Неспящие

Улыбка пропала, и она подняла на меня глаза.

— Какого вы мнения об этих анахронизмах? — Она обернулась к стене с устаревшими машинками. — О моей коллекции.

Я почувствовал пульсацию в толстом комке багровой рубцовой ткани у меня за ухом. Под ним уже несколько десятков лет сидел осколок шрапнели, напоминавший мне о своем присутствии, когда приближались нетипичные изменения в атмосфере.

Я сжал губы.

— Некоторые очень красивы. Другие нет. Меня восхищает полнота коллекции. То, что ни одна машина не кажется более значительной, чем остальные. То, что они расставлены явно с какой-то задумкой. Каков бы ни был принцип, его сразу не видно. Это не эпоха, не страна производства, не цвет, не технические характеристики, не размер, не состояние. Все эти качества распределены произвольно, но не всегда равномерно. Безусловно, там есть равновесие. И порядок. Меня не привлекают эти вещи, но я понимаю потребность иметь такую коллекцию. И я восхищаюсь ею.

Она посмотрела в ночь.

— Пишущие машинки, вокруг которых располагаются остальные, те отличительные признаки, на которых строится коллекция, — это машинки, на которых самоубийцы отпечатали свои предсмертные записки. И после этого больше ни слова.

Я снова посмотрел на механизмы и в свете нового знания увидел, что некоторые из них были едва заметно акцентированы, увидел кажущуюся дистанцию между ними и окружающими машинками, как будто неодушевленные предметы не хотели приближаться к трагедии и безумию.

Я кивнул и повернулся к ней:

— Ясно.

И снова наклонил голову, как бы ценя доверие, с которым она поделилась со мной этой подробностью.

Ее изувеченная рука приподнялась, отказываясь от моего подношения.

— У этих конкретных машинок бесспорное происхождение. Должно быть. Но в последнее время они уже не так увлекают меня, как раньше. Как будто чувства притупились. И я задумываюсь. О той жажде, которую я испытывала к подобным вещам.

У нее на предплечье несколько раз дернулась мышца, заставляя биться сердце в груди дракона.

— Что может насытить ее?

Она посмотрела на меня; в почти черных глазах отражалась та же кромка огня, что и в горах.

— Внешний жесткий диск. На нем то, что принадлежит мне. Он должен быть мне возвращен. И о нем не должно остаться никакой памяти.

Я поклонился в последний раз, соглашаясь на контракт.

При этом я заметил напряжение в грудино-сосцевидной и трапециевидной мышцах ее шеи, выдававших большое усилие. Я не сомневался, что это усилие сопротивлялось противоположному напряжению, тому самому, от которого ее шея приняла бы недвусмысленное натужное положение, первый внешний признак бессонницы.

Я отвернулся, не желая выдать свое открытие. И таким образом я выдал себе свои же сомнения в том, что успею воспользоваться спрятанным клинком, прежде чем она поймет, что я разглядел ее новую слабость, и высвободит дракона, который, как говорила ее татуировка, сидел под самой ее кожей в нетерпеливом ожидании.