Когда все кончается, я хочу одного: закрыть глаза и позабыть на время, кто я.
Но прежде – убить Томаса Ланкастера.
Глава двадцать седьмая
Мы возвращаемся в похожий на бриллиант конференц-зал. От потрясения я почти не чувствую собственного тела. Сажусь напротив Томаса, стараясь не мигать: каждый раз, как я закрываю глаза, я вижу привязанную к столу Миа. Избитую. Окровавленную. Мертвую. Вижу, как я склоняюсь над ней и нажимаю кнопку, которая обрывает ее жизнь.
Едва Пайпер с Беннетом привязывают меня к стулу, Томас велит им уйти.
Когда мы остаемся одни, я цежу сквозь сжатые зубы:
– Ты омерзителен!
– Дорогая, не будем ссориться. Скоро тебя отправят на процедуру. Я бы предпочел, чтобы ты сохраняла спокойствие, когда доктор Коста приступит к…
– Какой выбор ты ей предоставил? – перебиваю я.
– Что-что?
– Миа. Прежде чем она… прежде чем ее не стало. Ты сказал, что предоставил ей выбор. Что за выбор?
– Ах, ты об этом… – Томас задумчиво трет подбородок, откидывается назад и начинает со скрипом раскачиваться на стуле. – Я предложил ей принять участие в нашей новой игре – в той самой, которую ты сегодня протестировала. Названия я еще не придумал, но суть такова: персонажи дерутся врукопашную и одновременно противостоят силам природы.
Я вспоминаю метель в новой игре и непредсказуемую погоду «Пустоши». Меня передергивает. Вцепившись в край стола, я подаюсь вперед:
– И что сказала на это Миа?
На лице Томаса появляется улыбка. Не спокойная и вежливая, а деланая и напряженная. Когда он не отвечает, меня разбирает смех – такой безудержный, что стул подо мной ходит ходуном, а ребра болят.
Томас с силой бьет кулаком по столу.
– Довольно, Клавдия! По крайней мере, у другого твоего приятеля хватило ума принять мое предложение.
Я застываю. Кровь стучит у меня в ушах.
Бум.
Бум, бум.