— И что говорит ваш острый ум?
— Мой ум говорит, что вы вздыхаете, Матвей Анатольевич, — ушла она от ответа, понимая, что это лишь подводка, сонастройка. Анна непременно должна была решить, что он переживает.
— О чем ты думаешь? — голосом, будоражащим каждую клеточку тела, спросил он.
«Опять этот твой вопрос», — раздраженно подумала она.
— Я думаю о том, что фотограф сказал, что мой лучший ракурс — вниз головой.
Анна осознавала: это ответ, которого он совершенно не ожидает. Он ждет совсем другого: «Я думаю о тебе, Матвей», или «Я не могу понять, свободна я или нет», или «Что это было вчера?» А самое желанное, что бы он хотел услышать, — «Какое у нас будущее? Что ты решил?» И он, конечно же, ответил бы: «Ничего не будет». Но своим ответом о фотографе она хотела дать ему еще один шанс выйти из игры, нарушить запланированный сценарий.
— И как я могу применить эту информацию к себе? — с легким раздражением, завуалированным под удивление, спросил он.
«Опять все не так. Ты очень сложная, Аня», — вспомнила она его слова. Скорее всего, в этот момент в его сценарии Анна должна признаться в любви и просить не покидать ее.
— Да как хочешь! Ты спросил — я ответила, — она автоматически перешла на ты.
«Сколько уже было таких, как я, в этом кабинете или в другом, признающихся в своих чувствах и в ответ получающих «Аминь?».
Матвей подошел к кушетке.
— Что, выпускаете джинна из бутылки, Матвей Анатольевич? — иронично спросила Анна.
Он опять вздохнул.
— Не хочу брать грязный пинцет. Развяжу швы вручную, — объяснил он.
Анна удивилась: «Почему тогда вчера не развязал?» Она наблюдала за ним. Как он красив в своей работе, красив как хирург: сосредоточенность и сила, талант. Но он тратил время на игры, которые вовсе не созидали его.
— Тебе больно? — неожиданно спросил Матвей.
— Чувствительно.
— Ну, вообще-то, ты сейчас должна ответить, что по сравнению с той болью, которую я тебе причинил, — маска продолжала идти к своей цели.
Разочарование. Убеждение.
— Ты не сделал мне больно. Чувствительно, — соврала она.