– Маргарета, если вы хотите… беременная… Уголовный кодекс… Скажите, что это – статья 27.
Доктор Соке приблизился.
– Маргарета, я умоляю вас об этом, позвольте себя осмотреть, – дрожащим голосом твердил адвокат.
Осужденная внезапно повернулась на звук, убирая покрывало. Она села, показав голые ноги, и сказала с бунтарской интонацией, сильным голосом:
– Нет! Нет! Я не беременна. Я не хочу прибегать к этой увертке… Нет… Бесполезно меня осматривать. Я встаю…
И одним махом она поднялась в своей рубашке из белой грубой ткани, позволяющей увидеть ее грудь.
– Младшая сестра Мари, передайте мне мое красивое белье, которое мы отложили, там высоко, на полке.
Пастор Дарбу говорил ей что-то на ухо.
– Да, сейчас.
И она спокойно оделась, лишь с небольшим содействием обеих помощниц.
– Могу ли я надеть корсет?
И после одобрительного жеста начальника тюрьмы:
– Дайте мне также еще и мой тайник-корсет в кружевах… Подержите расческу…
В то же самое время она встала на колени у ног пастора. Он взял жестяную кружку, наполнил ее водой и вылил ее на голову Маты Хари, в то время как она, все еще стоя на коленях, продолжала причесываться.
Это было что-то вроде крещения. Я не понял эту церемонию у протестантки. Мне сказали, что это был специальный обряд у одной из сект лютеранства.
Помощницы зашнуровали на ее ногах красивые ботинки: почти все, что осталось от ее былой роскоши.
– Теперь мои перчатки.
Она их долго застегивала, тщательно. Потом ей передали шляпу.
– Так будет в порядке, не так ли, мэтр? – обратилась она к своему адвокату. – Но мне нужны мои булавки в шляпе.
– У нас их нет, – сказала младшая сестра Мари.