– Но…
– Ты что, меня не слышал? Я же сказала, что ничего такого не хочу.
Когда Ребел стала его ругать. Максвелл подался назад, полуприсел, приняв бойцовскую стойку, выпрямился и снова полуприсел. Он сжимал и разжимал кулаки. Лицо дергалось: запрограммированные эмоции приходили в противоречие друг с другом.
– Ты что, машина? Тебе мало заниматься сексом, когда я согласна?
Максвелл неуклюже поднял кулак, целясь Ребел в лицо. Она с пренебрежением отшвырнула его руку и попыталась дать ему кулаком в живот. Он отскочил назад, висящая на поясе нитка бус рассыпалась, жемчужины разлетелись по сторонам, стуча, словно градины, по жестяным стенам.
– А ну мотай отсюда на хрен!
Максвелл дрожал, забившись в угол.
– Но это мой дом, – невнятно пробормотал он.
Ребел долго смотрела на него гневным, презрительным взглядом. Потом рассмеялась, с грубым добродушием протянула руку и взъерошила его волосы:
– От тебя же ровно никакой пользы.
– Как сказать, это смотря что тебе надо, – мрачно уставясь в сторону, сказал Максвелл.
Но напряжение прошло. Он стал собирать все еще прыгавшие по комнате жемчужины, ловя их в воздухе одной рукой и складывая в другую.
– То есть я могу драться так же хорошо, как трахаться, но нужны чистые сигналы. Ведь очень трудно… Эй, что это?
– Что?
– Слушай!
Они замолчали. Издалека донеслось монотонное «дин-дон, дин-дон», это стучали по трубам. Звук нарастал, становился громче и громче по мере того, как все больше людей на одном конце резервуарного поселка били в унисон. Ребел дотронулась до трубы. Труба сильно вибрировала. Во дворе затих непрестанный шум голосов.
– Это копы! Вот же, мать твою! Нужно рвать когти.
Максвелл выпустил из рук жемчуг и схватил накидку.
– Когти рвать? Куда? О чем ты говоришь?
Максвелл с остервенением натягивал одежду.