Я шагнул к стене из стекла, выходившей на долину, и посмотрел на ландшафт, который много лет назад убедил меня согласиться на нестабильность проживания в лос-анджелесских холмах.
— Всецело.
— У вас напряженный голос.
Я посмотрел на ноги. Я успел надеть черные брюки на тот случай, если кровь просочится сквозь повязки.
— Да, я ранен.
Короткое молчание. Я слышал ритмичные щелчки, которые сопровождали наш разговор до этого момента, как будто леди Тидзу непрерывно ударяла по одной и той же клавише какой-то из своих машинок. Когда она замолчала, щелчки прекратились и снова возобновились, когда она заговорила:
— Вам требуется помощь?
Я улыбнулся своему отражению в стеклянной стене.
— Нет. Ваше удивительное чувство юмора уже само по себе лекарство.
Стук по клавише замолк, как будто она была приятно удивлена.
— Джаспер.
Теперь я нахмурился отражению, поскольку звук моего имени на ее губах вызывал тревогу.
— Да, леди Тидзу?
— Когда я могу ждать, что моя вещь ко мне вернется?
Я мысленно прикинул с учетом наилучшего — и наихудшего — сценария развития событий при поездке через весь город до Калвер-Сити: чем может помешать мне полицейский Хаас, как быстро он капитулирует, когда поймет, с кем он имеет дело в моем лице, возможно ли дальнейшее вмешательство со стороны наемников Афронзо, плюс дополнительное время на дорогу до Сенчери-Сити.
— Полагаю, через несколько часов после рассвета.
Клавиша, которую она нажимала, стукнула еще три раза, и каретка звякнула, дойдя до конца.
— Тогда я отложу завтрак в ожидании, что вы ко мне присоединитесь.
Башни Сенчери-Плаза были освещены; я видел их, правда тускло, сквозь дым. Я кивнул, внимательно всматриваясь в, как мне показалось, сороковой этаж северной башни и, представляя, как леди Тидзу сидит на поджатых ногах за столом, оценивает работу одного из предметов своей коллекции, и прикидывал, о чем могло говориться в последней записке, напечатанной на нем.
— Я принесу цветок для стола.