Кожа потемнела, словно задубела, а ведь была молочно-белая, легко красневшая от смущения или смеха.
Русые волосы уже не торчат упрямым ежиком, а зачесаны назад, легкие залысины от вечной стрижки под ноль.
Прямой нос с простодушной «картошкой» на конце и все те же упрямые маленькие скулы. Рот для его лица казался большеватым, подвижным, слишком чувственным. Анатолий поймал взгляд, спросил:
— Ты чего?
— Смотрю, что от тебя осталось.
— Сейчас увидишь. — Он усмехнулся и снял свитер. Майка оставляла открытой руки, и они были ужасны. Все в белых уродливых шрамах, вдоль и поперек.
— Сам что ли резал? — не понял Васильич.
— Ну что я, дурак что ли? — даже обиделся Стриж. — Было дело, еле отбился. Но руки они мне попортили.
Хуже было вот это.
Он задрал майку и показал маленький шрам, скорее точку напротив сердца.
— Отверткой. Хорошо, перехватил руку, а то точно бы припороли.
— Как ты все-таки смог выдержать, а? С твоим-то характером.
— Цель была, — снова повторил Стриж и склонился над сумкой.
Завязывая на запястьях старые, изрядно побитые перчатки, Васильич заметил:
— А ты, я вижу, форму держишь. Все те же шестесят три с половиной?
— Полкило лишнего.
— Ничего, сейчас сбросишь.
Он еще раз оглядел Стрижа. При относительно небольшом росте у того были длинные руки, кулаки висели где-то ниже колен. Талию можно обхватить двумя ладонями, зато торс и плечи круто расходились вверх и поражали красотой мышц атлетической лепки. Покатые плечи, мощные бицепсы. Даже из-под майки было видно, как выпирают мышцы брюшного пресса.
— Ну что, тебе лучшего или послабее?
— Обижаешь!