Призрачный мир ,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вот ты возьми и распусти. — Отец Григорий опер сапку о стену и устало опустился на лавку. — Каждый норовит поругать, а помочь — добровольцев нет.

Он достал старый носовой платок и вытер лоб.

— Было тут хорошо раньше. Икона даже позолоченная была. Только когда голод в Поволжье начался, я ее отдал. Не забрали — сам отдал. Пусть и святая вещь, но, поверь, ни одна вещь на свете не стоит человеческих жизней, прости меня, Господи.

Отец Григорий перекрестился.

— Сейчас кто сюда ходит? Раз-два и обчелся. Паства по домам разбежалась.

— Ну и что? — сказал Павлик. — Религия — опиум для народа! — Он не знал, что означает слово «опиум», но подозревал, что что-то очень нехорошее, как самогон, который отец пьет по праздникам. — И… это, Бога нет!

— Ты в этом уверен? — улыбнулся отец Григорий.

— Да!

— А почему?

— Ну, так в школе говорят. Это антинаучно!

Отец Григорий спрятал платок и достал гайку. Сжал ее между указательным и большим пальцами и посмотрел сквозь отверстие на Павлика.

— Лучше скажи, ученая голова, как ты это делаешь?

Павлик нахмурился.

— А как вы папу лечите? — с вызовом спросил он.

Отец Григорий встал и неожиданно погладил Павлика по голове. Рука, прикоснувшаяся ко лбу, оказалась грубой и шершавой, как у папы.

* * *

Это случилось после того, как купили Люську. Павлик пас ее на дальнем пустыре. Люська была козой упрямой и вредной — того и гляди, боднет под коленки. Зато молоко по утрам она давала — вкуснее не бывает.

«Ладное молоко», — говорил отец Григорий, когда Павлик приносил ему кружечку.

О побеге заключенных из городской тюрьмы Павлик узнал позже, но в то утро никак не думал встретить на пустыре двух чужих дядек.

— Хорошая коза, — сказал первый дядька.

— Что с мальцом будем делать? — спросил второй.