— Понятно… Как вы поступите, шеф? Исправите?
— Лучше не исправлять, ещё хуже выйдет. Исключительный случай. Машины времени у нас не будет. Второй Земли достаточно, хотя здесь совсем другой случай. Разве что мы найдём ещё какие-нибудь альтернативные Земли… скажем, средневековую, или с Колумбом, или с Екатериной Второй, или с декабристами…
— С декабристами? Кой-кого туда лучше не пускать. А то получится какая-нибудь Народная Республика Единороссия с Серпасто-Молоткастым Уклоном.
Родион согнулся от смеха, задев лбом клавиатуру.
— Серпасто-молоткастые уклонисты нам точно не нужны! — Выпрямился, отдышался, торопливо откашлялся. — Я не это хотел сказать. Вряд ли, вряд ли мы скоро доберёмся до звёзд. В смысле, до других обитаемых планет, кроме Беллоны, древней Земли. Пусть Сидорина продаёт шоколад.
Внезапно он сообразил. Сообразил так резко, что смех долго не возвращался.
— Погоди, Лен, они передали, почему потомки продвинулись и открыли перемещение во времени. Некий учёный первым отправил предмет в прошлое. С него всё началось.
— Помню, красную краску. В ноябре.
— То есть это был я?!
Елена всплеснула руками. В качестве визуального сопровождения Родион впился ногтями в голову.
Несостоявшаяся президентша Российской Федерации вернулась к профессии кондитера. Прыгнуть из грязи в князи не смогла. Старая работа ей очень даже понравилась. Сидорина тому сама удивилась.
Макгенри вернулся к частной жизни, и никто к нему не приставал. Родион слышал, что этот шотландец заинтересовался «Храброй сердцем». Пусть смотрит. Не наше дело.
Ерёмин (уже не майор, а гораздо выше), вероятно, был причастен к отсутствию митингов (хотя что бы он сделал без Сидорина?), но прошедшее он не забыл. Всё-таки познакомился с родственниками покойного сержанта по фамилии Курносов. (После генеалогического исследования сержант и вправду оказался родственником Родиона по матери, но какое нам дело до незнамо кого?) Затем Ерёмин навестил родственников улетевшего с ними иерея, тоже покойного. Отец Димитрий, родионов духовник, тоже внёс свою лепту: он помолился за упокой души коллеги.
Хопкинс гадал, познакомится ли он с несчастным пожилым слугой Сергеевского-старшего (из-за некоторых минувших событий Иванов в текущей истории лично ни разу не появился). С дворецким-сотрудником он рисковал очутиться в одном ряду, пусть даже пострадал не физически. Отбросив тягостные мысли, маленький человек вздохнул по былой работе за ЭВМ и вернулся к привычной жизни. Тем временем наш дорогой начальник приготовился к исследованию: чем Хопкинс отличался от камердинера Василия В., того известного в узких кругах детектива, что неоднократно присылал отчёты об альтернативной истории. К сожалению, Сергеевский до сих пор не довершил кое-какое другое дело. Он исследовал биографию прямого предка, родного прадеда.
Отечественный учёный разговаривал с Питкином (тот знал номер сотового).
— Хотела Юля в президенты. Ничего у неё не вышло. Зачем она старалась?
— Сам не знаю.
— Посмотрел я на вашего Печкина. Он сказал золотые слова. «Я почему вредный был?». Потому что не было терпимости. Вспомните нетерпимость в одноимённом фильме.
— Каюсь, не смотрел.
— Политики были вредными, да и остались. Навсегда. Фигушки, а не терпимость.