Джейк вскочил. Некоторые из этих… этих еретиков были здесь?
Адун на мгновение оставался недвижим. Такая глубокая неподвижность была свойственна всем протоссам, но лишь тамплиеры вывели это умение на уровень искусства.
– Да, – сказал он, наконец. – Да. Я хотел бы узнать, почему один из этих… отступников… думает и чувствует именно так.
Тихий шепот одобрения скользнул в разум Джейка. Образ мышления еретиков был столь невообразимым, столь извращенным, что он беспокоился за сохранность чистоты рассудка того, кто прикоснется к скверне. И все же Адун отважно шагнул вперед. Он был настоящим защитником своего народа, и это было известно каждому. Его навыки и умения позволяли протоссам успешно противостоять угрозе извне. Теперь же случилось нечто доселе невообразимое: враг коварно атаковал изнутри, но Адун обладал достаточной силой для того, чтобы справиться и с этим тоже.
Кортанул кивнул одному из кхален-ри, которые неподвижно, словно статуи, стояли у овальной двери. Страж низко поклонился и мгновением позже вернулся с одним из еретиков.
Джейк ожидал увидеть бредящего сумасшедшего, безумца – сильного, возможно, не агрессивного, но, по крайней мере, представляющего очевидную опасность. Но когда в зал ввели хрупкую слабую девушку, почти подростка, с высоко поднятой головой, Джейк едва сумел скрыть изумление.
Кожа девушки была мертвенно-бледной и имела нездоровый оттенок, говорящий о том, что ее держали в заключении слишком далеко от живительных лучей солнца, лунного или звездного света. Конклав, разумеется, не собирался позволить ей умереть от голода, но они определенно разрешили лишь самое необходимое количество питания. Ее разум был закрыт от Джейка, но он представил, как ей, должно быть, страшно предстать здесь, перед вершителем, со скованными светящимися заряженными кристаллами руками.
Адун встал, пристально рассматривая девушку. Она спокойно встретила его взгляд.
– Это и есть еретик? – уточнил Адун.
– Не позволяй ее внешности одурачить себя, вершитель, – сказал Кортанул. – Она сильнее, чем кажется.
Адун рассеянно кивнул, полностью сосредоточив внимание на юной особе.
– Говори, дитя, – мягко сказал он. – Я хотел бы услышать, что ты можешь сказать.
Ее ответная мысль была полна такого раздражения, что Джейк зажмурился:
– Ты услышишь, но не прислушаешься. Ты не поймешь.
– Во лжи и ереси нечего понимать! – выкрикнул один из членов Конклава. Он был не способен – или, что более вероятно, не желал – скрывать свои мысли.
Адун поднял руку.
– Вы попросили меня поговорить с ней. Так позвольте же сделать это.
Девушка отлично скрывала свои мысли и чувства. Она прекрасно владела собой – для столь юного и… измученного создания. Джейк ощутил тень одобрения, вопреки тому факту, что девушка была еретиком и, хуже того, глупцом. Благодаря Кхале протоссы выжили и вновь возвеличились. В единстве заключалась сила. В единстве заключалось сострадание. Не поддерживать это или, того хуже, действительно верить во что-то другое было равносильно тому, чтобы желать гибели целой расе. Что же тогда это такое? Своего рода… странная секта, которая находит утешение в мыслях о вымирании расы? Ему стоит расспросить Адуна, когда он закончит допрашивать пленницу.
Адун поднял руки и развернул ладонями вверх. Долгое время юная особа не шевелилась, но затем наконец медленно повторила движение вершителя. Между их руками образовалось свечение, и удивительно долгое время они стояли неподвижно. В конце концов, Адун опустил руки и кивнул. Один из стражей подошел и увел молчаливую девушку прочь. Она покинула устрашающе огромный зал так же, как и вошла в него: с гордо поднятой головой, исполненная чувства собственного достоинства.
– Теперь ты понимаешь всю глубину опасности, с которой мы столкнулись, вершитель, – сказал Кортанул.