Призрачный мир ,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Осталось совсем чуть-чуть…

— Граждане пассажиры, просим сохранять спокойствие…

Отпустило. Тяжесть в груди исчезла, сердце забилось ровнее, и вместе с пульсом ровнее пошел поезд. В глазах посветлело — лампы вспыхнули в полный накал.

— Ура!

— Прорвались!..

— Конечная станция. Граждане пассажиры, просьба освободить вагоны…

Двери с шипением разошлись, и доктор, не чувствуя под собой ног, шагнул на освещенный перрон.

— Приехали?

— Да.

— Домой?

Эскалатор двигался очень медленно, словно огромное, благожелательное существо бережно несло доктора на ладони к выходу. Спиной он чувствовал, как рассредоточиваются на ступеньках его спутники. Дальше. Еще дальше друг от друга. Разделяясь прядями волос под гребнем. Вместо кулака — пальцы. Время и место, когда необходимо быть вместе, исчезли; подступало время и место одиночества, ибо ты всегда одинок. В этом залог твоего настоящего существования. Доктор поморщился, отгоняя глупые, шаблонные, тамошние мысли. Надо учиться думать по-другому. Надо учиться не думать.

Внизу, в тишине платформы, до сих пор ждал поезд. Медля уехать, скрыться в тоннеле. Жарко зевала распахнутая пасть вагона. Десятка три манекенов приглашали доктора вернуться. И доктор чувствовал: останься он в метро, Поездец примет его с благосклонностью, ибо они никогда не встретятся лицом к лицу. Впрочем, можно быть уверенным: в каждом из вагонов доктор найдет сухие румяна и «тоналку», крепэ и монтюры для париков, гумоз, поролон и марлю для толщинок. Манекены звали к себе, ни в коем случае не настаивая и не торопя. Вернуться? Или вернуться по-настоящему: спуститься на платформу, сесть в вагон и отрицательно помотать головой? Дав знак Поездецу: отвези обратно.

Отвезет.

Без сопротивления и уговоров.

Эскалатор кончился. По-прежнему не оборачиваясь, доктор прошел к стеклянным дверям, толкнул их, оказавшись в подземном переходе. Бетон, пустые лотки, где сквозняк торговал шепотом; снова лестница. Вверх, вверх. Город был пуст, как лотки в переходе. Кинотеатр, кафе. Магазин подержанной одежды, переговорный пункт, ателье. Пустые, пустые, пустые… Наконец-то. Доктор потянулся и взял из доверчивой пустоты — взгляд. Сделанный из пластика, взгляд безучастно лежал на ладони, насквозь в пыли и скуке. Не задумываясь, что он делает, доктор принялся разминать взгляд в пальцах. «Гусиные лапки» в уголках глаз: от частого смеха. Горстка искр. Затененность густых, чуть седеющих бровей. Понимание. Усталость. Тени: мудрые, темные. Пальцы двигались ловко и умело. Все, пора отпускать на волю.

Взгляд, подхваченный ветром, взлетел в осень.

Поплыл вдоль улицы, заново осматривая дома и деревья, привыкая к самому себе — старому, новому.

Доктор засмеялся. Они ждали его, только его, его и больше никого, надеясь, что однажды он придет, потянется и возьмет их для изменения. Воздух кишел ими: улыбки, ухмылки, взгляды, морщины, трепет ноздрей, сонные веки, похожие на створки раковин, кроличий прикус, румянец щек, локон у виска, желваки на скулах. Печаль, радость. Озабоченность. Мертвый пластик, ждущий тепла прикосновения.

Психоз, готовый обернуться прозрением.

Это был его город.