Бледный

— Прекрати!

— Нет, Даша, чувство такое, что без задумки про Муравьёв ты, их давя, невиновен, а намеренно держа шаг, — сознательно наступаешь и… подло. Хоть, вроде, не виноват. Иной не думает, а раздавит больше того, кто держит против Муравьёв идею.

— Хватит. Мне не смешно, — прервала она. — Психолог!

— Ты тоже хороша с мыслью, что Влад убил, — бросил Девяткин. — Вот как ты, женщина, провоцируешь…

— Ты прав, я первая… Но я несчастная разведёнка… Будем считать, мы квиты, всё здорово и… в субботу мне приходить? Около двадцати человек придут. Мы с Леной всем им звонили и звали.

— В субботу… — повторил Девяткин. Ему вдруг пришла мысль, что, если устроить трюк с трупами… посадить их в машину да утопить… в реке ли, в провале, как тот, у банка, было бы кстати. Его давил ужас, может быть, больший, чем ужас зоны: ужас предстать маньяком в глазах родных и знакомых. — Знаешь, — сказал он, — с этими катастрофами… Мне на ум пришло: вдруг Лена тоже… вдруг рухнет здание?

— Ты с ума сошёл! — Дашка крикнула. — Правда, что ли, что «Форд» пропал?

— Правда.

— Такое, Петя, раз в году. Не обобщай. В Москве миллионы — а гибнуть Лене?

— Всё. — Он отключился.

И вновь вызов. Это снова был тесть. Девяткин вообще убрал звук, чтоб не знать, звонят ему или нет. Он заглядывал во все бары и в каждом — пил. В восемь вернулся к банку, где «Форд», грязный, мятый, уже стоял на тротуаре. Он попытался завести мотор. Напрасно. Автобусом трясся в Жуковку, потом шел пешком. Подходя, всматривался в туман, решив, что, если будет автомобиль, как в прошлый раз, он скроется. Вечерело, он видел дальше, чем тогда. Туман скрывал его. Он застыл, завидев громады бульдозеров, труб, плит. Стройка приблизилась и сконцентрировалась.

Он прошел дорожкой через газон — и дверь открылась.

— Чёрт, Тоня… Я и забыл, — сказал он.

— Ой, Пётр Игнатьич! — Она была в белой наколке, в белом переднике. — Уйти? Хозяйки ведь не было. Я сварила вам, как могла. Пойду я?

— Нет. — Он задержал её. — Прости. Напугался… У нас не было проживающих горничных, я и…

— Входите. — Она отступила. — Я тут почистила.

Он заметил, что холл сиял.

— Знаешь… — сказал он. — Хватит, сними это, день закончился… и не надо, чтобы как хозяин и прислуга.

— Есть, Пётр Игнатьич… — Тоня сняла передник. — Ужинайте.

— Правильно, что ты здесь. — Он улыбнулся. — Мне веселей… Тебе ведь на съёмной квартире скучно?