— Ба-а! Эт-то что такое? — отшатнулся пальмирский сыщик. Немало приходилось ему по долгу службы видеть разной кровавой дряни, но то хоть неживое было, и без перьев.
— Это кощеевы потрошка! — пояснил очевидное Роман Григорьевич. — А вон и душа виднеется. Доставайте!
— Я? — Листунов попятился.
— А кто же ещё? Вы Иван, народный герой, вам и карты в руки. Такая уж у вас историческая миссия! Ну же! Во имя царя и Отечества! — подбодрило серое животное, как показалось Удальцеву, не без ехидства.
К чести Ивана Агафоновича, долг свой он исполнил лихо — Тит Ардалионович так не смог бы. Закусил губу, запустил руку прямо в груду тёплых, подрагивающих внутренностей, выхватил большое, не иначе, утиное яйцо. Замахнулся, прицеливаясь о камень.
— Вот оно! Бью?
— Нет! Не вздумайте! — с перепугу Ивенский чуть не оставил народного героя инвалидом. Хотел схватить за руку, чтобы остановить — а чем может схватить серый волк? Правильно: только зубами. В дюйме от запястья бедного господина Листунова щёлкнули мощные, хищные челюсти — в самый последний момент Роман Григорьевич всё-таки успел отвернуть голову, подавив животный рефлекс.
— Но почему? — от удивления Иван Агафонович даже не понял, какая ему грозила беда. — Покончить скорее с проклятым извергом, пока не наделал новых бед!
Их высокоблагородие раздражённо взрыли землю задними лапами.
— Как же вы не понимаете, Листунов!.. Ай! Да я, кажется, блоху подцепил! Вот незадача! Подождите, господа, сейчас вернусь и всё объясню! Удальцев, а вы следите, чтобы Иван Агафонович не наделал глупостей! Головой отвечаете! — с этими словами он рысью удалился в свои кусты — преображаться, а Удальцев подошёл и молча забрал из рук Листунова яйцо, как говорится, от греха. Народный герой не сопротивлялся.
А объяснение было действительно простым, Ивану Агафоновичу даже досадно стало, что не додумался сам. Ведь в сказаниях об этом ясно говорится: в тот миг, когда Кощей погибает от сломанной иглы, уничтожается и логово его: замок разваливается на части, обрушивается чёрная гора… А в замке на вершине горы, как известно, томится в заточении великая княжна Елена Павловна. Завалит её обломками, и вся недолга. И ждёт тогда кощеевых победителей не награда, а хорошо ещё, если только Сибирь. Вот почему спешить с уничтожением Бессмертного нельзя — прежде нужно вызволить пленницу, вывести на открытое место. А яйцо с иглой до той поры придётся бережно хранить, чтоб прежде времени не повредилось.
— Я заверну его в своё новое кашне, — вызвался Тит Ардалионович.
Тут надо заметить, что в повседневной жизни Удальцев одевался весьма скромно, как и подобает человеку его положения и рода занятий. Но оказался за границей — и надо же — вдруг захотелось пофорсить (чем он хуже Листунова, в конце концов?)! Желание это было реализовано приобретением на кленовской ярмарке шерстяного кашне в красную клетку.
Роман Григорьевич, будучи человеком строгих нравов, притом служителем закона, одобрить подобное приобретение, никак не мог.[59] Однако, и запрещать своему подчинённому модничать не стал, ограничивался ехидными замечаниями. Уверял, в частности, что обнова делает Удальцева как две капли воды похожим на бедного непризнанного живописца с Монмартры. Тит Ардалионович знал, что его высокоблагородие, по каким-то своим соображениям, живописцев не уважает, особенно непризнанных. Но он не обижался. В конце концов, он и сам не собирался носить кашне дома, в России, а думал приколоть его булавками к обоям на манер узкого прикроватного коврика, благо, размер позволял. Но теперь его приобретению предстояло сослужить куда более ответственную, можно сказать,
— Заверните, — разрешил Роман Григорьевич. — Право, лучшего применения для вашего ужасного хомута и не найдёшь!
«А вот и неправда! — подумал Тит Ардалионович, бережно упаковывая филактерию. — Коврик тоже выйдет неплох!». И ещё подумал о том, как повезло ему с начальником. Другой на месте Романа Григорьевича ничего не стал бы подчинённым объяснять, только рыкнул «Делайте как велено!». А его высокоблагородие всегда всё растолкует по-доброму, и приказы отдаёт не обидно, вроде бы как просит… Поэтому будет только справедливо, если Екатерина Рюриковна полюбит такого замечательного человека и смягчит горечь его утраты. Может быть, с ней он забудет свою Лизаньку и не станет больше страдать…
Вот на какую жертву был готов Тит Ардалионович ради своего безмерно уважаемого начальника! Хорошо, что тот об этом не знал, а то бы смутился, пожалуй.
…— Ну, что же, раз дело сделано — можем возвращаться на Рюген? — бодро осведомился герой Иван, стараясь отвлечься от досадных мыслей о собственной недогадливости. — Смерть как утомила здешняя жара! Всё, знаете ли, хорошо своё время: лето должно быть летом, а зимой — зима! И негоже, когда они смешиваются, здоровью от этого один вред.
«Страшно подумать, в какого резонёра превратится этот человек годам к пятидесяти!» — отметил про себя Ивенский. — Покойному Понурову сто очков вперёд даст!»
Но жара действительно утомляла.
ebooksa