Агенты Преисподней

Мужчина, поправляя очки, привстал, рассеянно оглянулся в поисках посуды и, как бы невзначай, поинтересовался:

– Тебя как зовут-то?

– Меня не зовут, я сама прихожу, – ответила старой шуткой девица и засмеялась, похоже, над собственным остроумием. – Ребята прозвали Машкой, но, вообще-то, я Марина…

– Очень хорошо, Марина, – ответил агент, наконец, разыскав среди грязной посуды хрустальный, лишь чудом или попущением высших сил существующий в этом доме в единственном экземпляре, бокал. – Я – Симон, только так – строго и без всяких фамильярностей, ладно?

– Ладно, Симон, – согласилась Маринка, будто подгоняя голодным взглядом неторопливо споласкивающего под струей воды бокал агента Преисподней. – А ты – хороший мужик, Симон, не озабоченный…

– А зачем мне непременно быть озабоченным? – наконец-то, решил вопрос с посудой и вернулся к столу мужчина.

– А кто вас, мужиков, знает, – откровенно призналась Маринка, протягивая свой стакан под горлышко открытой Симоном бутылки. – Ты лей до конца, не бойся, я в осадок редко выпадаю…

– Да я тебе не муж и не брат, следить, чтобы не напилась, – усмехнулся агент.

Девчонка искренне засмеялась, похоже было, что появление собутыльника изрядно подняло ей настроение, она отсалютовала стаканом, едва ли не под риску наполненным янтарным, вкусно пахнущим напитком, и без задержек на тосты и прочие церемонии сделала солидный глоток, не только не поморщившись, а, кажется, даже прикрыв на пару секунд свои огромные глазищи от удовольствия. Симон, безо всякой потусторонней магии и прочих хитроумных штучек, едва ли не физиологически ощутил, как приличная доза чудесного коньяка скользнула по пищеводу девушки, оставляя во рту замечательное послевкусие, как задержалось тугим, огненным комком в желудке и тут же, без остановки, начала подыматься, будоража на ходу кровь, к голове… все это было отчетливо – черным по белому – написано на симпатичном, юном лице Маринки.

– Зойка про тебя говорила, что ты – её брат, старший, при чем, а сегодня замотался с утра очень, устал, вот и сидишь на кухне, отдыхаешь, как умеешь, – сказала девчушка, окончательно пересмаковав коньяк всеми органами чувств, включая, кажется, шестое. – Так что, ты брат или она, как все мы, бабы, врет и не краснеет?

– На текущий момент, в самом деле – брат, – согласился Симон, скромно, как бы, неторопливо, но с огромной внутренней жадностью, прихлебывая в самом деле очень достойный напиток, прав он оказался в магазинчике, когда не погнался за ценой, проигнорировал назойливое требование напарницы: «Самый дорогой бери…»

Как-то незаметно, легко и совершенно безболезненно, с первых же глотков коньяк вычистил голову агента от затухающего гула реактивных двигателей, от звуков плещущейся воды на поверхности хмурого океана, от бесконечного безмолвия равнодушных звезд, от заключительных слов исчезающего беса.

– Ты поэтому с ними в комнату и не пошел? – оживившись, заинтересованно начала перебирать варианты Маринка. – Тебе с сестрой нельзя, это же инцест… смертный грех или как там считается? или все-таки можно, но чтобы без детей? Так сейчас никто залететь не хочет, думаешь, я детей хочу?.. так, кувыркаюсь для за ради удовольствия, если человек, конечно, приятный.

Она снова засмеялась, прихлебнула коньяку, поискала что-то глазами на столе и спросила собеседника:

– А сигаретки у тебя не найдется?

Симон молча вытащил пачку крепковатых для юной девушки сигарет и разовую, но достаточно изящную зажигалку, и просто положил все это на столешницу, двинув в сторону Маринки. Пока та самостоятельно прикуривала, совсем не обидевшись на такое вопиющее нарушение этикета, мужчина почему-то лихорадочно пытался вспомнить – предусматривается ли в Преисподней отдельное наказание за инцест? Конечно, никаких регламентирующих документов грешным душам никогда и никто из бесов, а тем более бесенят, не показывал и даже не ссылался на них, но заведенные испокон века порядки на том Свете были чрезвычайно строгими, и развратников, к примеру, никогда не смешивали с убийцами или обжорами. Но сейчас, как ни напрягался Симон, он не мог припомнить ничего конкретного, видимо, интимная связь братьев и сестер, а также родителей с детьми и прочих близко кровных родственников шла «десятой» строчкой в списке прегрешений, и была, как бы, вспомогательной, на приговор особо не влияющей, но учитываемой.

Впрочем, если совсем уж углубиться в дебри, то можно было бы вспомнить и обязательный брак с сестрами египетских фараонов, и почти тысячелетние близкородственные браки «внутри домов» европейских феодалов.

Прерывая не такие уж важные и нужные ему самому размышления напарника, на пороге кухни, неслышно, как привидение, появилась Зоя, с мутноватыми, все еще переживающими выпавшие на её долю удовольствия глазами, взлохмаченными короткими волосами и плавными, чуть нетвердыми жестами. Она бесцеремонно, будто и не заметив этого, выхватила из рук Маринки стакан, изрядно хлебнула коньяку и, резко выдохнув после выпитого, сказала с легким разочарованием:

– Зря ты, Симон, тут отсиделся… я такого кайфа давно не помню… с тех самых пор…

Впрочем, не до конца погашенное плотскими удовольствиями чувство осторожности не позволило ей закончить фразу и выговорить, с каких именно времен она не помнит такого наслаждения.