– Вы говорили про сны. – Помогая себе здоровой рукой, Федор снова сел. – Про мои с Айви общие сны.
– У нее есть и другие сны. Должны быть. Общие с ним. И тех снов должно быть больше. Или хотя бы не меньше. А она почти каждую ночь с тобой. Так нельзя, Федор, это плохо.
– И что в тех снах? – Федор задал вопрос, получить ответ на который боялся.
– Она не помнит. Ни одна из них не помнит. В своих снах они просто входят в пещеру.
– И… все?
– Я не знаю, все или не все. – Евдокия снова взялась за весла. – И они тоже не знают. Или не хотят говорить.
– Они – это кто?
– Женщины ее рода.
– Мать Айви?
– Нет. – Евдокия мотнула головой. – Бабушка, жена Акима Петровича. Она его слышала.
– А мать?
– А в матери Айви серебро не отозвалось на его зов. Она, конечно, кое-что чувствовала, кое-что умела, но до своей матери и до собственной дочери ей было далеко.
– А серебро может не отозваться?
– Может. – Евдокия гребла широкими уверенными гребками. – Когда его мало или оно слабое. Никто точно не знает, отзовется оно на зов или нет.
– Что с ними стало? – спросил Федор.
– С кем?
– С бабушкой и мамой Айви.
Евдокия долго молчала. Он думал, уже и не ответит, когда она снова заговорила:
– Анна, жена Акима Петровича, была очень сильной. Такой, как Айви. У нее хорошо получалось усмирять Стража. Я помню те годы, на озере было мало смертей, спокойно все, тихо. До тех пор, пока она не повстречала Акима Петровича.
– Он тоже был пришлый? – Федор уже знал ответ на свой вопрос, но не спросить не мог.