— …как хотите, мистер Веттели, — донеслось из-за двери, — но меня не покидает навязчивое ощущение, будто, «Буколики» и «Эквитемики»[16] созданы совершенно разными авторами, не имеющими друг с другом ничего общего, кроме, разве, принадлежности к роду человеческому. Иной стиль, иной слог, иной взгляд на жизнь, в конце концов! Как вы это можете трактовать?
— Ах, мистер Коулман, примите в расчёт пять с лишним веков, разделяющих эти творения! Я понимаю: вас, как представителя старшего народа, такой срок не впечатляет, но для нас, людей, он воистину огромен! Человек не может прожить полтысячи лет и не измениться. Да и останется ли он именно человеком — это тоже большой вопрос. Если мы обратимся к источникам, то увидим, что поздний Вергилий, в бытность свою при короле Артуре…
Эмили послушала минуту-другую и тихо, на цыпочках удалилась.
Беседа затянулась заполночь, к обоюдному удовольствию.
— …Удивляюсь, мистер Веттели, почему вы, так тонко чувствующий поэзию юноша, берёте на себя труд преподавать банальное естествознание и, уж не обижайтесь на старика, отвратительнейшее военное дело? Неужели эти дисциплины действительно вас привлекают? Почему вы не похлопочете о должности учителя словесности? Право, вам бы это гораздо больше подошло!
— Ну что вы, мистер Коулман! У меня нет нужного образования, я не более, чем дилетант. Да и место занято, притом весьма квалифицированным специалистом. Думаю, Огастес Гаффин был бы и вам куда более полезен, чем я…
Но гоблин в ответ поморщился и передёрнул ушами.
— Ни в коем случае! Мне бы даже в голову не пришло обращаться к этому снобу! Он почему-то вообразил, будто всё возвышенное и прекрасное в этом мире — удел одних только юных златокудрых поэтов, а тот, кто, уж простите старика за грубость, мордой не вышел, пусть сидит у себя в кладовке и пересчитывает смены белья!.. Ах батюшки! — видно, упоминание о кладовке вернуло мистера Коулмана с небес на землю. — Время-то, время первый час! Заговорил я вас, однако, а ведь вы были… нездоровы, вам нужно отдыхать! До свидания, мистер Веттели, и доброй вам ночи. Сердечное спасибо за приятнейший вечер! — он раскланялся и поспешно засеменил к дверям, но вдруг обернулся, или вспомнив о чём то, или на что-то решившись. — И всё-таки я должен вам сказать! Это не в обычаях нашего народа, но после того, что вы сделали для меня…
«Разве я что-то сделал? — слишком громко мелькнула удивлённая мысль. — Просто посидели, поговорили по душам, мило провели время…»
— Ах, мистер Веттели, как вы думаете, много ли в этой школе найдётся человек, готовых поговорить по душам с
Гоблин всхлипнул и удалился, маленький, серенький, с тяжёлым фолиантом под мышкой. А Веттели, глядя ему вслед, впервые подумал о том, что если убийца — человек в годах, то пятилетняя разница между старшими учениками и кое-кем из их учителей может показаться ему незначительной. Нельзя сказать, что эта мысль его обеспокоила — так, мелькнула и ушла. Было это последствия недавних проклятий, или просто привык на войне не думать о таких вещах — кто знает?
7
— Полиция бездействует, а очередной понедельник приближается. Я хочу, чтобы вы поручили мне произвести дознание частным образом и наделили соответствующими полномочиями внутри школы, сэр, — сказал он профессору Инджерсоллу прямо.
Директор удивлённо, пожалуй, даже немного затравлено взглянул поверх очков. Было очевидно, что настойчивая просьба Веттели застигла его врасплох.
— Да, но мне казалось, для таких дел требуется определённый опыт, — пробормотал он.
Веттели прикинул в уме.
— Три случая недопустимого мародёрства, пять краж полкового имущества, четыре убийства рядовых и одно убийство офицера. У меня есть опыт, сэр.
Профессор задумался на минуту, потом лицо его прояснилось.
— Пожалуй, вы правы, Берти! Было бы неплохо, если бы кто-то, наконец, занялся расследованием всерьёз и, так сказать, изнутри. Какие именно вам требуются полномочия?
— Доступ к личным делам учителей и старших воспитанников, плюс разрешение ссылаться на вас, если мне понадобится кого-то опросить. Просто иначе мне никто ничего не скажет. Не захотят разговаривать, — в голосе Веттели не было ни обиды, ни горечи, он просто констатировал факт. Но профессор счёл нужным погладить его по рукаву, пообещать, что скоро всё наладится, а приказ о проведении дознания будет подготовлен сегодня же.