Чиновник медленно поднялся с пола. У него болело все тело, но особенно – ноги и позвоночник. Левое колено дрожало и подгибалось, к нему неприятно липла штанина. Чиновник взялся за перила и заглянул вниз. Да-а, высоко. Безголовый робот расплющился в лепешку, но так и не разжал страстных объятий. Официант не шевелился, сейчас он был похож на сломанную куклу. Бычья маска свалилась, под ней обнаружилось круглое, слишком хорошо знакомое чиновнику лицо.
Это был Вейлер, липовый Чу.
“Он там мертвый, а я здесь, живой, – думал чиновник. – А могло быть наоборот”.
Металлическая рука взяла его за локоть, осторожно потянула в сторону.
– Идемте сюда, – негромко сказал Пуф. – Пока никто о вас не вспомнил.
Они прошли к уединенному, спрятанному среди густой листвы столику.
– Веселые у вас приятели. Может, расскажете, что все это значит?
– Нет, – покачал головой чиновник. – Я и сам ничего толком не знаю. То есть я знаю, кто за этим стоит, но и только, безо всяких подробностей. – Он глубоко вдохнул и медленно, на счет, выдохнул. – Вот, все еще дрожу, никак не успокоиться. – Еще один глубокий вдох. – А ведь я обязан вам жизнью.
– Что точно, то точно. Слава еще Богу, что я не совсем забыл навыки рукопашного боя. Эти долбаные железяки, они же совсем хилые, их нарочно такими делают. Сидя в такой хреновине, с живым человеком черта с два справишься – разве что использовать против него его же собственную силу. – По экрану расплылась широкая, довольная улыбка. – Вы сами знаете, как меня отблагодарить.
Чиновник вздохнул, посмотрел на свои лежащие на столе руки. Слабые человеческие руки. Руки человека, которого очень легко убить. Он еще раз вздохнул и собрался с силами:
– Послушайте…
– Нет, это вы послушайте! Четыре года, целых четыре года оттрубил я в Норе, от звонка до звонка! Нора – это тюрьма на Калибане, армейская. А вы хоть знаете, какая там обстановка?
– Как на древней каторге, а то и хуже.
– Нет, ничего подобного! В том-то и дело, что все там очень чистенько, спокойненько и гуманно. Приходит какой-нибудь сопливый лаборантик, подключает тебя к простенькой программе визуализации, к искусственному питанию, к физиотерапевтической программе – чтобы тело не превратилось в кисель, и все, сиди себе в собственном своем черепе, как в камере.
Это вроде как в монастыре, ну или как в приличной, чистенькой гостинице. Ничто тебя не тревожит, ничто не беспокоит. Эмоции выведены почти на нуль. Тебе хорошо и уютно, как младенцу у титьки. Ты не ощущаешь ничего, кроме приятного тепла, не слышишь ничего, кроме тихих, бессмысленных, умиротворяющих звуков. Ничто тебе не угрожает, ничто не причинит тебе боль, и никуда ты, сука, не сбежишь.
Четыре года!
По окончании срока – три месяца интенсивной реабилитационной терапии, без этого никак, ведь ты напрочь отвык воспринимать внешний мир, верить собственным глазам. И все равно, даже после этой ихней терапии, просыпаешься иногда и не веришь, что мир существует, что ты сам существуешь.
Я вышел оттуда и лег на дно. Я поклялся никогда больше не подключать свою репу ко всякой электронной хрени, ограничить свои передвижения такими местами, куда можно попасть лично, ножками. Я прожил с тех пор целую жизнь и ни разу не нарушил клятвы. До сегодняшнего дня. Вы понимаете, что я вам говорю?
– Вы говорите, что это для вас важно.
– Вот именно – важно. Очень важно.
ebooksa