом с каждым оставляли несколько бойцов, которым было приказано поджечь костры на закате следующего дня. Армия подходила к Тури и сливалась в единое войско. Ещё днем вперёд ушли конные разведчики, которые к вечеру успели вернуться и принести первые новости.Тури был осаждён — но держался. В городе был небольшой гарнизон в пару тысяч человек, горожане закрыли ворота и собрали ополчение. Количество защитников увеличилось в три раза, только осаду держало почти двадцать тысяч серых. В итоге получалась безвыходная ситуация. Серые не могли взять город и ждали подкреплений, а горожане не могли снять осаду и тоже ждали. О нашем приходе серые не знали — постов они не выставили, дозорных не высылали, поэтому решение отложить поджог могильников оказалось очень полезным.Утром армия ааори выступила в сторону города. План командования был довольно прост — обходя город с севера, мы должны были напасть на серых вдоль берега моря. Из-за осады серые растянули свой лагерь по периметру городских стен. Наша атака будет внезапной, и противостоять всей нашей армии будет только часть врагов. Предполагалось, что защитники города выйдут за стены и помогут.В этом бою нашей полусотне даже не пришлось участвовать. Передовые отряды, состоящие из опытных ветеранов вэри, косой прошлись по рядам осаждающих. Серые люди, смотревшие только вперёд и до последнего не понимавшие, что происходит, стали собирать войска в единый кулак, когда на лагерь уже навалились основные силы и кавалерия. Последней надеждой серых были их мудрецы и шаманы, но эта надежда хорошо работает против аори — и плохо против ааори, которые хоть немного, но мудростями владеют. А уж когда в армии есть несколько десятков сильных мудрецов — шансов у шаманов нет. Разгром был полным, и идущая в арьергарде полусотня новичков осталась не у дел. Однако недовольных этим событием среди бойцов не нашлось.Можно, конечно, спросить — а где же неприятности? А неприятности начались уже после того, как серых разгромили. Тури отказался не просто впускать ааори в город, но и вообще открывать ворота, хотя на переговоры отправились только эры, каждый из которых был равен по статусу князю, а в Тури сидел эрл — всего лишь княжеский вассал. А вечером по всем окрестностям Тури загорелись погребальные костры. Более двух сотен дымных столбов тянулись к небу из тех самых поселений, в которых мародёры находили трупы.Утром к городу выдвинулось более сорока мудрецов, все эры, лори и вэри армии — более пяти тысяч человек. В предрассветных сумерках земля вздрогнула, завыл сошедший с ума ветер, а на месте довольно большого участка стены образовались руины. Пять тысяч ааори ворвались в город, безжалостно вырезая любого, кто пытался взяться за оружие. Человек двадцать отправили на тот свет — на том и кончились все решительные горожане.— Стойте, вы двое! — старому пьянице было скучно. Он хотел поболтать.Все его приятели сегодня были заняты, родственники и так шарахались — не желая выслушивать истории из его долгой жизни по двадцатому разу. А два ааори подвернулись очень кстати. И он, конечно, заметил, что они нори, но разве не для того нужны преступники, чтобы служить людям?— Что вы тут шляетесь? — по-хозяйски спросил он.Девушка и парень переглянулись. Вроде даже десятники какие-то, но — нори, причём безымянные.— Небось высматриваете, что бы утянуть, да? Это в вас натура ваша грешная говорит! Это всё — старые грехи! Если бы вы жили, как хорошие уважаемые люди — вы бы тут не оказались.«Если бы мы тут не оказались, ты бы уже в амбаре гнил», — подумал я, заметив, как у Пятнадцатой дёрнулась бровь. Мы расслабились в Форте Ааори и в походе, привыкли к совсем другому отношению. И смело отправились в указанную Гун-Нором гостиницу одни. До гостиницы было шагов сто, но надежды, что Гун-Нор или Скас выйдут, было мало. Терпи теперь этого пьянчугу.— Я двадцать лет… Двадцать лет, слышьте — работал рыбаком! Сразу после завтрака шёл и работал, почти до вечера. Не зная отдыха и усталости! Я — уважаемый человек! А вы — грешники! Вы в своей прошлой жизни наверняка воровали… И снова небось за старое, да?Было только одно преимущество в том, чтобы быть нори, а не ааори — не надо ничего отвечать. Стой и слушай, даже можешь не изображать заинтересованность. Беспокоило меня только то, что, если пьяница кинется с кулаками — придётся терпеть. Мудрецы города не оказали сопротивления при штурме. Только эрл и его ближайшие дружинники попытались защитить себя, за что и поплатились.А карающие мудрецы теперь ходили по городу и зорко следили, чтобы какой-нибудь нори чего не натворил. Они пытались и в лагерь сунуться, но тут уже командование не выдержало и просто запретило им входить за ограду, сооруженную вокруг армии ааори. Четыре входа за частокол охраняли бойцы вэри, а от проникновения мудростью лагерь прикрывали мудрецы ааори.— Помню, Ни-ана тогда удивляться начала, ну как же ты, Аки-анор, так много ловишь. А я ей сразу сказал, что шлюха она. Вот прямо так и сказал. Сначала мне давала, потом Питерну давала, потом Антриа давала, а женой стала у Гинера. А он — неудачник и пьяница! Куда ему до меня…«Ну если ты не пьяница, то страшно представить и этого Гинера, и эту твою красавицу Ни-ана», — пронеслась в голове мысль. Пятнадцатая со вздохом поправила под брошью десятника шнурок приказа. Шнурок был сплетён из разноцветных нитей — чёрной, зелёной, красной. По идее он должен был показывать, что мы выполняем приказ и нас нельзя отвлекать. Но в Тури всем на эти шнурки наплевать было — проверено многими нори.— А она мне снова тогда отдалась. Думала, уведу её! — пьяница захохотал и закашлялся. — Ох я её… Два дня я ее пользовал и отпустил с миром. Муж ее в ярости был, а что он мне сделает, а? Кто он — пришлый урод, а кто я — уважаемый человек.«Буйнопомешанный ты», — мысленно прокомментировал я мерзкий рассказ. Мимо проходили горожане, но никто даже и не думал отвлечь пьяного урода, чтобы мы могли пойти дальше.— Что вот ты сделал за свою жизнь, а? Вот, а ты? А! Ничего вы не сделали! Дармоеды вы, сидите на шее у нашей столицы, жрете свою баланду — и довольны. А простой народ впахивает! С утра и до вечера!..«С завтрака и почти до вечера, ага».— … И так — каждый день, — пьяница взмахнул рукой с зажатым в ней кувшином, и струйка вина чуть не попала в Пятнадцатую. — А вы только отдыхаете. Вам ведь шанс дали — и как вы его используете, а? Да никак! Поди и приворовываете еще! Сколько мы вас ждали, дармоедов? Сколько сидели в этой осаде? Вон у Пентуно все родственники в деревне погибли. Так вы же и проститься не дали — сразу сожгли!«А не сожгли бы, так были бы виноваты, что всю нежить не вырезали. А вырезали бы, так были бы виноваты, что сразу не сожгли, расстроили уважаемых жителей города вставшими телами родственников. Непробиваемый образ мыслей».— Я помню, натянешь парус — и на глубину. Где твари эти морские глубоководные! Но мы рыбаки — нам не страшно! — пьяница пошатнулся и опёрся Пятнадцатой на грудь. — О! Тити на дармовых харчах отъели!Стояли мы рядом, и я так и не понял, кто кого удерживал от необдуманных поступков. Я — Пятнадцатую, или она меня. Мы просто сцепились руками за спиной и сдержались.— Ничего Анту не оставлю. Неблагодарный недоносок! Всё пропью, и пусть сам строит свою жизнь!«Да ты уже всё пропил, старый хрен! Даже мозги. Надеюсь, детей ты начал стругать раньше».— И дом продам. Да-да, продам! Мне этих денег еще на десять лет хватит. У Анта поселюсь — он меня любит! Буду жить… Нет! У Анта не поселюсь! Неблагодарный недоносок! Так буду жить — в гостинице. Пусть девки титястые мне кровать стелют, вино приносят!«Старый хрен, а всё ещё о девках думает. Да они с тобой ни за какие деньги… Стоп! Деньги!».Я аккуратно высвободил ладонь из руки Пятнадцатой, заслужив обеспокоенный взгляд, запустил её в кошелек, где носил мелочь — и начал на глазах старика кидать монетки по несколько к-ки на землю, выкладывая дорожку из мелочи. Взгляд пьяницы быстро дёрнулся: туда-сюда. Был бы он пошустрее — попытался бы деньги отобрать, но мелочь у меня быстро кончилась.— Вот в вас нет никакого уважения к труду других людей! — возвестил нам старый выпивоха, постоянно косясь за спину. — Если бы вы честным трудом… А ну пошли вон, маленькие голодранцы, от моих денег!Ошибка! Всем известно: твои деньги — в твоём кошельке. А что на улице лежит — никому не принадлежит. Поэтому два пацана и не подумали отвлекаться, кинувшись к следующей монетке. Пятнадцатая подхватила меня под руку и быстрым шагом потащила к гостинице.— Пятнашка, подожди! Они сейчас подерутся! — выдохнул я, завороженно наблюдая за представлением.— Шрам, я бы с удовольствием тоже за этим понаблюдала, но лучше валить! — шикнула девушка.Проследив за её взглядом, я обнаружил мудреца карающего, наблюдавшего за нами. Мы скользнули внутрь и кинулись искать остальных десятников и командиров.На наше счастье, долго выяснять, где сидят десятники и командование полусотней, не пришлось. На первом этаже гостиницы был трактир, в котором один из столов был занят эром Скаэном. Остальные столы, правда, были пусты, а у входа в зал дежурил вышибала, так что эр Скаэн, скорее всего, снял весь трактир. За занятым столом сидели все наши, а ещё Гун-Нор и Скас. Скаэн насмешливо смотрел на нас.— Явились. Долго вас надо было ждать? — беззлобно рыкнул он. — Бежали, что ли?— Чуть-чуть, эр! — выдохнул я.— Если это чуть-чуть — займитесь тренировками, — бросил Скаэн, но глаза у него смеялись. — А то вон как запыхались.Дверь гостиницы открылась, и на пороге появился мудрец карающий. С улицы доносился визг и крики.— Ну что ж, раз все собрались, поделюсь с вами новостями. Аанг в осаде. Часть жителей Линга успели морем туда доставить, но далеко не всех. За срочную доставку себя любимого надо было платить. У кого денег не было — остался в Линге….Мудрец карающий подошёл к столу и остановился рядом со мной и Пятнадцатой. На вид средних лет, упитанный, глазки прячутся за щеками. Он улыбался одними губами. Глазки его мне не понравились сразу.— Тебе чего? — неприветливо спросил Скаэн.— Они пойдут со мной, — произнес мудрец, ткнув пальцем мне и Пятнадцатой в затылок.— Сомневаюсь, — ответил Скаэн.— Они спровоцировали драку! — ответил мудрец.— Так, это что за новости? С кем вы спровоцировали драку? — Скаэн строго посмотрел на нас.— Мы не провоцировали драку, сиятельный! — я подскочил, с удовольствием двинув палец мудреца затылком. Маленькая месть, но приятная. — Перед гостиницей мы выслушали старого рыбака. Он нам долго что-то рассказывал. Потом — увидел на земле деньги и начал их собирать, а мы пришли сюда.— Да ты же сам эти деньги рассыпал! — зашипел мудрец и даже попытался схватить меня за воротник. Но я выскользнул и отвесил подобающий поклон.— Не рассыпал, уважаемый мастер мудрости, — ответил я. — Но мог случайно потерять. Виноват в невнимательности.Мудрец начала тяжело дышать. Лицо у него стало красным, а взгляд — злым.— Признание! Он признался! — ткнул в мою сторону пальцем мудрец.— В чём? — удивился Скаэн.— Это он мог потерять деньги! Значит, он затеял драку и пойдёт со мной! — мудрец снова протянул ко мне руку, когда до него долетел бас хохочущего Скаса.— Совсем больной!.. Совсем дебил!..— Ну потерял он деньги — так они теперь нашедшему и принадлежат, — пожал плечами Скаэн, начиная посмеиваться.— Он их специально потерял! — завизжал мудрец карающий.Гун-Нор с громким стуком положил голову на стол, Скас начал заваливаться с лавки, и его еле удержали сидящие рядом Шестой и Шасть. Собственно, плечи подрагивали у всех, но выучка нори помогала большинству сдерживать смех. Вроде как хохотать при мудреце над ним же самим было неположено.— Даже если он их специально кинул на дорогу. Дальше-то что? — усмехнулся Скаэн.— Он сделал это, чтобы драка случилась!— Простите, уважаемый мастер мудрости, но потерял я их — чтобы потерять навсегда, — ответил я, безукоризненно выполняя поклон.Скас после этого моего заявления всё-таки свалился с лавки, сдавленно похрюкивая себе в рукав.Мудрец оглянулся, а потом злобно посмотрел на меня и бросил:— Иди за мной!— Да, уважаемый мастер мудрости.— Стоять, боец! — приказал Скаэн.— Да, сиятельный!— Иди за мной! — взвизгнул мудрец.— Да, уважаемый мастер мудрости!Даже девочки на разносе начали складываться от смеха.— Стоять, боец! Уши заткнул! Глаза закрыл!— Услышал, сиятельный.И я заткнул уши. Плотно-плотно! И глаза закрыл. Ну почти — щёлочки оставил. Интересно же. Да и сквозь пальцы в ушах всё равно звуки пробивались. Мудрец пытался мне приказывать, показывать, топал ногами. Но приказ эра покинуть заведение — выполнил. Потом Скаэн призвал к себе вышибалу, который загораживал дверь в трактир на первом этаже гостиницы, и отчитал за невыполнение приказов эра — уточнив, что без согласия его, Скаэна, пустить сюда он может только князя или другого эра. Тут он вспомнил обо мне и похлопал по плечу, а когда я послушно открыл глаза, знаками показал вынуть пальцы из ушей.— Шрам!Я покаянно развел руками. Ну сам виноват — что делать? Хотя даже если бы я не высказывал такой заинтересованности, мудрец всё равно бы нашёл к чему придраться.— Ты, конечно, не ничего не нарушил, — вздохнул Скаэн, улыбаясь, и отвесил мне тяжелый подзатыльник. — Но не нарывайся!Я совсем чуть-чуть голову втянул. Вот самую малость, а то эр Скаэн и зашибить может по доброте душевной. После подзатыльника осталось только кивнуть.— Помнишь, что я и Оли тебе говорили?— Да, эр!— Вот и хорошо! В следующий раз — теряй монеты незаметно!— Да, эр!— Всё, иди. Я проверю потом, научился или нет.Десятники во главе с Первым, уже не сдерживаясь, хохотали в голос. Смеялся даже вышибала. У местных с карающими были свои трения. Мудрецы карающие вели себя исключительно нагло на землях Мобана и доставляли немало хлопот городским жителям. Наказывать аори они по законам Мобана не могли — наказать можно было только ааори. Но ведь законы пишутся людьми и для людей. И в последнее время всё чаще случались конфликты между жителями Тури и мудрецами карающими.Стоило мне сесть за стол, как Пятнадцатая на правах моего бывшего наставника и самого разволновавшегося — отвесила щелбан.— На чём я там остановился? — спросил Скаэн, когда все отсмеялись.— «У кого денег не было — остался в Линге», эр, — напомнил я, когда молчание затянулось.— Ух! Не напоминай пока о себе, Шрам! — Скаэн погрозил мне кулаком. — Ну и да… Теперь в Аанге много войск и много жителей. И еды у них достаточно — успели часть весеннего урожая снять. Это я к чему? А это всё к тому, что остатки местной городской власти потребовали от нас отправиться освобождать Аанг!Неуверенные и очень удивлённые смешки были ответом эру.— Ну вот что за люди? Сначала не помогли, когда мы снимали осаду, потом не пустили в город, потом оказывали сопротивление. Так теперь ещё попытались указывать нам, что и как делать… В общем, теперь они сами должны освободить Аанг в течение трёх недель. А Ненари вернётся и проверит. Я тоже, кстати, вернусь. И вы двое — тоже.Скаэн указал на Скаса и Гун-Нора.— Мобан тоже в осаде, но там всё хуже. Врагов очень много, — продолжил эр. — Поэтому послезавтра выдвигаемся к городу. Скажу сразу: там будет тяжело. В трущобах город уже потерял оба форта и башню Сари, но пройти туда можно. Поэтому армию снова разделят. На этот раз командование отказалось атаковать первыми. Либо будем ждать решительного штурма — и тогда вмешаемся, либо будем ждать выступления городских сил. Серых и нежити там столько, что не поддаётся подсчёту.— Эр, а кто будет брать форты и башню? — спросил Первый.— Это вообще не ваша забота. Вы туда просто придёте и займёте ту часть, которую укажут. Будете держаться и ждать команды. Если получится часть сил оттянуть на занятые укрепления — хорошо. Нет — тоже неплохо. Ну а теперь, давайте-ка кружки наполнили — и за вас, молодёжь. Вы молодцы!Глава 31Путь до Мобана вышел тяжёлым. Нашествие прокатилось по землям княжества и дошло до столицы. В окрестностях города крестьян сумели спасти — и даже вывезли припасы, но именно поэтому крупные отряды неприятеля встречались постоянно. Серые доели свои запасы и подъедали трофейные. Огромная армия требовала пропитания и рассылала во все стороны мародёров. А нашей задачей стало все встреченные отряды врага вырезать — не давая уйти ни одному противнику.Каждый населённый пункт сначала окружался, а только потом — прочёсывался. И почти в каждом мы натыкались на серых. Разведка практически без отдыха исследовала окрестности, и двигаться получалось очень медленно. Четырёхдневный путь от Тури до Мобана растянулся на восемь дней. Лагерь разбили неподалеку от армии неприятеля — и только затем, чтобы под покровом ночи выдвинуться в Форт. Нам достался участок у кладбища Воонго, памятный мне по ночному патрулю.Пробирались мы туда прямо по бывшим трущобам. Стоило защитникам города отступить под прикрытие стен, как трущобы просто-напросто спалили. Торговцы в Тури рассказывали, что горели они несколько дней, и сколько там сожгли серых — никто не знает. Теперь всё пространство перед городом было сплошным пожарищем, куда даже неприхотливые серые неохотно заглядывали. Поэтому пробраться к Форту оказалось на удивление легко. Оставалось только в ужасе представлять, что было бы, будь неприятель чуть умнее и осторожнее. При всей многочисленности изменённых мир людей уже давно бы пал.Форт встретил нас запустением. Защитники не стали его оборонять, уступив захватчикам. Вывезли всё ценное и ушли. А серые, не найдя ничего интересного — не стали в нём задерживаться. Просторная крепость вместила в себя все пять тысяч человек и даже обоз, но условия были даже хуже, чем в Угеле. Спать нам приходилось на камнях, из которых форт и был сложен. Нашу полусотню разместили на восточной стене. В нашем распоряжении оказалось две просторных комнаты — и двадцать шагов на стене, за которые нам предстояло отвечать.С местом для ночлега вопрос решить удалось просто: часть бойцов спала на полу, а часть — на гамаках, которые сделали из палаточных тентов. Гамаки подвесили к стенам и потолку, используя скобы, на которых раньше держались какие-то шкафы и полки. Между скобами поперёк комнат натянули канаты, а между канатами — вдоль — подвесили гамаки. Поперечные канаты пришлось подпирать самодельными конструкциями из палаточных каркасов, иначе при укладывании бойцов канаты провисали почти до пола. И на таких самодельных постелях спать приходилось всем, даже Первому.Пятнадцатая, узнав, где я пристроился, заняла гамак поблизости. Вредная девушка каждый вечер заставляла меня терять монетки на глазах всего десятка — и делать это нужно было незаметно, как и потребовал эр. Пока из десяти монет мне удавалось неприметно избавиться от двух. Но поначалу не получалось даже этого.История с монетами и старым рыбаком уже давно стала достоянием всей полусотни, поэтому новое развлечение ни у кого вопросов не вызывало. Даже больше — оно всем нравилось. Проводить вечера, тупо глядя в костер или отлёживаясь в палатке, бойцам уже надоело. К тому же, был и соревновательный момент — первому заметившему мои движения доставался и первый выброшенный к-ки. Мой к-ки, между прочим! За время похода я на этих занятиях уже просадил ули, а Пятнадцатая даже не собиралась прекращать моего разорения — причём с одобрения Первого.Двор форта уставили тележками с припасами и кавалями. Кавалерию в крепость не повели, оставив единым отрядом за пределами Мобана в пригородной крепости, откуда планировалось совершать рейды, перехватывая мародёрские отряды серых. Давать врагу долго держать осаду командование не собиралось.Утром серые обнаружили наше появление в глубоком своём тылу и принялись прощупывать нашу оборону. Но отвечали им только дежурные на стенах, да и то без особого рвения. Это должно было спровоцировать серых на штурм, но они выжидали. Ничего удивительного в этом не было — спешить им пока было некуда. Только когда на второй или третий день отряды мародёров перестали возвращаться, до серых начало доходить, что они оказались в ловушке.Первым делом серые попытались отловить нашу кавалерию, но две тысячи всадников не стали принимать бой, а просто ушли из занятой ими крепости вместе с припасами. Странные скакуны серых хоть и были быстрее, но им не хватало выносливости. И пробежав галопом пару тысяч шагов — они уставали и переходили на неспешную рысь. Ну если, конечно, «рысь» и «галоп» применимы к странным нелетающим птицам, которыми оказались эти самые животные.Ещё через день на кавалерию натравили нежить, но без особого успеха. После третьей попытки серые люди поняли, что сделать с всадниками ничего не могут — и только теряют своих. Сначала пробираясь мимо фортов, а потом — пытаясь догнать кавалеристов. И вот тогда их внимание переключилось на нас. Первый приступ был предпринят на башню сари, где заседало командование.Я воспользовался правом десятника и выбрался на стену со стороны башни. Со мной отправилась и Пятнадцатая. Она вообще в последнее время старалась меня одного не пускать на прогулки. Хохо и Шестой пару раз начинали по этому поводу шутить, но на второй раз девушка совершенно серьёзно сказала, что ей за мной приказал присматривать эр — и меньше всего в своей жизни она жаждет его разочаровать. Шутки сразу стали добрее и теперь уже были больше направлены на меня. Я особо не возражал, не обижался и просто отшучивался. Мне даже было приятно, что Пятнадцатая со мной таскается. Ещё бы знать, что она сама по этому поводу думает.Со стены открывался прекрасный вид на башню сари. На самом деле, это была не столько башня — сколько надёжная крепость. Представляла она собой ступенчатое строение, состоящее из пяти уровней, каждый из которых был по высоте почти 40 шагов. Стены нижней ступени были в длину шагов двести каждая. В середине стены второй ступени — далеко за пределы первой — выходили широкие выступы шириной шагов 40 и длиной в те же двести шагов. Выступы прикрывали первую ступень и подходы к ней.Строили башню сами сари — из грубых каменных блоков, каждый из которых был немаленьким. Пусть предки сари и разучились полноценно летать, но крылья позволяли им какое-то время держаться в воздухе и даже немного перемещаться. Без этих умений блоки с места сдвинуть было нельзя. Тяжёлые блоки стыковались в полигональную кладку, поэтому крыши каждой ступени были такие же каменные, как и стены.И на всё это чудо строительной науки серые полезли в лоб, не изменяя своим привычкам. Да, у них были лестницы, были даже осадные башни, построенные из спасенных остатков трущоб, но всё это выглядело жалко по сравнению с той крепостью, которую им предстояло взять. Лучники серых людей старательно забросали первую ступень стрелами, но бить приходилось навесом, а стены были высоки. Костяные наконечники оказались бесполезны. Щиты и броня опытных ветеранов вэри выдержали удар достойно.Ответные залпы теми же стрелами устроили внизу кровавую баню. А стоило шаманам серых людей ослабить натиск на башню, наши мудрецы ответили, заполнив окрестности ядовитым туманом. Серые лезли к стенам отчаянно, шагали по трупам своих соратников, но вечером начали организованно отступать, оставив под стенами несколько тысяч мёртвых собратьев.Той же ночью мёртвые серые люди поднялись и отправились кушать живых серых людей. Сначала, правда, побились в стены Башни. Потом поскреблись в ворота нашего форта, но до вкусных людей добраться они не могли, а голод — это обычное состояние нежити, и утолять его — первое дело. Поэтому в самый тёмный час они накинулись на своих бывших соратников и устроили там весёлую свалку и шум, от которого проснулись даже защитники города и остальных крепостей. Серые расправились с нежитью за пару часов, а утром запалили погребальные костры.Следующим утром я вскочил от горнов, трубивших тревогу. В этот раз внимание серых людей сосредоточилось на нашем форте. Будь я на месте серых, я бы попробовал первым делом взять северный форт — самый отдалённый. Башня сари была слишком высокой для штурма, а кладбищенский форт, в котором мы обосновались — был окружён кладбищем, находившимся ниже уровня трущоб. Подогнать башни можно было только к воротам, и серым оставалось использовать только лестницы.Серые обступали наш форт обстоятельно, заходя с севера. Стоявшая на юге башня сари прикрывала подходы вдоль кладбища. С северного выступа можно было из лука добить до стен нашего форта. А вот северная крепость стояла в отдалении, и оттуда серые и задумали нанести основной удар. Стены форта возвышались над трущобами на пятнадцать шагов, а над кладбищем — на все тридцать. Но именно там, где кладбища не было, форт прикрывали высокие башни — между которыми проходила закрытая каменная галерея. Бойницы, направленные и под стену, и вдаль, были слишком узкими и не позволили бы протиснуться серым, а стрелки на башнях сидели самые лучшие.Почти весь мой десяток нервничал, и пришлось срочно подбадривать бойцов. Я напомнил им, что мы уже не первый раз отражаем штурм — и пока неплохо справлялись. Поэтому всем было приказано взять себя в руки, немедленно стать злыми, а у кого не получается стать злым — попросить соседа сказать что-нибудь очень обидное. Злыми бойцы не стали и даже посмеялись, но волноваться стали значительно меньше.Со своей восточной стены мы не могли видеть, как серые покинули лагерь, но смогли оценить их появление за новым кладбищем, лежавшим под нашим участком стены. Раньше из форта туда вёл проход под стенами, перекрытый мощными воротами — но его закопали ещё до осады Мобана. Серые люди об этом знали и не собирались кидаться на ворота с тараном с нашей стороны. У них хватало лестниц и лучников. Противников было очень много, и они всё продолжали и продолжали прибывать. Впрочем, нас на стене тоже было немало. Стояли в два ряда, плотно — плечом к плечу.Штурм начался с традиционного обмена стрелами. Лучники серых дали залп, но стрелы бессильно втыкались в деревянный настил над нашими головами. Нам же, чтобы стрелять по противнику, приходилось вставать на одно колено — только тогда появлялся просвет между зубцами и настилом.— Стреляй! Беглый! Стрелы не жалеть! — приказал Первый и отправил серым подарок из своего лука.Стрелять приходилось так часто, что пальцы правой руки и запястье левой болели, несмотря на плотные перчатки. А со двора обозники подносили всё новые и новые стрелы с костяными наконечниками. К сожалению, серые догадались прятаться за надгробиями кладбища, спасаясь от наших ответных выстрелов. Но всё изменилось, когда на приступ пошла пехота, заполнив всё видимое пространство. Если бы серые носили нормальную броню, нам пришлось бы не просто туго — нас бы просто задавили. Но серые использовали трофейные доспехи, и доставались они далеко не каждому. Хватало врагов и с голым торсом. Наша стрельба начала давать ощутимый результат.По спине пробежали мурашки, сообщая о том, что над фортом начался поединок мудрости. Но я уже видел силу мудрецов ааори и не переживал. Ни шаманам серых, ни шаманам кочевников наш форт был не по зубам. Беспокоиться приходилось потому, что с нашей стороны стены не было ни башен, ни мудрецов. Весь форт те мудрецы, кто жил с нами — прикрыли, но помочь на востоке не могли.Серые рвались к стенам, как и при штурме башни сари — как будто смерти нет и бояться нечего. Но чтобы добежать до стен, надо было сначала подняться на ограду, потом спуститься на кладбище и всё это по приставным лесенкам. Их хоть и было много, но спуск задерживал серых, и пока нам удавалось бить противников на подступах к стене. Стреляли мы уже из положения стоя — почти под стену. Обозники теперь несли нам не только стрелы, но и булыжники. Когда первые враги полезут по лестницам — они должны были помочь нам, сбивая противников камнями. Наши обозники были тёртыми калачами из Форта Ааори. И на протяжении всего похода дарили веру в то, что и у аори есть много хороших качеств.Серые тоже по нам не переставали стрелять: их лучники смогли пробраться под стены в толпе штурмующих. И хотя таких хитрецов старались выбить в первую очередь — врагов было слишком много, и у нас появились первые потери. Пока ещё не в нашей полусотне со слабыми охотничьими луками и косой стрельбой внимания на нас просто не обращали — но уже на нашей восточной стене. А потом на зубцы облокотилась первая лестница, и в схватку включились обозники. Прикрываясь грубыми щитами из досок, они таскали камни и сбрасывали их на головы штурмующих.Некоторые командиры подразделений, в том числе и Первый, подняли заранее приготовленные крюки и пытались сбрасывать лестницы. Если удавалось — лестницу просто отталкивали, но, если представлялась возможность — лестницы отклоняли вбок, вдоль стены, пока они не теряли равновесие. Иногда такая падающая лестница захватывала с собой ещё парочку соседних. А при самом удачном раскладе — ломалась.Камни из всех наших запасов кончились первыми. К сожалению, камней было и так немного — если, конечно, не ковырять стены — и обозники, скинув на врагов всё что есть, снова принялись пополнять запасы стрел. Но и стрел становилось всё меньше и меньше. Можно было, конечно, вылезти на деревянный настил — частый стук в начале боя говорил, что там стрел много, но ведь и вражеские лучники никуда не делись. Пока ещё на нашу стену не выскочил ни один серый, но часть бойцов уже попала на перевязку. Кто мог — вернулся в строй, других определили на лечение. В нашей полусотне на перевязку сходила половина бойцов, но вернулись — все.Как эти серые прорвались незаметно — так и осталось неясным. Но буквально в тридцати шагах от нас из-за зубцов полезли первые враги. Их успели насадить на копья и отправить обратно, но прорыв закрыть не удалось — и на стене закипел бой.— Каждый десяток — выделить пару на прорыв! — прокричал нам Первый.— Пузо и Гвоздь! — не задумываясь, приказал я. Те бросили луки и кинулись на помощь соседним десяткам. Теперь мне приходилось краем глаза следить и за ними.С башни южной стены в прорвавшихся серых полетели стрелы, и первые трупы посыпались на стоящие внизу телеги. Они не всегда были трупами в полёте, но после приземления — сомнений не оставалось. Обозники давно все телеги освободили, раскидав припасы по форту, и теперь по возможности укладывали в них трупы. Несколько человек из наших тоже сорвалось вниз. К сожалению, тут уже никакими мазями было не помочь.Первый слишком долго возился с очередной лестницей, и на участке Пятнадцатой случился прорыв. Её новички пропустили первого серого, а тот оказался мало того, что проворный, так ещё и здоровенный. Одного сбил с ног, второго оттолкнул и прыгнул на девушку. Та отвлеклась и не успела среагировать, а я вот успел — серый насадился на мое копьё.— Копья! — опомнилась Пятнадцатая, когда к ногам осел труп. — Взять на копья!— Рыбоед, Одноглазый, Ласка! — приказал я, и мои бойцы кинулись затыкать дыру.И почти сразу об стену рядом со мной стукнулась лестница.— Первый!Но достаточно было одного взгляда, чтобы понять — Первому не до меня. Лестница, которую он так и не смог спихнуть, выплюнула на стену врагов, и пришлось ему самому хвататься за копьё. Я прикрылся щитом и выглянул за стену. Первые серые уже карабкались по лестнице и преодолели треть стены. Выбора не оставалось: я вытащил копьё, не вынимая из чехла, упёрся в лестницу древком и начал отводить от стены. Если не получится — враг прорвётся именно на нашем участке.Когда над стеной появилась голова первого штурмующего, я сделал резкий шаг к зубцу, одновременно толкнув копьём вперёд. Лестница отошла от стены, на мгновение закачалась в нерешительности и вернулась на стену. Серый, оказавшийся первым, злорадно улыбнулся, а я суетливо попытался сдёрнуть чехол с острия копья — внизу что-то треснуло, и серый, удивленно хрюкнув, прыгнул и уцепился за край зубца. Лестница, по которой он забрался, начала заваливаться в сторону. Я уже понял, что не успею вытащить копьё. И вместо того, чтобы бороться с чехлом — я бросил копьё под ноги, сделал шаг вперёд и от души приложил серого ногой. Так же молча, как и появился, тот улетел за стену. Лестница, которую я пытался обрушить и которая в итоге сломалась — сбила соседнюю, избавив Пятнадцатую от прорыва. А я получил назад троих бойцов.Когда солнце почти зашло — мы всё ещё держались. На восточной стене было уже полтора десятка прорывов. Руки с трудом шевелились от усталости, а живот подводило от голода, но серые продолжали штурм, а мы продолжали отбиваться. Я уже дважды отправлялся на перевязку: один раз получил стрелу в скулу — пробить не пробила, но кровь лилась ручьём. Второй раз мне серый человек рубанул мечом по ноге. Я успел отступить — и нога осталась на месте, но глубокий порез пришлось туго бинтовать. Так что к концу дня я хромал, и даже не из-за пореза, а потому что нога постоянно затекала. Мои бойцы выглядели не лучше. Гвоздь и Рыба вообще временно выбыли, но это было ещё неплохо, потому что у Пятнадцатой выбыло пятеро бойцов — и только трое из них по ранению. Одного утянули за стену, а молодая девчонка, чьего имени я так и не запомнил, получила стрелу в глаз.В какой-то момент хотелось выть от бессилия и усталости. Не лучше выглядели и другие бойцы на стене. Даже те, кто уже не один год провел в нори — еле держались на ногах. Наверно, ещё час-два, и мы бы просто начали падать, но наши мудрецы наконец пришли нам на помощь по-серьёзному. Земля на кладбище вспучилась, и из-под земли полезла нежить. Очень много нежити. Очень много очень голодной нежити. Серые, не задумываясь, кинулись рубиться с новым противником, а мы принялись вытягивать лестницы на стену. Когда серые сообразили, что что-то пошло не так — было поздно. На всю восточную стену у них осталось две лестницы нужной длины. Как потом стало известно — на западной стене лестница осталась только одна.Пока серые разбирались с неживыми, мне удалось присесть у зубца и перевести дух. Рядом устало опустилась Пятнадцатая.— Лента, последи за тем, что происходит снаружи, — приказал я. Девушка тоже устала, но была пока самой здоровой из нас. — Остальные — отдых, сколько получится. Ласка, через десять минут смени Ленту.— Думаешь, ещё полезут? — спросила Пятнадцатая.— Они упёртые, — ответил я. — Могут и попробовать… Не знаю… Вообще не могу думать.Мы сидели и молча отдыхали. Вскоре Ленту сменила Ласка, а потом Зенка. Она и сообщила, что с нежитью покончено. Зенку отправили отдыхать дальше, а мы с Пятнадцатой поднялись и стали наблюдать сами. Серые и в самом деле разобрались с нежитью — и теперь пытались решить, что делать с оставшимися лестницами. Я заметил, как по всей нашей стене поднимаются десятники.— Эй, бойцы! — проорал вэри с другого конца. — А стрелы ещё есть?Стрелы были. Обозники притащили всё, что смогли собрать, и выдали нам. Оставшиеся защитники на нашей стене снова взялись за луки, присели на одно колено и выпустили первые подарки в сторону толпы врагов. Вот этого серые явно не ожидали. Когда после первого залпа последовал второй, а потом началась беглая стрельба по толпе — серые шарахнулись от стен, а потом полезли прочь с кладбища. Что-то похожее творилось по всему периметру форта. Штурм был отбит.Ужин нам в тот день приготовили обозники. Каша с мясом и вино. Но это была вкуснейшая каша и божественное вино. Сил у нас не осталось даже скорбеть о павших товарищах.На нашем форте серые потеряли не только почти двадцать тысяч родичей, но и большую часть лестниц. У них оставались ещё осадные башни и невысокие лесенки, но для штурма нашего форта это всё не подходило. А северный они штурмовать опасались, слишком дорого им обошлись первые две попытки. И хотя с нашим фортом серые были близки к победе — они-то об этом не знали. Да и не были мы их целью — их цель скрывалась за стенами Мобана, чьи защитники так и не решились атаковать осаждающих. Ещё дважды серые отправляли отряды на мародёрство, пытались даже добраться до ближайшей рощи и рубить деревья, но наша кавалерия постоянно щипала их лесорубов, и они бросили это занятие.На пятое утро после штурма нашего форта армия серых, растянувшаяся вдоль всей стены Мобана, зашевелилась и пошла на приступ города.Глава 32Нам не рассказывали, что делать дальше. Мы только знали, что во время штурма Мобана нам надо будет ударить неприятелю в тыл. Но утром, после завтрака, почти все бойцы собрались на стенах форта и смотрели, как серые подступали к стенам города. Защитникам надо отдать должное: стрелы ливнем падали на нападающих, но сдержать штурм не могли. Серые люди упорно шли вперёд сплошной массой. Даже на глаз не удавалось определить, сколько их там в этой толпе.Городская стена была низкой — всего около восемнадцати шагов. На нее хватило даже тех лестниц, по которым серые спускались на кладбище воонгов. А несколько осадных башен, которые медленно катились вперед — могли открыть им прямой путь в город.— Почему нас не вызывают? — тихо спросила Пятнадцатая.Но ответить я не успел, да и мой ответ был бы скучнее ответа десятника вэри, который её расслышал:— Ну, красавица, выйдем мы, ударим им в спину, а они обернутся и врежут по нам, забыв про город. Помнишь, как под Тури вышло? Трусы… Пускай сами хоть немного железом помашут.Отвечал вэри громко, и последние его слова вызвали одобрительный гул на стене.Продвижение серых замедлилось под самой стеной, где плотность стрельбы возросла. Похоже, теперь со стен стреляли и стража, и воины, и ополчение, и даже простые горожане. Жители Мобана прекрасно представляли, чем закончится встреча с серыми людьми. Быть мясной заготовкой для измененных никто не хотел — и защищались они отчаянно. Но к обеду серые смогли прорвать оборону. Первыми к стене они подогнали башни — и только потом, когда завязался бой, начали ставить лестницы. Поток врагов хлынул внутрь города. А сигнала к атаке всё еще не было, хотя готовность по всему форту объявили, и все бойцы ходили в броне и при оружии.Форт мы покидали через северные ворота. На юге, вдоль моря, разворачивались отряды командования, на севере — мудрецы с опытными бойцами. А центр был отдан нам. Войска выстраивались в неровную линию — никакого строя, никаких хитрых тактик. Есть только ты и твой десяток, который ты успел натаскать. Ну в моем случае было два десятка, включая бойцов Пятнадцатой. Нам предстояло пройти путь до лагеря и атаковать его, а потом — обрушиться на серых под стеной. Впрочем, даже отсюда было видно — осталось их там немного. Основной бой шёл на стенах и в городе.Пришлось ещё подождать, пока выстроится линия. Когда я спросил, как передаются команды между укреплениями, мне объяснили: на башне есть огромный фонарь, которым можно подавать световые сигналы. Что такое фонарь, я помнил ещё по барже. И память даже услужливо подсказала, как можно подавать им сигнал.На этот раз перед двумя десятками речь толкнула Пятнадцатая — меня трясло ничуть не меньше остальных. Но девушку я не слушал и просто пытался настроиться на этот бой.Либо нашествие под стенами Мобана сейчас закончится, либо распространится на всё княжество — и появится новый регион Диких Земель, где властвуют тёмные силы разделивших мир трещин. Раньше это для меня было пустым звуком — ведь я был уверен, что всё это домыслы или какие-то местные верования. Но сейчас, глядя, как в воздухе пестрят многочисленные искры — я отчётливо понимал, что так оно и будет. Нет никакой силы разломов — есть мудрость, проникающая через них в этот мир. Та самая мудрость, без которой наше появление было невозможным. Именно она и преобразует мир по собственному разумению. И, может быть, мудрость — сама по себе разумна? Не она ли установила правила в окрестностях Линга? Не она ли управляет изменением животных и людей? Но чем она руководствуется в своих изменениях и правилах?Все мои вопросы оставались без ответа. В сегодняшний бой я должен идти только с вопросами. И я должен быть уверен в победе. Иначе моя неуверенность убьёт два десятка, включая девушку, которая мне, видимо, очень нравится. Потому что ради неё я готов совершить очень многое. И да, может, Пятнадцатая и не обладает красотой Златы или Ладны — хотя и некрасивой её не назовешь. Но в этой девушке скрывается характер, который способен перемалывать камень в муку. Он ей иногда и голову, и красоту заменяет. А значит, сегодня мне придётся идти так — без ответов, на голой уверенности. Одерживать победу и получать имя. А там — видно будет.Сигнал атаки прокатился с юга на север, поданный горнистами вдоль всего строя — и мы сделали первый шаг, потом второй, потом третий… А потом мы просто шли вперед, чувствуя, как подрагивают коленки. А навстречу нам катилась странная конница серых людей. И десятки раздавались вширь, образуя три шеренги, сплошной стеной идущие с выставленными копьями и сжатыми челюстями. За несколько мгновений до столкновения по рядам пролетела команда, подхваченная мной: «Первая — упор, вторая, третья — поддержать!».Первая шеренга копейщиков упала на колено, выставив копья и уперев их в землю. Вторая шеренга ощетинилась копьями у первой над головой, а третья перехватила копья, готовясь колоть над головами второй шеренги. А в клубах черной пыли, оставшейся на пепелище трущоб, выросли фигуры странных птиц и их всадников, врубившись в строй. Над полем повисли крики ярости и боли, треск и звон, визг птиц, стоны и ругань. Крики сражения, в котором обе стороны пришли только убивать.Прорвать линию всадники серых так и не сумели. Первые упали, следующие напоролись на копья, те, кто шёл за ними — наткнулись на трупы. Да, двуногие создания гораздо легче переступали через тела, чем кирри, не ломали ноги и опасно разевали острые клювы. Но их хрупкие шеи легко перерубались боковыми ударами копий — что уж говорить о мечах и топорах, которые у ветеранов тоже имелись. Перед нашим строем образовалась свалка из всадников и скакунов, а самые нетерпеливые бойцы уже перепрыгивали через вал трупов и устремлялись в атаку сами.Трое бойцов Пятнадцатой поддались общему порыву и прыгнули вперёд. Немалых усилий стоило удержать девушку от того, чтобы кинуться за ними — каждый сам выбирает свой путь в этой мясорубке. А на неё надеются оставшиеся пятеро, их и надо вести вперёд. Наши полтора десятка двинулись организованно, расправляясь с любым противником, что встречался на пути. Пепел поднялся в воздух туманом, скрывавшим всё уже через сорок шагов. Из клубов пепла вырывались одинокие всадники, птицы без всадников и спешенные серые. Мы двигались через этот туман, перешагивая через тела — и с каждым шагом становились всё ближе к лагерю серых. Внезапно появившийся противник промахнулся по мне и насквозь пробил грудь бойца Пятнадцатой. Девушка только сжала зубы — лечением тут уже не помочь.Пепельная взвесь висела в воздухе облаком, в котором ещё раздавались звуки боя, когда мы наконец вывалились на отрытое пространство, где пепел уже успел осесть. Справа и слева появлялись отдельные бойцы, небольшие группки и целые десятки. Хохо вёл за собой пятерых и, увидев нас, стал смещаться ближе. Шасть вывел весь десяток и тоже начал подходить. Шестой вывалился из пепла, потеряв двоих бойцов. Рядом с ним шёл Первый и улыбнулся, увидев нас. Мы сбились в строй и двинулись к стенам лагеря. Постепенно нас догоняли вышедшие из битвы бойцы. Остались ли за спиной враги в пепельном облаке или нет — мы уже не знали. И не хотели проверять.Из лагеря в нас полетели стрелы, и мы перешли на бег, прикрываясь щитами. Лучники серых людей успели сделать по нам три залпа — кто-то падал раненый, кто-то отставал, начиная хромать. И вот вражеские лучники уже не стреляли: они пытались сбежать, а мы их догоняли. Хоть серые и были двужильными, но тоже знали, что такое усталость. Вот и их лучники устали, не смогли оторваться — и гибли в ближнем бою. Весь лагерь серых, уставленный какими-то навесами, усыпанный кострищами, мусором и объедками, превратился в одно сплошное поле битвы. Основные силы до лагеря дошли почти одновременно. Бежать противнику было некуда — только к стене. Но там ещё держались башни, стреляя во все стороны.Лучники пытались маневрировать, пытались отбегать, жертвуя бойцами, но всё было напрасно. Наш строй распался окончательно. Небольшие группки догоняли отступающих серых и резали их словно послушный скот — слишком много крови они пролили, чтобы оставлять кого-то в живых. А когда, оглядевшись, я не увидел ни противников, ни Пятнадцатой, ни своих бойцов — двинулся назад, к границе пепелища. Пятнадцатая сама увидела меня и замахала рукой. Вместе мы отыскали мой десяток и её четверых бойцов. Кто-то додумался написать на щите «Баржа», прицепить щит к копью и поднять над головой.Узнал бы, кто это придумал — расцеловал бы. На название нашей полусотни возвращались бойцы наших десятков. Вернулся и Хохо, и Шасть, и Нож, и Кривой. Нашли Ладну, которая махала с пепелища. Рядом с ней стояло несколько бойцов Шестого и лежало несколько человек. Там же обнаружились перепачканные Зенка и Ласка. Не вышли только сам Шестой и Первый. Оставалось надеяться, что они живы и просто пошли дальше. У нас были раненые, которые уже не могли продолжать бой. Один из бойцов Пятнадцатой, многострадальная Лента, Гвоздь и ещё четверо бойцов Хохо и Шастя. По пути к стенам Мобана мы не досчитались десяти человек, а ещё двое умерли у нас на руках — Тика и Рыбоед. Пусть я не очень доверял Рыбоеду, но всё-таки он прикрывал меня в бою — и делал это честно.Последним к нам пришёл Суч — весь в крови, с огромной дубиной. Он отмахнулся от Ладны и Зенки.— Не моя кровь, — мрачно выдал он. — Эх…— Надо идти дальше, — проговорил я. — Зенка и Ласка, раненых надо оттащить в форт. Пятнадцатая?— Ладна, ты тоже с ними, — кивнула девушка. — Справитесь?— Эй, меня с собой возьмите! — задёргался Гвоздь.— Если так хочешь походить, то иди сам и не напрягай девочек, — устало оборвал я его. — Со сломанной ногой тебе бы до форта дойти. Ну что, Пятнадцатая?— Шрам, иди в жопу, а? Веди всех сам, хватит за моей спиной ныкаться, — отмахнулась она.— На нас не смотри! — предупредил Хохо. — Открыл рот — отдавай приказы!— Тогда пошли, — приказал я и, подумав, добавил. — Щиты выставить! Первый ряд — Пузо, Кривой, Шасть, эээ… Бука, Одноглазый и вы двое — как звать?— Надо.— Орун.— Нож, ты справа на фланге, — продолжил я. — Выходишь и режешь тех, кто пытается обойти строй. Суч — слева, та же задача. Все остальные — во второй ряд, поддерживаем. И колоть быстро-быстро…Я осмотрел бойцов и ткнул в последнего бойца из десятка Пятнадцатой и вторую оставшуюся в отряде девушку:— Вы?— Кол, — ответил боец Пятнадцатой.— Икир, — представилась девушка.— По пути собираете все мази. На вас будет срочная перевязка. Вперёд не лезем — опыта у вас не хватает, а сдохнуть мы ещё успеем. Всем всё ясно? Тогда пошли.Город встретил нас боем как под стенами, так и на стене. Но под стенами врагов оставалось совсем мало. Там, где подошли мы — держалась сотня серых, на которых наседало несколько нори из нашего форта. Или на этих нори наседала сотня. Разбираться мы не стали, а врубились во фланг противнику плотной группой. Снова звуки боя заполнили всё пространство, но наше появление резко изменило расклад сил. Первая же сшибка уполовинила количество врагов, и дела у нори пошли уверенней.Разбив эту сотню, мы двинулись вдоль стены — на север, добивая небольшие группы, пока впереди не появился похожий отряд, занимавшийся тем же грязным делом. Развернувшись, мы отправились в обратную сторону. Но вскоре стало понятно, что до моря под стеной врагов нет, а бой на стенах тоже заканчивается. Выбрав осадную башню понадёжнее, мы поднялись и, наконец, увидели город.Мобан сражался не на жизнь, а на смерть. Спешно наваленные баррикады, пожары, крики, визг, плач, стоны. Стены были завалены трупами серых и защитников, в дверях башен громоздились горы тел, половина лестниц была забита погибшими. Серые и бойцы, горожане и стража — все лежали вперемешку на посыпанных битым камнем улицах Мобана. Первая линия баррикад была уже взята, повсюду из земли торчали стрелы. Спуститься удалось только спустя четверть часа. Мы проверили несколько лестниц со стены вниз, обошли башню, вторую — и только там нам удалось выбраться.Пробежав по улице, мы увидели громаду Форта Стражи — там шёл бой. До стен оставался один квартал, но именно тут мы и наткнулись на серых людей. Их было много, но все они были заняты грабежом. Некоторые пытались выбить двери домов, другие уже вытаскивали жителей. В городе серые как обезумели. Если ещё под стеной они сохраняли остатки организации, то здесь перестали соображать вообще.Мы даже не стали разделяться — просто методично резали группу за группой. Входили в дома, куда серые успевали пробраться, вырезали всё, что не было похоже на горожан, выходили и шли к следующему дому.Стена Форта Стражи была всё ближе и ближе. Клубы пыли вокруг мешали рассмотреть подробности, но бой там кипел нешуточный. Внезапно земля под ногами вздрогнула, потом вздрогнула ещё раз, над городом что-то полыхнуло — и в чистом небе сверкнула молния. А у меня по коже пробежали мурашки и зарябило в глазах. Казалось, всё вокруг заполнилось точками и искрами. Рядом использовали мудрость. Оглянувшись, я увидел наползающий сзади язык странного жёлтого тумана. Понимая, что ничем хорошим попадание внутрь тумана не закончится, я крикнул «За мной!» и увёл бойцов в проулок между домами, в сторону порта.Навстречу выскочило несколько серых, преследующих женщину в разорванном платье. Серых мы взяли на себя, а женщине дали пробежать дальше. Могли ли остановить и предупредить о тумане? Могли. Но у неё своя судьба, и она сама ей распоряжается. Не нам, грешникам, подсказывать ей верные поступки. Хочет попасть в туман и сгинуть там — её выбор.Как ни хотелось нам помочь у Форта Стражи, но сама логика боя несла нас дальше, выплюнув на рыночную площадь, где тоже кипело сражение. Здесь скопилась масса серых, но встретили они достойных противников. Со стороны княжеского дворца их держала сотня гвардейцев князя, а со стороны стены, с юга, нанесли удар ветераны из башни сари. Врубаться в толпу из пары тысяч серых мы не стали.— Уходим в дом. У кого есть стрелы — на крышу, — приказал я, показывая на разорённое здание на углу улицы.Стрелы были у Пятнадцатой, Кола, Нервного, Ножа и Хохо. Те, у кого не набиралось и десятка — отдали свои стрелы им.Когда с крыши серым начали стрелять в спины, многие из них кинулись к дому — поквитаться. Но здесь, у окон и двери, их встречали остальные бойцы. Дом был небольшой: на первом этаже лавка, складское помещении и лестница наверх. На втором этаже через весь дом шёл коридор и двери в комнаты. А в конце коридора — люк на крышу. Расположение оказалось удачным. Первые серые легли на первом этаже, но сумели продавить нас из лавки на склад.Копья держали противников, не позволяя преодолеть узкий проход. Окон на складе не было, и обойти нас можно было со второго этажа, но туда серые даже и не подумали лезть. Со склада пришлось уходить, когда изменённые начали заваливать перегородку между ним и лавкой — и следующей линией нашей обороны стала лестница. Сколько мы убивали, я даже не считал. Были ранены два парня — Молоток и Толковый, их оттащили на крышу Кол и Икир. Потребовалась перевязка мне, Пузу, Ножу и Пятнадцатой. Несмотря на наше упорство, лестницу нам пришлось оставить и пятиться по коридору, заваливая его трупами. Сложнее всего оказалось залезать на крышу. Последним поднимался Нож, который махал мечом как заведённый. Его подхватили сверху и вытянули на крышу, в то время как бойцы с копьями через люк били по серым, мечтавшим до него добраться.На крыше оказался наш последний рубеж — дальше отступать было некуда. Но изменилась и ситуация. Привлечённые шумом боя серые толпились вокруг дома — их было немного. Ни у них, ни у нас стрел не было. Ветераны из башни сари продавили поредевших противников и теперь двигались плотным строем к нам. Гвардейцы так и не сдвинулись с места, продолжая удерживать позицию, но перед ними высился завал из серых тел. Удерживая крышу, мы дождались союзников. Среди них знакомых я не обнаружил. Зато узнали меня.— Глядите-ка, это же Шрам! — крикнул из толпы кто-то, перепачканный кровью. — Живой, молодь?— И даже имею планы на будущее! — ответил я. — Есть безопасный проход? Надо раненых вывести!— Тащите их вперёд уже — к дворцу князя! Гвардейцы вас пропустят! На юге слишком много одиночек-серых.— Спасибо!Из дома сразу спуститься не получилось: в коридоре серые никуда не делись, и пришлось нам придумывать, как расчистить место под люком. Заполнив коридор телами врагов, мы вывалились на площадь и двинулись к гвардейцам. К дворцу отправились не все: изрезанный Нож, еле стоящий на ногах, и Икир повели к спасению Молотка и Толкового. А мы, все оставшиеся, отправились назад к Форту Стражи.Глава 33У Форта Стражи бой ещё кипел вовсю. То ли в этой части прорвалась особо большая толпа серых, то ли просто это были самые умелые. А может быть, им помогли продержаться шаманы. Во всяком случае, ворота крепости они проломить смогли — и теперь по всему плацу, на стенах и внутри крепости шла рубка, тонувшая в облаках пыли.Наш строй уверенно шёл через плац, вырезая серых людей. Мы постоянно натыкались на небольшие очаги схваток и помогали союзникам, а потом снова двигались дальше. На полпути к воротам крепости я понял, что вокруг нас сплотились разрозненные группы — и строй теперь теряется по сторонам в пыли. Линия быстро продвигалась и вместе с нами втянулась во двор.Весь двор был завален трупами, но местами стражники ещё удерживали позиции, хотя серых было явно больше. Нашего появления они не ожидали, и бой вспыхнул с новой силой. Вокруг снова лилась кровь, звучали крики, звенел металл. И казалось, что этому не будет конца, но конец есть у всего — враги закончились и здесь.В этой рубке погиб Кол — последний боец Пятнадцатой. Я нашёл их обоих. Пятнадцатая сидела, голова Кола лежала у неё на коленях. Девушка гладила его по волосам и плакала.— Пятнашка, — тихо прошептал я, сев рядом и обняв её за плечи.— Ну уберегла я его, Шрам…— И я не уберёг, — ответил я. — Надо было отправить его к дворцу.— Знаешь, почему его прозвали Колом?— Нет…— Он был такой же прямой и простой, — тихо ответила она, переводя на меня взгляд. — Хотел стать вэри и уехать в Империю… Никогда не врал, улыбался…— Пятнашка, — проговорил я и обнял её, прижав к себе.Она не сопротивлялась. Наоборот, прижалась и спрятала лицо у меня на груди.— Весь десяток потеряла, — тихо сказала она.— Ты провела их через весь этот ужас, — возразил я. — И не твоя вина, что у тебя не было времени. Ты спасла очень многих…— Кого?— Меня, Хохо, Кривого, Ладну, Зенку и Пузо… А они научили других — тех, кто выжил. Мы все выжили благодаря тебе и твоим тренировкам. Мы наравне с опытными бойцами прошли до самого Мобана и всё-таки получим имя.— А те, кто погиб?— А их мы просто будем помнить, — ответил я.Над городом в небе полыхал очередной кровавый закат. Сколько я их уже видел — и не было ни одного одинакового. Каждый по-своему красив и незаметен нам — маленьким земным букашкам. Вокруг сновали усталые стражники, ходили бойцы ааори, мелькали гвардейцы, но никто не знал, что делать.Я и Пятнадцатая вновь собрали остатки нашего отряда. В последнем столкновении мы потеряли только Кола, но большинство уже еле стояло на ногах. Остатки мазей и перевязок ушли на то, чтобы забинтовать их и отправить ко дворцу князя. Остались только я, Пятнадцатая и Молчок. Я не был лучшим бойцом и не был самым удачливым, но все мои ранения ограничились несколькими порезами. У Молчка и Пятнадцатой — тоже. Мне казалось, что это несправедливо, ведь если распределить все раны погибших по нашей полусотне — все могли бы выжить. Но каждый шёл по своему пути в этот день, и каждый принимал свои решения. Когда над воротами в сгущающихся сумерках заиграл тревожный рожок — никто сначала не поверил.А потом забили в гонг, затрубили в рога, со стороны стен раздались испуганные крики. Мы кинулись к воротам по улице вместе с другими бойцами. Мимо мелькали дома зажиточных горожан и испуганные жители. Тьма сгущалась, но было слишком мало факелов. В неверном свете мы дошли до ворот и остановились перед пустой аркой. Сами ворота лежали на дороге, будто снесённые каким-то великаном, которому не понравился их внешний вид.И когда из темноты арки вынырнули неживые, мы не успели приготовиться. Да и кому там было готовиться — не было в нашей толпе командиров. Я чудом при сшибке не потерял Пятнадцатую из виду, но сумел найти. Молчка нигде не было видно.Плечом к плечу мы отступали, ища укрытие, но на Вратной площади скрыться было негде. Казалось, со всей округи в город стекаются толпы восставших. Может быть, постарались шаманы серых, прислав нам прощальный привет. А может быть, нежить просто потеряла управление и рвалась на запах крови и мудрости.Гадать всё равно было некогда. Даже жалкое подобие строя перестало существовать. Те, кто мог, вставали спина к спине и рубились с новыми врагами, а кто не мог — искал укрытие.Уходить нам с Пятнадцатой было некуда: направление потеряно, а вокруг мелькали низшие, трупни и тупни. Где-то в темноте ревели высшие формы. Шипение, свист, крики. Мурашки по коже и рябь в глазах. Я даже подумал: хорошо, что рябит — потому что так в темноте лучше видно.Медленно, прикрывая друг друга, нам удалось сместиться к стенам — и там, в углу между воротами и стеной, мы продолжили этот отчаянный, без надежды на победу, бой. Неживые всегда ищут живых, чтобы их убить. Это правило. А немёртвые всегда ищут смерти и убивают всё вокруг. Это тоже правило. И мы живые — пытаемся сохранить свою жизнь. Это тоже правило. Может быть, где-то не так — там тоже будут свои правила. Какие странные мысли только ни приходили мне в голову, когда я вглядывался в темноту, пытаясь уловить стремительное движение очередной восставшей твари.В этом странном бою не было хитростей, не было финтов. Движение — удар. Нежить хотела нас убить — мы хотели выжить. Всё лишнее осталось там, под светом солнца, а здесь — в темноте — только самое важное, только жизнь или смерть. Когда вокруг посветлело, я не сразу это осознал. И даже не понял почему. Со стороны княжеского дворца и Форта Стражей двигался строй ааори, освещённый белыми шарами света, созданными мудростью. Строй впитывал в себя островки защитников и выдавливал нежить за пределы городских стен.Но мы с Пятнадцатой увидели их лишь тогда, когда свет забился в уголок, который стал нашим последним рубежом обороны. В то же мгновение несколько трупней, возникших словно из ниоткуда, кинулись в отчаянную атаку, стремясь дотянуться до живой плоти. Мы отбились. Тела неживых тварей упали у наших ног, обретя своё вечное упокоение. По коже пробежали мурашки, и я вытащил Пятнадцатую из угла на площадь в надежде понять, что происходит.Строй ааори перегородил проём ворот, сдерживая наседающую нежить, а позади них сбились в кучку мудрецы. Не знаю, что за мудрость они использовали, но в проёме возникло нестерпимое сияние — а когда оно погасло, ворота оказались перегорожены мерцающей пеленой. Пятнадцатая всхлипнула и прижалась ко мне. Даже для неё, несгибаемой, это уже было чересчур.— Пойдём, — я похлопал её по спине. — Пойдём ко Дворцу Князя. Хватит с нас на сегодня.— Да, — Пятнадцатая кивнула и отстранилась. — Пойдём.Мы миновали строй ааори перед воротами, оставили позади мудрецов, прошли сквозь строй бойцов, стоящих на плацу — и снова вышли на центральную улицу Мобана. Мы добрались до Форта Стражи, обошли его и вышли на заваленный трупами плац. Впереди, зажатый тёмными громадами домов по краям центральной улицы, мерцал звёздами небосвод. Здесь, после плаца, улица уходила под уклон, к морю — и казалось, что небо поднимается прямо у тебя из-под ног.Прошедшие ааори и мудрецы не смогли перебить всех тварей. И точно — пропустили одну. Ту, на которую мы с Пятнадцатой и наткнулись. Пока мы шли, тварь увлечённо поедала уже полуживую жертву — и тут обнаружила нас. Я её даже не сразу увидел. Почувствовал. А Пятнадцатая, засмотревшись на звёзды, не обратила внимания. И именно её нежить выбрала в качестве новой жертвы. Тварь метнулась, вытянула длинную лапу с острыми когтями, и в это мгновение я понял, что сейчас потеряю Пятнадцатую навсегда. Всё, что я успел — это заслонить девушку собой, встречая тварь грудью.Когти пробили доспех, вспороли кожу, мышцы и застряли где-то во внутренностях. Мой кинжал тоже торчал из груди нежити. Это была обычная низшая нежить, которая, получив кинжалом в грудь, отшатывается и сипит. Но мы слишком хорошо помнили друг друга… Слишком хорошо я помнил эти глаза, смотревшие на меня и с восхищением, и с радостью, и с ненавистью. Слишком хорошо я помнил эти черты, путь и искажённые изменением настолько, что в них не осталось ничего человеческого. И как в насмешку из её шишковатой головы торчал короткий, грязно-жёлтый, но некогда почти золотой клок волос.— Сволочь! — Пятнадцатая взвыла и отсекла неживой Злате уродливую башку, похоже, так и не узнав в ней старого врага.Лапа, засевшая у меня в кишках, потянулась за упавшим телом — и потянула меня. Я упал. Не было больше сил стоять, и не было сил рваться к спасению. Мне было холодно и больно, всё тело трясло, а по внутренностям растекалась зараза и трупный яд с когтей твари.— Шрам! Шрам, пожалуйста! Шрам! — Пятнадцатая судорожным движением вырвала из меня лапу, и меня скрутило от спазма. — Нет-нет-нет… Так нельзя… Я не хочу…Девушка вырывала последние тюбики с мазью из пояса и выдавливала в рану. Но и она, и я знали — тут не поможет никакая мазь. Нужны более сильные зелья, и чем скорее — тем лучше.— Вот беда, — одними губами сказал я. — Все мудрецы — у ворот… И не успеть…— Нет-нет-нет, — девушка шептала как заведённая, продолжая трясти над моей раной последним пузырьком, но он давно уже был пуст.— Пятнашка….— Нет, — она замотала головой.— Пятнашка…Девушка смотрела на меня, а в её глазах застыло глухое отчаяние.— Ты всё равно спасла многих… А я спас тебя… Я не хотел… идти… без тебя… тебя… дальше…Я больше уже не мог говорить. Я закрыл глаза, перед которыми в бешеном хороводе кружились искры, а всё вокруг будто состояло из песка. Я хотел, чтобы смерть уже пришла за мной. Боль осталась где-то за самой границей сознания, как и все мои тревоги.А потом мне захотелось горько засмеяться, но губы лишь дёрнулись в улыбке. Я вдруг понял, что значит почувствовать себя.— Где ваши руки?— Наверху! — ответил я.— Над головой, — ответил Пузо.— Вот вы откуда это знаете, а? У вас же глаза закрыты! Может, вы уже свои грабки ниже плеч опустили? — спросил Нож.— Да мы бы почувствовали, — сказал я за себя и за Пузо.— А вот! Можете руки опустить, глаза открыть, — сказал Нож обрадовано. — Значит, вы всегда знаете, где находится ваша рука. Да?— Да, — задумчиво ответил Пузо, а я ограничился кивком, начиная понимать, куда клонит Нож.— И не важно, закрыты у вас глаза или открыты. Вы знаете, где ваша рука. Сомнительно, что вы можете так в руках запутаться, чтобы ударить самих себя — продолжил Нож. — Нет, такое тоже бывает. Но чем лучше вы собой владеете — тем меньше такое происходит. Вот и с мечом надо так же.Не только с мечом. Не только с оружием. Я точно знаю, где моё сердце — оно бьётся у меня в груди и качает кровь. Я чувствую свой мозг — он там, в голове, давит на шейные позвонки. А там, в животе, лёгким давлением даёт о себе знать желудок, а рядом желчный пузырь, ниже — кишки, а по краям, под тонкой кожей боков — спрятались печень и почки. Я делаю вдох и чувствую, как раздвигается грудная клетка, а внутри образуется два лёгких пузыря. Я точно знаю, где находится сейчас каждая клетка моего тела. Я даже чувствую порванные мышцы. Я не должен чувствовать свои кишки, но вот они — разорванные острыми когтями.И вот только сейчас я это понял? Это было обидно и грустно одновременно. Так долго искать ответ — и найти его только сейчас, когда ничего не изменишь. И почему я всё вижу, если закрыл глаза? Почему опять мельтешат искры, и всё вокруг из песка? Почему я вижу, как Пятнадцатая воет, прижимая нерасправленный бинт к ране — воет на одной ноте? Почему я уверен, что сюда спешит Эл-оли со стороны ворот?Мир… Мир вокруг меня существует даже тогда, когда я не могу его видеть. И в нём — я. Избитый, израненный, умирающий… Но всё, что надо — протянуть руку, ведь вокруг полно мудрости. Вот же она — меняет город Мобан, готовит изменение людей и животных. Зачерпнуть немного и влить. Заставить кишки срастаться, сердце — качать кровь, лёгкие — заполняться воздухом.И они слушаются. Они знают — так надо. Они уже не очень-то и хотят, но они — это я, а я — хочу, чтобы они работали. Нет сил? Держите силы, вот она — мудрость. Сколько угодно мудрости! Её здесь столько, что можно изменить всё что угодно. И что же, нельзя срастить какие-то вонючие кишки? Стянуть мышцы, затянуть кожу, растворить яд, расщепить его… Можно! Можно!Грудь дёргается и делает первый вздох. Я вижу Пятнашку. Она вздрагивает, ползёт ко мне. Бум! Это сердце: оно сократилось, толкнув уже застывающую кровь по сосудам. Бом! Оно вбирает кровь в себя. Вздох! Бум! Бом! Вздох! Бум! Бом! Вздох! Бум! Бом!Боль обрушивается на меня, выгибая дугой. Но боль — это жизнь. Лишь те, кто умирает, не чувствует боли. А если боль ещё тут — то и жизнь продолжается.— Шрам!Жаль только, что боль такая сильная — и я не могу сказать Пятнашке очень важную вещь, на которую потом уже могу не решиться.Я стоял посреди мрачного леса. Повсюду что-то капало, слышались крики неизвестных созданий, треск и шум. Это был не тот лес, где отдыхают глаза и уши, где взгляд радуется мягкой зелени. Нет. В этом лесу хотелось спрятаться под какую-нибудь корягу и носа не высовывать лишний раз. В этом лесу жизнь и смерть сменяли друг друга в своём извечном круговороте, но так часто, что, казалось, жизни тут нет совсем.Но мне почему-то надо было идти вперёд. Я это понимал точно — только вперёд, только идти. И я шёл. Руки раздвигали широкие листья папоротников и гирлянды мха, ноги ступали тихо и аккуратно — я даже удивился, что так умею. Уши ловили каждый тревожный шорох. Казалось, что нервы напряглись, словно канат, удерживающий немалый груз на самой границе своей прочности.Лес закончился, и я внезапно вышел на поляну, хоть в этом мрачном лесу такое и казалось невозможным. Но на каменистом пустыре почти не было травы и жизни. В самой его середине горел костер, рядом с которым сидел старик с седой бородой в странной одежде. Его раскосые глаза задумчиво смотрели на огонь. Я сел рядом и тоже стал наблюдать за пляшущими языками пламени. По телу расползалось приятное тепло.— Всё ещё думаешь, что напрасно тут оказался? — спросил старик.— Дважды оказаться в одном и том же месте случайно я не мог, — возразил я.— Но вышел ты сюда случайно, — старик покачал головой.— В прошлый раз не случайно, а теперь случайно?— Случай — это следствие предыдущих поступков и свершений.— Тогда я пойду?— Куда? — старик указал палкой на кромку леса. Там, под могучими деревьями, стояла девушка с золотыми волосами и плакала. Она показалась мне знакомой, но никак не удавалось вспомнить её лицо. — Туда?— А что там такого? — я на мгновение повернулся к старику, а когда снова перевёл взгляд на девушку, вместо неё стояла уродливая тварь.Но теперь я узнавал смутно знакомые черты девушки в чудовище.— Там? Ничего, если подумать, — ответил старик. — Ещё бы ты думать умел…Рёв раздался со стороны изменившейся девушки. Слишком близко, словно над ухом. Я обернулся и увидел тварь прямо рядом с собой. Серая лапа с острыми когтями-бритвами ударила меня живот. И наконец я вспомнил её. Злата.Тьма потянулась ко мне. Я попытался отшатнуться, вскочить — но как будто прирос к брёвнышку, на котором сидел. Меня охватил какой-то потусторонний ужас. Я рвался и силился уйти, но тьма всё приближалась.— Нет-нет-нет-нет! — закричал я в отчаянии и почувствовал, как меня окутывает… что-то… Одеяло!Я лежал в небольшой комнате на кровати, застеленной постельным бельем. Одежды на мне не было. Ворочаясь, я, похоже, сам спеленал себя одеялом, которое пришлось долго и медленно распутывать. Во всём теле была слабость, и шевелиться было большим подвигом. Вспомнив, что со мной произошло, я посмотрел на живот — там на месте ран розовела молодая кожа. Сквозь затянутое плёнкой окошко доносился только шорох прибоя — на улице была ночь. Открыв окошечко, я высунулся и посмотрел, где нахожусь. Без сомнения, это был Мобан. На это открытие я истратил все свои силы — и на кровать почти упал.Я был жив. И, надеюсь, Пятнадцатая была жива. И все, кто выжил в том бою — тоже живы. А остальное — было неважно. Я почему-то был уверен, что найду их всех. Но первой я найду Пятнадцатую и скажу ей то, что так и не успел сказать, лёжа на центральной улице города.ЭпилогЭто был первый день, когда я смог покинуть лечебницу, куда меня пристроили Скаэн и Эл-оли. От нашей полусотни осталось тридцать четыре человека. Все они давно перемешались между собой, и три оставшихся десятника — Пятнадцатая, Хохо и Шасть — еле заставляли эту ораву тренироваться в казармах нори, куда их определили. Куда пропали Первый, Шестой и трое бойцов из их десятка — так никто не узнал. Тогда в городе много кто пропал без следа.Никто из бойцов ещё не взял себе имя. Они сговорились и стали ждать меня. Местное начальство попыталось их образумить и даже выдвинуло требование получить документы, но пришлось вмешаться Скаэну. С женой и своими бойцами он ждал моего выздоровления в городе, обосновавшись в княжеской резиденции. Согласно договору, командовать бойцами полусотни мог только Скаэн. Правда, все боялись, что после того, как договор закончит своё действие — местные на нас отыграются по полной.Без сознания я провалялся шесть дней. И ещё десять дней восстанавливал силы. В первые дни ко мне никого не пускали и вливали какие-то эликсиры, а потом — стало не до посещений. И Пятнадцатой я так и не сказал того, что хотел. Просто испугался. Но в глубине души я был уверен, что однажды наберусь смелости и скажу. Или она сама догадается.Мобан постепенно восстанавливался от разрушений. Трупы были убраны, дома чинились, хотя многие из них и оставались пустыми. Новые выпуски ааори начинали заполнять старую казарму. Большинство нори, пришедших из Форта Ааори, местные власти пытались оставить в городе, но те изворачивались как могли. В результате в казарму еле-еле наскребли несколько сотен человек. Да и те, кого набрали, делали всё, чтобы лишний раз казармы не покидать.А причиной всего было отношение местных. Они даже не пытались изобразить благодарность. Нет, они вовсю ругали ленивых ааори, которые не пришли на помощь сразу, спрятались в крепостях в трущобах — и носа не казали. Теперь каждый считал своим долгом остановить любого встречного нори и устроить ему внушение. Перемещение по городу стало для бойцов полосой препятствий. Хотя хватало и людей сознательных, кто просто проходил мимо. Тем не менее, двоих бойцов, не выдержавших издевательства, поймали мудрецы карающие и прилюдно сожгли.Накануне моего первого выхода на улицу терпение ааори лопнуло, и эр Ненари пообещал, что если казнят ещё хоть одного бойца — он лично всем предложит свою службу и уведёт из города. Но пока местные угрозой не прониклись. И вправду — зачем эти ааори?При помощи Пятнадцатой я смог обойти весь сквер перед лечебницей и уже без сил опустился на пустующую скамейку. С нашей полусотней надо было что-то срочно решать. Но пока меня волновало другое.— Ты уже решил, какое имя себе возьмёшь? — спросила девушка.— Зачем мне брать имя? — удивился я. — Моё имя при мне. Его мне дала лучшая девушка на свете.Пятнадцатая улыбнулась.— Подхалим, — укорила она меня. — Ты что, так и собираешься всю жизнь ходить Шрамом и со шрамом?— Да, — я кивнул. — Знаешь, я просто не хочу имя, как у местных. Я хочу видеть, как они будут презрительно морщиться, услышав моё имя. Скажешь — глупо. Возможно. Но имя, данное тобой, для меня дороже, чем отношение аори ко мне.— Спасибо, — девушка обняла меня и закрыла глаза.— А ты себе какое имя возьмешь?— Пятнашка…«Что-о-о?!».— Но… Зачем?— Потому что я так хочу, — ответила девушка, открыв глаза и пристально на меня посмотрев.На следующий день меня навестил мудрец Ксарг. Мне принесли писчие принадлежности и попросил подробно описать моё пребывание в окрестностях Линга. В обмен Ксарг снова задал свой вопрос об услуге, и я уже знал, что попрошу. Чтобы вся наша оставшаяся полусотня могла покинуть Мобан и самостоятельно выбрать, где будет служить.Да, такое право было только у вэри. Но я же не просил статус вэри — лишь даровать нам выбор места службы. И Ксарг согласился, хоть по нему и было видно, что проталкивать мою просьбу у князя мудрецу очень не хочется. Те, кому я должен был снова рассказать свои воспоминания, пришли через неделю. Именно столько потребовалось имперским чиновникам, чтобы уговорить правителя, накрутить хвосты местным обиженным «командирам» и уладить формальности.На следующий день я и Пятнашка пошли и получили свою первую запись мудрым письмом с отметкой о праве самим выбирать — куда идти. А за нами потянулись бойцы полусотни. Правда, пришлось найти Гун-Нора и попросить его о сопровождении, потому что добраться из казармы до дворца князя бойцы не всегда успевали за один день.Скаэн и Эл-оли усыновили Амо-они. Они отбывали в Форт Ааори, где у них был свой особнячок. И пригласили меня. Я обещал заехать, как только окажусь в Форте. Даже если их не будет на месте — навещу девочку. Она очень переживала за меня, пока я был без сознания, и даже пыталась попасть ко мне — но ей, конечно, никто не разрешил. В Мобане мне с ней пообщаться удалось совсем недолго.Пришли новости и из оставленного вниманием армии ааори города Аанга. Тури всё-таки прислал туда подкрепление из своих солдат, и когда серые люди пошли в решающую атаку — штурм отбить удалось. Но только потому, что серых там было даже меньше, чем под Тури. Немногие вернувшиеся из того боя жители соседнего города рассказывали, какие страшные эти серые враги и какими они были смелыми воинами. Об ааори, естественно, никто и не вспоминал.В мою последнюю встречу с Ксаргом тот предложил всей нашей полусотне работу. Хороший и выгодный договор — по очистке окрестностей Линга. Правда, первое время добычу придётся сдавать в отделение имперской администрации в Мобане. Но это только до тех пор, пока у границы тучи, нависшей над Лингом, не появится временное поселение. Император приказал восстановить город… и снова запустить неповторимое алхимическое производство.Взамен я получал брошь сотника, десять брошей десятников и возможность нанимать себе нори в отряд. Для того, кто недавно получил имя — это было отличным предложением. Естественно, нанял я всех, кто был со мной в полусотне — но пока этим и ограничился. Сначала предстояло разведать, что там в окрестностях Линга и как. Пришлось ещё несколько дней сидеть в казарме, пока подойдёт исследовательский корабль из Империи… но это уже были сущие мелочи.Про Злату я так никому и не рассказал. Я даже не был полностью уверен, что именно она была тварью. До сих пор я не мог понять, как тело девушки не сгорело на плоту, поднялось и дошло до самого Мобана. Но сны про странный лес и старичка я запомнил и твёрдо дал себе обещание с ними разобраться. А пока нас ждал Линг с его странностями и секретами — за раскрытие которых нам будут много платить. Может быть…Сноски и примечанияСНОСКИ[1] Пятнадцатая не стала объяснять, что местная валютная система значительно более запутанная. Если в общем, то выглядит она следующим образом: 150 к-ки равны одному сперу. 50 сперов — один ули. Но 50 ули можно было обменять на один эо (монета из золота). И только эо и являются эталоном стоимости, потому что в них используется золото высшей пробы. При этом эо были изъяты из денежного оборота всех человеческих государств, используясь как средство для хранения значительных сумм. Для большинства читателей этого хватит, и в дальнейшем стоимость будет в большинстве случаев приводиться к единой системе, чтобы никого не путать.Но для самых въедливых читателей можно расписать подробнее:Поскольку золото — металл мягкий, то и эо более ранних веков стоили дешевле современных эо. Зная о мягкости золота, правители старались сохранить запасы благородного металла. Только поэтому и можно было встретить монеты многовековой давности — если бы эо использовались для платежей, то за пару-тройку столетий стирались бы настолько, что их приходилось бы выводить из обращения и переплавлять, постоянно теряя часть металла.К-ки, сперы и ули тоже были разные по стоимости, в зависимости от времени возникновения и экономической ситуации. Монеты чеканились с разным содержанием золота и серебра. А медные к-ки и серебряные сперы отличались ещё и размерами. Поэтому стоимость одной монетки могла быть в несколько раз больше эталонной.Было и ещё несколько монет из других государств, разрешенных к обороту в Мобане. Все остальные монеты надо было обменивать у менял.Ну и напоследок следует уточнить, что разделение монет было не таким, как в современном мире, где монеты делятся по стоимости для удобства. Просто каждая из монет в то или иное время была эталонной. После выхода новой эталонной монетки — стоимость всех остальных монет высчитывалась по отношению к ней.Номинально одна монетка могла стоить как два эталона, но при этом по весу и содержанию металлов быть по стоимости как 2,2 эталона. Десятичных дробей местная наука не знала, поэтому все стоимости округлялись.Основой расчетов всегда были ули, а у них разница никогда не была кратной. Самые большие элунские ули стоили как 1,6 современного эталона. А самые маленькие — 0,8 современного эталона. В крайнем случае, всегда можно было высчитать стоимость монеты к стоимости золота в весе или эо. Собственно, эо были ещё и номиналом веса — чуть более 5 грамм, поэтому использовались на всей территории людей[2] Если в этом мире и была «Палата мер и весов», то после того, как мир треснул — о ней быстро забыли. Зато у людей были руки и ноги, так что всё в них измерялось. Для особо въедливых читателей приводится схема счета:Палец — около 1,5 см, ладонь — около 12 см, шаг — около 35–40 см, бросок — около 25–30 метров, выстрел — 100–120 метров, переход — около 4–5 километров. Чтобы точнее дать расстояние, переход делили на четверть, половину и три четверти (1–1,25 км, 2–2,5 км, 3–4 км — соответственно). Дневной переход — около 25–30 км. Погрешность таких измерений была огромна, но местные справлялись.Для более точных расчетов существовал «сангарский счет» — пятидесятиричный, где самой малой мерой длины было зерно (1,4 мм), 50 зерён — колос (70 см), 50 колосьев — сангарский бросок. Память людей не сохранила дальнейших подробностей, но по аналогии можно предположить, что и в дальнейшем всё умножалось на 50, потому что сангарские цифры, используемые повсеместно, именно по этой схеме и строились. Сангарский счет использовался мастеровыми и мудрецами, а всем остальным он был не нужен.[3]Внимательный читатель, наверно, уже мог догадаться, что со временем в этом мире не все так просто. Но для невнимательного можно рассказать и про местный календарь.Базовая единица времени — удар сердца. Он примерно равняется секунде.50 ударов сердца — минута.Час — внезапно! — 50 минут.А вот в сутках только 27 часов.День делится на «ночь» — 9 часов, до полудня — 9 часов и после полудня — тоже 9 часов.Календарь содержит 50 дней в месяце и 9 месяцев в году.3 на лето, 3 на зиму и 3 на весну. Осень выделяется одним периодом в 69 дней. Мир-то сельскохозяйственный. Весна начинается со дня зимнего солнцестояния. Потом идет три месяца лета — а потом зима. Для времен года в книге автор использует привычные названия, но местные говорят о холоде, о тепле, о жаре и о сборе урожая, само собой.[4] Сотник руководит сотней солдат. А когда сотня солдат не нужна — может быть сформирована полусотня.[5] Автор честно сначала придумал государство, а потом попытался отнести его к каким-либо существующим в истории формам — и так и не смог решить, к чему оно больше относится: к Империи или Королевству. Ядро государства состоит из четырех провинций, в которые император назначает своих чиновников и наместников. Но власть наместника позволяет ему сажать на подчиненное правление своих вассалов (и это именно личные вассалы) — поэтому больше к их статусу подходит титулование «герцог». И род может поколениями править провинцией, но только если дети постоянно служат в администрации императора. Если подходящего наследника мужского пола в роду не обнаруживается — Император назначает нового «герцога».Есть шесть княжеств, которые управляются наследственными князьями. Это остатки былых государств и династий. Император не вмешивается в дележку власти княжеств, если только она не угрожает безопасности всей империи. Каждое княжество меньше по размерам, чем любая из провинций империи, но сохраняет свой суверенитет. Свою лепту в развитие империи княжества вносят по системе императорских заказов, по отправке людей на гражданскую и военную службу, а также в повинностях. Повинность княжеств Мобан и Виор — сдерживать Дикие Земли.В самом крайнем случае, если княжество поставлено на грань существования, от границы Империи выдвигаются «Кулаки» Императора — пятитысячные войска, несущие службу в провинциях Империи. И да, иногда Императора называют «многоруким», потому что кулаков у него много — точно больше двух, а так-то и не меньше 30.Но есть в Империи и вольные города. Это крупные торговые центры, доказавшие своим существованием, что плевать они хотели на дополнительных сюзеренов и администраторов — и сами «с усами», бородами и регалиями власти. Городов таких набралось за всё время всего четыре штуки, но каждый из них — особый мир со своими предместьями, владениями и политическим устройством. Все четыре города за бурную историю людей успели побыть частью какого-либо княжества или провинции, но потом объявили о своей независимости. Попыток стать вольным городом в Империи было много, но пока только четыре города сумели впечатлить даже императоров, которые и даровали им независимость на тех же условиях, что и княжествам.Империя занимает огромные пространства, почти подчинив себе всех людей. Несколько независимых государств ещё ведут бесконечные войны против Империи, но даже там понимают, что сохранить свою независимость они смогут ещё пару-тройку столетий. Ресурсы Империи огромны, и она может позволить себе вести постоянную войну на границе. Что будет, когда Империя займёт всё пространство — никто не знает. Но есть мнение, что следующим шагом станет самоубийственная попытка освоить Дикие Земли. Самоубийственная потому, что тогда может начаться новый «Прилив», и земли людей просто смоет ордами неживых и немёртвых. Впрочем, всё это исключительно домыслы автора.[6] Ну, если коллективных многоножек можно назвать муравьями, конечно. Хотя функции похожи.ПРИМЕЧАНИЯНемного стоит сказать о мире, в котором происходит действие книги. Этот мир был весьма молод на момент раскола. Людское общество находилось на уровне античной цивилизации — любило проводить эксперименты с каменным строительством, развивало мореходство, освоило обработку бронзы. И даже вплотную подобралось к сталеварению. Поскольку рас в мире было не так много, то и варваров на том континенте, о котором идёт речь, не нашлось. Общества замкнулись в крупные Империи — самодостаточные и довольно устойчивые.На соседнем континенте были места, где жили племена с первобытнообщинным строем. Но на то, чтобы сокрушить хотя бы одну из возникших империй, сил у них не было. Со временем они либо сами основали свои империи, либо влились в уже существующие. Таким образом, местное общество могло бы очень мягко пройти период феодальных раздробленностей и сформировать крупные национальные образования. Возможно, империи бы распались на какое-то время на более компактные национальные государства, а, возможно остались бы огромными цивилизациями. Люди освоили бы энергию ветра, пара, угля и газа, открыли бы электричество.Но случился раскол. В районе экватора ткань мира прорвалась, и вокруг прорыва образовались области «изменения» — «тёмные» и «зимние». Разумные в таких областях менялись и деградировали, мёртвые вставали из могил, а невиданные твари приобретали необычные способности. Человечество начало отступать, отдавая всё большие и большие области. Миллионы беженцев устремились от экватора к полюсам. Начался хаос. Когда изменение достигло морей и океанов — морское торговое сообщение между континентами прекратилось. И хотя в книге не будет описываться, что случилось на втором континенте, автор откроет завесу этой тайны — там человечество не выдержало натиска и пало. Континент оказался во власти изменения.Развитие человечества на этом не остановилось — общество изменялось, менялись устои, люди научились варить сталь, появились основы механики, а в Империи, во время описываемых в книге событий, уже освоили водяное колесо.На континенте, о котором идёт речь, всех спасла Империя Сангар. А точнее один человек — первый мудрец Аон-Аари, позднее ставший богом местного пантеона. Аари родился мёртвым на самой границе, где шла постоянная, непрекращающаяся война с изменёнными. Находившийся тут же лекарь-жрец сумел провести реанимационные мероприятия (медицина была в Сангаре на очень высоком уровне, но считалась привилегией жрецов) — и мальчик ожил, начал дышать и кричать. Но с детства получил способность ощущать мудрость. В благодарность за спасение он посвятил свою жизнь служению богам и в пожилом возрасте впервые сотворил светящийся шарик. С того момента и началось познание мудрости у людей. Аон-аари не достиг высот в мудрости — чуда не случилось, но он открыл, как её можно почувствовать и использовать. Дальнейшее было делом техники.Основным открытием Аон-аари считалась не только мудрость и новая система философии. Изначально религиозная философия включала в себя светлых — богов и тёмных — богов. Сумеречных — нелюдей и летних — людей. К весенним относили добродушных гигантов. К осенним — духов земли, воды и неба. Зимние — были духами снов и потустороннего мира. Аон-аари впервые сообщил миру (и чуть не оказался за это на костре), что боги покинули мир. Покинули его навсегда — причём, только светлые. Их кроткие и умелые последователи — гиганты — просто исчезли с лица планеты. Но вырвались на свободу зимние и тёмные, наполнив мир изменением (бездушием) и не-жизнью. Все виды нежити и практикующие некромантию подгорные племена были отнесены к зимним, горные великаны и измёненные — к тёмным. Между летними и сумеречными, между тёмными и зимними пролегли трещины, расколовшие мир от места прокола. Это метафора — трещин, как таковых, нет. Но иногда трещинами мира называют сеть глубоких ущелий, образовавшихся вокруг прокола после вызванной им катастрофы.Империю Сангар люди удержать не смогли. Но сами сангари при переселении привезли с собой огромную библиотеку знаний по мудрости. Одно из направлений науки касалось того, как именно Аон-аари получил способность видеть мудрость. В рамках этого учения его чудесное оживление после неудачных родов относилось к божественному проявлению, за что его и включили в пантеон. Но главное, к чему склонялись сангари в своих трудах, было в том, что в момент между жизнью и смертью Аон-аари получил мудрость, давшую ему жизнь и защитившую от причиняемых ею изменений. На основе этой теории был проведён ряд экспериментов по возвращению к жизни убитых животных и людей (были и успешные). Один из экспериментов позволил оживить человека, хотя от него сохранился только палец. Тело вырастили при помощи связки алхимии и мудрости, а потом «вдохнули в него душу». Человек, правда, оказался лишён памяти и пришлось его заново всему учить.Уже потом сангари поняли, что оживления не произошло — они просто вырастили тело и притянули в тело неизвестно какую душу, которая ещё и обладала склонностью к насилию. Внешность подопытного быстро изменилась — его тело подстраивалось под ту душу, которую в него вселили. Но именно так была заложена основа для создания ааори. Собственно, вторая часть имени Аон-аари не просто так похожа на название ааори. «Аари» переводится как мертворожденный.Сломанный мир — мир декаданса, деградации и уныния. Этот мир официально, на всех уровнях, признает, что умирает и наступили его последние дни. Это мир последней битвы, последнего искупления и нарушения правил. Главный герой застает «Дни Светлой Империи» — последней надежды человечества на то, что в мире что-то может измениться. Настолько робкой надежды, что, когда говорят об Империи и объединении людей, упоминают всегда, что потом случится «ну совсем конец всему». Люди сломанного мира не верят в счастливое будущее, теряют веру в лучшее — и, как результат, стремятся в низменное и индивидуалистичное на грани эгоизма. Это мир безнадёжности и упадка, непонятно зачем всё ещё влачащий своё существование.1. Ааори, статусы и праваУ местных слово «ааори» переводится как «нерождённые» или «нерождаемые». Так принято называть всех, кого мудрецы выращивают с помощью мудростей для борьбы с изменёнными. Так же называют одну из низовых ступеней ааори.«Безымянные» — самая низшая ступень ааори. Местные считают, что эти ааори ещё не могут считаться никем, так как ещё не родились. И если будут достойны рождения и пройдут через Порку — станут ааори. Прав у них меньше, чем у чёрного населения в Новом Свете нашего мира в 18 веке. Они даже не тянут на предмет мебели. Живут безымянные в школе нерождённых (правильнее было бы «неродившихся», но ухо режет) — подземном комплексе, где им прививают знание правил, минимального этикета и безграничное послушание. Ну и немного учат тыкать в предметы копьём.«Ааори» — прошедшую Порку безымянные бойцы. Обладают минимум прав и самостоятельности. Хотя по факту окружающим нет никакого дела, чем занимаются ааори в своей казарме, но за пределами казармы они могут находиться только в сопровождении «именных» или «номерных» ааори. Для местных все безымянные — грешники, и обсуждать с ними нечего. Пока они не покажут, что готовы искупать свой грех и не получат имя — они никто, просто предмет интерьера. Им можно излить душу, можно даже побить или убить. Но в случае убийства придется возместить расходы на «производство».Однако при всём при этом ааори официально считаются служилыми людьми, получают очень маленькое жалование — и, если будут откладывать, смогут за десять-пятнадцать лет оплатить получение имени. Так, естественно, никто из них не делает, и возлагают они все свои надежды на деньги, которые платит княжество Мобан за сданные трофеи, которые можно собрать с убитых изменённых.«Номерные» — десятники безымянных. Это что-то среднее между безымянными и именными ааори. Потенциальных номерных стараются выделить ещё на стадии безымянных, чтобы организовать аморфную массу бойцов. Во время Порки учеников тоже делят на десятки, во главе которых и стоят будущие номерные. За особые заслуги во время Порки или службы в ааори — или просто за выслугу лет в ааори — можно тоже стать номерным.Номерные получают право на ношение оружия — кинжала — в казарме ааори. Они следят за порядком в казарме, приглядывают за другими бойцами и возглавляют десятки. В случае неподчинения номерные имеют право побить или убить бойца. Боец при этом должен терпеть и страдать, ведь по мнению местных — за сопротивление ааори полагается смерть. У номерных больше жалованье, они могут выходить раз месяц в город самостоятельно и без пригляда — но не могут покидать пределы городских стен без сопровождения.С точки зрения местных номерные и ааори ничем не отличаются друг от друга. Все привилегии номерных — перед рядовыми ааори, но никак не перед именными или местными.Система покупки имениВажная составляющая жизни ааори — стремление получить имя и стать нори. Для получения имени нужно набрать 1500 баллов (или единиц) заслуг. Баллы можно купить за 4500 ули. Все заслуги фиксируются при помощи специальной алхимической жидкости. В течение трёх и более лет жидкость может находиться в организме. Она не растворяется и не рассасывается. Жидкость вводят под кожу, на запястье, где она находится в своеобразном пузыре из тканей.Однако формула жидкости — нестабильна. Через три (в лучшем случае — три с половиной) года она разлагается на несколько сильных ядов, вызывающих сильные боли по всему организму. Смерть от яда очень мучительна и может длиться до нескольких дней. Так что, помимо учёта заслуг, жидкость является и способом удерживать ааори в подчинении. За ними не нужно следить, их не нужно контролировать — они никуда не сбегут и всё равно будут наказаны.Рецепт жидкости знают только несколько имперских алхимиков, а противоядия нет. Вывести жидкость полностью — невозможно. Можно просто стабилизировать формулу, и тогда она изменит цвет. Можно разложить на составляющие: в этом случае жидкость просто рассосётся и будет выведена из организма естественным путем. В Империи жидкость используют не только для контроля ааори, но в княжестве Мобан она есть исключительно в имперских представительствах.Когда жидкости набирается нужное количество, устройства, которыми жидкость вводят под кожу и извлекают для учёта, автоматически добавляют ингредиенты, которые делает формулу стабильной. Добравшись до столицы княжества, ааори идёт в имперскую администрацию, где жидкость нейтрализуют, а он получает имя и первые записи мудрого письма. Фактически мудрое письмо — это документ местного гражданина, где фикисруются все изменения социального статуса. С момента получения имени ааори становятся нори.«Нори» — переводится как «неправый». Нори продолжают службу, начатую ааори, но получают более широкие права. Для местных они всё ещё грешники. Нори, получив поручение от местного жителя, обязан его выполнить — если, конечно, не получил уже другое поручение, равное или выше по статусу. Для того, чтобы нори, выполняющих приказы начальства, не отвлекали — им выдаются специальные шнурки, цепляемые к броши. Разные цвета нитей отличают статусы отданных поручений. Местный житель может ударить нори — ему за это ничего не будет. Но если нанести нори серьёзные травмы, придётся оплачивать лечение. А вот если убить без причины — можно даже отправиться в тюрьму или на плаху. Их жизнь и опыт уже имеют ценность в глазах окружающих, и без причины трогать нори не станут. Они получают полное жалование, но любой торговец может поставить им другую цену на товар. Одна цена будет для нори и ааори, а другая — для всех остальных.Положение нори в обществе — очень шаткое. С одной стороны, они уже признаются людьми и имеют определённые права, но всё ещё находятся в положении заключенных отбывающих наказание. И отношение к ним соответствующее. Тем не менее, выйти из статуса нори тяжелее всего. Они не выбирают, где им служить — куда назначат, там и отбывают «наказание». Если место богатое на трофеи, то можно поднять свой статус за три-четыре года, но придётся рисковать жизнью. Если же назначили служить в один из городов — можно отслужить много лет, так и не изменив свой социальный статус.Десятники и сотники нори — отдельная категория нори. Нередко для руководства десятком нори ставят не тех, кто выше по социальному статусу, а таких же нори, присваивая звание десятника. В этом ничего удивительного нет. Нори могут руководить как ааори, так и другими нори. Реже встречается, что нори руководят теми, кто выше по социальному статусу. Иногда бывает и такое, хотя ситуация при таком раскладе становится очень и очень неоднозначной.Ещё реже встречается должность сотника у нори. В официальном разделении сотник нори — только один. Он назначается из самых перспективных нори в казарму ааори. И для ааори он является самым главным командиром. Но иногда, в качестве исключения, могут появляться и другие сотники нори. Сотник нори становится «почти полноправным гражданином», потому что приказы ему может отдавать только вышестоящее начальство. А значит — вполне официально — местные жители со своими просьбами могут быть проигнорированы. Но при этом если местный житель начнёт бить сотника нори — тот имеет право только защищаться, но не может отвечать на удары.Ааори и нори должны выполнять целый комплекс этикета по отношению к местным жителям. Подробно комплекс в книге не описывается, только упоминается. Он включает в себя правильное приветствие, обращение и поклон. Автор не стал исключать упоминание этого этикета, но сам этикет описывать не стал. Сцены унижения ааори и нори местными — и без того достаточно тяжело читать (и уж тем более писать), чтобы делать их ещё более отвратительными.Переход из нориПереход этот — как уже упоминалось, один из самых сложных. Причина в том, что нори обязаны своей жизнью обществу, а поэтому обязаны сполна заплатить за изменение своего статуса. Стоимость — «сущие копейки», всего-то 50000 ули. Считается, что при среднем жаловании в 150 ули за какие-то 30 лет каждый нори способен накопить и выкупиться. Деньги можно вносить по частям в имперские администрации, в представительства княжества или во дворцах княжеских наместников. После внесения суммы мастер мудрого письма это фиксирует. Когда сумма полностью внесена, строчка с записью суммы изменяется на обозначение нового статуса.Есть и альтернативный путь — овладеть мудростью на уровне хотя бы первой ступени мастерства. Такое случалось в истории ааори. В случае если ааори или нори достигает первой ступени мастерства в мудрости — он автоматически становится вэри, с возвратом всей накопленной для выкупа суммы. Считается, что мудрый не может быть «неправым».«Вэри» — переводится как «полноправный» или «правый». Нередко их называют «искупившими». Добавить тут нечего — вэри получает все гражданские права жителя княжества Мобан и переселенца в Империю. При желании вэри может бросить службу и начать мирную жизнь как обычный человек. И такое нередко случается, хотя после многих лет службы — изменить свой образ жизни становится очень сложно.Вэри — это очень опытные бойцы, их часто назначают командовать нори и менее опытными вэри. Они организуют свои отряды — вольные сотни и десятки — и часто ведут охоту в Диких Землях. Нередко они привлекаются к службе на Стене или в опорных пунктах ааори по границам княжества. Многие вэри отправляются наёмниками в другие земли Империи, где пытаются устроить свою жизнь.«Лори» — приблизительно переводится как «вышеправный», т. е. имеющий более высокие права. При долгой службе и достижении первой ступени мастерства мудрости, за особые заслуги, при назначении тысячником или при достижении особого мастерства в мудрости — вэри может быть пожалован титулом лори. Титул не передаётся по наследству, поскольку предоставляется только ааори. Если лори вдруг заводит детей — то они уже считаются аори и получают аналогичный титул княжества («эрл») или Империи (там есть варианты, может быть присвоен титул «барона» или «графа», в зависимости от заслуг). Тут стоит отметить: чтобы передавать титулы по наследству, требуется служить либо Императору, либо князю — другого способа нет. По социальной значимости лори стоит на одной ступени с эрлами и графами — и может рассчитывать на особое обращение со стороны тех, кто ниже по статусу.«Эр» — высшая ступень служения ааори. А точнее титул, даруемый лори Императором людей за особые заслуги. В принципе, пожертвование в одни миллион ули — это особая заслуга, так что если пожертвовать не миллион, а полтора — то эром станешь с гарантией. Бюджет Империи не бездонный, и деньги Императору нужны всегда. Кроме того, можно добиться признания как высший мудрец — это тоже даст титул эра. А можно просто каким-нибудь подвигом удивить Императора, но легче накопить денег или достичь мудрости. Ведь Императору немало лет, и удивляться происходящему на свете он уже практически перестал.2. Мастера и рангиОбщество в описываемом мире основано на наставничестве, характерном для античности и раннего средневековья. Зачатки гильдий и артелей уже появляются в Империи, но развитие идёт очень медленно, поскольку мудрость эффективнее и нагляднее технического подхода. Поэтому система «мастер-подмастерье» грозит затянуться ещё на пару тысячелетий.На самом деле ранги мастеров интересны только самим мастерам. Достигнув начального мастерства — человек становится учеником мастера. В принципе, этого достаточно, чтобы к тебе обращались «мастер», но вот требовать такого обращения ещё нельзя. Чтобы стать настоящим мастером, нужно достигнуть полного мастерства. А при достижении высшего мастерства — можно рассчитывать на имперский титул барона.До достижения полного мастерства каждый уважающий себя специалист проходит ступени обучения. Обязательной является одна ступень — первая. К примеру, рыбацкое ремесло имеет начальную ступень, первую (ученическую) ступень, полное мастерство и высшее мастерство. А тот же кузнец или бронник между первой ступенью и полным мастерством имеет ещё пару десятков ступеней.3. Мудрость и её ступениМудрость — это многогранное направление науки, сродни античной философии, заменявшей людям и религиозную философию, и физику, и химию, и историографию, и космологию. С той лишь разницей, что идеи Сократа в нашем мире оставались чисто умозрительной теорией, а мудрость можно было ощутить (особенно огненное направление хорошо ощущалось). Мудрецы со временем стали очень влиятельны. Соперничать с ними в этом могли только алхимики. Жречество как вид деятельности почти исчезло — богов нет, чудес нет. Чудеса показывали мудрецы, они и стали новой религией. И даже боги «в прошлом были великими мудрецами», как тот же Аон-аари.У мудрецов много направлений и внутренних организаций. К примеру, мудрецы карающие. Призванные следить за ааори и пропагандировать чистоту помыслов, они претендуют на лавры местной инквизиции. Но, поскольку большинство мудрецов находятся на начальных ступенях мудрости, им иногда достаётся по наглым мордам от недовольных аори.Чтобы стать мудрецом, надо было проходить испытания на каждую новую ступень. Всего ступеней 11: начальная, восемь ступеней по номерам, полная мудрость и высший мудрец.Начальная ступень мудрости — это способность ощущать мудрость, себя и мир вокруг. Та самая формула, которая вдалбливается всем ааори ещё в школе нерождённых.Первая ступень — освоить простейшие конструкции на основе мудрости — свет, огонь, каплю воды и дуновение ветра.Вторая ступень — освоить токи тела, как своего, так и чужого.Третья ступень — освоить усиленные конструкции мудрости по четырём стихиям.Четвертая ступень — досконально узнать историю открытий древних мудрецов.Пятая ступень — освоить начальные ступени алхимии.Шестая ступень — знать устройство мира.Седьмая ступень — освоить техники регенерации и омоложения.Восьмая ступень — знание точных наук (алгебра, геометрия, астрономия).Полная мудрость — добиться совершенства в одной из областей и предоставить трактат с открытием. Без трактата — только промежуточное звание мастера-мудреца. С трактатом — полный мастер.Высший мудрец — в совершенстве должен владеть всеми общедоступными мудростями, продвинуться в тайных областях (хотя бы в парочке из них) и уметь быстро адаптировать свои знания к изменению условий.