– Первые трупы выкинуло на берег через неделю.
– С радиационными ожогами. Мы думали, что понимаем туземцев, – и ошиблись. Мы не знали, что трансформация затрагивает химизм их мозга. А может – просто психологию. Так или иначе, но предупредительные сигналы, отгонявшие их от передатчиков, не подействовали. Туземцы жались к башням, и не просто к башням, а прямо к реакторам.
Безумие, самоубийство. Возможно, излучение стимулировало их половой инстинкт. Или просто хотели погреться. Спросить не у кого.
Мариво зажмурилась и всхлипнула.
– И ведь мы ничего не могли сделать – ровно ничего. Грозы, ураганы, – о том, чтобы пробиться к башням, не было и речи. А вот передачи пробивались. И мы не могли их выключить – конструкторам и в голову не пришло, что такое вдруг потребуется. И все время, пока туземцы умирали, передатчики транслировали их мучения на все побережье. Ну и что, казалось бы, страшного, не хочешь – не подключайся. Но это было вроде как сломанный зуб во рту – язык все время его ощущает. Боль притягивает, гипнотизирует, и своя боль, и чужая. Лично я их слушала.
На Континент обрушилась волна горя и тоски, мощная и неудержимая, как Великий прилив. Только что жизнь была яркой и прекрасной, прошел день, другой, и она стала серой, бессмысленной. Прежде мы были народом оптимистичным, уверенным в себе, а теперь… мы потеряли перспективу, веру в будущее. Некоторые из нас находили в себе силы не слушать, но им передавалось настроение окружающих.
Если бы не сестра, я, пожалуй, умерла бы с голоду. Она кормила меня с ложечки, насильно, целую неделю. Она разбила мои серьги, заставила меня вернуться к жизни. Но я почти разучилась смеяться. Некоторые люди умерли. Другие сошли с ума. Мы стыдились смотреть друг другу в глаза. Когда внепланетные власти решили отобрать у нас науку – то немногое, что от нее осталось, – мы почти не протестовали. Сами виноваты, так какие могут быть возражения? Расцвет нашей технологии окончился, наступила долгая холодная зима.
Мариво умолкла, за эти немногие минуты ее лицо побледнело и осунулось. Чиновник щелкнул тумблером.
К столику подошел псоглавый официант:
– Вы кончили, сэр?
– Да, – кивнул чиновник.
Псоглавый взял аппарат, поклонился и ушел.
Чиновник допил пиво, откинулся на спинку стула и оглядел зал. За соседним столиком обедали три двойника. Они с полной серьезностью исполняли сложную, бессмысленную пантомиму – пили из никому не видимых стаканов, подцепляли вилками невидимую пищу, вытирали салфетками отсутствующие рты. Зрелище забавное и немного печальное. Затем чиновник поймал на себе взгляд одного из двойников, стоявших у балюстрады.
Двойник поклонился и подсел к столу. В первые мгновения чиновник не мог вспомнить, где же он видел это морщинистое лицо, острые, внимательные глаза. Однако школьные уроки эйдетики не прошли даром….
– Вы лавочник, – счастливо улыбнулся он. – Из Лайтфута. И вас зовут… Пуф, так ведь?
– Так, так, конечно, так. – В ухмылке старика было что-то не совсем нормальное, почти безумное. – Хотите, наверное, спросить, как я вас здесь нашел?
– Как вы меня здесь нашли?
– А я за вами следил. Проследил вас до Коббс-Крика. Перескочил оттуда в Клей-Бэнк, а вас там нет и не было. Я тогда назад, в Коббс-Крик, а там говорят, вы недавно уехали. Я знал, что вы сюда зайдете. Вы, внепланетчики, все такие – хлебом не корми, только бы на достопримечательности поглазеть. Вот я вас здесь и ждал.
– Правду говоря, я забрел сюда совсем случайно.