Федору башня понравилась, было в ней что-то монументальное, от средневековых фортификационных сооружений. И выглядела она не просто как башня, а как настоящее произведение архитектурного искусства. Похоже, в Чернокаменске живет талантливый архитектор.
– Так бельмо и есть. – Евдокия презрительно пожала плечами.
– А кто автор? – спросил он, любуясь башней.
– Автор чего? – Евдокия глянула на него с недоумением. – Вот этого?
Он кивнул.
– Да есть тут один… блаженный. Что ни дом, то с вывертом. – Она сплюнула себе под ноги. – Блаженный, но не из простых, говорят, из столицы, говорят, он даже настоящий архитектор.
– Ссыльный? – догадался Федор. Что еще делать настоящему столичному архитектору в этой дыре?
– Сообразительный, – хмыкнула Евдокия. – Из бывших ссыльных и есть. Только я вот в толк не возьму, за что его. Блаженный он и есть блаженный, его бы на лечение какое определить, а не в ссылку отправлять.
– Мне кажется, он очень талантливый. – Федору сделалось обидно за незнакомого ему столичного архитектора.
– Это ты по башенке о таланте судишь? – спросила Евдокия.
Федор ничего не ответил. Да и что говорить? Женщину все равно не переупрямишь. Но узнать побольше про ссыльного архитектора все равно хотелось.
– Как его зовут?
– А какой сам чудной, такое и имя. Представляется всем Августом Бергом, но требует, чтобы величали его мастером Бергом. Но он везучий, даром что блаженный.
– В чем же его везучесть проявляется?
Похожая на средневековый донжон водонапорная башня осталась позади, речушка, вдоль которой они шли, ускорила свой бег.
– Приглянулся он Кутасову, вот в чем. Кутасов в здешних краях и царь, и бог, и отец родной.
– И хозяин завода.
– Завода, шахт, золотых приисков. Да много еще чего. Весь Чернокаменск под Кутасовым. Градоначальник ему как собачонка в глаза заглядывает, жандармерия вся у него в кармане.
– Значит, и в самом деле и царь, и бог, – согласился Федор.
– А еще меценат и тонкий ценитель прекрасного.