Она попробовала напиток рубинового цвета:
– Вино божественно, Стэн. Но что мы празднуем?
– А ты не понимаешь?
– Думаю, понимаю, но хочу, чтобы ты произнес это вслух.
– Хорошо, тогда слушай, что я тебе скажу.
Стэн улыбнулся. Он еще никогда не чувствовал себя так уверенно. И пусть он не знал, куда приведет его этот путь, ему уже очень нравилось идти вперед.
– Мы осуществим то, что ты задумала, и будем придерживаться твоего плана. Мы оба понимаем весь риск, на который собираемся пойти, знаем, что нам придется столкнуться с трудностями. Но не стоит об этом больше говорить – я сделал свой выбор, и ты тоже. Утром мы начнем.
Джулия крепко сжала его руку.
– Но почему утром? – поинтересовалась девушка.
– Потому что утром открывается мой банк, – объяснил Стэн. – Теперь я готов на все.
– И я тоже, Стэн.
– Ну, – сказал он не то в шутку, не то всерьез, – я думаю, мы позаботились обо всем, кроме имени нашего кибернетического чужого.
– Есть какие-то предложения?
– Можем назвать его Норберт. Как тебе? В честь великого Норберта Винера, отца кибернетики.
– По-моему, звучит неплохо, – согласилась Джулия. – Теперь, думаю, мы обсудили все. Хотя остался еще один вопрос.
– Какой?
Джулия наклонилась к Стэну. У него от такой близости закружилась голова. Она прижалась еще ближе, приоткрыв рот. Он восхитился ее зубами. Лишь один глазной зуб слева был с маленьким изъяном.
Мяковски забыл обо всем на свете в тот момент, когда она его поцеловала. Кибернетический муравей Ари стоял в коробочке на каминной полке и наблюдал за ними. Огонь в очаге угас. Стэн видел, что Ари смотрит на них. Он также видел себя со стороны, целующим Джулию. Этот момент, волшебный, как голубое сияние маточного молочка чужих, навсегда отпечатался в его памяти.
4
На следующее утро Стэну представилась возможность показать Джулии свой дом. Она восхищалась старинным столовым серебром, доставшимся ему от бабушки и дедушки, и с трепетом рассматривала портреты предков, которые висели вдоль лестницы, ведущей на верхний этаж. Там оказалось множество картин, написанных маслом, на которых были изображены мужчины с суровыми лицами – некоторые с усами, некоторые чисто выбритые, – а также леди, в накрахмаленных черных шелковых платьях. Стэн был рад, что все эти произведения уцелели после нашествия чужих.