Из-за кадра доносился чей-то непрерывный монолог. Говорили то тише, то громче, с выражением, будто зачитывая театральную роль. Поначалу голос слышался издалека, словно в комнате работало радио или телевизор, а потом неожиданно загремел прямо в ухо:
– Я? Тебе? – яростно спрашивала женщина кого-то, но явно не Бо. – Ничего не должна! Теперь я здесь живу! Да убери уже свою веревку! Убери, сказала! Иди в могилу. Спи!
Первой мыслью было, что она пьяна или не в себе. Но следующая реплика прозвучала по контрасту осознанно:
– Оль, Оля? У тебя что-то случилось? Ты же в Иркутске должна быть…
– Я не… – начала было Бо.
Собеседница снова взвыла:
–
Звуки стали глуше – наверное, выронила трубку. Бо показалось, что она слышит удары или что-то очень на них похожее.
– Мама, мамочка! – Детский плач. Того, первого звонившего.
– Я! Сказала! Спать! – Звон, словно металлом по батарее. Тоненький визг.
Оцепеневшая Бо замолчала, а о том, что Машенька продолжает говорить, догадалась только по движущимся губам.
Ребенок больше не кричал. Почему он перестал кричать?
Может, Бо внезапно оглохла?
Через мгновение все вернулось. Все, кроме детского крика.
Зато там был голос Машеньки – неприятно-монотонный, будто у диспетчера, объявляющего посадку на рейс, он раздавался дважды, в пространстве кабинета и в динамике, а потом Бо поняла, что и сама твердит то же: «Алло, вы меня слышите? Ответьте, пожалуйста!»
– Гуля, – всхлипнула вдруг женщина. И завизжала так, как Бо никогда в жизни не слышала: – Гулечка моя-а!
Последним, что донеслось оттуда, из неизвестной квартиры в неизвестном доме, где прямо сейчас творилось нечто ужасное, окончательное и непоправимое, стал грохот опрокинутого стула.
Телефонная трубка выскользнула из потной ладони Бо и глухо брякнулась об паркет.
– Она убила свою дочь?
– Теперь мы этого не узнаем, – веско отрезала Машенька, хотя сама тяжело дышала и вздрагивала, откатываясь в инвалидном кресле обратно к рабочему столу. – Разве что из новостей.
ebooksa