Но тут вдруг появляешься ты, весь такой трагически-романтический, изысканно-аристократический и вместе с тем опасно-брутальный, пропахший кровью и смертью. И акции бедняжки Огастеса стремительно летят вниз. Как, по-твоему, он должен это воспринимать?
— Я — брутальный?! — приятно удивился Веттели. — В самом деле?
— Ну… — фея отлетела на пару футов, оглядела его критически. — Скажем так. По сравнению с Огастесом Гаффином брутальный даже ты.
— Ах, да не слушай ты её! — воскликнула Эмили. — Брутальный, не брутальный — какая разница! Мне ты нравишься таким, какой есть. А на остальную часть Гринторпа ты, надеюсь, не претендуешь?
— Не претендую! — Веттели сделал рукой в воздухе некий жест, призванный продемонстрировать широту его трагически-аристократической натуры. — Я оставляю её Огастесу Гаффину, так ему и предайте при случае.
Фея сердито фыркнула.
— Тебе бы только насмешничать, а бедный юноша в самом деле жестоко страдает. Так и знала, что ты ничего не поймёшь! Не стоило и разговор начинать.
— Нет, почему же! — возразил Веттели, стараясь казаться серьёзным. — Я понял, что своим существованием уязвляю ранимую душу Огастеса Гаффина. Очень, очень жаль. Впрочем, если настоящий убийца не будет найден, у Огастеса есть все шансы навсегда избавиться от моего общества.
— Хочешь сказать, тебя повесят? — фея Гвиневра любила называть вещи своими именами.
Эмили изменилась в лице, хлопнула ладонью по столу.
— Всё! Ни слова больше! Никто никого не повесит, прах побери! Если эта эльчестерская ищейка уродилась клиническим идиотом, мы должны сами выследить и прикончить убийцу, чтоб кобели нагадили на его поганую могилу!
— Фью-ю! — присвистнула фея саркастически. — Вот это речь настоящей леди, тут уж не придерёшься! Твоя бабушка может тобой гордиться! Так ей и передам при встрече. Где она у тебя живёт? В Ицене?
— Не вздумай!!! — кажется, Эмили испугалась не на шутку. Что ж, основания у неё имелись: от не в меру активной и деятельной феи можно было ждать чего угодно, в том числе визита в Ицен. — Моя бедная бабушка до сих пор пребывает в счастливой уверенности, что «бука» — это самое страшное из известных мне бранных слов. И не надо лишать её иллюзий!
— Ладно, — великодушно согласилась Гвиневра. — Бабушка твоя, тебе видней. А как мы станем разыскивать преступника? Лично я не умею, мне прежде не приходилось. Представьте, какая странность: среди нас, фей, никогда не бывает убийц!
И чего тут странного? Лично ему, Норберту Веттели, было бы гораздо сложнее представить себе фею-убийцу, нежели отсутствие таковой.
А ответить Гвиневре он не успел, и разговор остался незаконченным.
Пришла мисс Брэннстоун с маленьким, странно замшелым бочонком — казалось, он веками лежал в сыром погребе и насквозь проплесневел. Что-то не хотелось из него ничего пить, пусть даже настоящий волькширский эль.
— Не удивляйтесь, — ведьма поймала их недоумённые взгляды. — Он только снаружи кажется страшным, так и должно быть. Зато эль в нём хранится долгие годы, не прокисает даже в тепле. Гоблины — большие мастера по части бытовой магии, этого у них не отнять.
— Я слышала, они добавляют в свой эль жуков, — заметила фея со знанием дела. — Наливай!
— Не добавляют.