Того, что произошло в следующий миг, никто из налетчиков даже понять не успел. Отец Феона стремительно подцепил подъемом ноги ступню ближайшего к нему противника и нанес сокрушительный удар по голени чуть ниже колена. Послышался хруст рвущихся связок и истошный вой человека, только что лишившегося конечности.
– Кчон-то из ботвы отемнеет![57] – процедил монах сквозь зубы.
Не давая налетчикам опомниться, монах кошачьим прыжком подкатился под второго и, как ножницами, срезал его ногами, после чего добил одним резким ударом локтя в висок. Расправиться с оставшимися двумя Феоне не составило особого труда. Весь поединок занял всего несколько мгновений. Налетчики лежали на земле – кто без движения, а кто истошно вопя и корчась от боли.
Монах огляделся и, не заметив другой опасности, подошел к ближайшему из поверженных соперников. Присев над едва подающим признаки жизни телом, он вынул из поясной сумки небольшой деревянный цилиндр размером с ладонь и дважды резко ударил одним концом о каменную кладку мостовой, после чего быстро откинул крышку. Внутри трубки вспыхнула искра[58]. Феона раздул едва тлеющий трут, пока не появился настоящий огонь, и, подняв его над головой, сорвал с разбойника тряпку, намотанную на его голову.
– Десятский… Афонька! – удивился монах, неожиданно узнав под маской знакомое лицо.
Афонька открыл глаза и протяжно застонал. По всему было видно, что он не вполне соображал, что с ним случилось. Феона наотмашь влепил увесистую пощечину, приводя мужика в чувство. Оплеуха подействовала. Афонька сразу взбодрился, и глаза его вместе с осмысленностью мгновенно наполнились животным страхом.
– Ы-ы-ы! – промычал десятский, пытаясь при этом уползти подальше от склонившегося над ним монаха.
– Ты куда, мил человек? – вкрадчивым голосом спросил Феона, хватая налетчика за полу заячьей кошули.
– Григорий Федорович, не губи! – завопил десятский, испуганно закатив глаза.
На отца Феону его истошные мольбы не произвели никакого впечатления. Ни капли сочувствия не проявилось на его лице, даже если предположить, что оно вообще возможно по отношению к преступнику, только что покушавшемуся на твою жизнь.
– Говори, сукин сын, кто тебя нанял?
– Никто! – Афонька истово перекрестился. – Истинный Бог, попугать только хотели!
Феона нахмурился и, схватив десятского за воротник, одним рывком поднял с земли.
– Не ври мне! Слышал, верно? Таким, как ты, я язык развязывать умею!
– Да не вру я! Правда!
Афонька попытался вырваться из крепких рук монаха, и в этот момент с ближайшей крыши раздался резкий и сухой, как звук ломающейся оглобли, выстрел из рейтарского пистолета. Тяжелая свинцовая пуля угодила десятскому в темя, расколов голову и забрызгав отца Феону мозгами вперемешку с мелкими осколками черепа. Десятский умер мгновенно. Беззвучно, без предсмертного крика или стона. Просто обмякнув, как мешок, и с грохотом свалившись на каменную мостовую. Отец Феона прыжком метнулся в тень от церковной стены в надежде разглядеть стрелявшего, но тщетно. Со стороны, откуда прогремел выстрел, больше не донеслось ни единого звука, точно стрелок просто растворился в воздухе.
Со стороны Ильинки замелькали огни горящих факелов. Полдюжины стрельцов с пищалями на изготовку спешили к месту происшествия. За их спинами виднелась нелепая, долговязая фигура дьяка Земского приказа Ивана Степанова.
– Григорий Федорович! – воскликнул он, с удивлением глядя на труп Афоньки и трех его подельников, корчившихся на земле от боли. – Так и знал, что это ты! Что здесь было?
– Да так, разговор, видишь, не задался. А стреляли с сарая. Проверить надо.
Один из стрельцов, повинуясь молчаливому приказу Степанова, поспешил в указанное место. Вернулся он быстро и отрицательно покачал головой.
ebooksa