Полет Стрижа

— Андрей Казаков, третьи сутки между жизнью и смертью. Случайная пуля, в самом конце. В область увезли.

— Андрюха! — Стриж дернулся, застонал от боли душевной и физической. Он вспомнил лицо друга тогда, на даче. И почему-то голос при встрече на вокзале: "… на пару дней завернул".

"Вот и завернул на горе себе и родителям. И невесте".

— Да, а как Ленка?

— Ленка? Сорокина? В соседней палате.

— Что с ней?

— Плохо. Крупозное воспаление легких, истерический синдром. Она почему-то вбила себе в голову, что ты умер. Еле успокоили.

— Она мне жизнь спасла, из проруби вытянула.

— Знаю. И на себе тащила с полкилометра.

— Ну-ка, помоги мне встать, — потребовал Стриж.

— Какое вставать, ты что? Лежи. Знаешь, мы сколько в тебя чужой кровушки влили? Ого! Твоей почти не осталось.

— Помоги, говорю! — требовательно повторил Анатолий.

— О, Господи, что за упрямец!

Доктор помог Стрижу одеться в казенную, не по росту пижаму, потом подняться. Анатолий на секунду прикрыл глаза, переждал головокружение.

— Пошли.

Они доковыляли до порога.

— Ты к своей Ленке, что ли, собрался? — понял наконец Самойлов.

— Ну да.

— Так бы сразу и сказал.

Хирург подхватил Стрижа, как ребенка, на руки и ворча под нос что-то вроде: "Бараний вес, шестьдесят килограммов, и все сплошного упрямства…", прошел метров пять, не слишком вежливо, ногой открыл дверь женской палаты и опустил свою ношу на стул рядом с Ленкиной кроватью.