Поэтому вместо того, чтобы обезвредить второго стражника, взять кого-нибудь в качестве живого щита и подушечки для стрел и тихонечко смотаться с площади, его потерявшее связь с разумом тело поступило по-другому.
Совершенно по-другому.
Он кинулся добивать первого подбитыша.
Удар кожаной перчатки с короткими тупыми металлическими шипами в висок стоящей на коленях жертвы, и все кончено. Тело медленно, скрипя тяжелыми доспехами, оседает на каменную мостовую.
Дальше алгоритм действий для пленника выглядел следующим образом:
Поймать от наконец-то проснувшегося второго стражника яростный удар тяжелой латной перчаткой.
Попрощаться с куда-то затерявшейся нижней челюстью.
Заорать остатками разорванного горла.
Тяжело приложиться о землю.
Пересчитать все криво положенные и от того больно царапающиеся камни.
Тридцать семь.
Последний раз долго, мутными, затекающими кровью и потом глазами посмотреть на собравшихся людей. Без ненависти. Вообще без каких-либо эмоций.
С одной лишь пожирающей сознание болью.
Неподалеку белобрысый стражник стоял над холодным телом своего брата.
На некотором отдалении, у другого, едва начинающего разгораться коптящим пламенем костра стоял одетый в цветастые одежды человек с необычным, разукрашенным растительными узорами струнным инструментом. Из сплюснутой лиловой шапочки барда торчало длинное гусиное перо. Он мучительно искал рифму к слову "костры". Наконец, щелкнув пальцами и цокнув языком, сказитель притопнул ногой, положил руки на струны, сыграл пару аккордов и негромко пропел:
-Горят столь дымные костры,
Глаза собравшихся пусты.
Поморщился, огляделся, убедился, что никто не слышал его позора и стал мучительно размышлять над новыми строками, рифмами.
И, конечно, метафорами. Не могут поэты без них, без метафор этих...
Закончив с предыдущим пленником, толстопузый, одетый в черные бархатные одежды, церковник тяжело вздохнул и медленно побрел к следующему костру. Впереди еще чертовски много работы.