Лгунья

Привычная невозмутимость изменила Ранхашу. Он резко повернул голову, с удивлением уставившись на Шидая.

— И судя по её нежеланию говорить о прошлом, она беглая сумеречница, — добавил лекарь. — И беглая уже очень давно, так как успела перенять наши традиции и привыкнуть к нашему поведению. И даже перенять его. Иначе бы вряд ли она перед тобой разделась.

Перед глазами Ранхаша мелькнуло воспоминание: платье соскальзывает вниз, обнажая белое тело. Тело сумеречницы. Мужчина резко тряхнул головой, избавляясь от видения.

Шидай же, будто бы подливая масла в огонь, с тоскливым вздохом продолжил:

— А передо мной она раздеться не захотела! Видимо, чувствует, кто из нас настоящий мужчина.

На ехидство Ранхаш никак не отреагировал. Он продолжал озадаченно хмуриться, переваривая услышанное.

— Почему ты сразу не сказал? — наконец недовольно спросил он. — Многое в её поведении теперь понятно и объяснимо.

— Опасался, что ты решишь направить запрос в Сумеречные горы, — признался Шидай. — Для беглых сумеречниц это почти верная смерть. Девушки бегут в основном из мест, где над женщинами властвует самая жёсткая тирания. Это, как правило, наиболее удалённые и уединённые участки гор, на которых царят свои законы, порой отличные от салейских. Даже другие сумеречники не спешат выдавать беглых девушек таким соседям. Если бы они прознали, что Майяри здесь, то через некоторое время она была бы уже там.

— Я это всё прекрасно понимаю, — раздражённо ответил Ранхаш, — и так рисковать не стал бы. Мог бы сперва поговорить со мной.

— Увы, — лекарь печально развёл руками, — ты не всегда меня слушаешь. Что теперь будешь делать?

Ранхаш, всё ещё раздосадованный молчанием Шидая, резко отвернулся и подошёл к окну. На улице уже темнело. Под окнами харен рассмотрел фигуру блондинистого друга Майяри, который обеспокоенно смотрел в окна учительского общежития. Увидев харена, парень сперва застыл, а затем нахмурился и мрачно уставился в ответ. Интересно, что он тут делает? Если Ранхаш правильно помнил, то по выходным он вместе со своими друзьями должен был помогать с восстановлением тюрьмы. Немного в стороне, у здания трапезной, харен заметил невысокую девушку, из-под шапки которой выбивались рыжие кудри. Ранхаш узнал в ней жену Виидаша. Он не стал требовать, чтобы столь хрупкую девушку задействовали в строительстве, — он хотел наказать, а не убить — и попросил мастера Пийша использовать её в любой работе, — кроме самой тяжёлой, подходящей только для мужского плеча — что появлялась в школе.

Девушка нервно мялась и порой, сложив ладошки у рта, что-то кричала Мадишу. Голосок у неё был тонким, и до Ранхаша через стекло долетали только отдельные звуки. Блондин же раздражённо отмахивался и продолжал пристально пялиться в окно.

Ранхаш ещё некоторое время смотрел на упрямца, а затем одними губами произнёс: «Она жива». На лице Мадиша одновременно появились удивление и облегчение, а харен опять повернулся к Шидаю. И едва не вздрогнул, обнаружив, что лекарь стоит рядом и с весёлым любопытством смотрит то на Мадиша, но на него, Ранхаша.

— Так что мы будем делать? — повторил Шидай. — Оставим Майяри здесь?

— Пока да, — поморщился Ранхаш. — Перевозить её сейчас опасно, и она ранена. Подождём, пока она восстановится настолько, чтобы встать на ноги.

— Здесь её оставлять тоже опасно, — заметил Шидай. — Кого отрядишь в охрану? Рладая?

— Нет, — Ранхаш отрицательно мотнул головой. — Себя.

— Себя? — повторил Шидай. Удивлённым он, впрочем, не выглядел. — Ночевать здесь будешь?

— Конечно, — спокойно отозвался харен.

— Хорошо, тогда я поеду домой, — решил Шидай. — Мне ещё завтра наших охранников лечить от той заразы, а у меня никаких сил нет. И учеников проверять. Если ей вдруг станет хуже, пошлёшь за господином Лоридом. Он живёт на этом же этаже. Завтра отправлю кого-нибудь с твоими вещами и бумагами. Что-нибудь конкретное нужно?