Полет Стрижа

Еще подходя к спортзалу, Стриж услышал знакомые глухие звуки ударов боксерских перчаток, грохот и звяканье штанги. Он заволновался — эти звуки снились ему годами, и сотни, тысячи раз видел он во сне невзрачное серое здание, канаты ринга, запах пота и талька. Первое, что он увидел, открыв дверь, — седой затылок Васильича. Тот обернулся, суровое лицо его дрогнуло, и Стриж понял, как сильно постарел «железный» тренер. Они молча обнялись. Васильич был на голову выше Анатолия, широкий, грузный. Со стороны казалось, что сын обнимается с отцом, да, собственно, так оно и было. Этот человек когда-то заменил ему отца.

Родители Анатолия Стрижова погибли во время взрыва на военном заводе, и с четырех лет его воспитывала бабушка. Но истинным наставником и отцом был он, «железный» Васильич, фанатик бокса и педагог от рождения и по призванию. Что он разглядел в щуплом восьмилетнем пацане, неизменно последнем во всех шеренгах? То ли врожденное упрямство в уголках большого рта, то ли стальной холодок воли в голубых глазах? Через этот спортзал прошли сотни парней, но только Стрижа он любил как сына — ведь своего ему бог не дал.

— Ну все-таки выжил? — спросил Васильич, в упор вглядываясь в лицо Анатолия.

— Цель была, Васильич, — глядя ему в глаза ответил Стриж.

— Трудно пришлось? — спросил тренер.

Анатолий кивнул, на секунду прикрыв глаза. Васильич снова обнял его. Стрижу нестерпимо захотелось разрыдаться на груди этого столь дорогого для него человека. Но мужское самолюбие заставило сдержаться, только ком в горле, да глаза заблестели.

— Ну а у тебя как? Вере Семеновне скоро уже будет год?

— Да, в мае.

Год назад у Васильича умерла жена, всегда привечавшая Толика Стрижова. Чувствовала она, что и муж относился к парню по-особенному.

— Я дом свой на тебя оформил, как умру — твой будет.

— Ты что, с ума сошел, Васильич?

— А, плохо, Толь, — он махнул рукой. — Пойдем, сядем.

Они прошли в угол зала, на скамейку.

— Сердце шалить стало, Толик. А родных у меня нет, сам знаешь.

И Васильич, и Вера Семеновна были из детдомовцев, там и встретились, а потом и жизнь вместе прожили.

— Тебе ведь все равно некуда идти, так что мой дом — твой дом.

Невольно он напомнил, что после смерти бабушки, на шестом году срока Стрижа, ее старшая дочь, тетка Анатолия, продала дом, в котором они жили.

— Не знаю, смогу ли в городе остаться, — сказал Стирж. — Мурай здесь?